Шахматист

Глава 9. Роковой ход

Я проснулся от во всю трезвонившего телефона. Звонил мобильник, домашний, но, самое интересное, что звонили и в дверь тоже.

— Что стряслось?! — зло закричал я.

Уровень моей агрессии взлетел до небес, когда я отворил дверь.

— Брюллов, какого ты трезвонишь?! — проорал я, даже не придав значение скорому приезду коллеги.

Но увидев его лицо, сразу сменил тон. Что-то произошло. Что-то очень серьёзное, и это было видно по его глазам, тем более, он примчался ко мне к 6 утра. Макс встревоженно произнёс:

— Трубку надо брать, Миша! Трубку!

— Да что произошло? — не понимал я.

Он включил телевизор. Девушка из программы «Новости светского города» безустанно читала текст:

— Сегодня ночью был убит глава полиции Невского района Дмитрий Владимирович Ордин. Вечером он заступил в патруль для охраны города от всем известного и наводящего ужас маньяка Шахматиста. Сегодня в 4 часа утра Ордин был найден мёртвым на улице Пролетарской, 29 с большим количеством ножевых ранений. Полиция не даёт никаких комментариев. Был ли это Шахматист или начальник полиции просто перешёл кому-то дорогу? Выясняют наши корреспонденты…

Макс выключил телевизор и произнес:

— Вот что произошло.

— Твою мать! Мы же с ним вчера разговаривали… — я выругался.

Я не мог понять, правда это или просто глупый сон. Я ущипнул себя. Больно. Значит, не сон. Придя в себя, я продолжил:

— Вскрытие провели?

— Нет. Но Лера уже приступила.

— Это… он? — спросил я, подразумевая Шахматиста.

— Да. Записка в руке, переодетый, не знаю, сколько там ножевых, но 32 найдётся. Ошибки быть не может. — расстроенно проговорил Макс.

— А письмо с собой?

— Я сфоткал. Отдал Саше на экспертизу.

— Молодец.

Он протянул мне телефон, и я начал читать:

«Добрый день, Михаил Алексеевич!

Я безмерно рад снова писать вам письмо. Я оставил вам подарок на Пролетарской. Не благодарите, не стоит. Мне безумно понравилось с ним работать, он вечно исключает любое движение, кроме диагонали, пытаясь всех обойти и стать первым. Ордин достаточно сильная фигура на нашей доске. Признаюсь честно, одна из моих любимых, конечно же, после короля. Ох уж это английское начало! Я жду вашего хода, Михаил. Ну, и ваших подопечных, разумеется. Вас слишком легко водить за нос, и это доставляет мне невероятное удовольствие.

С любовью, Шахматист.»

— Английское начало? — спросил я.

— О, это к Сергеичу. Я, если честно, понял только, что это слон.

— С чего взял?

— По диагонали ходит только слон и королева, но там написано «исключает любое движение, кроме диагонали». Остаётся только эта фигура.

— А пешка?

— Разве пешка — одна из самых сильных фигур на доске? К тому же, она ходит прямо и лишь съедает фигуру по диагонали, — растолковал Макс.

— Давно ты таким профи в шахматах стал? — решил разрядить обстановку я.

— Пф! Посидишь пару ночей с Сергеичем и его книжонками, сразу профи станешь! — возмутился Макс.

Я усмехнулся и предложил:

— Поехали уже! А то нас в участоке приструнит… — я задумался, — А кто?

— О, поверь, приструнит нас кто угодно! Хоть и жаль, что не наш злобный начальник… — огорчённо ответил Макс.

Он похлопал меня по плечу. Я постоял ещё пару минут и направился за товарищем.

Доехав до участка, я заметил невероятную суету. А главное, что на весь коридор раздавался чёткий, грубый, мужской голос. На секунду я подумал, что Дмитрий Владимирович всё же жив. Но нет. Я понял, что всё это время ошибался насчёт его тирании. Он был с нами столько лет, что я перестал замечать его значимость. В конце концов, именно он поддержал меня в деле Х… Мои мысли прервал Сергеич:

— Привет, парни. — он пожал руку сначала мне, потом Максу.

Я заметил, что глаза психолога слегка красноватые. Он не такой чёрствый мужик, как вам могло показаться. Для него потеря товарища значила очень многое. Их отношения с Ординым были в тысячу раз лучше наших. Дмитрий Владимирович никогда не указывал Сергеичу, никогда не отчитывал его. Они были друзьями, пусть и общались в основном вне работы. Я понимал, что Сергеич сейчас не в духе.

— Как ты? — произнёс через силу я.

— Пойдёт. У нас новый руководитель… — ответил психолог.

— Уже? Кто?! — шокировано спросил Макс.

— Болдырев Виктор Степанович. Ваше новое руководство, — произнёс уже знакомый грубый голос, звучавший на весь коридор.

Передо мной стоял мужчина лет 48, высокого роста, со вздёрнутым кверху носом, придающим всему лицу высокомерное выражение. Полные самомнения серые глаза под густыми широкими бровями сверлили нас через оправу очков. Тонкие сухие губы, острый подбородок и характерная, спрятанная за тонким слоем волос, залысина, создавали в целом неприятный внешний вид. На моё удивление, телосложение у нового руководителя было тощее и неказистое, так что полицейская форма ну никак на нём не смотрелась. Тем не менее, он продолжил, не дожидаясь моего ответа:

— Кто из вас Пассковский?

— А в чём, собственно, дело? — вопросом на вопрос ответил я, чётко обозначив свою персону.

— В кабинет ко мне. Соберите всех своих подчинённых. Даю вам 10 минут, — ответил Болдырев и зашагал в сторону бывшего кабинета Дмитрия Владимировича.

