Шрамы и песни

Глава 5

К двери моей спальни был приклеен желтый стикер.

У тебя выключен телефон. Это срочно. Набери мне — Итан.

Я вытащил телефон из кармана и включил его. Экран взорвался от голосовых сообщений и смс. Так ни одно из них не прослушав и не прочитав, я позвонил Итану. Он ответил после первого гудка.

— Шейн? Целый день пытаюсь связаться с тобой...

— Целый день? Приятель. Сейчас всего 10:30, в чем дело? — засмеялся я.

— Ты хоть одно сообщение прочитал? — раздраженно спросил он.

— Нет, только стикер на двери. А что? В чем дело?

— Мы в больнице. На Алекса вчера набросился парень той цыпочки. И он довольно сильно пострадал, — рассказал Итан.

— Что? Я выезжаю. Где вы?

— В Леноксе... Старик, кажется, ему сломали обе руки... ох... я схожу с ним на рентген. Он никакой. Мы все еще в приемной, — сказал он.

— Скоро буду.

Я как можно скорее запрыгнул в душ помыться. Схватил первую попавшуюся одежду и выбежал за дверь. Задрожал, когда на улице влажные волосы начал трепать холодный ветер. Скорее всего, если я пойду пешком, волосы превратятся в сосульки, поэтому я поймал такси и сел в первую же остановившуюся машину.

Доехав до больницы Ленокс-Хилл, я прошел через отделение неотложной помощи в сортировочный блок, где и нашел трех идиотов, сидящих на каталке за шторкой, просивших одну из медсестер протереть каждого из них губкой. И, конечно же, медсестра хихикала над ними.

Отодвинув шторку, я увидел сильно помятого Алекса, по обе стороны от которого сидели Итан и Брейден. Выглядел он ужасно. Губа разбита. Над глазом открытый порез, и он не мог пошевелиться, не застонав. Тем не менее, когда я подошел, он улыбнулся и пошутил насчет того, почему меня не было всю ночь и никто меня не мог найти до 10:30 утра. Когда он засмеялся, губа закровоточила, и к подбородку потекла длинная дорожка темно-красной крови.

— Черт, Шейн. Наверно, она какая-то особенная, раз ты так рано ушел из бара и так долго с ней пробыл. Кто она?

— Видимо, если ты так считаешь, этот парень недостаточно сильно ударил тебя. Что произошло? — спросил я.

— А, парень той девушки прятался в кладовке, и как видишь... он надрал мне зад. Как бы то ни было, с кем ты провел всю ночь? Погоди, раз ты не хочешь рассказывать, может быть, это парень. Потому как я всегда это подозревал, ты слишком симпатичный, — рассмеялся он, а потом зажмурился от боли.

Я подыграл ему:

— Ты для меня единственный, Алекс, — похлопал я ресницами. — А если серьезно, что произошло?

Лицо Алекса стало серьезным. Ну, максимально серьезным для Алекса.

— Я отвел ту девушку домой, и мы с ней даже не спали. — Щеки его стали пунцовыми. — Ну ладно, это вчера мы с ней не спали. Ее парень выскочил из кладовки с бейсбольной битой. Я выставил руки, чтобы защититься от удара. Потом он меня отмутузил и сбежал как девчонка, когда я поднялся, чтобы показать ему.

— Да, а потом мне поступил безумный звонок с номера Алекса. Но звонил не он, а та девчонка, кричавшая, что, кажется, Алекс умирает у нее в гостиной, — смеясь, сказал Итан.

— Она подумала, что я умираю, но не вызвала 911. Она просмотрела историю звонков в телефоне и набрала последнего человека, с которым я разговаривал. Слава богу, что я не маме звонил, — усмехнулся Алекс.

Потом подошел врач и рассказал, что показал рентген Алекса. Ему сломали обе руки, одну в трех местах, и в течение не менее шести недель придется носить гипс. Он чуть не заплакал, когда врач сказал, что он не сможет играть на гитаре или пианино до выздоровления.

