Шоколадная война

2.

Оби был слишком скучным, и этого было через край. Он был отвратителен и утомителен. Усталость занимала его всегда. Он хотел спать и постоянно зевал. И больше всего уставал от Арчи – от ублюдка, в отвержении которого ненавидел его всеми своими кишками, например, в данную минуту лишь за то, что тот был частью его скуки и усталости. С тетрадью и с заточенным карандашом в руке Оби взглянул на Арчи. Его взгляд был полон раздирающего гнева. Он застал Арчи сидящим на трибуне. Ветер трепал его светлые волосы, которые сверкали на солнце, украшая его лицо и чуть ли не в полный голос выдавая мысли о том, что Оби регулярно опаздывает. Арчи специально убивал время, задерживался, чтобы снова упрекнуть Оби в опоздании.

- Какой же ты ублюдок, - наконец с пеной на губах выплеснулось из Оби, словно «Кока-Кола» из бутылки после встряхивания. - Тебе никто этого не говорил?

Арчи обернулся и послал ему улыбку божественного ребенка.

- Иисус, - раздраженно пробурчал Оби.

- Не ругайся, Оби, - съехидничал Арчи. - Ты скажешь это при всех.

- Посмотрим – кто, что и при ком скажет. Не знаю, как твои нервы могут воспринимать всю обедню этого утра.

- Обедня этого утра не расходует нервы. А вот когда слетишь с катушек, почувствуешь это всем своим телом, парень. А я лишь буду хрустеть вафлями, продаваемыми фунт за доллар в Ворчестере.

Оби с отвращением отвернулся.

- И когда ты говоришь «Иисус», то имеешь в виду того, кто руководит тобой. А я вижу перед собой парня, шедшего по земле тридцать три года так же, как и кто-либо другой, но по схеме воображаемой каким-нибудь PR-котом… PR-человеческая общность… обстоятельства, которые тебе не известны, Оби.

Оби не выбирал ответ. Он и не собирался спорить с Арчи, столь скорым на слова. Особенно, когда в его голосе начинала прослушиваться ниточка одного из его настроений – колючего, как куст шиповника. Он называл людей котами, словно хладнокровный убийца или упакованный качек, презирающий всех и вся, на ком меньше мяса, чем на нем, словно он самый главный в маленькой паршивой средней школе, такой, как «Тринити».

- Исчезни, Арчи, а то будет поздно, - сказал Оби, стараясь вести себя с ним более-менее естественно. - Я сжигаю дотла один из этих дней.

- Не ной, Оби. Конечно же, ты ненавидишь свою работу, на которую спешишь, но и не прислушиваешься к собственному подсознательному страху. Вероятно, тебе есть, куда с нее слинять. Может туда, где покупатели будут плевать тебе в рожу, или же вместо этого ты будешь пахать в субботу до ночи – вот к чему ты идешь. И снова будешь отмывать объедки от тарелок в вонючей столовке.

Арчи был непредсказуем. Как он мог догадываться о неприязни Оби к тупой работе? Откуда мог знать, что особенно субботними вечерами Оби ненавидел рыскать по проходам супермаркета и убирать посуду за теми, кто поужинал в столь поздний час?

- Смотри. Я иду тебе на встречу. Ведь достаточно одного опоздания на полчаса и слов босса: «С тобой все ясно, мальчик Оби. Не сидится?» А затем он выкинет тебя на улицу и будет прав.

- И тогда, откуда же у меня возьмутся денежки? - спросил Оби.

Арчи махнул рукой, давая знать, что устал от этого разговора, видя психическое состояние собеседника, ведь он сидел всего лишь в футе или двух от Оби на белой скамейке. Удары по мячу слабым эхом отдавались в воздухе над футбольным полем. Пухлые губы Арчи собрались. Это означало, что, о чем-то думая, он сконцентрировался. Оби предвкушал грядущее изложение его мыслей, не скрывая ненависть ко всему, о чем тот думал, и наслаждаясь ею. Арчи мог поступать с людьми так, как ему бог на душу положит, и в то же время быть ослепительнее бриллиантового блеска, гордясь полученной в «Виджилсе» [4] должностью, сделавшей его легендой «Тринити». Но он же мог кого угодно довести до ручки своей жестокостью – небывалой, странной и эксцентричной, никому не причиняющей боли и не требующей применения насилия, но обескураживающей и кого угодно ставящей в тупик. Оби при нем не мог ни о чем думать. Он отгонял всякие мысли прочь, ожидая разговора с Арчи, и когда тот назовет чье-нибудь имя.