— И как вам новое руководство? — спросил я у ребят.

— Что-то мне подсказывает, что мы с ним не сработаемся, — саркастично произнёс Максим.

Через пять минут мы все сидели в кабинете. Кожаные кресла, шкафы и стол из тёмного дерева, бронзовая статуэтка Фемиды придавали кабинету серьёзность. Я уселся в кресло, Макс расположился рядом со мной на подлокотнике, Лера наблюдала за нами со стула, а Сергеич стоял поодаль у стены. Саша подошёл чуть позже и встал рядом с ним. В гробовой тишине начальник начал свой рассказ:

— Меня зовут Болдырев Виктор Степанович. Вы имеете право называть меня по имени-отчеству, но не обольщайтесь. Мне передали дело Шахматиста, и я намерен закрыть его как можно скорее. Следовательно, вы должны это исполнить. Вам везёт, что СМИ со своими способностями ничего не знают про письма, хотя дело и без того громкое. Все сегодня считают своим долгом поговорить о нашей некомпетентности. И я хочу, чтобы вы сделали выбор быстро.

— Что вы имеете в виду? — переспросил Макс.

— У нас двое подозреваемых, и один из них должен сесть в тюрьму, — обозначил позицию начальник.

— Логично. Боткова задержали по нескольким делам сразу, он, конечно же, сядет, — докапывался мой друг.

— Я говорю не об этом. Один из них — Шахматист. Сделайте правильный выбор. У вас есть время до вечера, — ответил Виктор Степанович и собрался уходить.

— А если никто из них не Шахматист? — продолжил Макс.

— Ну так сделайте из него Шахматиста.

Мужчина изобразил мерзкую гримасу, которая как бы говорила: «Бестолочи». Лера и Сергеич вытаращили глаза. Саша же внимательно слушал.

— Вы предлагаете фальсифицировать улики? — не успокаивался Макс.

— Я предлагаю решить эту проблему быстро, — перебил его начальник.

— Это бред! — встрял я. — Это статья!

— А ещё он сам по себе не исчезнет! Кто знает, сколько новых жертв будет! — добавила Лера.

— Рты закрыли! Не забывайте, с кем разговариваете. Я ваше начальство, а вы — мои подчинённые. Я даю вам приказ, не исполните к вечеру — все будете уволены, — выделяя главные слова, проговорил он.

Болдырев забрал сумку и направился к двери:

— И это всё наше знакомство? — злился Макс.

Начальник подошёл к нему вплотную и произнес:

— А вам что, нужен детский утренник? Ты начинаешь действовать мне на нервы. Не советую продолжать.

Дверь кабинета громко хлопнула.

— Урод! — крикнул Макс, запульнув папкой в стену.

— Макс, спокойно, — я одёрнул его за плечо.

— Мы же не станем этого делать? — спросила Лера.

— Конечно, нет, — спокойно произнёс Саша.

— У нас есть 12 часов, чтобы найти убийцу, — потирая лоб, вздохнул я, — Иначе найдут, но не его.

Повисла недолгая пауза. Первым заговорила Лера:

— Саша, что там по письму?

— Ничего. Совершенно. Он не оставляет следов. У нас нет новых улик, — растеряно проговорил парень.

— Так, ребята. Собрались и работаем. Я допрашиваю Боткова и провожу у него обыск вместе с Сашей. Макс, ты за Варавиным, допрос тоже на тебе, и про обыск в его квартире не забудь, — словно диктуя план, говорил я ребятам.

Макс кивнул. А я продолжил:

— Лера. Возьмёшь у Варавина анализ крови, выясним, мог ли он физически вчера совершить убийство. Так как в его медицинской карте указывает что он принимает снотворные препараты. Отчёты о вскрытии… последней жертвы сделать бы побыстрее. И как там дела с базой препаратов?

— Варавина в списке покупателей диазепама и феназепама нет, а вот Ботков есть, — показав бумагу, ответила девушка.

— Но он не мог совершить убийство. Он был в участке всю ночь, — возразил Макс.

— Боткова вчера навещала жена. Она собиралась ночевать в отеле и Дмитрий Владимирович решил её подвезти, — вдруг сказал Сергеич.

— Месть за мужа? Ладно, допустим. Надо проверить её алиби и камеры возле отеля, — добавил я задач.

— Я займусь этим, — выдвинул свою кандидатуру Макс.

— Саша. На тебе самое трудное. Про обыски я уже сказал, но все вещи из квартир тоже на тебе.

— Ну сегодня в лаборатории не я один, и мы сделаем это шустренько, — ответил огорчённо он.

— Нам нужно доказать невиновность обоих, если никто из них не убийца, тогда шанс сохранить работу увеличивается. И Сергеич… Все допросы в письменном виде, психотип предполагаемого убийцы и присутствие на допросах.

Стоя у статуэтки Фемиды, Сергеич молчал. Я отпустил всех выполнять обязанности, а сам неспешно подошел к психологу.

— Я понимаю, каково тебе. Но ради него стоит найти убийцу, — начал я.

— Да… — ответил он, покачивая чаши весов в руке богини, — Как тебе эти весы? Есть ли равновесие или закон так же слеп, как и Фемида? — рассуждал он.

— Закон не слеп. Он может ошибиться и сделать неверный ход, тогда одна чаша перевесит вторую, но другим ходом он всегда добавит на вторую чашу груз, что установит равновесие. Закрытые глаза — лишь непредвзятость. Разве не ты мне об этом рассказывал?

Я сам не верил, что это говорю. Но сегодня, как никогда раньше я верил в закон.

