Школа темных искусств

Глава 1

Перекошенные доски двери тоскливо поскрипывали под когтями неведомых тварей, пытающихся добраться до такой сладкой живой плоти. Медный запах свежепролитой крови дразнил их обоняние, вынуждая снова и снова бросаться на преграду. Толстенное бревно, уткнувшееся в поперечный брус двери, ставшей последней преградой, пока что, не поддавалось, но оно явно выдержит больше чем сама дверь бревенчатой избы. Оно останется целым и когда последняя преграда рухнет, открывая дорогу неживым созданиям, стремящимся вонзить клыки в двух подростков, нашедших укрытие в заброшенном жилище.

Девчонка, лет десяти на вид, изможденная долгим недоеданием и последними днями, наполненными игрой в прятки со смертью, размазывала текущие, помимо воли, слезы, поминутно шмыгая распухшим от долгого плача, чумазым, носом. Парень, выглядящий чуть старше, но еще более исхудавший, валялся в дальнем углу, трясясь в ознобе. Украшенная глубокой рваной раной, чуть выше колена, нога, кое как, перемотанная грязной, набухшей от уже почти переставшей течь крови, тряпкой распухла и начала синеть. Почерневшие, вздувшиеся вены, что выглядывали из под остатков истрепанных, покрытых грязью штанов, пульсировали, словно живущие отдельной жизнью.

Мальчишка застонал и выгнулся дугой, отзываясь на, особенно сильную, лихорадочную судорогу. Глаза дергались под закрытыми веками, иногда совершенно в разных направлениях, будто запущенные по неровному склону шары для игры в кегли.

— Коска! — девочка рванулась было к брату, но особенно сильный скрежет когтей и заскрипевшая под нагрузкой дверь заставили ее, испуганной птахой, забиться в дальний от входа угол.

Единственная комната дома, еще несшая следы былой зажиточности: осколки покрытой глазурью керамики, железные инструменты, настоящее шерстяное одеяло на удивительной для простого сельского жилья деревянной кровати, стол, массивные лавки, окованный медью сундук, давно погасший очаг. Все укрыл толстый слой вездесущей пыли, обрывки паутины с давно высохшими коконами букашек, имевших несчастье попасть в ловчую сеть, и листьев занесенных проказником-ветром в покинутое в спешке жилье.

Смрад гниющей плоти, что сквозняком затянуло через невидимые щели, заставил девочку сжаться еще сильнее, хоть это и казалось уже невозможным, заткнуть уши ладонями и с такой силой зажмурить глаза что побелели веки. Мальчишка, терзаемый лихорадкой, снова выгнулся и глухо зарычал. Девочка знала что означает этот звук — ее брат скоро умрет. Яд, которым полны зубы мертвецов, убьет его. А после заката он встанет уже другим, чужим, страшным. Так было с их родителями, соседями, другими детьми… Из всех, кто имел несчастье жить в их деревне, спаслись только Коска и она. Каким-то чудом, им удалось сбежать от изменившихся людей, долгие недели скитаться по, ставшей такой неприветливой, земле, выискивая убежище, редко, очень редко питаясь подпорченными продуктами, постоянно пытаясь найти… Найти хоть кого-то из живых.

Почему так произошло девочка не знала. Ходили слухи, что их барон решил потягаться силами с соседом — таким же бароном. Какое-то время через их поселение проходили отряды воинов в блестящих доспехах из, настолько мелких, что не налезут даже на ее невеликий палец, железных колец. Потом вдалеке что-то громыхало. Пару раз мелькали разноцветные вспышки, разгоняющие ночной мрак. Затем случилось это. Все люди в деревне изменились. Поначалу они были неуклюжи и постоянно выли.

Испуганные видом соседа, с зажатой в зубах отгрызенной лапой какого-то пса, воющего, тянущего к ним покрытые засохшей кровью руки, дети, проведшие весь день в лесу, собирая ягоды для пирога, бросились домой. Лишь затем, чтобы увидеть как их отец копается во внутренностях их матери, запихивая в рот красные куски. Коска не растерялся и захлопнул дверь перед лицом сестры, но девочка успела увидеть…

Потом они бежали. Прятались в лесу, в подвалах, закапывались на ночь в пахучее сено, что скрывало их запах. Иногда удавалось разжиться едой, но редко, очень редко. Мертвые не торопились покидать свои обиталища и найти пустой дом, не попавшись при этом неживому взгляду было сложно. Пару раз замечали, таких же как они, беглецов. Один раз, прячась на каком-то чердаке, увидели, как такой беглец попался немертвым. Ему удалось отбиться и укрыться в соседнем доме, отделавшись укусом в плечо. Ночью он вышел изменившимся.

