Штормовое предупреждение

Глава 5

— Уже убегаешь? — Надя лежала на кровати, подперев кулачком голову, и смотрела на меня. — Не останешься до утра, как прошлый раз?

— Я бы с радостью, но сегодня я должен вернуться.

— Эх, — вздохнула она.

— И не говори. Сам так же думаю

Надя хмыкнула.

— И когда приедешь ещё?

— Да я даже не знаю, что завтра случится. Посмотрим. Надеюсь, в следующие выходные будет свободное время, но если нет, не расстраивайся. Приеду как-нибудь, — я наклонился и чмокнул Надю в губы.

— Пошли провожу, — она встала и накинула халатик, что висел на двери.

Мы вышли в коридор. В большой комнате до сих пор работал телевизор. Я обулся, надел куртку и кепи.

— До встречи, — Надя помахала мне ручкой, мы опять поцеловались, и я вышел из тёплой квартиры на вонючую, холодную лестничную клетку, освещаемую единственной лампочкой.

Вызвал такси. Пришлось ждать минут десять. Но зато до КПП долетели за пять минут, не то что пешком. На входе сидел тот же курсант, что и днём, и меня он пропустил без вопросов. До отбоя оставалось полчаса.

Если не считать драки, сегодняшний день прошёл неплохо. То, что планировал, я сделал, да ещё и с Мариной успел обсудили текущую ситуацию. Она не разделяла моего беспокойства по поводу покалеченного унтер-офицера, говорила, это ерунда.

Когда я ей, наконец, поведал об открывшейся у меня способности, Марина тоже не удивилась. Посоветовала обратиться к классному наставнику. Сказала, что для курсантов с навыками должны проводить отдельные занятия. Но что-то я сомневался. Здесь даже третьекурсники выше десятого уровня не всегда вырастают. О каком развитии способностей может идти речь, когда те открываются лишь на восемнадцатом-двадцатом уровнях?

Я вошёл в комнату. Серёга валялся на кровати и смотрел в планшет, Миха начищал чьи-то ботинки, Вася — ещё один курсант из нашего отделения, тёр шваброй пол.

— Прибыл? — Никита с полотенцем на плече вышел из санузла. — Молодец. Там Гаврюша рвёт и мечет. Беги скорее, пока он сам не пришёл и в тык не дал. Ты построение пропустил.

Конечно, дело было вовсе не в построении, но, кажется, мои приятели ещё не знали о драке в посёлке.

Гаврюшина я нашёл в противоположном крыле здания, в унтер-офицерской комнатушке. Она была двухместной и выглядела уютнее, чем спальни курсантов. Наш взводный в штанах, майке и тапочках сидел за столом и что-то писал, а увидев меня, тут же вскочил.

— На склад пошли, там поболтаем, — он торопливо вышел из комнаты.

На складе никого не было. Гаврюшин запер дверь, и мы уселись за столом друг напротив друга.

— Знаешь, что тебя в штаб вызывали сегодня? — огорошил меня взводный.

— Откуда мне знать? Я только пришёл.

— Директор хочет тебя видеть. Пришлось сказать, что ты — в увольнении.

— По какому поводу?

— Сам не догадываешься?

— Догадываюсь, естественно.

— Ну вот. Давай рассказывай, что у вас с «филинами» получилось? Из-за чего весь сыр-бор?

В том, что касалось драки, мне скрывать было нечего. Я выложил всё начистоту.

— Откуда нож взял? — спросил Гаврюшин, когда я закончил повествование о сегодняшних приключениях.

— Это неважно, — сказал я.

— В смысле, «неважно»? Спрашиваю, значит, важно.

— А я говорю, что тебе это знать не нужно. У меня есть дела на стороне, которые никого в роте не касаются.

— Ладно, я понял, успокойся. Где сейчас нож?

— Не с собой.

Гаврюшин потёр лоб.

— Вообще-то хреновые дела. Помнишь, ты спрашивал, сколько людей голосовало против твоего вступления в клан? Ну так вот, я голосовал против. Не, лично против тебя я ничего не имею. Я просто знал, что твои тёрки с «филинами» создадут нам проблемы. И что теперь делать? Войну с ними начинать?

— Зачем? Это моё личное дело, и я сам с ним разберусь.

— А вот и ни хрена подобного. Ты — член клана, другой клан напал на тебя. Как мы будем выглядеть, если не ответим? Головой думай, — Гаврюшин постучал себе пальцем по лбу.