— Говоришь совсем как он… — уныло произнёс психолог.

— Сергеич, ради него нужно доказать эти слова, — утешал его я.

— Убийца пишет тебе. Потому что знает твои болевые точки, твои слабости. Он хочет разрушить тебя, уничтожить. Мой тебе совет, Миша, — береги дружбу. Когда ты забудешь про свою жену и детей из-за работы, и они погибнут в аварии, когда у тебя, казалось бы, никого не останется, лишь она спасёт тебя, подарив новую семью, — положив обручальное кольцо на стол, произнёс Сергеич, — Потеря такого друга навсегда разобьёт тебя. Как и меня. Я сейчас психолог, нуждающийся в психологе.

Две слезинки капнули в центр кольца. Я не успел ничего ответить. Он ушёл. Сергеич потерял гораздо больше, чем любой из нас. Пустой кабинет стал ещё более пустым. Я переложил кольцо со стола на чашу весов. Одна чаша перевесила другую.

В коридоре стояли ожидающие меня Саша и Макс. Сглотнув ком в горле, я произнёс:

— Предлагаю поехать всем вместе на обыск у Боткова.

— Согласен, в любом случае без Саши и его экспертизы наши допросы бесполезны, — согласился Макс.

— Вы меня переоцениваете, — засмущался Саша, — Поехали.

Он быстро поднялся наверх и взял всё необходимое, так что через 10 минут мы уже ехали в сторону обыскиваемого дома.

И вот он снова перед нами. Дом, где родилась лгунья, что вершила судьбами других людей, а главное, где жил монстр. Странно, что не под кроватью. Мы зашли внутрь и увидели мать Ботковой, она ждала нас уже пару часов, вернувшись из города домой.

— Добрый день. Я нашла, как вы и просили, соседей кто, сейчас находится дома. Вы не голодны? — спросила заботливая и разбитая вдребезги женщина, потерявшая дочь и мужа.

— Добрый день. Отлично, я вам очень благодарен. И спасибо, нам нельзя есть на рабочем месте. Пойдёмте, — открыв дверь в дом, я пропустил её вперёд.

Саша поставил чемоданчик и, взяв, инструменты направился на кухню.

Макс сел на стул рядом с Ботковой и начал объяснять ей правила проведения обыска, и что конкретно необходимо заполнить. Я же решил начать с кабинета. Войдя в него, я удивился.

— Не думал, что у Боткова такой дешёвый вкус, — сказал я как бы самому себе.

Белые кожаные кресла стояли возле стола под мрамор. На нём были разбросаны бумаги, ежедневники, ручки, а также стоял компьютер. Стены были коричневого цвета, под столом лежал ковёр. Такой ковёр был некогда у моей бабушки. Фу! В углу располагался достаточно симпатичный цветок, похожий на пальму, какие-то книжки, лежащие на полке; старомодные занавески на окне, в общем, всё, что обычно складывается в голове у людей, когда они представляют себе «кабинет». Я подошёл к столу. Среди бумаг не было ничего ценного: обычные квитанции об оплате счетов, какие-то документы, загранпаспорт. Он куда-то собирался? Я быстренько пролистал ежедневник и сразу прекрасно понял — вёл он его не для себя, а для жены. Никаких рабочих записей, ничего, связанного с ещё одним бизнесом, только номера телефонов. Среди них был мой, Макса, Ордина и Ветвитцкого. Всё логично: наши с Максом телефоны я оставлял при первом приезде, номер Ветвицкого уже выцвел и, вероятнее всего, остался со времён дел Марии. Но откуда номер Ордина — не ясно. Скорее всего, Дмитрий Владимирович сообщал им о смерти дочери. Я дёрнул ручку шкафчика. Закрыто. А вот это уже интересно. Я присел на корточки и внимательно осмотрел замок ящика. До меня его тоже кто-то открывал — об этом говорят царапины. Я взял скрепку с рабочего стола, разогнул и чуть прижал конец зубами. Вуаля! Самодельная отмычка. Конечно, она подойдет для взлома только такого простого ящика. Осторожно просунув в замочную скважину скрепку, я отодвинул защёлку. Но и в этом ящике также не было ничего интересного, лишь ценные бумаги, связанные с основным бизнесом Боткова. Пошарив по книжкам в шкафах и сейфе, пароль от которого дала жена, я понял, что тут нет ничего интересного. Уже собираясь выходить из комнаты, прихватив компьютер с собой, я заметил приподнятую досточку паркета. Я наклонился и внимательно рассмотрел её. Похоже на тайник. Поддев паркет, я обнаружил чёрные кожаные перчатки с белой меховой подкладкой, на которой виднелись тёмно-бордовые застиранные пятна.

— Саш! Иди сюда! — крикнул я в коридор.

Я звал только Сашу, но Макс в ту же минуту оказался возле меня. Саша посветил УФ-фонариком и с уверенностью произнёс:

— Это кровь. Чья именно, я смогу сказать лишь в лаборатории.

— Интересная находка, конечно. А вы что-нибудь обнаружили? — спросил я.

Саша гордо продемонстрировал стеклянные колбы с феназепамом и диазепамом.

— Прошу прощения, а кто их принимает? — спросил я, обращаясь к Ботковой.

— Мой муж. Он купирует приступы, примерно год назад ему поставили диагноз, — ответила она без нотки сомнения.

— Могу ли я поинтересоваться, какой? — спросил Макс с осторожностью.

— Эпилепсия, — испуганно проговорила та.

Повисла короткая пауза, после чего Макс продолжил:

— Сочувствую. Вы не знаете, откуда эти перчатки под вашей половицей?

