- Эдамо?
- Да.
- Бьювейс?
- Да.
- Крейн?
- Угу, - Крейн был комиком и никогда не лез за словом в карман.
- Керони?
- Да.
На виду у всех Брат Лайн наслаждался собой. Ему нравилось что-нибудь возглавлять, добиваться, чтобы все шло гладко, без сучка и задоринки. Он любил произносить пламенные речи о распродаже шоколада, о школьном духе. Мысли о последнем подавляли Губера. Даже после развала в комнате №19, он жил в режиме слабого, но не проходящего шока. Рано утром он вставал подавленным. Еще не открыв глаза, знал наперед, что обязательно что-нибудь в его жизни будет не так, и пойдет наперекосяк. И тогда вспоминал комнату №19. На первый день или даже на второй было какое-то возбуждение. Слухи о том, что разрушение в комнате №19 – результат задания «Виджилса». Хоть и никто не упомянул его имя, он видел себя героем-подпольщиком. Даже выпускники смотрели на него с благоговением и уважением. Парни из старших классов похлопывали его по плечу, если он случайно оказывался среди них – старый добрый знак почтения в «Тринити». Но дни проходили, и неловкость снова сажала его к себе на колени. Ходили слухи. Ими всегда полнилось это место. Они выходили далеко за пределы произошедшего в комнате №19. Распродажа шоколада была отсрочена на неделю, и Брат Лайн на одной из утренних молитв вяло оправдался: директор в больнице, очень много работы с бумагами и т.д., и т.п. Еще ходили слухи о том, что Лайна беспокоит затишье в расследовании дела комнаты №19. После того разгромного утра бедный Брат Юджин куда-то исчез. Одни говорили, что у него было нервное расстройство, другие – что умер кто-то из его близких, и он уехал на похороны. Иначе говоря, все это накапливалось в душе у Губера и по ночам не давало ему спать. Несмотря на всеобщее уважение, пришедшее к нему после той диверсии, он все равно чувствовал какую-то дистанцию между собой и остальными учащимися «Тринити». Все были просто в восторге от его «подвига», но почему-то никто не хотел с ним сближаться. Как не пытался, он не мог разглядеть ту невидимую стену, которая все время напоминала о себе. Как-то утром, он встретил в коридоре Арчи Костелло, и тот оттолкнул его. «Если тебя вызовут по этому вопросу, то ты ничего не знаешь», - сказал Арчи. Губеру не было известно, что на душе у Арчи, что его пугало или волновало после тех событий. Легкая тревога не покидала Губера. Он каждый раз ожидал, что его имя появится на доске бюллетеней, что его вызовут на беседу или даже выгонят из школы. Ему не нужна была лесть одноклассников. Он хотел быть просто Губером – играть в футбол и бегать по утрам. Больше всего боялся вызова для беседы с Братом Лайном, не зная, как сможет себя вести, стоя перед ним. Он подтвердит ответ, который увидит во влажных глазах того, или действительно сможет соврать?
- Гоберт.
Он понял, что Брат Лайн назвал его имя уже два или три раза.
- Да, - ответил Губер.
Брат Лайн сделал паузу, глядя на него вопросительно. Губер вздрогнул.
- Ты выглядишь так, как будто сегодня не с нами, Гоберт. По меньшей мере, ты сегодня не в духе.
- Извиняюсь, Брат Лайн.
- Говоря о духе, Гоберт, ты понимаешь, что эта распродажа шоколада для нашей школы является обычным мероприятием?
- Да, Брат Лайн, - он не был уверен в том, что Лайн не знает о его непосредственном участии в том разгроме.
- И что самое лучшее, Гоберт, то, что в этом мероприятии участвуют только учащиеся. Учащиеся продают шоколад. Школа только лишь руководит проектом. Это твоя распродажа, это твой проект.
«Дерьмо собачье», - прошептал кто-то так, чтобы Лайн не слышал.
- Да, Брат Лайн, - с облегчением сказал Губер, понимая, что Лайн настолько был занят шоколадом, что ему не было никакого дела до вины или невинности Губера.
- Так ты берешь пятьдесят коробок?
- Да, - сказал Губер с рвением. Пятьдесят коробок – это было много шоколада, но он был рад согласиться и выйти из зоны внимания Лайна.
Рука Лайна двигалась церемониально, когда тот записывал имя Губера.
- Хартнет?
- Да.
- Джонсон?
- Почему бы нет?