Нам с Итаном и Брейденом пришлось удерживать его, чтобы врач смог положить его руки в нужное положение и наложить ему гипс. Затем подошел еще кто-то, ему продезинфицировали и зашили губу. Я спросил, можно ли ему зашить весь рот, но никто кроме моих друзей шутку не оценил.

Мы вышли из больницы где-то около половины четвертого и встали напротив выхода, как четыре дурака, думая, что делать дальше. Учитывая, что Алекс не может играть, мы не сможем выступать не менее шести недель. Мы пошли к квартире Леа и Грейс, зная, что именно там сможем отыскать Коннера, давно взявшего на себя роль нашего менеджера и промоутера.

Именно благодаря Коннеру мы узнали про «Бузер». Еще когда учились в старшей школе, его старший брат провел нас туда оживленным пятничным вечером. Мы тихонько сидели и попивали пиво за одним из дальних столиков, слушали какую-то панк-группу, пока не закончилось их выступление. Не удержавшись, мы начали играть на оставленных на сцене инструментах. Владельцы инструментов пьяно над нами ржали, но Бузера, владельца бара, восхитила наша уверенность. Коннер договорился с Бузером о нашем выступлении, и народ, пришедший нас послушать, просто обезумел. После этого Бузер нанимал нас на каждые выходные, с тех пор мы там и выступаем. Когда мы еще были несовершеннолетними, он разрешал нам выпивать не более двух бутылок пива и брал полплаты за вход. Мы тогда жили как короли. Да и сейчас также. Особенно сейчас, ведь бар у Бузера мы выкупили, но оставили прежнее название. А Бузер стал нашим менеджером и управляющим бара. Это очень даже прибыльный бизнес, и мы можем выступать, когда пожелаем.

Когда Леа открыла дверь, первое что она увидела — разбитое лицо Алекса, и второе, что сделала — закричала. И это был тот самый оглушающий девчачий вопль, от которого скручиваются внутренности и вам хочется блевать или вырвать с корнем собственные уши. Она дернула его за ворот рубашки и затащила в квартиру.

— Боже, мой, Коннер! Коннер!

Выбежал Коннер и, увидев Алекса, остановился как вкопанный.

— Что с тобой случилось? — задал вопрос Коннер, а Леа оттащила Алекса в гостиную и указала ему на диван. Все одновременно начали пересказывать события, перебивая друг друга. С каждым разом Алекс в своем рассказе, названном «Приключения со стервой и бейсбольной битой», становился все большим героем и комично театрально размахивал руками. Я наблюдал за всем этим хаосом, прислонившись к входной двери.

Я проверял время на телефоне, как вдруг все резко замолчали.

— Ты что, серьезно носишь пижаму с мишками Тедди? — спросил Алекс у кого-то. Посмотрев наверх, я увидел, как Алекс поднимает бровь. — Это безумно мило и сексуально. — Я проследил за его взглядом. В комнату вошла Грейс. На ней были миленькие фланелевые пижамные штанишки, розовые, с мишками Тедди, и розовая же, надетая без лифчика, маечка сверху. Да, она была без лифчика. Мне захотелось накинуть на нее свое пальто, чтобы остальные перестали пялиться. Чтобы на нее никто не пялился, кроме меня.

Грейс подняла ногу и показала Алексу тапочки.

— В комплекте с тапочками-мишками. Что, ради всего святого, здесь происходит? Почему у тебя загипсованы руки?

Первым выдохнул Брейден.

— Этот неудачник провёл утро в больнице после того, как ночью ему надрали зад.

Все остальные продолжали пялиться на маечку Грейс. Долбанный язык Алекса вывалился из его чертова рта, в то время как он таращился на нее. Серьезно, сквозь ее чертову маечку можно было разглядеть все, АБСОЛЮТНО! Черт, меня так возбуждали изгибы ее тела... я едва мыслить мог. Интересно, а мои друзья, глядя сейчас на нее, испытывают то же самое? Я быстро взглянул на каждого. Проклятье, это так, у них такие же грязные мыслишки, как и у меня!