Детям везло, какое-то время. Затем они попались стае мертвых собак. Хвала всем богам, что со смертью звери утратили прижизненную скорость, но, и того что осталось, хватило. Коска, стремящийся запихнуть ее впереди себя в дом, как можно быстрее, запнулся и мертвый пес успел вцепиться зубами ему в ногу. Как ее брат смог отбиться девочка не видела, он почти сразу ввалился следом за ней, захлопнул дверь и подпер ее непонятно откуда взявшимся бревном. Она промыла его рану остатками воды, перевязала, но брат все равно быстро потерял сознание и начал трястись в лихорадке, из которой он уже не выйдет.

Пыль, которую уже много дней никто не тревожил, улегшаяся на разбитой, иссушенной солнцем дороге, бегущей промеж полей недозрелой ржи, злыми облачками взвивалась из под широких копыт мощного вороного коня. Если бы кто-то мог взглянуть на подковы, что защищали копыта этого красавца от излишнего износа, трещин и прочих неприятностей удивился бы серебряному блеску, непонятным, зловеще выглядящим символам, разбегавшимся по всем металлическим плоскостям, да и исполнение подков было очень далеким от общепринятого. Не виднелось никаких гвоздей, что должны крепить железный полукруг к роговой основе. Каждая подкова горделиво сверкала дюжиной острых, загнутых крюков, что, впившись в копыто коня, держались гораздо надежнее и, при этом, оставляли хозяину возможность, в одиночку, заменить их на что-то другое.

Наездник, на фоне скакуна, казался немного блеклым, невыразительным: запыленный дорожный плащ с капюшоном, потертые ножны, сейчас примотанные к седлу ремнем, частично скрытые тканью плаща, из которых выглядывала длинная, обтянутая кожей, простая рукоять и клыки загнутой вперед гарды. Человек, не чуждый военному ремеслу, смог бы опознать что рукоять принадлежит мечу-бастарду и удивиться отсутствию у его обладателя хоть каких-нибудь доспехов, кроме плотной кожаной куртки, усеянной сотнями заклепок. По обе стороны от седла свисали дорожные сумки, изрядно похудевшие за время пути, но еще не собирающиеся демонстрировать дно. Плащ, стянутый золоченой фибулой, ну не будет же кто-то использовать настоящее золото в дорожной одежде, иногда колыхался под порывами легкого ветерка и открывал чужому взгляду сапоги странной формы поблескивающие металлической оковкой. Ни заостренных носков, ни каблуков, ни шпор у обуви всадника не имелось, будто эти, не слишком высокие, сапоги вообще не предназначались для верховой езды. Перчатки мужчины тоже заслуживали отдельного внимания: украшенные шипами на костяшках пальцев, покрытые с тыльной стороны мелкой металлической чешуей, словно деталь от доспеха. Кто-либо встретившийся всаднику по пути и достаточно храбрый мог бы даже поинтересоваться, не наемник ли ты, добрый человек. А если бы этот встретившийся оказался еще и умным, то, разглядев фибулу, скрепляющую испачканный долгий дорогой плащ, втянул свой язык в самое глубокое место и, склонив голову, постарался сделаться как можно более незаметным и удалиться как можно дальше и скорее.

Крупную золотую иглу, способную, при необходимости, выступить в качестве стилета, скрепляющую толстую серую ткань, венчал крест в круге, украшенный скалящимся черепом. Люди старались не говорить о странниках с таким украшением. Если у тебя кто-то умер и ты желаешь почившему хорошего посмертия, если есть подозрения о появившейся нежити, если у тебя нет денег на то чтобы обратиться к церкви света… Много причин могли заставить начать разговор с этими мрачным людьми и быть уверенным, что тебя внимательно выслушают и, если причина действительно заслуживает внимания, помогут. Помогут бесплатно, ведь за их услуги платят короли. Служители света шипели и плевались ядом, но темная секта обращала на них не больше внимания, чем караван на беснующуюся мелкую шавку на обочине. Оплачивались их услуги соответственно: каждое королевство ежегодно отправляло немалую сумму. Немалую весьма относительно, ведь на церковь света каждое государство тратило больше, чем все они, вместе взятые, собирали на услуги секты служителей смерти. Но некромантам хватало.

