Шестой прыжок с кульбитом

Глава 20

Глава двадцатая, в которой я видел секретные карты. Я знаю, куда мы плывём

В этот раз Лизавета Сергеевна обнаружилась на пляже. Раскинувшись в шезлонге, она принимала солнечные ванны. Пребывала Авдеева в гордом одиночестве и в одних плавках. У меня же футболка моментально промокла во всех местах сразу. Не курорт, черт возьми, а камера пыток! На это у Рекса имелось свое мнение — он весело гавкнул. Повел носом. А затем, сметая по пути пластиковый стул, рванул к бассейну.

— Что за порода такая дикая? — возмутилась Лизавета. — Колобок какой-то размером с медведя.

Да уж, точно подмечено. Ничего не поделаешь, крупная выросла собачка. И процесс еще продолжался. Я пожал плечами:

— Большой ребенок. Раньше мне казалось, что это обычная дворняга. А потом ветеринар поведал, что налицо все признаки тибетской собаки. Иначе говоря, монгольского волкодава.

— Ты специально на Тибет ездил, за этим кабаном монгольским?

— Нет, на улице нашел, — удивил я ее. — Так вышло. У этой породы есть еще одно название, «хотошо». В переводе на русский выходит «дворовый волк».

— Странный волк, запаха псины не слышно.

— Есть такая особенность, — кивнул я. — Если собачку не запускать, тогда она пахнет медом и луговыми травами. А зимой вообще не пахнет.

— Конечно, — поддакнула Лизавета ехидным голосом. — Она у тебя зимой в тропическом лете живет. Только не дворовый это пес, а скорее бассейновый. Поэтому и не пахнет.

Задвинув сумки под стол, я плюхнулся на соседнюю лежанку.

— Загораешь?

— Солнышко здесь полезно лишь утром и вечером, — сообщила она вполне мирно. — А днем дрыхну в домике под вентилятором.

— Почему не ночью? — поднял я бровь, наливая себе соку.

Авдеева задрала очки на лоб, чтобы я увидел ее прищуренный взгляд:

— По ночам работаю, — вздохнула она. — На тебя тружусь, как та рабыня на галерах.

— Ага, — не поверил я. — Не было такого поручения от рабовладельца, костьми ложиться.

— Я очень обязательная, между прочим, — в дополнение к вздоху Лизавета развела руками. — Раз обещала, надо делать. Ника с Лёлей пляшут на дискотеке долгими вечерами, никто мне не мешает. И доклад о причинах развала СССР постоянно крутится вот здесь.

Пальцем она постучала по гладко выбритому черепу. И этим вызвала очередной вопрос:

— А зачем опять постриглась?

— Парикмахер посоветовал. Если волосы перестали выпадать после стрижки, надо повторить процедуру. Закрепить успех, так сказать. И еще мне нравится чесать гладкую макушку, все равно зрителей нет.

— Кстати, где девочки?

— Спят еще, — буркнула Авдеева. — Но ты мне зубы не заговаривай, Бережной! Чего пришел?

— Поговорить, — честно признался я, расстегивая сумки. — Вот, раков тебе принес. Еще горячие.

— Ты сварил мне раков? — опешила Лизавета, окончательно выплывая из дремы. — Ну ни фига себе!

— Понюхай, — приоткрыв крышку, я намекнул о секретном рецепте: — Здесь не только укроп и соль.

Авдеева повела носом:

— Интересный запах. Чеснок, эстрагон, петрушка… Что еще?

— Еще помидор, лавровый лист, морковь, лук, острый перец и белый корень. И к рассолу добавлено два литра светлого пива.

А когда вслед за кастрюлей я достал бутылку шампанского, она изумилась еще больше:

— Цимлянское розовое? Как мило, Бережной. Ты не забыл мой любимый напиток?

— Конечно, все помню, — честно признался я. — С тобой мне было хорошо. Кстати, те женщины, которые любят шампанское, не страдают болезнью Альцгеймера и старческим слабоумием.

— Хм… Если хотел меня удивить — считай что удалось, — говорила Авдеева невнятно, потому что надкусывала клешню: — Но почему к шампанскому раки?

— А что еще прикажете? Фрукты у тебя и так есть, — хмыкнул я. — Между прочим, донские раки отлично сочетаются с шампанским класса «брют».