— Н-нет. У моего мужа много секретов. Как выяснилось… — запинаясь, ответила она.

— Где вы были вчера ночью с 1:00 до 4:00? — спросил я.

— Спала в отеле. Дмитрий Владимирович подвёз меня, и я всю ночь была в номере. Вы меня подозреваете? — ужаснулась она.

— Я просто поинтересовался. О чём вы говорили с Дмитрием Владимировичем? — задал вопрос Саша.

— Я спрашивала про мужа. Узнавала о сроке, который ему грозит, и обо всём, что с этим связано, — ответила Боткова. — А говорите, что не подозреваете. — выражение её лица изменилось на осуждающее.

— К сожалению, у меня нет ответов в конце книги, где я мог бы подглядеть и узнать, кто убил вашу дочь. Это моя работа — подозревать всех. Так что, если вы не против, я продолжу её выполнять, — уже строго пояснил я.

Усадив Боткову в машину, я обратился к Максу:

— Что у тебя по вещдокам?

— Ну, я нашёл знакомые книги, — ответил он.

— Так себе находка, если честно. Я тоже могу сказать, что видел Ремарка на полках, но вряд ли это как-то поможет, — съязвил я.

— Ха-ха, очень смешно! Книги о шахматах, на которых обведены ходы, и один игральный набор. Либо он интересовался шахматистом, либо… он и есть шахматист.

— Ладно. Понял, — я осознал свою ошибку, усаживаясь в машину.

Через четыре часа я и Макс уже сидели в столовой, ожидая результатов экспертизы от Саши. Она, к слову, была выполнена с молниеносной скоростью, от чего я пребывал в шоке.

— Вот папка с отчётом, это экспертиза, сводка по видеонаблюдению отеля, в котором останавливалась Боткова, и анализ крови, её и мужа. Поехали на второй обыск? — протараторил он в спешке.

— Саша-а-а! Я восхищён и ущемлён твоей оперативностью! — присвистнул Макс, рассматривая бумаги.

— Пф! Профи. Поехали, надо всё сделать сегодня. Я люблю свою работу, хотя порой и хочется застрелиться, — отшутился он.

— Твой призыв к суициду будет сломлен премией, — ответил я.

— Надо почаще об этом говорить, видимо, — решил Саша.

Мы засмеялись. Макс дёрнул меня за плечо — это послужило знаком, что пора спешить. Все разошлись по своим делам, а я направился по коридору, за которым меня давно ожидал Ботков.

— Пассковский! — донёсся мне вслед знакомый мерзкий голос.

Я крепко сжал кулак и, выдохнув, фыркнул. Остановился и увидел своего «любимого» новоиспечённого начальника.

— Доложить о том, как продвигается расследование, — грубо произнёс он.

— Мы в процессе. Отчёты предоставляются в конце рабочего дня, не так ли? Займитесь своими делами, — посоветовал я.

— Не указывай мне, а то я не буду дожидаться вечера, и все вы вылетите отсюда к чертям собачим, — зло улыбаясь ответил он. — Я пришёл сказать, что конференция сегодня в 19:00. На ней вы объявите новые подробности дела. СМИ уже совсем людей перепугали. Так что вы его закрываете! Я ясно выразился? — спросил начальник таким тоном, словно мысленно уже ломал мои кости.

— Ясно. Я иду на допрос, так что вы отвлекаете меня от работы, — ответил я не менее ласково.

Болдырев не стал ничего говорить и лишь свирепо выдохнув (этот выдох напомнил мне лошадей, недовольных кормом), отправился прочь. Я, кстати, был этому очень рад, и довольный пошёл выполнять свои обязанности. Официальный допрос всегда проводится куда серьёзнее привычных нам, и, если быть честным, то я уже давно этим не занимался. В допросной сидел Ботков и двое полицейских, присматривающих за ним, и адвокат Боткова. Ожидали только меня. Я зашёл, снял пиджак и, хлопнув папкой по столу, включил запись.

— Начало записи. Ведётся запись допроса обвиняемого по делу № 3.45709, № 5.67321., а также № 1.03654 Боткова Александра Викторовича, 20.06.1974 года рождения, проживающего по адресу, соответствующему адресу прописки: пр. Космонавтов, 35. Для обвиняемого предоставляется адвокат на частной основе. Также ведётся видеонаблюдение, которое будет приложено по окончанию допроса. Все условия допроса соблюдены, есть ли возражения по условию его проведения? — протараторил я текст, который уже вызубрил наизусть.

— Никаких возражений нет, ни у меня, ни у моего клиента, — ответил за Боткова адвокат, одетый в строгий тёмно-синий костюм с несуразным красным галстуком.

— Так как возражения отсутствуют, приступим к допросу, — решил я.

Ботков сидел передо мной на стуле так, будто это он является представителем закона, совершенно не чувствуя никакого смущения.

— Господин Ботков, против вас выдвигаются обвинения по трём статьям Уголовного кодекса Российской Федерации. А именно: статья № 241, часть 2 «Организация занятия проституцией с отягчающими обстоятельствами», статья № 171 «Незаконное предпринимательство», она включает в себя ещё и 199 «Уклонение от уплаты налогов» и статья № 105, пункт А часть 2 «Убийство. Умышленное причинение смерти двум или более лицам».

— Убийство? Решили все пустые дела на меня повесить? — ответил он с наглым видом.

— Я прошу вас соблюдать этику при допросе, — грубо ответил я.

— Не стоит. Отвечайте спокойно и без эмоций, в суде они только препятствуют раскрытию правды, — прошептал адвокат.

— Вы осознаёте степень тяжести ваших деяний? — спросил я, проигнорировав всё сказанное выше.