Подойдя к Алексу и откинув с его лба волосы, она начала рассматривать его порезы и ушибы. Ах, ну пожалуйста, не надо к нему так прикасаться, вернись к себе в комнату и переодень эту гребаную одежду!

Но не замечая, как влияет на людей противоположного пола, она не ушла. Совершенная. Сексуальная. Запретная.

— Вот дерьмо! — пробормотала она. — Что, черт возьми, произошло? — Алекс так и сидел, глядя на ее грудь с открытым ртом, из которого капали слюни. Его лицо стало пунцовым.

Леа ответила за него. Вероятно, он просто не смог бы ничего ей ответить, скорее всего из-за того, что вся кровь прилила к его члену.

— Кажется, у одной из вчерашних цыпочек был парень. И он решил представиться Алексу с помощью кулаков и бейсбольной биты. — После чего Леа раздала всем бутылки с водой и чипсы.

— Бейсбольной биты? — ахнула Грейс. Даже ее «Ах» звучало сексуально! Прекращай, Шейн!

— Ага. Чувак набросился на меня из кладовки с битой. Я поднял руки, чтобы защититься. Он сломал мне обе руки и что-то там еще, но я не помню что, потому что сейчас передо мной стоишь ты, вся такая невинно-сексуальная, отчего у меня в голове сплошной туман, — сказал Алекс. Он покраснел еще сильнее.

— Пожалуйста, скажите мне, что тот парень выглядит хуже, — взмолилась она.

Итан захохотал.

— Думаю, Алекс ударил его несколькими струйками крови, но это все!

Итан подошел к Грейс. Черт, Итан, пожалуйста, не трогай ее. Я не могу контролировать человеческие эмоции и не знаю, на что способен.

Вот дерьмо, я сейчас взорвусь. Все тело покалывало, словно от электрического тока. На лице выступил пот. Мне хотелось, чтобы Алекс и Итан отправились к чертям, да подальше от нее. И еще я хочу, чтобы она надела футболку поверх этого совершенно прозрачного непонятно чего!

— Ага, это очень весело, но кто будет играть на ритм-гитаре в эти выходные? Или что насчет следующих выходных? Кого, черт возьми, мы сможем найти? Кто сыграет так же хорошо, как Алекс на клавишных, споет и выучит все гребаные песни до пятницы? — Черт, это прозвучало совсем нетактично, а все из-за чертовой ревности, потому что я не мог нормально думать.

Итан замер, не дойдя до Грейс, чего я и хотел. К сожалению, теперь все в комнате вылупились на меня. Но когда я увидел угрюмый вид Грейс, подумал, что переборщил. Вряд ли этим людям известно, что меня сжигало. Черт, да я сам мог бы играть и на ритм-гитаре, и на клавишных, и на соло-гитаре... я желал лишь, чтобы Грейс захотела меня, и меня разрывало изнутри, что я не мог этого добиться. Когда остальные так близко.

Я посмотрел на Коннера в поисках поддержки. Должно быть, он увидел в моем взгляде растерянность и безумие, потому что взял дело на себя. Он махнул мне, словно говоря «друг, я тебя прикрою», и все в комнате успокоились.

— Слушай, сегодня только воскресенье. У нас есть время до пятницы. Ты же знаешь, что в Нью-Йорке дерьмова куча гитаристов, у которых есть твои диски, они знают все твои песни наизусть. Давайте поспрашиваем, сделаем несколько листовок и устроим небольшое прослушивание, допустим, в четверг. Ребята, вы сможете выбрать лучшего. Вы точно не найдете того, кто играет на гитаре и клавишных как Алекс. Можно просто не играть песни, в которых есть и то, и другое. Алекс, как долго тебе нужно будет носить гипс?

— Около шести недель, — пробормотал Алекс, глядя на свои загипсованные руки.