- Стентон, - наконец сказал Арчи, шепотом, ласково и с какой-то нежностью.- Кажется, его имя – Норманн.

- Правильно, - сказал Оби, небрежно карябая в тетрадке это имя. Только два с лишним на часах. В четыре Арчи может назвать еще десяток имен, восемь уже записаны у Оби в тетради.

- Задание? - ткнул Оби.

- Тротуар.

Оби позеленел, записывая это слово: «Тротуар»- такое невинное слово. Но что мог сделать Арчи с такой простой вещью как «тротуар» или с таким сложным парнем, как Норманн Стентон, которого Оби охарактеризовал, как персону с нахально-хвастливым характером, рыжими волосами и мутными глазами в желтых белках.

- Эй, Оби.

- Что еще? - спросил, защищаясь, Оби.

- Ты действительно собираешься опоздать на работу? Полагаю – ты на самом деле хочешь ее потерять? - Голос Арчи был мягким и заботливым, а глаза – вежливыми и лицемерными, что убивало каждого имеющего с ним дело. Перемены в его настроении были непредсказуемы. Он мог быть мерзким ублюдком в течение одной минуты и замечательным парнем все оставшееся время.

- Не думаю, что мне действительно стоит кого-либо бояться. Парень, который является хозяином заведения, в котором я работаю – друг моей семьи. Но, кажется, дело не в опоздании. Не спешу в это вникнуть. Похоже, у него есть что-то против меня, но это пока я не добрался до шара.

Арчи перешел к делу:

- Все правильно, с этим покончим. Рано или поздно ты доберешься до шара. Может, кого-нибудь нужно уволить и устроить твоему боссу интересную жизнь.

- Господи же, нет, - бросил Оби. Он содрогнулся от ужаса, осознавая, саму мерзость всего, что находится в руках такого ублюдка, как Арчи, не смотря на все его хорошие стороны. А еще были «Херши», которые все время должны были удовлетворять его страсть к шоколаду. Но, слава богу, Арчи не делал глупостей. Оби мог выдать интересную идею, что-либо обнародовать вслух, снабдить его ценной информацией – он был официальным секретарем «Виджилса» и знал, что действительно было нужно для Арчи. Картер, президент «Виджилса» – такой же ублюдок, как и Арчи, как-то сказал: «Делай его счастливым, Оби. Когда Арчи счастлив, то счастливы и мы».

«Два имени», - подумал Арчи. Его лицо побагровело и вытянулось. Он был достаточно легок для своего высокого роста. Когда он шел, то можно было поймать еле заметную вялость в его спортивной походке. Не смотря на то, что ненавидел спорт вообще, и сам никогда ничем не занимался, к спортсменам он относился с презрением, также презирал футбол и бокс, оба вида спорта, доминирующие в «Тринити». Спортсмены раздражали Арчи своей тупостью, своей неспособностью понять тонкости правил какой бы то ни было игры, если им в ней по неволе приходилось участвовать. Арчи избегал физического насилия (большинство его указаний были упражнениями для психики), поэтому от многого держался как можно дальше. Братья в «Тринити» хотели мира любой ценой. Им была нужна тишина в кампусе и целые челюсти. Иначе говоря, под небом места было недостаточно, что иногда ставило Арчи в тупик.

- Этот парень, которого называют Губером, - снова сказал Арчи.

«Роланд Гоберт», - записал Оби в тетрадке.

- Комната Брата Юджина.

Оби зло улыбнулся. Ему нравилось, когда Арчи впутывал Братьев в свои игры, для чего иногда требовалось немало смелости. И в один прекрасный день Арчи мог зайти так далеко, что сбивался с толку. Тем временем Брат Юджин был у дела и неплохо справлялся со своими учительскими обязанностями, на его уроках никогда не было скучно. К тому же, он был миролюбив, мягок и тактичен.

Солнце исчезло за налетевшими облаками. Арчи что-то вынашивал, снова изолируясь от окружающего мира. На футбольном поле ветер пинал клубы пыли. Его давно не засевали. Трибуны нуждались в покраске. Белая краска на скамейках вспучилась и начала облезать, напоминая язвы прокаженного. Тени футбольных ворот с гротеском растягивались по полю, словно кладбищенские кресты. Оби вздрогнул.

- Что за чертовщину обо мне думают? - спросил Арчи.

Оби ответил молчанием. Вопрос не требовал ответа, словно Арчи говорил сам с собой.

