Шестеро

Уж на сковородке

Прошло чуть меньше суток с того момента, как я начала обо всем догадываться. И прежде чем об этом узнает кто-то еще, мне нужно убедиться в своих подозрениях. Вчера мне пришлось уехать на такси, сославшись на плохое самочувствие. Лилия и Лео отнеслись с пониманием и возражать не стали.

Вернувшись домой, я заперлась в комнате и достала папку, где хранила все материалы с наших встреч с ребятами. Еще никогда прежде мне не доводилось искать что-то с таким остервенением. Быстро перебирала одни листы, отбрасывала их в сторону и переходила к другим. Это продолжалось до тех пор, пока нужная бумага не оказалась в руках. Найдя заветную строчку в тексте, я легла на разбросанные документы, прижимая к груди один единственный листок. Совсем не планировалось пролежать в таком состоянии дольше минуты, но в итоге так я и уснула.

Проснулась с болью в спине, ибо хоть на полу и постелен ковер, кровать он заменяет плохо. В первые секунды пробуждения все забылось. Сознание окутал такой густой туман, что в нем было невозможно разглядеть все эти убийства, покушения, нападения и мои подозрения. А затем все резко прояснилось. По ощущениям похоже на неожиданную пощечину или сильный удар по затылку, когда в голове все мгновенно встает на свои места.

Накануне, перед тем, как вырубиться от бессилия, все думала о том, могу ли я и в этот раз ошибаться? Два человека могут любить одну и ту же песню. В этом нет ничего криминального. Или есть?

После двухчасового сна самочувствие не самое лучшее, а внешний вид не самый свежий, но я все равно направилась в центр, чтобы пообщаться с коллегой-психиатром. Эд по поводу моего раннего ухода ничего не сказал, лишь посмотрел на меня с укором. В его взгляде читалось: «Снова ты за свое». Да, братец, снова впутываюсь в то, откуда уже ни один раз пыталась выбраться, но оно, как трясина, каждый раз засасывает меня обратно. А я из тех, кто верит, что все твое – к тебе вернется. Вот оно ко мне и возвращается, раз за разом, подкидывая новые зацепки.

Этого врача звали Федерико (он – наполовину итальянец). Благодаря наличию у меня базовых знаний по итальянскому языку (в школе мне нравился один итальянский сериал, из-за которого я и начала его учить), в нашу первую встречу мне удалось произвести на него хорошее впечатление и практически сойти за «свою». Шутка. Мой итальянский просто ужасен, но его это почему-то позабавило, и он стал одним из немногих, кто хорошо ко мне относится. Ему около пятидесяти, опытный психиатр, работающий с различными формами шизофрении и с другими тяжелыми расстройствами. Такой специалист, как Феде, мог бы стать моим наставником во многих вопросах, но мне тяжело просить о таких вещах. Отчего-то кажется, что совершенствоваться в профессии следует самостоятельно, хотя вряд ли это – правильные рассуждения. В последнее время все чаще понимаю, как часто ошибаюсь.

– Здравствуйте, можно к вам? – я приоткрыла дверь его кабинета и заглянула внутрь.

– Certo!

Это итальянское «конечно».

– Вы всем так отвечаете или только мне?

Феде засмеялся, и усы на его лице после этого, словно зажили собственной жизнью.

– Только тебе, mia cara (моя дорогая).

Он специально говорил по-итальянски только самые простые выражения, уверенный в том, что их-то я точно знаю. Это так вежливо с его стороны, а ведь он мог бы легко унизить меня и отучить раз и навсегда показывать никудышные знания в других языках. Но Федерико так никогда не поступает.

– Чем могу помочь, Ева? – он при каждом удобном случае называл мое имя, будто ему нравилось произносить его, смаковать на вкус. Да и говорил он его как-то по-особенному, протяжно и с буквой Э – «Эва». – Неужели пришла к старику за советом?

– Да какой вы старик, – я махнула на него рукой. – Мы уже говорили о вашей пациентке, но у меня появились новые вопросы…

– Ах, какая ненасытная ragazza (девушка). Ну, давай, задавай свои вопросы.

– Почему с таким диагнозом она оказалась у вас? Вы же ведете пациентов с более тяжелыми расстройствами.

– Там такая непростая история… – Феде задумался и пару минут молчал, словно решал, имеет ли право об этом рассказывать. – Изначально я лечил другого пациента, ее сестру – Алису.

От этого имени по коже толпами пробежали мурашки. Я почувствовала покалывания в пальцах ног, от волнения пересохло в горле. Неужели это действительно происходит, и в этот раз кусочек крошки приведет меня к нужному человеку?

– У нее была параноидная шизофрения с депрессивно-бредовой симптоматикой. А, как ты знаешь, у таких больных довольно часто появляется упорная суицидальная активность… – Феде опустил глаза. – Я бы не хотел об этом вспоминать, да и не имею право вдаваться в подробности, но жизнь Алисы прервалась. Она покончила с собой чуть меньше года назад.

