Шпион

XXVIII

Дома Джордж Хопкинс ещё раз внимательно прочитал материалы Военного трибунала. Судьба подполковника Токаева и его жены была решена всего за час двадцать минут. И это произвело на молодого майора британской контрразведки неожиданно сильное впечатление. Он знал, что в Советском Союзе не устраивают, как в Великобритании, многомесячных судебных процессов над теми, кого считают государственными преступниками. Особые совещания, называемые тройками, отправляли в лагеря и приговаривали к расстрелу сотни тысяч граждан, заподозренных к нелояльности к советской власти, а иногда просто по доносу соседей или сослуживцев. Но одно дело знать, а совсем другое видеть, как это происходит на твоих глазах. Со времён Чехова и Достоевского Россия изменилась неузнаваемо. И это всего за несколько десятилетий, в масштабах истории ничтожный срок. Впервые майор Хопкинс осознал, какой чудовищной твёрдости монолит противостоит западному миру с его демократическими ценностями, которые были для него чем-то таким же естественным, как воздух, которым человек дышит. И его служба в контрразведке, раньше воспринимая им просто работой, которая ему по душе, приобрела новое качество — ту одержимость, без которой в науке невозможно достигнуть значимых результатов, а на государственной службе сделать серьёзную карьеру.

Через две недели Хопкинс приехал в усадьбу и постучал в комнату Токаева.

— К вам можно, Григорий?

— Входите, Джордж. Почему вы стучите? — удивился Токаев. — Обычно на допросы меня вызывает охранник.

Он поднялся из-за письменного стола с англо-русскими словарями и освободил для гостя стул.

— Допросов больше не будет, — объяснил Хопкинс.

— Вот как? Почему?

— Всё, что вы могли, вы уже рассказали. Или всё, что хотели рассказать. Посмотрите эти документы. Они на английском языке. Перевести?

— Попробую разобраться.

Токаев вернулся за стол и углубился в чтение. Иногда раскрывал словарь и искал незнакомое слово. Хопкинс терпеливо ждал, внимательно глядя на Токаева. По мере чтения резкие черты его лица становились как будто каменными. Закончив с приговором, он вернулся к протоколу заседания.

— Быстро управились.

— Да, всего за час двадцать минут, — подтвердил Хопкинс. — Вас это удивило?

— Нет. В Советском Союзе на меня потратили бы минут десять. Приговорили бы к высшей мере социальной защиты. Так называется расстрел. Я не знал, что издан указ об отмене смертной казни.

— Вы считаете, что двадцать пять лет лагерей намного лучше? Сейчас вам тридцать девять лет. Вы освободились бы в шестьдесят четыре года.

— Я не освободился бы никогда, — резко ответил Токаев. — Нет смысла думать о том, что лучше. Вы сказали, Джордж, что допросы закончены. Как теперь вы распорядитесь моей жизнью?

— С этого дня вы сами будете распоряжаться своей жизнью. И только от вас зависит, какой она будет. Я говорил о вас с руководителями Кранфильдского колледжа авиации, они согласились принять вас на должность научного сотрудника. Они занимаются тем же, чем вы занимались в московской академии Жуковского.

— Чем?

— Аэродинамикой летательных аппаратов. В том числе и ракет. Это проблематика вам хорошо знакома, не так ли?

— Как они могут принять на работу человека, о котором ничего не знают?

— Кое-что знают. Не всё, но достаточно, чтобы оценить вашу квалификацию. Вы спросите, откуда? От меня. Я проинформировал их о том, что им следует знать.

— Спасибо, Джордж. Вы всегда так заботитесь о своих подопечных?

— Мы помогаем политическим беженцам адаптироваться в новых условиях. Теперь ещё одно, — продолжал Хопкинс. — Жить вы будете недалеко от колледжа, на улице Джони Страт Сити. Мы сняли для вас недорогую квартиру из четырёх комнат. Поживёте там, пока не купите свой дом. И последнее. Вы не можете жить в Лондоне под своей фамилией, мы не исключаем возможности, что советская разведка предпримет попытки вас ликвидировать. Вот ваш новый паспорт, вид на жительство и разрешение на работу. Британское гражданство вы получите позже, это потребует времени.

— Какую же фамилию вы для меня выбрали? — полюбопытствовал Григорий.

Хопкинс протянул ему паспорт.

— Смотрите.

В нём стояло:

— Значит, я теперь Токати?

— Да, Григорий. И это очень надолго. Может быть, навсегда.

Хопкинс встал и не без торжественности пожал Григорию руку.

— Мистер Токати, добро пожаловать в Великобританию!