— Не моих деяний, а выдвигаемых вами обвинений, — возразил Ботков.

Вот ведь жук! Не получилось надавить, я, в конце концов, не Сергеич. Но всё же я продолжил:

— Давайте начнём с рассмотрения главного дела с самым серьёзным обвинением. Статья № 105. При обыске в вашем доме были найдены четыре пачки с ампулами диазепама и восемь пачек с феназепамом. Можете ли вы объяснить, где и с какими целями вы приобретали данные препараты? — начал я.

— Я имею право не отвечать на этот вопрос, — продолжал дерзить Ботков.

Адвокат снова что-то прошептал ему на ухо, и Ботков ответил:

— Ладно. У меня диагноз: эпилепсия, если вы о таком слышали, — скорчив противную морду, уничижительным тоном проговорил он.

— Как давно вы принимаете эти препараты?

— Диазепам практически всю жизнь, а феназепам три года назад начал, по предписанию врача.

— Вот документация о наличии диагноза и официальные рецепты на выдачу препаратов, — адвокат протянул в файле всё необходимое.

Разглядывая врачебные выписки, я вспомнил одну необычную деталь.

— Господин Ботков, ваша жена сказала, что диагноз был поставлен вам только три года назад, но вы утверждаете, что пьёте препарат диазепам, как вы выразились, «всю жизнь». Как такое возможно?

— Я состоял с детства на учёте у психолога и мне выписывали диазепам для купирования приступов агрессии, — пояснил Ботков, разглядывая потолок.

«Бинго! Вытащили то, что нам нужно», — подумал я.

— То есть, вы могли в состоянии аффекта причинить кому-либо физические повреждения?

— Нет. Только себе! Я никого не убивал! — закричал Ботков, вскочив со стула.

— Присядьте, всё хорошо, — попросил адвокат.

— В вашем доме также были найдены чёрные кожаные перчатки с белой меховой подкладкой с тёмно-бордовыми застиранными пятнами. Проведя экспертизу жидкости, мы выяснили, что это кровь, принадлежащая вашей дочери Ботковой Марии Александровне. Как она туда попала?

— Я просто р-р-ругался с дочерью. Она поцарапалась и задела мои перчатки, — напугано проговорил тот.

Ничего глупее не слышал. Хоть бы оправдание тщательнее продумал. Я продолжил:

— Для чего вы хранили их под ячейкой паркета?

Я знал, что иду по верной тропе и скоро выясню то, что нам необходимо.

— Не можете объяснить? Кровь пропитала всю внутреннюю меховую подкладку, и, судя по составу крови, она — артериальная. Я не думаю, что вы так сильно и случайно ударили дочь.

Тишина.

— Тело вашей дочери было найдено рядом со съемной квартирой, в которой она проживала, и ваш номер телефона был зафиксирован в радиусе пяти метров от места преступления. Забыли телефон в машине? — наседал я.

— Это провокационный вопрос, который содержит в себе неконструктивность. Мой клиент отказывается отвечать, — возразил совершенно растерянный адвокат.

— Я не убивал свою дочь, — сдавшись, отвечал Ботков.

— Машина вашей дочери унесла с собой все следы. Но одежда, обнаруженная два дня назад рыбаками в этом же водоёме в тёмном целлофановом пакете, соответствует вашему размеру, так же, как и обувь, испачканная кровью Марии. Не всё смывается.

Он был на пределе, оставалось лишь ещё чуть-чуть надавить.

— Ваша машина простояла рядом со съёмной квартирой трое суток после убийства Марии, она зафиксирована камерой. Можете объяснить, почему?

— Я оставил её в пользование дочери, — потирая лоб и не поднимая глаз, проговорил Ботков.

— Ваша дочь ездила на собственном автомобиле, и вы это знали. Камеры на заправках и неподалеку от вашего клуба зафиксировали, как вы выходили вместе с ней из белой KIA RIO, принадлежащей вашей дочери.

— Её машина была сломана на тот период, — выдумывал на ходу Ботков.

— Правда? Наши технические специалисты не нашли никаких поломок в автомобиле Марии, тем более, что девушка в этот день приехала в клуб на своей машине, это сказали ваши же охранники.

Он яростно перебирал бумаги, выложенные перед его лицом.

— Ваши отпечатки найдены в квартире Марии. Как они там оказались? — продолжал я.

Допрашиваемый по-прежнему молчал. А меня это слегка нервировало.

— Ваше молчание вам не помогает, только усугубляет ваше положение, — напомнил я.

— Хорошо, я вас понял.

Ботков слегка помялся, вытер лоб и начал рассказывать:

— В тот вечер я был в нашем клубе. Маша как обычно… работала, я следил за порядком и, к сожалению, выпивал.

«Ну наконец-то! Вытянул все-таки», — радостно подумал я.

— Во сколько это примерно было?

— Около 3 часов ночи. В клубе было много людей, но я знал, что за Машей нужен особый присмотр, — не поднимая глаз, говорил он.

— Почему? — уточнил я.

— Она пыталась сбежать вместе со своей подругой. Я не мог её потерять, понимаете?! Маша была одной из самых прибыльных девиц! — сказал он, стараясь вызвать во мне зависть.

— Вы сейчас признаёте свою вину в преступлениях по статьям № 241, 199 и 171? — спросил я.

— Да! Да… Но я не убийца, и не сумашедший! — крикнул Ботков.

Я снова усадил его на место, а адвокат гневно дышал, понимая, что портит себе историю ведения дел. Но меня интересовал лишь рассказ Боткова.

— Мария хотела от вас сбежать, и поэтому вы за ней наблюдали. Что же вы заметили в тот вечер? — не сходил с истории я.