– Мне жаль. Тяжело, наверное, терять пациентов.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

– Надеюсь, тебе никогда не придется узнать, каково это, Ева.

Мы помолчали где-то минуту, а затем он продолжил.

– После смерти Алисы ко мне пришла ее сестра. Мы разговорились, и я понял, что она совсем не в порядке. Посчитал долгом ей помочь. Направлять ее к кому-то другому мне не захотелось. Так что я сам стал ее лечащим врачом.

– И вы считаете, что есть успехи?

– К чему весь этот разговор, Ева? – Феде с подозрением взглянул на меня, но я отвернулась.

– Последний вопрос. Ответьте на него, пожалуйста. От этого многое зависит.

– Говори.

– Вы сказали, что Алиса страдала параноидной шизофренией. Так, какие у нее были бредовые установки?

– Ева, я не могу, – психиатр отрицательно покачал головой.

– Возможно, мы на пути раскрытия преступления. Я все равно сообщу всю информацию полиции и то, что вы не скажете мне, вам придется сказать им. Так что, просто сделайте это сейчас.

– Ну, хорошо. Она считала, что чудом выжила после падения со сцены на одном из своих концертов. Алиса была уверена, что является солисткой в популярной рок-группе. Она еще постоянно напевала одну и ту же песню…

– Lithium, – закончила я за ним предложение.

– Откуда ты знаешь? – Федерико казался не на шутку напуганным и встревоженным, но объясняться времени нет.

Через каких-то полчаса я уже подъезжала к зданию полиции. Вряд ли Лео обрадуется моему приходу и очередному вмешательству в его дела. Почти уверена, что он запишет меня в параноики и не увидит никакой связи в истории, которую услышит. Хорошо, что мне сделали пропуск для консультанта в расследовании. Это вызывает у всех недоверие, но зато меня пропускают внутрь. За недолгое время коридоры в здании смогли стать родными, а ноги на автомате двигались к кабинету следователя.

Коротко постучала в дверь. В ответ раздалось громкое «Войдите!». Каждый раз на мой приход он реагирует по-новому. Сегодня, например, выглядит равнодушным: ни капли удивления и уж точно ни капли радости. Неужели до сих пор сердится на мои обвинения в бездействии?

– Не отвлекаю? – спросила я, надеясь не нарваться на конфликт.

– Нет. Сижу здесь с опущенными руками и жду, пока кто-то другой сделает мою работу.

Да уж. Очень по-взрослому.

– Оставим этот разговор. Лучше скажи, вы не нашли связи между Алисой и Филиппом?

– Алисой? – Лео заметно напрягся. – Ты говоришь о сестре Лолиты?

– Именно о ней.

Следователь громко хмыкнул.

– Они учились в одной школе. На этом связь заканчивается. У нас небольшой город, многие знакомы друг с другом лично или через общих знакомых. Ничего удивительного в этом нет.

– На этом связь вовсе не заканчивается, Лео.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Поясни.

– Алиса страдала параноидной шизофренией. Она считала себя солисткой известной рок-группы и постоянно напевала одну единственную песню, – я намеренно сделала паузу, подводя к самому главному. – Эту же песню Филипп пел Лилии на их свидании.

Повисло волнительное молчание. По лицу Лео заметно, как шестеренки в его голове крутятся с бешеной скоростью. Он открыл одну из папок и пробежался глазами по тексту на странице.

– Эту же песню Лола упомянула в письме, которое я попросила адресовать покойному Липпу.

– Думаешь, Лола могла считать Филиппа виновным в смерти сестры?

Я пожала плечами. Так считать мне совсем не хотелось, и до самого последнего момента, пока она сама не признается в этом вслух, я в это не поверю.

– Нужно с ней еще раз поговорить. Это, – Лео опустил глаза, – выглядит, как очень хорошая соломинка. Мы ухватимся за нее, потому что ничего другого у нас все равно нет.

Он вышел из кабинета, видимо, дать распоряжения по задержанию Лолы, а когда вернулся, посмотрел на меня очередным новым взглядом.

– Чувствую себя погано, если честно, – сказал он, садясь обратно за стол. – Еще до появления этого дела я собирался уйти из полиции. Эти мысли засели в голове после того, как получил тяжелое ранение, и у меня появилась эта раздражающая хромота. Мне всего тридцать два, Ева, но иногда чувствую себя на все шестьдесят восемь. И вот, когда я уже смирился со скорым уходом из этого места и начал строить планы на дальнейшую жизнь, тут появляешься ты и называешь меня непрофессионалом и никудышным следователем. Это вызвало во мне сильную ненависть к себе.

– Извини, но я такого не говорила. Лишь спросила, почему ты так быстро сдался.

– Подразумевала именно это. Я начал думать, почему так сильно разозлился, и наконец-то понял.