Уговаривать Лизавету не пришлось, с раками обращаться она умела. Энергично высасывая бульон, ловко подбирала икру и жир. При этом не забывала ходильные ноги, грызла каждую. Особое внимание Авдеева уделяла раковой шейке, эта лакомая часть поедалась в последнюю очередь. Горка скорлупы росла на глазах, только хруст оставался неизменным.

— У меня дома один котенок живет, — заметил я, — за раковые шейки готов душу продать.

— Губа не дура, — буркнула Лизавета, не отвлекаясь от дела.

Стандартные вопросы о здоровье показались мне лишними. Когда аура женщины сияет плотным фиолетовым цветом, ровным и насыщенным, дальше в эти дебри углубляться не стоит.

— И вправду сочетается, — прошамкала она, указывая пальчиком на опустевший стакан. — Оказывается, соленый рак и сухое шампанское — гастрономическая пара. Неспроста это, Бережной.

— Почему?

— Подлизываешься, гад такой! — воскликнула Лизавета сердитым тоном. — Зубы заговариваешь. Если сейчас скажешь, что снова продлил мне срок заключения на этом острове — прибью.

От Авдеевой пахнуло нешуточной угрозой, ведь именно это я собирался сделать. Мне пришлось отшатнуться и прижать руки к груди:

— Не бей меня, золотая рыбка! Я тебе еще пригожусь.

— А ты не зли меня, — буркнула она вполне серьезно. — Я же тебя насквозь вижу.

Мимоходом Лизавета коснулась металлической трубы, служащей опорой пляжному зонтику. Заметив мой взгляд, пояснила:

— Вот так разряжаюсь, Антоша. Каждые полчаса, иначе может жахнуть неслабо.

— Гм? — глубокомысленно отозвался я.

— Ты знаешь, тут мало развлечений. После ужина люди собираются на пирсе, там служитель кормит скатов. Приходит с ведром рыбьих потрохов, а скаты уже ждут, прямо на берег вылезают, рты разевают. И он туда, под клювик каждого ската, ловко так рыбу сует.

— Да, по телику видел. И что?

— Ну, телик это одно, а живой спектакль лучше. Раньше я всегда ходила смотреть. Теперь не хожу.

— Почему?

— Потому что скаты меня боятся! Чуют погибель, и улепетывают, как только я на пирс поднимаюсь, — хлебнув из стакана, она снова прихватила трубу. — И кушаю я здесь, мне девочки приносят. Никому так нельзя, а мне можно! Уже мхом вся покрылась…

Легкий треск разряда я услышал, но особенно меня впечатлили грозные молнии в фиолетовых глазах. Да уж, злить Авдееву — плохая идея. Лучше улыбаться:

— Последний раз продлил срок, милая! До конца недели, ей богу. Вопрос практически решен.

— Тогда сразу переходи к «итак, товарищи», — посоветовала она, звучно выцеживая бульон из панциря.

Возражать я не стал. Сообщил просто, без рекламной паузы:

—Лизавета, ты будешь работать консультантом у маршала Захарова.

На секунду она замерла.

— Маршал Захаров умер в январе 1972 года, — отложив очередного рака, Лизавета отодвинула тарелку. Затем вытерла руки салфеткой и даже рот промокнула. — Или ты умеешь пронзать не только пространство, но и время?

— Так вышло, милая, — снова согласился я.

— Понятненько… — буркнула она. — Значит, вот оно как. Раз, и тама?

— Где-то так. Впрочем, тама ты уже бывала. Абхазию помнишь?

— Помню плохо, тогда все было как в тумане, — ирония, блуждавшая в глубине фиалковых глаз, ушла. — Я много думала об этом. Но как-то не верилось, что у тебя все так просто. Значит, это была не обычная Пицунда, а прошлая?

— Прошлое возможно, Лизавета Сергеевна, — помедлив, я добавил то, пережил лично: — Иногда знакомое прошлое искажает настоящее и формирует будущее.

Авдеева не усомнилась. Что-то мне подсказывало: поверила она сразу. Сейчас Лизавета раздумывала о другом: надо ли ей лезть в тайну, которая может стоить головы. После недолгих метаний решила, что надо.

— Я себе это представляла иначе.

— И как же?