— Где-то в полчетвертого к Машке подошёл мужчина, явно не мой клиент. В костюме, туфлях, с аккуратной бородой. Он ничего не выпил, никого не заказывал, а сразу подошёл к Маше. Они, конечно, пошептались и вроде даже обнимались, но мужик этот быстро отдал ей деньги, и через пару минут его авто уехало вместе с ней, — словно вновь проживая тот вечер, говорил он.

— Вы запомнили номер автомобиля, на котором они уехали?

— Нет, я же был пьян практически в дрова! — возмутился тот, — Но это была белая Mitsubishi.

— Вы уверены в марке машины? — я засомневался.

— Да, я всегда такую хотел, можете уточнить у моих амбалов на входе.

Я кивнул и записал это в ежедневник, а Ботков продолжил:

— Я хотел сесть в машину, чтобы поехать домой к этой дуре и забрать её обратно на работу, но моему напарнику Артёму приспичило уехать, и кто-то должен был остаться следить за порядком, ну и ещё он был против пьяных поездок и отговаривал меня. И мне пришлось… задержаться. Если бы я тогда не стал спорить и был трезв, то Маша была бы жива…

— Хотите сказать, что из-за алкоголя не справились с эмоциями? — решил ускорить рассказ я.

— Нет! Я приехал, а Маша уже была мертва! Я был пьян и не сразу понял это. Было темно, кровь была практически не видна на асфальте, да и алкоголь, вот я и наклонился к ней, — оправдывался он.

— Вас не смутило, что она лежала посреди дороги в другой одежде?

— Я же говорю, я был пьян! Я был не способен мыслить, пока… не увидел свои руки в крови.

— И что же вы сделали? — спросил я.

— Испугался! Да, я испугался, чёрт подери! От чего моментально протрезвел. Я осмотрелся и увидел, что колесо моего авто наполовину в луже крови, рядом с Машей лежал нож, в её руке конверт, багажник её машины был открыт…

— Что-то было в багажнике?

— Да. Сумка с вещами. Она собиралась сбежать, а тот урод её убил! Не я! — кричал мужчина.

— Именно поэтому вы решили уничтожить все улики? — засомневался я.

— А что мне оставалось делать? Всё бы указало на меня! Если бы начали дело, то начали бы копать, нашли бы мой клуб, и я бы сел! — разозлился Ботков.

— Как конверт оказался в квартире?

— Я поднялся переодеться и спрятал конверт в её блокнот, забрал деньги из её шкатулки и ушёл, — растеряно проговорил он.

— Зачем забрали деньги и почему не все?

— Потому что они мне были нужнее. Это не имеет никакого смысла! Надев перчатки, я сел в её машину, взял свои вещи, нож и, выехав загород, утопил всё. Назад доехал на такси из поселка неподалеку. Свою машину испугался забирать и попросил друга сделать это за меня. Перчатки забыл утопить, и когда вы пришли с допросом, я решил их спрятать по-быстрому в кабинете под паркетом, а потом утопить. Я не мог поступить иначе. Маше уже было всё равно… а я ещё живой, понимаете, живой!

Он вскочил со стула и упал на колени, уверяя меня, что всё было именно так. Словно я что-то решал в этом деле. Какой же он всё-таки жалкий. Фу!

— Остальных трёх я даже в глаза не видел, а вчера я вообще был в участке!

— Ваша жена вчера ехала с жертвой в одном автомобиле, она могла это сделать, чтобы вы не получили пожизненное. А другие жертвы вполне могли бы послужить для вас попыткой обвинить Варавина, скинув всё на него, — развил свою теорию я.

— Ч… что? Нет, нет, нет! Её не трожьте! Я не убийца! Я не убийца! — он снова начал кричать и стучать по столу, бросаясь в мою сторону.

— Уведите, — произнёс я, обращаясь к охране, — конец записи.

Я нажал на кнопку OFF и вынул флешку из записывающего диктофона, а Ботков крикнул уже с порога:

— Вы же мне верите?

— Вы очень неумело играете в любящего отца, но трус из вас получается невероятный. Вам не жаль Машу, вы жалеете только потерянные деньги, которые она зарабатывала для вас.

Я ничего больше не ответил. Да и что я мог сказать? Слишком уж все действия Боткова глупы и оправдываются лишь алкоголем. Я не знал, верить ли мне в человеческую глупость и стечение обстоятельств или уликам, но знал, что меня ждал второй допрос — жены Боткова.

День еще не закончился, а я уже вымотался, но если я хотел остаться на своей работе и не осудить невиновного, всё это было необходимо. Поэтому, захватив по дороге чашку кофе, я вновь направился в допросную. Боткова выглядела расстроеной, надеялась, что это скоро закончится. Повторив все формальности, чуть изменив контекст, я приступил к главным вопросам:

— Вы были знакомы с Ординым Дмитрием Владимировичем до вчерашнего дня?

— Нет, — отвечала та.

— Вчера вечером вы уезжали из полицейского участка вместе с ним, и вы были последним человеком, кто видел его в живых. Расскажите, что было после того, как вы уехали?

— Он подвёз меня до отеля и уехал. Что рассказывать? — недоумевала женщина.

Я решил задать вопрос конкретнее:

— Куда вы направились после этого?

— В номер, легла спать, время было позднее, около 3 ночи, я долго просидела со своим мужем в участке, и только Дмитрий Владимирович уговорил меня поехать в отель, — рассказала, наконец, женщина.

— На ресепшине могут подтвердить, что вы не выходили из номера до утра?

— Да.

— На каком этаже располагался ваш номер? — спросил я.

