Шестеро

Одинокие льдинки

Когда я вернулась домой, Эд все так же лежал на диване в своей комнате. Не уверена, что он вообще вставал куда-то или двигался с места. Пусть в таком состоянии, но он мне необходим. То, что сегодня произошло, вывело меня из равновесия. Сколько может выдержать человек? Когда, и без того переполненная чаша, полностью выплескивает наружу содержимое? Что будет с ней после такого? Сможет ли она хоть когда-то снова наполниться?

Я сидела и шепотом рассказывала брату о случившемся, а он молча слушал мой монолог. Все в его взгляде говорило за него. Эд с самого начала не хотел, чтобы я этим занималась, а сейчас его зеленые глаза буквально умоляли об этом. Если бы у него были силы, то он бы сейчас обязательно закричал.

– Прекрати это, – только и смог выговорить Эд.

Может, Филиппа и убил кто-то из нашей группы, но мне и правда нужно остановиться. И пусть мне казалось, что сделано недостаточно, все вокруг только и обвиняли меня в излишнем вмешательстве в расследование. Человек ничем не отличается в этом плане от собаки. У каждого есть место, где нам положено находиться. Зайдешь за территорию – поплатишься.

Приятно засыпать с мыслью о том, что для меня эта история окончена. Я написала Леониду смс, в котором попросила прощения, что вмешалась и поспешно согласилась стать консультантом по делу. Объяснила, что это – выше моих сил и влияет на меня с братом. Пожелала ему удачи в расследовании и закончила послание тремя точками в конце. Не потому, что намекала на недосказанность и продолжение разговора, а потому, что одной точки показалось недостаточно. Хотелось поставить в этом деле трижды точку и показать, что для меня отныне все кончено.

Наутро я увидела смс от Лео: «Уверен, так будет лучше. Ты уже нам помогла. Спасибо!». Наверное, рад, что никто больше не будет путаться под ногами. Сможет вести расследование, как ему угодно. И все же, меня не отпускала мысль, что мы почти стали единой командой. Еще вчера мы встречались в тайном полицейском логове, а затем мчались в больницу, где вместе допрашивали Элю. В очередной раз убедилась, что нельзя делать то, чего не сможешь повторить.

Напоследок мне захотелось показать Лилии рассказ Филиппа. Она обязана прочесть его историю, в некотором роде являющуюся исповедью.

Перед уходом я снова зашла к Эду. Он лежал на другом боку, а на тумбе не было оставленных ему с вечера таблеток. Это – хороший знак. Фазы депрессии у него всегда короче, чем маниакальные. Оставалось надеяться, что скоро ему станет легче, а меня к тому моменту уже ничто не будет связывать с расследованием убийства.

Через полчаса я оказалась на месте. Лилия вряд ли обрадуется моему приезду, как и вряд ли то, что поверит в слова Филиппа. Эта молодая женщина, похоже, знала его лучше, чем кто-либо другой. Людей, которые нас знают, трудно заставить поверить во что-то новое. У них есть устойчивый образ того, какими людьми мы являемся на самом деле. У меня не получится ее в чем-то переубедить, но я здесь и не для этого. Просто хочу дать возможность той, кто любила Липпа, прочесть его последние слова.

Странно то, что еще на подъезде к дому дверь показалась открытой. Так бывает, когда твои руки настолько заняты чем-то, что дверь приходится закрывать ногой или толкнув ее плечом. В итоге она так и остается не до конца захлопнутой. Заплатив таксисту, я, закинув на плечо сумку, поспешила к зданию.

Чем ближе оказывалась дверь, тем меньше мне хотелось ее открывать. Остановившись на полпути, я огляделась по сторонам. Такси уже уехало, по улице спешно проходили люди, не обращая внимания на меня и мир в целом. Почему она не закрыта? Лилия не могла не запереть ее на три замка, как сделала во время моего прошлого визита. Бесконечный поток мыслей прервался из-за плача ребенка. Звук определенно шел из дома, в который я так не решалась войти. Что происходит?

Набрав номер экстренной помощи, я направилась к двери. Детский плач усиливался. Это явно девочка, и она кричала лишь одно слово: мама. Я была готова нажать на «вызов», но сначала набралась смелости войти в дом. Бывают шаги, которые лучше бы никогда не делать.

Останься я у входа, то никогда бы не увидела Лилию, лежащую на полу в собственной крови, и Анну, сидящую рядом с ней в этой вязкой красной луже. Она едва ли дышала от истерики. За доли секунды я оказалась рядом с девочкой, чтобы подхватить ее на руки.

