XII

— Сегодня, Григорий, наш разговор не записывается, все микрофоны отключены. Мы просто поговорим. Согласны?

— Давайте, Джордж. Будем говорить по-английски?

— Нет, по-русски. Ваш английский ещё недостаточно хорош. А я хотел бы точно понимать то, что вы скажете. Вы говорили, что в коммунистическую партию вступили, когда вам было двадцать два года, и никогда не подвергали сомнению её идеи?

— Да, это так. Даже мысли об этом не возникало.

— Что заставило вас изменить своё мировоззрение?

— Непросто ответить. Это накапливалось постепенно, как соли тяжёлых металлов в костях. Первые сомнения появились во время раскулачивания. Я не понимал, почему у хороших хозяев, заработавших всё своими руками, отбирают имущество и высылают их, как преступников. Потом появилась статья Сталина о перегибах на местах, меня это как-то успокоило. Очень большим потрясением было начало войны. Как же это? Мы пели: «Броня крепка и танки наши быстры», а немцы уже под Москвой. Значит, что-то было не так, и все слова, что мы готовы к войне, ничего не стоили? Мы всё время говорили о дружбе народов, а целые народы Кавказа выселили в Казахстан. Загнали в теплушки и увезли, как скот. Чеченцев, ингушей, балкарцев. Семьями, со стариками, женщинами и детьми. Под тем предлогом, что они сотрудничали с немцами. Женщины и дети не могут ни с кем сотрудничать.

— Как вы узнали о депортации? Это сорок четвёртый год, вы давно уже жили в Москве.

— Узнал. Приезжали знакомые, рассказывали. Всем рот не заткнёшь.

— Но осетин, насколько я знаю, не тронули.

— Если беда у соседа, значит и в твоём доме беда. Так мы считаем.

— То, о чём вы говорите, знали в Советском Союзе все. Почему только вас это заставило переменить мировоззрение?

— Вы ошибаетесь, не только меня. Война многих заставила серьёзно задуматься. Знаете, какие письма наши солдаты писали домой в ответ на жалобы родных на трудную жизнь? «Потерпите ещё немного, мы скоро вернёмся и наведём порядок. Научим их Родину любить». И что? Вернулись и всё осталось по-прежнему. Каждый по отдельности понимает, что всё идёт не так, но срабатывает инстинкт самосохранения. Что я могу сделать, от меня ничего не зависит. Так думают, это общая беда России. Беда и вина. Профессор Танк сказал, что самое худшее качество немцев законопослушность. Она превращает народ в стадо, в рабов. Это же можно сказать о русских.

— Вы осетин, но считаете себя русским?

— Да, я русский. По складу мышления, по образу жизни, по рабской психологии, она сидит в моих генах.

— Сидит не очень-то крепко. Человек с рабской психологией не способен на такой поступок, который вы совершили. Я имею в виду ваш уход на Запад.

— В жизни каждого человек наступает момент, когда он должен принять решение. Чтобы не потерять к себе уважения. Я принял такое решение. Вот оно: неучастие в подготовке новой войны.

— Вы сказали, Григорий, что недовольство накапливалось в вас, как соли тяжелых металлов в костях. Это может продолжаться очень долго. Даже всю жизнь. Чтобы оно привело к действию, должно произойти какое-то событие, которое сделало бы это действие неотвратимым. В вашей жизни было такое событие?

— Да, было.

— Что это за событие?

— Совещание у Сталина в апреле 1947 года…

Загрузка...