— На втором. Какое отношение это имеет к делу?

— Вы могли покинуть номер другими способами, помимо главного входа? — проигнорировав её вопрос, уточнил я.

— Наверное. Я не знаю! Я сразу легла спать, — засуетилась она.

— Кто-то может это подтвердить? — чуть жёстче начал я.

— Нет. Но…

— В отеле есть камеры? — перебил я.

— Скорее всего нет. Это самый дешёвый мотель города, там номер с видом на парковку, — с отвращением вспоминала Боткова.

— О чём вы разговаривали с Ординым?

— Я выясняла, может ли мой муж избежать наказания за то, чего он не совершал. И он ответил, что каждый ответит только за то, в чём виновен.

— Он ничего не говорил про встречи с кем-то или, может, куда он едет?

— Домой, конечно. Ему некуда больше ехать, — с удивлением сказала та.

Она что-то пробубнила себе под нос и утёрла слезу.

— На конверте с запиской от преступника найдены ваши отпечатки. Можете ли вы это объяснить?

— С каким письмом? Я ничего такого ему не оставляла! — оскорблённо сказала Боткова.

— Под вашими ногтями найдена его кожа, и на одежде Ордина ваши потожировые следы, — выкладывая листы с результатами экспертизы, проговорил я.

— Мы с ним повздорили, признаю. Я отдавала ему… эээ… долг. Я ему должна ещё с начала этого года.

Женщина неловко улыбнулась.

— Вы же говорили, что не были знакомы с ним до этого, — подловил я.

— Да, но… Ладно! Я хотела дать ему денег, чтобы он помог мне уменьшить срок мужу, но он был категорически против, и мы поссорились. Но никакого письма там не было! Я оставила конверт с деньгами в машине и ушла.

Для себя я всё понял. Задав ещё парочку ненужных вопросов, я завершил запись и отпустил Боткову. Я могу понять отсутствие алиби и нечёткость мотива, но откуда отпечатки на конверте? Странно, очень странно… Забрав документы у Сергеича и немного побеседовав с ним о его моральном состоянии, я направился к Лере. Она сидела в морге и как раз доделывала необходимые мне бумаги.

— Ну, как успехи?

— Почти доделала. А твои? — ответила она, улыбаясь.

— Ох… Устал ужасно. Остался Варавин и конференция, и всё. Самый отвратный день в моей жизни подойдёт к концу. — пробудил я.

— Да ладно тебе. В любом случае, с документами Максу возиться, — мило отвечала она, подняв брови.

— Это да. С этим ему не повезло. Правда, спина болит от этих уродских деревянных стульев, — продолжил жаловаться я.

— Я, как единственный врач в этом помещении, обязана это исправить, — пошутила патологоанатом.

Девушка поднялась из-за стола, подошла и начала массировать мне плечи и руки. Как это было приятно. Наконец моя спина почувствовала облегчение! Но самое главное облегчение я ощущал от того, что мы наконец-таки нормально разговаривали с Лерой. Я уже забыл, какие у неё нежные руки.

— Ну что? Легче? — спросила она, выглядывая из-за моей макушки и прожигая своими прекрасными зелёными глазами.

Я кивнул. И поднявшись со стула, развернулся к ней. Я стоял близко к ней и полы её халата касались моих ног.

— Лер. Я…

Я не успел договорить. На телефоне высветился знакомый мне номер «Сашечка».

— Ты? — подходя к телефону, произнесла девушка.

— Я рад, что мы знакомы, — соврал я.

Она уже взяла трубку и радостно просияла в ответ этому Саше. Я забрал папку и, помахав рукой, ушёл. Конечно, я солгал, и хотел сказать совершенно иное, но был ли смысл? Наши с ней разговоры напоминают мне тающий ледник, который затапливает всё кругом. Время заниматься делом. Пойду перекушу и там подожду Макса с Сашей.

Прождав целых три часа экспертизы и поболтав с Максом об обыске, меня ждал ключевой и последний, слава Богу, допрос. Варавин сидел неподвижно, как кукла, и был настроен явно критично. Повторив ту же процедуру начала записи, я снова приступил к сути:

— Ваши отпечатки были найдены на теле третьей жертвы. Как они туда попали?

— Он мой отец. Я встретился с ним до его смерти, мы поссорились. Отрицать не буду, — уверенно проговорил юноша.

— Отчим. — поправил я, — Из-за чего произошла ссора?

— Я предпочитал называть его отцом. — возразил тот. — Он изменил моей маме.

— Чем кончилась ваша ссора? — устало спросил я.

— Он уехал в ЗАГС узнавать о процедуре развода, а я был дома. Я осуждаю отца за его поступок, но я любил его, — грустно проговорил Марк.

— Кто-то может подтвердить ваше алиби? — вновь спросил я.

— Камеры в подъезде и на магазине за домом, — чётко и по делу отвечал Варавин.

У меня сложилось впечатление, что он полностью чист. Варавин не увиливал от ответа и признавал ссору, при этом говорил чётко и уверено. Да и об отце отзывался очень тепло.

— Вы могли покинуть дом иначе, — утвердительно сказал я.

— Я живу на девятом этаже. Вряд ли я бы вылез в окно, да и во дворе всё напичкано камерами. Я спал. — произнёс Марк.

— В вашей квартире было найдено множество шахматных журналов, — продолжил я.

— Занимался раньше… Но разве это незаконно — хранить их дома?

— Также мы нашли отпечатки Ботковой на кухне и в ванной, — с уверенностью наседал я.

— Она приходила мириться со мной. Я виделся с ней исключительно из-за Тани. Только Таня верила, что в этой дуре ещё осталось что-то человеческое, — он ещё сильнее погрустнел.