— Метр, — коснулся уха всадника тихий шепот, — северо-западнее происходит кое что для вас интересное.

— Подробности? — равнодушный, каркающий голос, что мог принадлежать как юноше так и мужчине, разменявшему уже полвека, разнесшийся в тишине, показался бы странным стороннему наблюдателю, ведь чтобы услышать шепот его собеседника нужно быть магом. Любой другой решил бы, что всадник слишком долго пробыл в одиночестве и начал беседовать с самим собой.

— Двое живых и стая диких, что загнала их в ловушку.

— Кто-то смог уцелеть? — в спокойном голосе прорезался намек на эмоции, выдающий крайнюю степень удивления. — Веди меня.

Рука не коснулась свободно свисающих поводьев, но конь, спустя мгновение, свернул с дороги и, перейдя на галоп, понесся по заброшенному полю, совершенно наплевав на опасность переломать ноги. Незрелые колосья ржи с хрустом ломались под широкими копытами, блестя в красных лучах, щедро рассыпаемых закатным солнцем, мелкими рубинами выступивших капелек сока. Стая ворон, хриплым карканьем высказав все, что они думают о нарушителе их покоя, в черно-сером, крыльями развевающимся за спиной, плаще, придающим некоторое сходство с их пернатым племенем, черными стрелами взмыла в небо, описала пару кругов и вернулась к прерванному на мгновение разорению поля, которого уже вряд ли коснется крестьянская соха.

Солнце успело скатиться еще на палец, коснувшись горизонта раскаленным краем, когда в вымершую деревню ворвалась мрачная тень. Стая в полтора десятка тварей, осаждающая покосившуюся избу, скребя когтями по дереву двери, стремясь дорваться до такой сладкой живой плоти, одновременно, словно повинуясь неслышимому приказу, повернула подгнившие головы к новой добыче, в мутных, незрячих глазах разгорелось пламя предвкушения.

Самые резвые устремились к всаднику. Мужчина, резко взмахнул ладонью, будто отвешивая воздуху пощечину. Воздух стерпел, а вот немертвые твари оказались более чувствительны и отлетели на несколько шагов, сбив с лап вторую волну жаждущих свежего мяса.

В воздухе разлился жалящий звук свистяшего шепота. Над раскрытой ладонью полыхнуло зеленое пламя, складываясь в стремительно сменяющиеся символы. Ладонь сжалась в кулак и дернулась, будто обрывая гнилую веревку. Все действие заняло пару мгновений, но агрессивная нежить рухнула скошенной травой, прокатившись по земле еще несколько шагов и осталась лежать, как и полагается всякой порядочной падали.

— Ну и вонь! — мужчина скривился в гримасе отвращения, различимой даже под густой тенью капюшона.

— Вам ведь не привыкать, метр. — тот же невидимый собеседник не оставил раздраженное высказывание без внимания.

— Не привыкать. — согласился всадник, направив коня к дверям избы, вызвавшей столь бурный интерес бывшей нежити. — Но и нравиться мне это не стало. Ты мертвый, и не чувствуешь всей прелести того дивного букета ароматов, что распространяет упокоенная нежить.

— Это единственный плюс в моем существовании, мэтр.

— А как же подглядывание за девками? — спросил мужчина, хитро выгнув пальцы, тут же покрывшиеся неестественным зеленым огнем с хороводом проносящихся в танцующих язычках пламени знаков. Некромант встряхнул пальцами, будто только что мыл руки и теперь стремился избавиться от воды.

Огненные капли, сорвавшиеся с кончиков пальцев, дождем пролились на тела окончательно умерших собак, в одно мгновение раскрылись беззвучными бутонами пламени, пожирая гниющую плоть, обнажающиеся кости, оставляя лишь осыпающийся прах. Воздух сразу же стал намного чище, будто взбодрившись, избавившись от мерзко-сладковатого смрада.