– И почему же?

– Я прошел долгий и непростой путь к этой работе, Ева. В начале ничего не получалось, все вокруг говорили, что не быть мне полицейским. А я уперся и смог. И вот, оборачиваясь назад, не могу простить себе того, что решил добровольно отказаться от этой работы.

– Значит, ты передумал уходить?

Он молча кивнул, а затем, как ни в чем не бывало, вернулся к работе: уткнулся в монитор и принялся набирать текст на клавиатуре. Я не стала его ни о чем расспрашивать, больше он точно откровенничать не станет. В последнее время мои слова каким-то сильным образом влияют на людей. Неужели я поумнела и стала мудрее? Вряд ли.

Через час нам сообщили, что Лола находится в комнате для допросов. Перед тем, как выйти из кабинета, Лео обернулся ко мне и улыбнулся.

– Хочешь в этот раз наблюдать не за стеклом, а побыть рядом со мной?

– Ты разрешишь мне присутствовать и задавать ей вопросы?

– Никаких вопросов, Ева. Сейчас распоряжусь, чтобы поставили для тебя стул в комнате.

Оставалось надеяться, что это облегчит беседу, а не усложнит. Будет крайне досадно, если из-за моего присутствия, Лола закроется в себе и не станет откровенничать. Когда мы вместе появились на пороге комнаты, она стояла у стены, прислонившись к ней лбом. Услышав шаги, Лола повернулась и, похоже, искренне улыбнулась мне.

– Сегодня на допросе будет присутствовать наш консультант по данному делу. Вы хорошо знакомы с Евой. Прошу всех присесть, – Лео расположился на стуле напротив Лолы, а я сидела сбоку, как бы в стороне от них.

Перед началом следователь, как обычно, разъяснил допрашиваемой ее права и порядок следственного действия. Я наблюдала за ее реакцией, но она оставалась спокойной. Интересно, это – невозмутимость или хладнокровие? Если Лола будет держаться так и дальше, то Лео ее никогда не расколет.

– Итак, Лолита, – он наконец-то перешел к самой сути, – у нас появились дополнительные вопросы к вам. Это касается вашей сестры.

Похоже, это и есть ее слабое место. Стоило ему лишь упомянуть Алису, как на лицо Лолы опустилась скорбная тень. Глаза ее потускнели на несколько оттенков, а уголки губ опустились вниз.

– Вам что-то известно про общение Алисы с Филиппом? – продолжил Лео.

– А они были знакомы? – Лола говорила ровно и спокойно, но на ее лице не появилось удивления. Похоже, мы не скажем чего-то, что сможет вывести ее на эмоции.

– По нашим сведениям они состояли в довольно близких отношениях.

– И откуда у вас такие сведения?

– Появился свидетель. Он учился вместе с Алисой и Филиппом в одной школе, – следователь настолько уверенно блефовал, что даже я начала ему верить, но Лола сохраняла каменное выражение лица.

– Может, и общались, – она пожала плечами. – В любом случае, моей сестры и Липпа нет в живых, чтобы подтвердить или опровергнуть слова вашего свидетеля.

То, как она умело выкручивалась, напоминая ужа на сковородке, выглядело подозрительно, но любой, кто достаточно собран и хотя бы немного знаком с законами, сможет уйти после этого допроса с высоко поднятой головой. Это – не арест, им нечего ей предъявить.

– Алиса действительно занималась музыкой? – Леонид неожиданно перешел на другую тему.

– Да. И она на самом деле пела в школьной рок-группе, пока та не распалась. – Лола повернулась ко мне. – Помнишь рассказ про Эли?

Следователь бросил на меня недовольный взгляд.

– Да. Он про твою сестру Алису? – спросила я.

– Все до того момента, как их группа стала знаменитой, – чистая правда. Все остальное – ее бредовые идеи, появившиеся из-за болезни. – Она явно хотела продолжить и рассказать что-то еще, но взглянув на Леонида, передумала. – Так что, да, она занималась музыкой.

– Филипп состоял в этой группе и чем-то обидел Алису, – следователь сказал это с такой интонацией, что трудно понять, утверждает он или спрашивает.

Лола непроизвольно среагировала на это. Я заметила, как она скрестила под столом ноги и сцепила в замок руки, но сказанное Леонидом никак не прокомментировала. После этого он задал ей еще с десяток вопросов, но ни один из них не привел к желаемой цели.

– Жаль, что такое случилось с вашей сестрой, – следователь выглядел искренним. – Вы можете идти, Лолита.

Прочитав и подписав протокол, она поднялась с места и, уходя, посмотрела на меня. Я чувствовала, что нужно идти за ней. Попрощавшись с Леонидом и заверив его, что не стану преследовать Лолу, вышла из здания полиции и направилась к остановке. Она уже ждала меня там.

– Я вызвала такси. Поедешь со мной? – спросила Лола и грустно улыбнулась после моего кивка.