— Когда вы виделись с Ботковой в последний раз? — уточнил я.

— Недели три назад. Я уезжал из города.

Варавин отвечал ясно и по делу. Не первый раз на допросе, знает, как себя вести, ну и ему явно нечего скрывать. Ничего особенного в его квартире нет, мотив у него мутный, а камеры Макс сразу глянул — на них его нет. Да и анализ крови, сделанный Лерой при задержании, показывает, что в крови много успокоительного. Он спал — я был в этом уверен. Я отпустил его под подписку о невыезде. Моя уверенность в вине Боткова была не полной, но времени не оставалось. Макс в скоростном режиме доделал документы, и вот спустя минуту мы уже разговаривали с нашим непревзойденным руководством.

— Молодцы. Можете же, когда хотите, — ответил начальник.

— Я не уверен, что это Ботков. Вам не кажется, что улик мало? Почему на его жене нет ни капли крови? На чём она добралась? Как убедила Ордина встретиться с ней ещё раз так поздно? — сомневался я.

— Она вполне могла убить его до этого и оставить труп в машине, а потом вылезти через окно и отвезти его на место, сымитировав убийцу, — сказала Лера.

— Ага, а почему на руле нет отпечатков? — недоумевал я.

Что-то внутри меня подсказывало, что он не виноват.

— Перчатки, — сказал начальник, — успокойся, сейчас представители СМИ приедут, и вопросы эти зададут они. Для спокойствия мы добавим мелкий штрих.

Он взял ручку, что-то дописал в деле и подложил пакетик с куском ткани.

— НЕТ! Вы что с ума сошли?! Это фальсификация! — закричал Макс.

— Успокойся! Всё будет хорошо, — ответил босс.

— Я ответственен за документы, оформление дела и передачу его в суд, а если… — со страхом проговорил Макс.

— Никаких «если», Брюллов! Успокойся, — произнёс он, увидев, как нас приглашают занять свои места, — Пойдём!

Макс засуетился. Я был против подделки документов, но решил, что это можно будет исправить чуть позже.

Конференция была невероятно скучной. Я отвечал на множество однотипных вопросов, но один из них выбил нас всех из колеи.

— Господин Пассковский, почему в письмах убийца обращается именно к вам? — спросила красивая журналистка с ярко-синим бейджиком.

«Что?! Откуда они знают про содержание писем?! — подумал я. — Так, спокойно. Без паники.»

— Серийным убийцам необходимо обращаться к одному человеку. Так проще, и так устроено их сознание, — ответил за меня Сергеич.

— Позвольте спросить, откуда вам известно содержание писем? — поинтересовался я.

— Сегодня нам в редакцию поступили их фотографии от неизвестного.

Я намекнул Саше сходить подать запрос на базу редакции, чтобы выяснить имя неквалифицированного работника, а девушка продолжила:

— Вы объявили, что закрываете дело Шахматиста, назвав виновным Боткова Александра Викторовича. Дело уже отправлено в суд, с завтрашнего дня оно начнёт рассматриваться. Что дало такой толчок в продвижении расследования? — продолжила журналистка.

— Никакого толчка не было. Мы очень долго и упорно трудились на протяжении всего этого времени. Думаю, мы на финишной прямой. Уверяю вас, город может спать спокойно, — подытожил я.

Конференция прошла быстро из-за нашей усталости, но не бесполезно. Кто-то крыса. И это плохо. Но! Мы отстрелялись. Жаль только моё предчувствие не переставало меня терзать. Хорошо, что хоть во время сна его нет. Именно этим я и занялся после такого тяжёлого дня.

Наступило утро следующего дня и я довольный приехал в участок. Все улики в суде уже проверили, и дата назначена. Боже, это самый лучший подарок для меня! Я и Максим были в хорошем расположении духа. Не успев зайти к себе в кабинет, я произнёс:

— Пойдём, сходим в кабинет к начальству, попросим премию!

— Моя любимая часть, — засмеялся Макс.

Шутка за шуткой, и вот мы уже в пустом кабинете начальника.

— Странно. Почему его нет? — спросил я вслух, подходя к статуетке Фемиды.

— Не знаю. Делает свои крысиные дела, наверное, — смеясь, ответил друг, плюхаясь на кресло.

На статуэтке Фемиды все также лежало кольцо Сергеича. Я успел только коснуться его пальцем, как вдруг дверь кабинета открылась.

Перед нами стоял высокий мужчина в форме, парочка лейтенантов полиции и наш перепуганный начальник, который указал головой на Макса.

— Брюллов Максим Андреевич, вы арестованы согласно статье № 303 части 3 УК РФ «Фальсификация доказательств по уголовному делу о тяжком или об особо тяжком преступлении», — произнёс мужчина, надевая на Макса наручники.

— Стойте, вы что-то путаете! — вступился я.

— Мы ничего не путаем, молодой человек, — грозно ответил мужчина в форме.

Я не успел ничего вякнуть, как моего друга увели из участка. Его усадили в машину, и я, подойдя к окну, крикнул:

— Макс — это ошибка. Я тебя не брошу. Я всех подниму на уши, скоро приеду. Обещаю, — убеждал я его через окно автомобиля.

— Не бросай Лену, ладно? Пока я…

Он замялся и замолчал. Его голова вжалась в плечи, и окно закрылось.

— Обещаю, — сказал я, чуть не плача.

Машина отъехала, а я подошёл к начальнику, который тоже был в наручниках.

— Какого вообще происходит?! — спросил я.

Он только тихо кивнул в сторону. Там несли тело, на рукаве которого был изображен слон.