— И толку? Мне было десять, когда я умер. После двух прошедших веков, так и осталось десять.

— Не учел. — мужчина одним движением спрыгнул с коня, оставшегося стоять эбеновой статуей, не шевеля ни хвостом ни гривой, отгоняя назойливый гнус.

Впрочем, насекомые и не стремились приближаться к лоснящейся, ухоженной коже.

Упрятанный в металл кулак грохнул в дверь, заставив ту ощутимо вздрогнуть.

— Открывайте!

Девочка не поверила своим ушам, когда их коснулся человеческий голос. Решила что померещилось от страха и отчаянной надежды что кто-то придет и спасет ее и брата. Кто-то сильный и добрый, как те жрецы света, что ежегодно приходили в их деревню в установленный день для проведения служений солнечному богу, проведения брачных обрядов и прочтения молитв-упокоений над могилами умерших за прошедший год, позволяющих душам отправиться к небесному престолу.

— Открывайте, демоны бы вас побрали! — хриплый, каркающий голос снова кинжалом разрезал установившуюся тишину.

Девочка внезапно осознала, что в дверь больше никто не скребется, да и запах разложения значительно ослаб. Испуганной птицей она вспорхнула из своего угла, метнулась к подпирающему дверь бревну, ухватилась ослабевшими от недоедания, исхудавшими ручонками.

Бревно не поддавалось, установленное достаточно прочно, с упором в удачно расположенную щель между досками пола, под напором пытающихся прорваться тварей, его заклинило намертво.

— Господин! — пропищала она плачущим, срывающимся от облегчения голосом. — Не уходите, господин! Тут бревно… Я сейчас!

Темный всадник, поморщившись от прозвучавшего обращения, отошел на пару шагов, поскреб давно не бритый подбородок бронированными пальцами.

— Она не справится. — прошелестел потусторонний шепот. — Они подперли дверь бревном, а теперь девчонке не хватает сил его сдвинуть.

— Отойди от двери! — кашлянул всадник короткой фразой.

Не дожидаясь исполнения приказа, да и неупокоенная душа, что уже несколько лет сопровождала его в странствиях, предупредит, если девчонка окажется недостаточно сообразительной, чтобы выполнять приказы мага раньше чем он закончит говорить, мужчина вновь зажег над ладонью призрачный огонь. Подождав пару мгновений, пока пламя, с пляшущими в его трепетных язычках символами, не изменит цвет на темно-фиолетовый, прицелился указательным пальцем и отправил в полет потрескивающий шар с его кулак размером.

Столкнувшись с преградой, сгусток агрессивного огня расплеснулся мерцающей пленкой, наполненной искрами крохотных молний, мгновенно впитавшись в старое дерево. Через пару ударов сердца дверь, оказавшаяся достаточно прочной, чтобы несколько часов сдерживать буйство беснующейся нежити, осыпалась трухой, подпирающее ее бревно рухнуло, взметнув облако все сильнее измельчающейся древесной пыли.

Некромант, хрустнув костяшками загибаемых один за другим пальцев, шагнул в полумрак заброшенного жилища, сослужившего людям свою последнюю службу, сохранив две крохотные жизни. Впрочем одна из них уже готова была вот-вот оборваться.

— Господин! — девочка метнулась к вошедшему мужчине, упав на колени. — Мой брат!.. — рыдания сотрясали тщедушное тельце, а дрожащая рука указывала под стену, где в судорогах бился не менее исхудавший мальчишка, выглядящий чуть постарше.

— Обращайся ко мне — мэтр Бернард! — мужчина грубо оттолкнул рыдающую девчонку, и шагнул к раненому мальчишке.

Размотав покрытые уже начавшей чернеть кровью тряпки и потратив несколько минут на осмотр раны, проводя на ней рукой светящейся меняющими друг друга оттенками, пару раз коснувшись груди и головы мальчишки, мужчина поднялся с колен.

— Нехорошо, совсем нехорошо. — покрывающая щеки щетина заскрипела под кожей перчатки. — Мало времени.

— Но вы ведь справитесь, мэтр. — коснулся его уха неслышимый голос.

— Не знаю, не знаю. Никогда не был силен в целительстве, все как-то больше наоборот. Все, не отвлекай меня!

