Шпион

XXI

За три недели до того поворотного для подполковника Токаева дня один немецкий учёный-ракетчик, работавший в Брауншвейгском экспериментальном научно-исследовательском центре, сообщил, что в развалинах центра, уничтоженного американскими бомбардировщиками, сохранилась большая часть архивов, которых немцы не успели уничтожить, он своими глазами видел документы и чертежи, размётанные взрывами по всей территории центра. Два офицера из группы Токаева в штатском выехали в Брауншвейг на разведку. Вернувшись, доложили, что сообщение немца подтверждается, разных бумаг на земле полно, а территория центра не охраняется. Брауншвейг находился в британской оккупационной зоне, центр на окраине города, патрули там не появляются.

Было принято решение вывезти архивы. Известный риск был, но рискнуть стоило. Выехали вечером на трёх машинах. Токаев на своей «Ганзе», капитан Квашнин на «виллисе», а десять оперативников СМЕРШа в крытом кузове грузовика. Все были в штатском, в потрепанной одежде, какую носило большинство немцев. К утру были в Брауншвейге и сразу приступили к разборке завалов. К людям, разбирающих развалины, в Германии давно привыкли, во всех городах этим занимались трудоспособные мужчины и женщины. Редкие британские патрули проезжали мимо, не обращая на работающих никакого внимания.

Часа через три стали попадаться первые разрозненные документы, их переносили в кузов грузовика, не разбирая. Потом разберут, для этого будет время. Работа продолжалась, документов попадалось всё больше. Но неожиданно развалины центра окружила военная полиция, под дулами автоматов всех положили на землю, а потом погрузили в автобус и под охраной привезли на военную базу. Начался допрос.

У всех участников экспедиции были документы советских военнослужащих. Токаева допрашивал английский капитан, довольно хорошо говоривший по-русски.

— Подполковник, вы и ваши люди незаконно проникли на территорию британской оккупационной зоны, — заявил он. — Это серьезное нарушение соглашения о разделе Германии. Только не говорите, что вы заблудились. Можно по ошибке заехать на десять километров, но не на двести. Вы все в гражданской одежде. Это заставляет заподозрить вас в шпионаже. Ваше счастье, что вы без оружия. Что вы искали в развалинах центра?

— Вы видели, что мы нашли, — ответил Григорий. — Кое-какие документы. Вам они не нужны, а нам пригодятся.

— Мне нравится, что вы не увиливаете от ответа. Что же мне с вами делать? Подождите, позвоню в штаб, получу инструкции.

Захватив документы Григория, капитан вышел, оставив задержанного под присмотром вооруженного солдата. Через полчаса вернулся.

— Вы свободны, подполковник. Приказано отпустить. Наше командование выразит советским оккупационным властям протест.

— А что с моими товарищами?

— С ними будем разбираться.

«Ганза» уже стояла на территории базы. Дежурный на КПП открыл перед ней шлагбаум. Григорий выехал на ведущий к Берлину автобан, радуясь тому, что он так легко отделался и не понимая, почему это произошло.

Капитана Квашнина и его оперативников освободили через три дня. Британское командование направило Главноначальствующему СВАГ маршалу Соколовскому официальный протест, на этом инцидент был исчерпан. Но не для подполковника Токаева.

Генерал-полковник Серов был от ярости вне себя.

— Какого хуя тебя туда понесло? — гремел он на Григория, стоявшего перед ним по стойке «смирно». — Ты что, не понимал, чем это может кончиться?

— Понимал, товарищ генерал-полковник. Но решил рискнуть. Документы Брауншвейгского центра могли представлять для нас очень большой интерес.

— А если бы вас перестреляли? Что бы я сказал маршалу Соколовскому?

— Не перестреляли же. Я специально приказал никому не брать оружия. Не повезло.

— У этого невезения может быть и другое название!

— Так точно. Я и сам об этом думал. Очень уж слаженно действовали англичане. Будто знали, кого они найдут в развалинах центра.

— Ты на что это намекаешь, Токаев? Что у нас в Каррхорсте предатель и он предупредил англичан о вашем появлении?

— Вы этого не допускаете?

— Не допускаю, у нас предателей нет! Ну что ты стоишь столбом? Вольно, садись. А я вот о чём думаю. Как-то очень быстро тебя отпустили. Остальных продержали три дня, а тебя сразу. Почему бы это, Токаев?

— Не могу знать.

— Та сказал, что капитан кому-то позвонил и тебя освободили. Кому он звонил? Какие инструкции получил?

— Не могу знать, — повторил Григорий.

— А не сказали ли ему, что ты свой и тебя нельзя задерживать?

— Что значит свой?

— То и значит. Нет ли тебя в их секретных списках?

— Товарищ генерал-полковник, если вы считаете меня английским шпионом, арестуйте меня.

— Если бы я считал тебя шпионом, пристрелил бы прямо здесь, в этом кабинете. Не дергайся, не считаю. Но согласись, что для таких мыслей есть некоторые основания. Всех держат три дня, а его сразу отпускают. Почему? Поневоле задумаешься. Ладно, Токаев, забыли, иди работай. Но ещё один прокол, и отправлю тебя в Москву. Мне здесь разъебаи не нужны. Свободен.

В тот же вечер Григорий сел за машинку и напечатал:

Генерал-майор Александров передал рапорт Серову. Тот разорвал его на части и бросил в корзину.

— Вот что, Токаев. Понимаю, что ты на меня обиделся. А зря. Всех подозревать — это моя обязанность. Ты по-глупому прокололся? Прокололся. Но я дам тебе возможность реабилитироваться. Собирайся, на днях летишь в Париж.

— Что мне там делать? — не понял Григорий.

— Работать. А что конкретно делать, тебе скажут.

— Но я не говорю по-французски.

— Те, кто тебя встретят, говорят. Хватит того, что ты говоришь по-немецки.

— И всё-таки, что я должен буду делать?

— Встретишься с Зенгером. И поговоришь с ним о ракетах. С тобой будут ещё три человека. Один водитель, двух других представишь учёными. Они будут молчать. А ты легко найдёшь с Зенгером общий язык.

— Уговорить его переехать в Москву? — предположил Григорий.

— Это был бы идеальный вариант.

— А если он не согласится?

— Дальше уже не твоя забота.

— Товарищ генерал-полковник, вы уже видели, какой из меня диверсант. Я не диверсант, я учёный. Пошлите в Париж кого-нибудь другого.

Серов нахмурился.

— Не понял. Ты что, отказываешься?

— Да, отказываюсь.

— Токаев, это не просьба, это приказ. Знаешь, что бывает за невыполнение приказа?

— Знаю. Вызывайте наряд, отправляйте меня на губу. Но этот приказ я не выполню.

— Мне говорили, что вы, осетины, упрямый народ. Но я не думал, что такой упрямый. Ты понимаешь, что это конец всей твоей карьеры?

— Понимаю.

— И всё-таки нет?

— Нет.

— Я тебе это припомню. Кру-гом! Убирайся из моего кабинета!

Григорий вышел. Он понимал, что для него наступают трудные времена. Но даже не подозревал, что они окажутся такими трудными.