— Хорошо, это всего лишь несколько недель. Только подумай о раскрутке, которую вы получите за счет прослушиваний. Если это не подходит вам, то не выступайте эти шесть недель. Сделайте перерыв, — посоветовал Коннер группе, но смотрел он только на меня, как бы внушая мне таким образом, что надо передохнуть и успокоиться.

Я кивнул ему и прошептал так, чтобы никто кроме него не услышал:

— Спасибо, Кон, я у тебя в долгу.

Он отсалютовал мне, подтверждая это, пока все остальные обсуждали его совет.

— Мы всегда можем взять Такера. Прошло немало времени, но я уверен — он помнит, как играть, — предложил Итан. Да, это ужаснейшая мысль. Сцена увеличит его и так огромное эго. Раньше он играл с нами в группе, но никогда не относился к этому серьезно. Просто упивался вниманием.

Леа вышла из комнаты, и Грейс последовала за ней. Минуту или две я подождал, слушая разговор парней, а потом вышел вслед за ними. Да, у меня точно проявились признаки маньячно-психического расстройства. Чудесно. Провозглашайте меня королем придурков.

Грейс сидела за столом на кухне, а Леа корчила ей обиженное личико.

— Иногда они бывают идиотами, но они все действительно хорошие ребята, даже Шейн.

Ладно, скорее всего очень неловко было бы встревать в эту беседу. Надо уйти. Но я ногами врос в пол, словно корнями чертова дерева. Прокашлявшись, я спросил:

— Что даже Шейн?

Обе девушки подскочили и уставились на меня гигантскими глазами. Как олени перед фарами автомобиля.

Склонив голову, Леа посмотрела на выражение лица Грейс и одарила меня хитрой улыбкой. Я не понял, к чему это было, но понял, что она придумала что-то для меня и Грейс.

— Мы просто думали о том, как можем помочь, и все. Эм, как долго ты здесь стоишь? — улыбнулась Леа.

Я взглянул прямо в округлившиеся серебряные глаза Грейс... в них было что-то, в чем она не хотела мне признаваться, что-то пугало ее.

— Достаточно, чтобы услышать, что мы все идиоты, но действительно хорошие ребята, даже я, — сказал я, все еще удерживая взгляд Грейс.

Леа усмехнулась, глядя на нас с Грейс.

— Да, ребята, если кратко, то именно такими я вас и считаю. Ну так чем мы можем помочь? — спросила она, вскакивая со стула, на котором сидела. Грейс даже не шелохнулась.

— Если у вас есть бумага и маркеры, вы могли бы сделать несколько плакатов и расклеить их в местных барах, — ответил я Леа, не отрывая глаз от Грейс. Именно это и обсуждали парни, прежде чем я вышел. Не знаю, понадобится ли все это дерьмо, но я вроде как ухватился за соломинку, чтобы разобраться, что же за чертовщина происходила с Грейс.

Леа хлопотала в поисках всего необходимого, дергала ящики и хлопала дверцами шкафов, пищала, находя штуки, которые можно было бы использовать.

Грейс все так же сидела за столом, словно ожидая от меня фразы, что я знаю, о чем они говорили, когда зашел. Она выглядела как испуганная малышка, и мне захотелось обхватить ее руками и забрать все страхи. Черт, это становится хуже.

Спиной прислонившись к кухонной стойке, я скрестил руки на груди.

— Твое лицо выражает ужас. Правда, я больше ничего из вашего с Леа разговора не услышал, так что, пожалуйста, убери со своего красивого личика это выражение печального ужаса, — сказал я.

Грейс не пошевелилась и даже не обратила внимания на мое замечание. Я вышел, потому что Леа вернулась, спрашивая, какую пиццу мы будем, потому что она решила заказать пару штук. Если бы Леа не зашла, я бы мог простоять так всю ночь, глядя в эти проникновенные глаза, смотрящие прямо на меня. Понятия не имею, что Грейс увидела в моих, но ничего не смог поделать и надеялся, что она смотрела сквозь Шейна и видела настоящего меня.