— Я сказал своё мнение. Мне не нужна помощь. Остальное решайте сами.

— Ладно, по хер. У тебя, в любом случае, проблемы будут серьёзные. Ты унтер-офицеру нанёс увечье. Это трибунал без вариантов.

— Чего? — удивился я. — Какой ещё трибунал? Максимум штраф.

— А вот и не хрена подобного. В армии это — трибунал. Если тебя признают виновным, отправят в штрафное подразделение. Ты на офицера руку поднял — это очень серьёзно.

— Да ну. Что за бред? Меня убить, вообще-то, хотели. Что я должен был делать?

Меня расстроила эта новость. Чёртова спецшкола! Здесь всё не как у людей. Теперь мне светит какой-то трибунал за то, что я в целях самозащиты накостылял какому-то ушлёпку.

Гаврюшин поморщил лоб:

— В общем, я вот что думаю. Всё отрицай, понял? Я имею ввиду, про нож. Сколько там, говоришь, охотников было?

— Пятеро.

— Ну вот. Нож был у кого-то из охотников. Ты не помнишь, у кого, и не заметил, кто ударил. Всё вали на них. И напирай на то, что это была самозащита. На тебя напали, ты отбивался, но ножа у тебя никакого не было.

— Так и скажу, — согласился я, решив, что данный план выглядит вполне разумно.

Да и вообще, Марина не говорила о трибунале, а ей всё-таки виднее, какие могут быть последствия. Успокоив этим себя и пообещав Гаврюшину сказать директору всё так, как договорились, я отправился в комнату. Сигнал к отбою уже прозвучал.

К директору меня вызвали утром сразу после завтрака.

Я вошёл в кабинет. Передо мной за столом сидел здоровенный офицер с мясистым носом и лысеющей головой. На его позолоченных погонах красовалось по одной большой звезде, а обрюзгшее лицо не выражало ни единой эмоции. Оно было каменным.

На столе его стояли монитор и подставка для письменных принадлежностей, выточенная из камня. Рядом лежали кипа папок и серебряный портсигар.

Я поздоровался, как положено по уставу. Генерал-майор смерил меня тяжёлым взглядом.

— Мне доложили о вчерашнем инциденте, — размеренным басом произнёс директор. — Я хочу, чтобы ты рассказал о произошедшем. Говори честно. Враньём только хуже себе сделаешь.

Мне опять пришлось описывать события вчерашнего дня, но на на этот я придерживался той версии, о которой договорились с Гаврюшиным, дескать, ножа у меня не было, а унтера порезал кто-то из охотников, а кто именно, в пылу драки не заметил.

Директор слушал с каменным выражением лица, подперев голову пальцами правой руки и не отрывая от меня немигающего взгляда, а когда я закончил, произнёс:

— Потерпевшая сторона утверждает совсем другое.

— Ваше превосходительство, это вполне закономерно, — объяснил я. — У меня давний конфликт с несколькими курсантами из этой компании, и вероятно, они договорились сказать, что нож был у меня. Но это не так. Кроме того, должен напомнить, что в их компании у двух человек тоже были ножи.

— Угу. Ты знаешь тех охотников?

— Никак нет, ваше превосходительство. Я видел их впервые в жизни. Один представился князем Бельским.

— Нож был у князя Бельского?

— Никак нет, у другого. Я его не знаю.

— Ты сказал, что драку остановила некая графиня, владелица заведения, так?

— Верно, графиня… э… Сумарокова, кажется, — я действительно, забыл, какой фамилией представлялась моя кураторша. — Прошу прощения, ваше превосходительство, точно не помню.

— Она может подтвердить твои слова?

— Не могу знать, ваше превосходительство. Она подошла позже. Вам лучше обратиться к ней самой.

Пожалуй, это будет хорошо, если директор обратится к Марине с данной проблемой. Она ему и разъяснит, как надо поступить. Тогда все вопросы ко мне отпадут автоматически.

— Я понял, — генерал-майор важно кивнул. — Что могу сказать. Если увечье унтер-офицера Голенищева твоих рук дело, Князев, тебе грозят трибунал и штрафное подразделение. Поднять руку на офицера — серьёзное преступление. А из-за чего у тебя конфликт с курсантами?

— Я столкнулся с двумя третьекурсниками в Царицыно ещё до того, как оказался в спецшколе. Они были выпивши и приставали к девушке. Я заступился. Когда они узнали, что я тоже учусь здесь, попытались мне отомстить. Унтер-офицер Голенищев — их друг.