Лайн принял маленький намек Джонсона, как издевательство, потому что тот был в изумительном настроении. Губер подумал, почему бы и ему снова не быть в таком же настроении, как и у Джонсона. И удивился. Почему его так угнетала акция, связанная с комнатой №19? Было ли это разрушением? Главное, что столы и стулья были снова собраны в тот же день. Лайн с целью наказания решил возложить эту работу на выбранных им учеников школы, но это принесло обратный эффект. Каждый винтик, каждая деталь от стула или стола напоминала им о ночной диверсии, и они даже добровольно и с удовольствием согласились участвовать в сборке мебели. Так, где же страшная вина? В том, что Брат Юджин был так расстроен? Очевидно. Когда бы Губер не проходил мимо комнаты №19, то не мог удержаться, чтобы в нее не заглянуть.
Конечно же, класс Брата Юджина уже никогда не примет свой прежний вид. Мебель снаружи потрескалась и поцарапалась, и, казалось, что все снова без предупреждения готово развалиться на мелкие части. Разные учителя, пользующиеся этой комнатой, чувствовали себя в ней неуверенно, в ожидании очередного коллапса. Однажды кто-то из учеников посреди урока уронил на пол книгу, чтобы посмотреть, как учитель начнет трястись в панике.
Погруженный в свои мысли, Губер не заметил, как страшная тишина снова накрыла помещение класса. Но он ощутил ее давление, когда оглянулся и снова увидел лицо Брата Лайна, на которое возвратилась все та же привычная всем бледность, а в блестящих глазах снова заиграли солнечные потруберанцы.
- Рено?
Тишина продолжилась.
Губер повернул голову в сторону Джерри. Он сидел через три стола где-то в стороне. Тот сидел твердо. Локти лежали на столе. Он смотрел в пустоту, расстелившуюся где-то перед ним, словно был в трансе.
- Рено, ты здесь, или нет? - спросил Лайн, пытаясь обратить момент в шутку. Но его работа имела отрицательный результат. Никто даже не улыбнулся.
- Последним был назван Рено.
- Нет, - сказал Джерри.
Губеру показалось, что он ослышался. Джерри сказал это так тихо, лишь шевеля губами, что его ответ показался невнятным даже в этой мертвой тишине.
- Что? - полетело от Лайна.
- Нет.
Сконфузившись, кто-то усмехнулся. Это лишь значило, что затянувшаяся рутина на чем-то переломилась.
- Ты говоришь «нет», Рено? - спросил Брат Лайн уже раздраженным голосом.
- Да.
- Да, что?
Перемена характера смеха в помещении класса. Хихиканье, неизвестно откуда и фырканье – реакция класса на внезапную перемену атмосферы, что бывало очень редко.
- Надо мне немного разъяснить, Рено, - сказал Брат Лайн, и его голос снова взял под контроль ситуацию в классе. - Я назвал твое имя. Твоя реакция может быть любой: «да» или «нет». «Да» подразумевает, что ты, как и дюбой другой учащийся этой школы, согласен продать обязательное количество шоколада – в этом ящике пятьдесят коробок. «Нет» - и надо отметить, что распродажа сугубо добровольна, «Тринити» никого из вас не принуждает участвовать против вашего желания, это большая честь «Тринити» - «нет», подразумевает нежелание продавать шоколад, отказ от участия. Теперь, каков же твой ответ? Да или нет?
- Нет.
Губер уставился на Джерри в неверии. Был ли это тот Джерри Рено, который всегда выглядел немного озабоченным, немного неуверенным в себе, даже когда провел замечательный пасс, он всегда выглядел несколько смущенно – нужен ли был ему этот вызов Брату Лайну? Не только ему, но и традиции «Тринити»? Тогда, глядя на Лайна, Губер видел его словно на карточке фирмы «ТехниКолор»: прилив крови к его щекам, мокрые глаза, словно препарат в лабораторной мензуре. Наконец, Брат Лайн наклонил голову, карандаш заплясал в его руке, когда он делал какие-то жуткие пометки напротив имени Джерри.
Тишина, воцарившаяся в классе, была не похожа ни на что. Губер никогда такого раньше не слышал. Оглушающая, мрачная и удушающая.
- Сантусси? - назвал Лайн задавленным, хоть и стремящимся придти в норму голосом.
- Да.
Лайн поднял глаза, улыбаясь Стантусси, сверкая приливом крови к его щекам. Его улыбка напомнила ту, что иногда выплывает на безжизненных лицах биржевых игроков.
- Тейсир?
- Да.
- Вильямс?
- Да.
Вильямс был последним. В классе не было никого, чья фамилия начиналась бы на X, Y или Z. «Да» Вильямса зависло в воздухе. Больше никто ни на кого не смотрел.
- Вы можете взять ваш шоколад в гимнастическом зале, джентльмены, - сказал Брат Лайн, его глаза сверкали мокрым блеском. - Те из вас, кто считает себя честным сыном «Тринити». И сочувствую, тому, кто не с вами, - Ужасающая улыбка вернулась на его лицо. - Класс свободен, - сказал Лайн, хотя звонок еще не зазвенел.