Стремительным шагом некромант выметнулся из избы и почти тут же вернулся, неся в руках одну из седельных сумок. На неяркий свет заходящего солнца появилась бронзовая лампада, шкатулка дорого дерева с окованными металлом углами, под откинутой крышкой которой обнаружились стройные ряды небольших флаконов и набор тонких, даже на вид очень острых ножей, моток ниток из жил, пара загнутых игл, широкая кисть и пиала выполненная, судя по виду, из черепной крышки какого-то не слишком удачливого человека.

Бросив через зияющий пустотой дверной проем взгляд на солнце, уже наполовину скрывшееся за чертой горизонта, отмеряющее последние минуты до перерождения мальчишки в нечто поопаснее чем безмозглые четвероногие твари, загнавшие детей в это покинутое жилище.

— Девчонка! — каркающий окрик заставил сестру раненого вздрогнуть и поежиться от разгорающегося в глубине темных глаз отблесков пламени. — Мне нужна твоя кровь!

Странное чувство равнодушия опустилось на девочку, едва она поймала взгляд темного мужчины. Словно в полусне она сделала шаг, другой… Лишь чуть вздрогнула, когда отточенная сталь рассекла грязное запястье, и темно-алая, почти черная в сгущающихся сумерках струйка потекла в подставленную костяную пиалу.

— Достаточно. — шипящая фразы вырвала ее из странного состояния.

А может быть это сделали острая боль и жжение от пролившейся на ранку жидкости, остро пахнущей крепким ржаным вином и какими-то травами.

Кровь тут же прекратила вытекать из тонкого разреза, а сам он покрылся твердой коркой, словно прошло уже с пару дней. Девочка бросилась было было в свой угол, но внезапно накатившая слабость и головокружение подкосили ей ноги, заставив грохнуться на грязные доски. В костяном сосуде плескалась, покрытая пузырьками, красная жидкость, которой хватило бы на не слишком большой, но все-таки кубок. Ползком перебравшись подальше от их с братом «спасителя», девочка принялась наблюдать как из шкатулки появился флакон темно-зеленого стекла. Она до сих пор ни разу не видела ничего подобного, но слышала как взрослые обсуждают свои поездки в городок при крепости барона и там, иногда, проскакивали описания различных диковинок. В частности, ее очень поразил рассказ о кубке, будто бы из камня, но такой прозрачный, словно замерзшая зимой вода. Еще резануло любопытный детский слух непривычное слово «стекло». Частенько ей представлялось как ей, когда она вырастет, ее будущий муж преподнесет в помолвочный дар настоящие стеклянные бусы и как ей будут завидовать все девушки в деревне.

Маг меж тем продолжал непонятное действо. Загорелась бронзовая лампада. Пара капель мутной жидкости сорвались с края флакона, и исчезли в костяной пиале, заставив кровь вспениться и тут же опасть. Девочка испуганно наблюдала как в пиалу опустилась кисть. Как она коснулась дощатого пола, стремительными росчерками нанося непонятные символы, оставляя за собой след из шипящей, чернеющей древесины. Как, закончив с, жуткими даже на вид, знаками, мужчина поднял ее брата на руки и уложил прямо поверх сложного узора из десятков символов, после чего заключил и тело мальчика и колдовские знаки в широкий круг. Как все это вспыхнуло и загорелось ровным зеленым свечением, стоило кисти мага замкнуть фигуру…

Бернард торопился. Еще никогда не доводилось рисовать ловушку души с такой скоростью, одновременно, в нарушение наставлений мастера, наполняя кровь с каплей раствора серебра и некоторых особых трав своей силой еще на стадии нанесения узора, что, конечно, позволяло исправлять некоторые огрехи торопливых взмахов кисти, но и силу тянуло весьма ощутимо. Вот только мальчишка… У мальчишки не было времени чтобы дожидаться полного ритуала по всем канонам. Едва сядет солнце — проклятье нежити возьмет верх, и, учитывая искры дара, ясно ощутимые в деревенском мальце, в этой избе появится не тупой, поднятый стихийной магией, мертвяк, а весьма опасная тварь, которую не упокоить простым обрывом связующей с источником цепи. Пришлось бы поработать клинком, чего… не хотелось. Да и девчонка вряд ли обрадуется смерти брата и попытается его защитить, не осознавая… Не чувствуя…

Круг замкнулся и вспыхнул свечением магии смерти, свидетельствуя, что ошибки в символах, не взирая на спешку, он не допустил. Десять ударов сердца чтобы перевести дух. Солнце спряталось за темнеющий на горизонте лес. Успел.