В итоге мы развалились в гостиной и придумывали листовки для баров, в которых описывали наше положение. В Нью-Йорке у нас было много поклонников, так что уверен, Коннер подал отличную идею.

Мы все сидели вокруг огромного куска картона, закрашивая буквы на своих листовках и поедая пиццу из бумажных тарелок. В воздухе повисло уютное молчание и слышны были только поскрипывания маркеров по бумаге. Сильный запах несмываемых чернил висел вокруг.

Я мельком посматривал на Грейс, она лежала на животе и раскрашивала свою листовку. Она согнула ноги в коленях и болтала в воздухе тапочками с мишками Тедди. Перехватив мой взгляд, она покраснела; мне оставалось лишь гадать, что она обо мне подумала, из-за чего так сильно покраснела. Что бы это ни было, от одной только мысли, что она думает обо мне, мое сердце сбивалось с ритма.

Взглянув на всех в гостиной, Грейс захихикала.

— Никому не кажется, что мы похожи на пятилетних малышей на свидании в песочнице⁴?

Алекс усмехнулся и крикнул:

— Да, мы всегда так себя ведем, например, Брейден ковыряется в носу и ест козявки!

Подавившись куском пиццы, Брейден ответил:

— Ну ладно, а у Алекса вши!

— Так значит, мы выглядим как пятилетние, да? — спросил Итан, походя к Грейс. Он сжал ее в бойцовском захвате и стал тереть макушку.

Грейс закричала, когда он ее схватил. Она опустилась одним коленом на пол и с легкостью выбралась из его захвата, это меня удивило до чертиков. Она действовала быстро, как ниндзя, словно обучалась искусству самообороны... даже Итан удивился, что ей удалось вырваться. Оказавшись вне зоны его досягаемости, она схватила открытую бутылку воды. Ее губы изогнулись в дьявольски-сексуальной улыбке, и она побежала обратно к Итану. Его лицо выражало абсолютный шок, когда она опрокинула воду ему на голову.

Коннер и Леа пошли друг на друга со своими бутылками. Брейден забрался на столик, приспустил джинсы и начал поливать всех. По мне, так можно было бы и не трясти тощей белой задницей перед моим лицом.

Я держал в руке полную бутылку воды и смотрел на Грейс, пока она этого не заметила. Сперва она посмотрела на бутылку, потом мне в глаза, потом опять на бутылку и снова мне в глаза. Она кусала нижнюю губу. Могу поклясться, что пыталась сдержать огромную ухмылку. И потом она побежала.

Алекс заметил наши гляделки и выскочил прямо перед Грейс, с поднятыми вверх сломанными руками.

— Лови ее, Шейн, лови! — подбадривал он меня.

Врезавшись Алексу в грудь, она пошатнулась. Попятившись, налетела на меня, и мы оба рухнули на пол. На краткое восхитительное мгновение она меня оседлала. Ее руки упирались в пол около моей головы, наши взгляды встретились. Вот дерьмо, так сильно, как тогда, мне никогда не хотелось обхватить чье-то лицо и поцеловать.

Я ощутил, что она шевелится и собирается слезть с меня, но мне этого не хотелось. Я приподнялся на локтях, в результате чего наши лица стали еще ближе. Вот дерьмо, она начала кусать нижнюю губу. С легкостью я перевернул ее на спину и оказался сверху. Я удерживал ее на месте и зловеще посмеивался.

Алекс передал мне свою бутылку, моя вылетела из рук, когда ее тело полетело на меня.

Я попытался открыть долбанную бутылку зубами. Мне не хотелось делать это обеими руками, потому что тогда мне придется перенести весь свой вес, и у нее появится возможность вырваться. Даже шанса такого допускать не хотелось.

Она дернулась подо мной. От этого толчка я чуть не улетел, но удержался на месте. Черт, а приятно ощущать ее под собой.

Ее губа все также зажата зубами, уголки губ дрожали от застенчивой улыбки. Медленно появившийся румянец, похожий на изумительный восход солнца, пропутешествовал от щек и ниже, к шее.

