Шоколадная война

22.

Брайан Кочрейн не мог поверить своим глазам. Он снова произвел тотальную проверку, просчитав все дважды, чтобы быть уверенным, что не пьян. Хмурясь и кусая карандаш, он взвешивал результаты расчетов: распродажа, которая должна была идти максимально быстро, на этой неделе резко пошла на убыль.

Что еще мог сказать Брат Лайн, и на что еще было способно сознание Брайана? Брайан ненавидел работу казначея. Она была нудной и нескончаемой, но, что в ней было самое неприятное, так это прямой личный контакт с Братом Лайном. От него веяло холодом. Убивала непредсказуемость его настроения. Он никогда ничем не был доволен. Его претензии и жалобы: «Твои семерки выглядят как девятки, Кочрейн» или: «Ты написал фамилию Салки неправильно – Салки пишется через «а»».

Незадолго до того Брайану повезло. Брат Лайн остановил проверку подсчетов дневного базиса, как будто уже знал результаты, которые бы его не обрадовали, и определенно хотел их избежать. В тот день результаты были нулевыми. Он велел Брайану подготовить ведомости, и тот ждал Брата Лайна. Когда он вообразил, как Лайн увидит их, то вздрогнул – на самом деле! Брайан как-то читал о том, как в исторические времена убивали гонцов, принесших плохие новости. Ему казалось, что Брат Лайн был как раз из тех, кому обязательно был нужен козел отпущения, а он был первым, кто мог бы попасть под горячую руку. Брайан сидел и вздыхал, устав от всего этого, желая находиться где-нибудь снаружи, где прекрасный октябрьский день и неяркое осеннее солнышко. Ему хотелось возвращаться домой на своей машине, которую очень любил: «Я и моя старая «Чеви»» - отец купил ему машину, когда только начались занятья в школе. Брайан мурлыкал песенку, которую за день до того слышал в машине по радио.

- Ладно, Брайан.

Брат Лайн умел подкрасться. Брайана аж кондрашка хватила, и он забыл, для чего здесь сидел. Лайн всегда оказывал на него дурное воздействие.

- Да, Брат Лайн.

- Сиди, сиди, - сказал Лайн, и сел на свое место за столом. Как и всегда, он был сильно вспотевшим: снял свою черную куртку, подмышками его рубашка была влажной, и тошнотворный запах пота ударил в ноздри.

- Подсчет нехорош, - сказал Брайан, отстраняясь, желая поскорее с этим закончить и уйти из школы, из этого проклятого кабинета, от удушливого присутствия Лайна. И вдруг, одновременно со всей этой вонью и грязью он почувствовал сладость триумфа – Лайн был такой мерзкой крысой, для которой одна две плохие новости всегда были кстати, для разнообразия.

- Нехорош?

- Продажа падает. Она хуже, чем год назад или два. А год назад квота была вдвое меньше.

- Знаю, знаю, - сказал Лайн со злостью, извиваясь на стуле, словно спокойного, неподвижного обращения к Брайану было недостаточно. - Ты уверен в своих расчетах? Ты не точно производишь сложение и вычитание, Кочрейн.

Брайан давил в себе раздражение. Он искушался взять папку с ведомостями и швырнуть ее Лайну в лицо, но воздержался. Не одному Брайану Кочрейну все это осточертело.

- Я все проверил дважды, - сказал Брайан, сохраняя спокойствие в голосе.

Тишина.

Пол вибрировал под ногами Брайана. Боксерский клуб работал в гимнастическом зале. Там, наверное, была разминка или что-нибудь еще.

- Кочрейн, Прочитай имена тех, кто выполнил или перевыполнил квоту.

Брайан достал список. Это было несложно, потому что Брат Лайн всегда требовал, чтобы результаты записывались, в том числе и в порядке по количеству проданного шоколада.

- Салки – шестьдесят два. Мерония – пятьдесят восемь. ЛеБланк – пятьдесят два…

- Медленнее, медленнее, - сказал Брат Лайн, отвернувшись от Брайана. - Начни снова и медленнее.

Брайан начал все сначала, произнося имена отчетливей, делая паузы перед именами и цифрами.

- Салки… шестьдесят два… Мерония… пятьдесят восемь… ЛеБланк… пятьдесят две… Керони… пятьдесят…

Брат Лайн кивал головой, словно слушал прекрасную симфонию, словно любимые звуки наполняли воздух.

- Фонтейн… пятьдесят… - Брайан сделал паузу. А сейчас только те, кто еще только делает квоту, и не выполнил ее.

- Продолжай. Многие продали более сорока коробок. Читай эти имена… - он смотрел куда-то в сторону, тело свисало со стула.

Брайан пожал плечами и продолжил, монотонно проговаривая имена, отмеряя паузы, занижая голос в конце каждого имени или цифры, что напоминало зачитывание имен «усопших» в тихом ритуале повиновения. Когда были названы те, кто продал сорок и более, он продолжил называть тех, кто успел продать тридцать, и Брат Лайн его не остановил.

- …Салливан… тридцать три… Чарлтон… тридцать две… Килли тридцать две… Эмброуз… тридцать одна…

Брайан вдруг кинул взгляд на Брата Лайна и увидел, как его голова кивала, словно тот общался с кем-то невидимым или всего лишь только сам с собой. Список перешел уже к тем, кто продал только лишь двадцать коробок шоколада.

Брайан снова поднял глаза и увидел, что Лайн продолжал сидеть и кивать кому-то сидящему в пустоте. Уже зачитывались фамилии продавших меньше двадцати коробок шоколада. Это был длинный список. Было удивительно то, как спокойно на это реагировал Брат Лайн. У Брайана пересохло в горле, и хрипота вернулась в его голос. Ему был нужен стакан воды, чтобы смочить сухость в горле и, заодно, облегчить напряжение шейных мышц.

- …Антонелли… пятнадцать… Ломбард… тринадцать… - он кашлем прочищал горло, ломая ритм и делая остановки. Он глубоко вдохнул: - Картир… шесть, - он взглянул на Брата Лайна, но тот сидел не шелохнувшись. Его сложенные вместе руки покоились на коленях. – Картир… он продал только шесть, потому что не был в школе. Аппендицит. Лежал в больнице…

Брат Лайн водил рукой, словно сказал: «Я понимаю, это неважно, продолжай». И наконец-то Брайан понял, что же было важно. Он увидел последнее имя в списке:

- Рено… нуль.

Пауза. Больше ни одного имени не осталось.

- Рено… нуль, - сказал Брат Лайн шипящим шепотом. - Можешь ли ты это описать, Кочрейн? Парень в «Тринити», который отказывается продавать шоколад? Знаешь, что произошло, Кочрейн? Знаешь, почему так упала распродажа?

- Не знаю, Брат Лайн, - ответил Брайан причитая.

- Этот парень стал заразой, Кочрейн. Заразой, болезнью, которую мы можем назвать ленью. Страшная болезнь. Трудноизлечимая.

«О чем он говорит?» - подумал Брайан.

- Прежде чем лечить, надо найти, где скрыта причина. Но в этом случае, Кочрейн, причина известна. Носитель болезни известен.

Брайан понял, к чему все шло. Лайн считал, что Рено был причиной и носителем болезни. Словно читая мысли Брайана, он шептал: «Рено… Рено…» - словно сошедший с ума ученый над чертежом страшной бомбы у себя в подземной лаборатории.