– Тихо-тихо, – говорила я ей, но все бесполезно.

Ее трясло от истерики, она прижималась ко мне во время очередного крика «мама», вырывалась и брыкалась, оставляя на моей одежде кровавые следы своими маленькими ручками и ножками. Когда я наконец-то нажала на «вызов», оператор, из-за криков Анны, не смог услышать меня. Пришлось снова посадить ее на пол и выбежать из дома, чтобы сделать звонок. Мимо проходящая женщина заметила на мне кровь и закричала «На помощь!». Вокруг уже успела собраться целая толпа людей. Когда я вернулась на улицу с Анной на руках, укутанной в первое найденное одеяло в доме, их скопилась целая толпа. Они все рассматривали нас, не решаясь подойти и что-либо спросить. Слышались их тихие перешептывания, кто-то говорил по телефону, видимо, с полицией.

Через несколько минут приехала скорая помощь. Из машины выбежали сразу трое и направились ко мне.

– Там девушка, – выдавила я из себя и жестом указала на дверь.

Анна продолжала хныкать и содрогаться, но уже тише. Я прижимала ее к себе так сильно, что боялась ей навредить. Мне хотелось спрятать ее внутри себя, чтобы она не увидела ничего из того, что будет происходить дальше.

Еще через пару минут подъехали несколько полицейских автомобилей, появился Лео и буквально побежал в мою сторону.

– Ева, ты как? Что случилось?

Я даже не знала, что плачу, пока не начала с ним говорить.

– Н-н-е, – меня трясло ничуть не меньше, чем ребенка на моих руках. Ее дрожь передалась мне, ее боль стала моей.

– Мне позвать кого-то из медперсонала тебя осмотреть? – он положил руку мне на плечо.

Вокруг шеи меня обвивали маленькие детские руки, перепачканные кровью, но мне все же лучше, чем Лилии. Нужно найти в себе силы заговорить. В голове буквы куда легче складывались в слова, а затем в предложения. На деле же, у меня получались лишь мычащие звуки.

– Я посмотрю, что там внутри, – сказал Лео, забегая в помещение.

Мне совсем не хотелось знать, что сейчас происходило в этом доме. Судя по тому, что я слышала, они боролись за жизнь Лилии. Через несколько минут ее вынесли на носилках и переместили в машину скорой помощи. Та мгновенно завелась и уехала. С нами остался еще один врач, который забрал у меня Анну, чтобы ее осмотреть.

– Сейчас подъедет другая машина. Мы заберем малышку, у девочки сильный испуг. Вы – родственница?

– Н-нет – дрожащим голосом ответила я.

– Понятно. Если хотите, можете ехать следом за нами, – сообщила женщина-врач. – Я так понимаю, увезли маму девочки?

– Д-да.

– Отец?

– Ее отец был недавно убит, сейчас ведется расследование, – ответил за меня Лео. – Мы поедем за вами. Девочка и мать будут в одной больнице?

– Да, но женщину сейчас доставят в операционное отделение. У нее ножевое ранение живота и большая потеря крови. Ей повезло, что вы приехали, – женщина посмотрела на меня с легкой ободряющей улыбкой на лице и отошла с Анной на руках в сторону. От ее доброжелательного выражения лица стало лишь хуже, ведь если бы я с утра не стала пить чай, не нанесла бы макияж или шла бы быстрее к дому, сейчас все могло быть не так плохо. Лилия могла потерять намного меньше крови, если бы я приехала раньше.

– Я хотела показать ей рассказ Филиппа, который написала для него Лола по его просьбе. Он решил поведать свою историю, рассказать, как все началось и закончилось. Липп не сказал ей о том, что произошло на самом деле. Мне хотелось, чтобы она знала… – у меня нашлись силы сказать несколько предложений, но после этого слезы брызнули с новой силой.

– Эй, Ева, успокаивайся. Все хорошо-хорошо-хорошо, – причитал Лео, поглаживая меня по спине.

Мы знали, что ничего хорошего на самом деле не происходит. После моей провокации на последней встрече группы, все закрутилось слишком быстро. На нас летел огромный снежный ком, угрожая каждому оказаться погребенным под толстым слоем снега. Лед под нами расходился по швам, все трещало, рушилось, мы все дальше и дальше отплывали друг от друга на маленьких льдинках. Кто-то откалывал нас друг от друга, обрекая на одинокую погибель, и я ничего не могла с этим поделать.