Я наклонился к ней ближе; ее глаза округлились, а зрачки расширились. Губы приоткрылись и тело задрожало. Если бы кроме нас в комнате никого не было, я бы поцеловал ее. Но решил, что не стоит. Хотелось, но я не мог, она бы меня, скорее всего, убила бы. И вместо этого я наклонился еще ниже, коснувшись губами ее уха, и медленно выдохнул:

— Она? Она? Сама весна.

Ее очей глубоких ясность

Несет смертельную опасность.

Сама не ведая того,

Она — натуры торжество,

Ловушка дивная природы,

Мой ум лишившая свободы, —

Мускатной розы пышный цвет,

Амура хитрого засада.

В ее улыбке — солнца свет.

Малейшим жестом, негой взгляда

Блаженство рая, муки ада

Сулит она душе моей.

Походкой легкою своей

Она проходит, молодая,

Очарованьем красоты

Богини образ воскрешая,

В Париже, полном суеты.

Ей не хватает лишь колчана,

Чтоб все сказали: «Вот Диана!..» — прошептал я. Приподнял голову и посмотрел в глубину ее глаз. Она перестала пытаться выбраться из-под меня, и, кажется, ее тело теснее прижалось к моему.

— «Сирано де Бержерак»⁵, Шейн? Для корыстного бабника ты знаешь слишком много романтичных цитат, — прошептала она. Откуда, черт подери, ей известны мои цитаты? Она снова зашевелилась, отчего я еще больше возбудился. Мне так сильно хотелось слиться в поцелуе с ее прекрасными губами, что физически больно было удерживать себя от этого. Но все эти мысли покинули мой разум, когда она освободила руку и швырнула пиццей мне в лицо. А потом еще и размазала... я скатился с нее, смеясь.

Я захохотал еще сильнее, когда Грейс бросила другой кусок пиццы, и он попал Алексу прямо в лоб и прилип, спустя какое-то время скатившись вниз. Но еще смешнее стало, когда этот придурок попытался сбить кусок пиццы руками, но из-за гипса не мог согнуть руки и попасть в лицо. Так что он лишь размахивал руками, словно парящий самолет. Охренительно эпично.

Драка едой закончилась криком Леа о пицце на потолке. Без всяких жалоб мы принялись за уборку; даже Алекс со сломанными руками и размазанной по лбу пиццей. Скорее всего, он убирался, только чтобы впечатлить Грейс, потому что он никогда раньше не занимался уборкой. Тусоваться в квартире Алекса и Такера было невозможно из-за отвратительного бардака. С тех пор как Брейден начал там жить, он постоянно жаловался, но так ничего и не предпринял. Однажды мама Алекса захотела их удивить и наняла уборщицу, чтобы та приходила к ним дважды в неделю. Спустя несколько недель бедняжка уволилась из-за переходящего все границы флирта Такера и Алекса. Хотя... она переспала с ними обоими. Так всегда и происходит, когда девушки узнают про группу.

Когда квартира засияла от чистоты, мы решили разделиться, чтобы расклеить листовки по барам в нашем районе. Я взял это на себя, чтобы побыть еще немного с Грейс. Не чтобы принимать какие-то ходы, а именно побыть с ней и поговорить. Я решил, что переборщил, процитировав сегодня «Сирано де Бержерака» и раньше Шекспира. Также я уже отчаялся искать в ней что-то, из-за чего перестал бы думать о ней, что угодно. Должно же быть хоть что-то в ней такого, чтобы избавиться от этих чувств.

— Коннер и Леа, вы берете на себя Бауэри Болрум и все бары вокруг. Брейден и Итан, вам достается Хай-Лайн и все, о чем можете вспомнить в Вест-Сайде. Алекс, иди домой. У тебя руки сломаны, и ты похож на идиота. Мы с Грейс пройдемся по Ист-Сайд.

Увидев, что она шокирована, я улыбнулся.