- Это чертово задание, - сказал Арчи. - Они думают, что это так легко, - в его голосе просочилась тоска. - И черный ящик…

Оби зевал. Он устал и чувствовал себя неважно, что с ним было всегда в подобных ситуациях. Он не знал, как себя вести, слыша страдание в голосе Арчи. Или же Арчи разыгрывал его? Он был непредсказуем. Оби испытал облегчение, когда Арчи, наконец, встряхнулся, словно пробудившись от кошмара.

- Ты не слишком помогаешь, Оби.

- Никогда не думал, что ты так сильно нуждаешься в помощи.

- А ты не думаешь, что я тоже человек?

- Ладно. Надо закончить с этим проклятым заданием. Еще одно имя.

Карандаш Оби заплясал где-то в тетрадке.

- Что это за парень, что несколько минут тому назад покинул поле? Его, кажется, удалили.

- Его зовут Джерри Рено. Новенький, - сказал Оби, листая свою тетрадь. Он искал «Р», чтобы найти фамилию Рено. Его тетрадь была настолько плотно исписана, что из нее, наверное, можно было узнать больше, чем из любого школьного журнала. В ней содержалась аккуратно закодированная информация о каждом, кто учился в «Тринити», и еще многое из того, что не всегда найдешь в официальных записях.

- Вот он. Рено, Джером Ай. Сын Джеймса Оур, аптекаря в Блексе. Новичок, дата рождения… нужно посмотреть, ему только стукнуло… четырнадцать… ой, прошлой весной у него мать умерла. Рак.

Информация была исчерпывающей, как ни в каком школьном журнале или протоколе внешкольных мероприятий. Но Оби закрыл тетрадь, словно опустил крышку гроба.

- Бедненький, - сказал Арчи. - Мать умерла.

Снова та же озабоченность в его голосе.

Оби кивнул. Одно из имен. Кто еще?

- Должно быть, ему нелегко.

- Правильно, - значительно согласился Оби.

- Знаешь, что ему нужно? - его голос был мягким, убаюкивающим, заботливым.

- Что?

- Обработка.

Это неприятное слово разбило в дребезги всю нежность в голосе Арчи.

- Обработка?

- Правильно, оставь его.

- Если без эмоций, Арчи. Ты видел его где-либо еще? Он всего лишь хилый паренек, новичок в команде. Тренер хавал его, как гамбургер. И вряд ли тут дело в умершей матери. На кой хрен ты сегодня заносишь его в список?

- Оставь его дурака, Оби. Он один из крепких. Ты не видел его поваленного, а затем ставшего на ноги? Стойкий и упрямый. Он бы так и остался лежать на траве, Оби. Но это не просто так, это тактика. Должно быть, у него на уме что-то другое, не касающееся его несчастной умершей матери.

- Ублюдок – ты, Арчи. Я сказал это раньше и говорю снова.

- Выкинь его, - ледяной холод в голосе, словно арктический ветер.

Оби записывал это имя, что еще не было похоронами, черт побери.

- Задание?

- Я подумаю о чем-нибудь.

- И только исчезни до четырех, - напомнил Оби.

- Это задание может поставить на место этого парня. Что хорошо, Оби.

Оби ждал минуту или две, с трудом удерживаясь от вопроса: «Ты уходишь от дела, Арчи?» Что у Арчи Костелло всегда лучше, чем у кого-либо, получается, так это выходить из воды сухим – всегда. Сложно было что-либо придумать.

- Только из-за артистизма, Оби. Это – искусство,ты знаешь. Возьми парня такого, как этот Рено. Особые обстоятельства, - он вслушался в тишину. - Закинь его в «Шоколадки».

Оби записал: «Рено – «Шоколадки». На этот раз Арчи может и не выйти сухим из воды. «Шоколадки», например, были хороши для дюжины заданий.

Оби взглянул на поле, где парни сцепились в схватке в тени ворот. На него навалилась тоска. «Пора со всем этим заканчивать», - подумал он. Он собирался, и чуть ли не начал проводить службы с Попом Вернером в церкви Святого Джоя, но вместо этого стал секретарем в «Виджилсе». Неожиданно. Но, черт возьми, он не смог рассказать об этом даже своим родителям.

- Знаешь что, Арчи?

- Что?

- Жизнь иногда навивает тоску.

Это была не самая худшая мысль, которую при Арчи можно было высказать вслух.

- Жизнь – дерьмо, - отрезал Арчи.

Тени от ворот определенно походили на пересекающиеся кресты, на невидимые распятия. «Верный символ этого дня», - сказал себе Оби. Если он спешил, то успевал на работу автобусом, отходящим в четыре по полудню.