— Фантастику тоже почитываем, знаете ли, — она взмахнула стаканом. — Мне казалось, что будет огромный ангар, заставленный гудящим оборудованием. Везде камеры, под ними разгуливают автоматчики в камуфляже. Моргают лампы, бегают люди в белых халатах. И рельсы, уходящие в далекую стену. Там мерцает линза перехода, и к этому зеркалу дрожащего серебра меня везет дрезина. Я сижу в кресле, страшно боюсь — то холодно, то жарко. А ты что сделал? Вжик, обнял мимоходом, и дыши свежим воздухом у моря!

— Так то фантастика, — пожал я плечами. — А реальная жизни выглядит просто, как зимнее море в Пицунде — оно серое, а не лазурное. Знаешь, чем проще система, тем она надежней.

— Да уж, бедненькая система у вас. Ни аэрофлотовских леденцов «Взлетные» тебе, ни лимонада «Буратино», — Лизавета усмехнулась, а затем внезапно сменила тему: — Но отложим лирику, Бережной.

— Без проблем, — охотно кивнул я.

Она наставила на меня розовый ноготок:

— Всю сознательную жизнь я провела в прокуратуре.

— И что с того? — не понял я.

Авдеева сообщила эту «новость» с видом Марианны из мексиканского сериала «Богатые тоже плачут». Там девушке досталось большое наследство, но об этом никто не знал. В том числе и главная героиня.

Пришлось Лизавете открывать мне глаза:

— Я следователь, понимаешь? Я приучена спрашивать! А ты предлагаешь мне отвечать. И не кому-нибудь, а маршалу Захарову. Без всякого пафоса, это серьезная фигура.

— Согласен, — снова кивнул я.

— Он военный профессор и военачальник, дважды герой, а кто я? Маршал Захаров не побоялся Хрущеву возражать, а это был известный самодур. Блин, да он единственный, кто на свой страх и риск поднял войска округа по боевой тревоге, за два дня до войны. И самолеты велел переместить на запасные аэродромы, Сталина не испугался. Чувствуешь уровень? Матвей Захаров не только решительный командир, на фоне остальных он всегда отличался чувством юмора, не боялся быть резким и прямолинейным. Мемуары многих полководцев читала, везде мнение о Захарове однозначное: умный, эрудированный и требовательный. Иногда жесткий до грубости.

— Это плохо?

— Блин, да я такая же прямодушная правдорубка! — сделала она неожиданный вывод. — Может конфуз выйти.

— Надо держать себя в руках, милая, — мягко надавил я. — Или тебя в Генеральную прокуратуру СССР устроить? Варианты есть.

— Чего ты юлишь, Бережной? — возмутилась Авдеева. — Почему сразу не предложил прокуратуру? Отвечай!

Пришлось признаваться:

— Понимаешь, Лизавета, я тебя хорошо знаю.

— Думаешь, изучил? — она смерила меня скептическим взглядом. — Хм, знает он… Женщина временами сама себя не знает.

— Знаю как облупленную, — заверил я. — Все эти годы я интересовался твоей судьбой.

— Каким образом, интересно? — хмыкнула Лизавета.

— Были у меня знакомые, — не стал скрывать я. — Они и сейчас есть: судьи, прокуроры, чиновники. У всех бытовая техника ломается, знаешь ли. И еще люди любят судачить, косточки другим перемывать.

— Скандалы, интриги, расследования? — губы ее скривились в презрительной усмешке.

Разговору в ироничном ключе я не поддался.

— Кроме подсознания, у тебя яркое надсознание. То есть воля. Человек постоянно решает различные задачи, но не каждый человек способен контролировать высокий уровень психической активности.

— Чего контролировать? — она сделала вид, будто хлопает глазками.

Пришлось ее осадить, разговор пошел серьезный:

— Не ёрничай, Лизавета. Ты редкая умница, и с твоими дедуктивными способностями сможешь не только жуликов на чистую воду выводить. Однако характер у тебя скверный. И язык иногда бежит впереди сознания.

— Есть такой грех, — не стала спорить она. — Язык мой — враг мой. Ничего, когда надо будет — прищемим.

— Хм, — усомнился я.

— Вот что, милый мой, заканчивай морщить попу, — отрезала она. — Авдеева сказала, Авдеева сделала: больше грубить не буду. Давай-ка, излагай свой план поподробней.

Вместо рассказа я поднялся:

— У меня есть некоторые соображения, но об этом завтра.

— Почему завтра?

— Я хочу, чтобы ты всё обдумала. И приняла взвешенное решение, без спешки. Если ответишь согласием, мы спокойно все обсудим.