— Готова? — спросил я.

— Эм... Да... Конечно, — ответила она, поднимая брови до середины лба.

Рассмеявшись над ее реакцией, я взял ее пальто и, как джентльмен, попытался помочь ей его надеть. Но прежде чем я смог что-либо сделать, она вырвала его у меня из рук.

— Не волнуйся, я не буду пытаться ничего сделать, если только ты не передумала... — пошутил я.

Если бы взглядом можно было убить, у меня между глаз уже было бы пулевое отверстие. Я поднял руки вверх, сдаваясь. И подошел к ней ближе.

— Да, Грейс, я понял. У нас никогда не будет секса. Ага. Я знаю. Наверно, я сделаю пару футболок, чтобы у тех, кто думает, что я не могу просто невинно флиртовать, не возникало никаких вопросов.

Она надела пальто и, показав мне язык, вышла за дверь. Черт, я бы смог найти применение этому дерзкому язычку.

Мы с ней дошли до угла квартала и остановились у светофора, чтобы потом перейти дорогу.

— Спасибо за помощь, — тихо произнес я. Я посмотрел вдаль, не желая видеть отвращение на ее лице оттого, что ей пришлось побыть со мной.

Краем глаза я заметил, что она повернула голову и посмотрела на меня. Она как будто пыталась понять, искренен ли я.

— Нет проблем. Коннер и его друзья много значат для Леа, а я сделаю что угодно для нее, — она отвернулась. — Кроме того, это же просто несколько листовок. Я не играю на гитаре за него, просто помогаю вам, ребята, найти кого-нибудь, кто сможет это сделать.

Мысль, что она играет на гитаре как Алекс, заставила меня мысленно хохотать. Боже, да это же будет просто ужасно. Мне никогда не отвлечься от нее, если она будет играть со мной. С Селой мы творили музыку. Я решил, что она не умеет играть, мне и знать не хотелось, умеет ли она. Я уже сходил по ней с ума.

— Ага, это был бы хит. Твои тоненькие ручки играют тяжелые риффы Алекса. Без истерики невозможно было бы смотреть на это.

Она мельком на меня взглянула, но ничего не ответила. Мы прогуливались и развесили листовки уже где-то на полдюжины баров. Куда бы мы ни заходили, ко мне подходили люди, хлопали по спине и говорили, что передадут другим информацию о прослушивании. Все сожалели, что Алекс несколько недель не сможет выступать, но каждый с энтузиазмом ожидал, кто же станет новым участником «Безумного мира», пусть и ненадолго.

Грейс была дружелюбной ко всем, кто останавливался поболтать со мной. Каждый подходящий ко мне парень пялился на нее, а девушки испытывали зависть и отходили от нас злыми. Она пленила каждого — от встречного старичка, моющего полы в гриль-баре Трампа, до десятилетнего мальчика, помогающего отцу убирать со столиков в пабе Мака.

Мы с ней даже завели непринужденный разговор, пока шли по оживленным улицам. Наверно, прохожие посчитали нас парой. Может, из-за того, как я смотрел на нее, а может, потому, что моя рука лежала на ее пояснице, а она прильнула ко мне. Как бы там ни было, для меня это стало маленьким кусочком рая.

— Эй, — легонько дернул ее за пальто, когда мы повесили последнюю листовку. — Я собираюсь в «Бузер» выпить пива, ты со мной?

— Да, звучит отлично, — ответила она. На ее губах расцвела улыбка, осветив глаза. Боже, она самая красивая женщина из всех, что я встречал в этой жизни.

— Чертовски верно, Грейс, — прошептал я. — Когда ты улыбаешься, твоя улыбка способна перевернуть душу мужчины.

Быстро заморгав, она отвернулась и пошла дальше, засунув руки в карманы пальто. Чтобы догнать ее, мне пришлось бежать, и всю оставшуюся дорогу до бара мы прошли безмолвно. Однако она широко улыбалась, и я знал, что это из-за моих слов.