Тело мальчишки выгнулось дугой и забилось в судорогах, невидимые обычным взглядом нити стукнулись о стенки колдовского круга, стремясь пробиться к источнику, соединиться с ним, передавая остатки жизненных сил и получая подпитку смертью. Напрасно. Из магического узора не каждый демон смог бы выбраться, а, учитывая что рисунок был нанесен родной кровью, душа тоже будет меньше стремиться покинуть изменяющееся под действием проклятья тело. Правда это произойдет только если мэтр позволит изменению произойти, чего Бернард допускать не собирался. Мальчишка еще пару раз дернулся и затих. Легкая часть закончена, все что заключено в круге, останется здесь же. Живым или мертвым… Это станет ясно позднее.

Девочка наблюдала за работой темного всадника, трясясь от ужаса. Она слышала потусторонний шепот, что зашелестел едва маг закончил чертить круг, слышала как что то незримое бьется, пойманной птицей, стремясь вырваться. Все тело мгновенно покрыл липкий пот, и одновременно ее колотило от холода.

Вот мужчина достал из складок плаща кинжал, поднес его к груди брата. Она собиралась было закричать, но остановилась: жуткая сталь не коснулась исхудавшего тела, лишь разрезав обрывки рубахи и штанов, обнажая обрисовывающую каждую косточку кожу. Кинжал, закончив расправляться с одеждой, пронесся по оставленной зубами мертвой собаки ране, вскрывая и расширяя ее. На проступившие сквозь истончившуюся кожу ребра опустился кристалл кварца, тут же запульсировавший красным светом, словно в такт биению сердца. Такому редкому, все замедляющемуся. Мужчина выпрямился, простер над мальчиком загоревшиеся зеленым огнем руки, зашипел что-то жуткое. Девочка чуть не вскрикнула, когда под кожей брата проступили отвратительно светящиеся болотной гнилью, рыхлые сгустки, стекающиеся к одному месту, повинуясь движениям рук темного колдуна. Теперь она не сомневалась, что мужчина — злой маг. Жрецы света рассказывали о них, будто они похищают души, проводят страшные обряды, общаются с демонами… Но сейчас колдун спасал ее брата… Она хотела надеяться на это, ведь никого больше рядом не было.

К девочке подкатился потрепанный кожаный мячик с два кулака взрослого мужчины размером, принудив отвести взгляд от жуткого действа, заставляющего сжиматься в страхе. Такими, сшитыми из обрезков негодной кожи, набитыми сухой соломой, играют деревенские дети, стараясь загнать неровный шар в яму, которую защищает команда противника. Подкатился и остановился резко, без причины. Качнулся в одну сторону. В другую. На покрывшей пол пыли начали появляться линии, складывающиеся в забавную улыбающуюся рожицу. Мяч снова покатился к ней и стукнулся о босую ступню. Испуганно дернув ногой, девочка отправила мяч обратно. Тот запрыгал было по полу, но почти сразу остановился, прокрутился пару раз и вновь покатился к ней, не позволяя оторвать глаз и перевести их к колдующему мужчине…

Из расширенной кинжалом раны вытекали отвратительные сгустки желтоватого гноя вперемешку с чем-то черным, пульсирующим. Бернард сплюнул бы от отвращения, если бы мог оторваться от произношения слов контроля, которыми, обычно, управляют поднятой нежитью. Сейчас боевая магия позволяла направлять по телу мальчишки ту плоть, что уже успела переродиться и не была в полной мере человеческой. Целитель справился бы с этой задачей намного лучше, просто подстегнув естественную защиту организма и напитав ребенка силой жизни. Вот только не направляют целителей на оценку самозародившихся источников магии смерти и их уничтожение, по возможности. А некромант мог действовать только так, поражаясь, что, только что, буквально «на коленке», придуманный, способ работает. Главное, чтобы мальчишка выдержал. Напитать его жизнью мужчина не мог — профиль не тот.