— Фамилии?

— К сожалению, не знаю, ваше превосходительство.

— Точно? — он прищурился. — Не должно скрывать подобную информацию.

— Ваше превосходительство, когда мы с ними подрались, у меня не было времени спросить ни имён, ни фамилий.

Генерал-майор покачал головой и грозно посмотрел на меня:

— Не хорошо это, Князев. В школе чтоб драк никаких не было, да и за пределами — тоже. Вон есть у вас турнир, там и деритесь. Здесь не кабак, чтобы кулаками махать. Надеюсь, это понятно?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Пока свободен. Когда понадобишься, тебя вызовут.

Я приложил руку к козырьку, развернулся и вышел. Поверил директор в мою версию или нет, пока было непонятно. Оставалось надеяться, что либо он найдёт Марину, либо она сама с ним свяжется и разъяснит ситуацию. Иначе, кажется, ничего хорошего мне не светит.

А сейчас следовало сосредоточиться на предстоящем поединке. Выступление шестой категории было назначено на послеобеденное время. Да только как об этом думать? Все мысли мои крутились вокруг унтер-офицера Голенищева с его злосчастным глазом.

Перед нами выступал тот самый здоровый малый с квадратной челюстью — один из «филинов», который вчера был в посёлке вместе с напавшей на меня компанией. Он имел восемнадцатый уровень. Против него сражался незнакомый мне подпоручик.

Оба бойца имели примерно одинаковый уровень подготовки и два раунда держались на равных, без какого-либо существенного перевеса в одну или другую сторону. Но в последнем парень с квадратной челюстью внезапно начал теснить подпоручика и вырубил его ударом в голову. Этот бугай оказался не только сильным, но ещё и дрался хорошо. У меня были все возможности встретиться с ним в финальном поединке.

Затем вышли я и унтер-офицер Фёдор Кабанов, который благодаря своей фамилии носил позывной Кабан. Его я знал, он был из нашего клана. Впрочем, несмотря на свой позывной, он не отличался могучим телосложением, имел рост ниже среднего, был сухопарым и жилистым. Уровень он, как и я, имел семнадцатый.

Мы вышли в центр просторного зала, устланного матами. Со всех сторон на нас уставились взгляды сотен курсантов, пришедших поглазеть на бой. Они ждали очередное представление. Шёл второй день турнира, но народу на трибунах было по-прежнему много. Для парней состязания стали отличным развлечением, за которым даже в город ехать не надо.

Судья свистит в свисток. Поединок начинается. Трибуны затихают.

Я и Кабан долго кружимся посреди зала. Я полностью сосредотачиваюсь на противнике, отстранившись от всего, что происходит вокруг.

Для меня это — не первый поединок. Прежде я участвовал в школьных и городских состязаниях, только, разумеется, в первой категории.

Ещё одно отличие нынешней ситуации заключалось в том, что в этой разновидности рукопашного боя, который здесь практиковался, допускалась только ударная техника. Броски и захваты отсутствовали. Для меня это было непривычно, поскольку прежде я занимался вольным стилем, где использовалось почти все приёмы, кроме смертельных, и потому приходилось себя контролировать, чтобы на автомате не заломать противнику руку.

Кабан держит кулаки перед собой, то и дело атакует джебом, пытаясь улучить удобный момент. Я отклоняюсь, но дистанцию не разрываю и не сокращаю, тоже выжидаю. Внезапно за очередным джебом следует прямой удар правой. Моя реакция не подводит, отбиваю руку и бью в ответ в голову. Кабан от неожиданности теряется, и я добавляю хук в челюсть.

Кабан отвечает прямым и хуком. Отклоняю корпус, и кулак проносится перед самым моим носом. Следующий прямой удар блокирую предплечьем, поднимаю голень, блокируя боковой удар ногой. Снова пробиваю хуком в лицо противнику и ногой в корпус. Кабан пятится, а я наступаю, сыплю ему на быстрые удары, заставляя уйти в глухую оборону.

Потасовка продолжается долго. Я работаю кулаками и локтями, время от времени пробиваю лоукик. Противник закрывается руками и пытается провести то апперкот, то хук, но я успеваю среагировать почти на каждое его движение. Пару раз всё же пропускаю. Но соперник пропускает несоизмеримо больше, а значит, по очкам я пока иду впереди.

Публика неистовствует. Кто-то кричит: «Князев, давай, бей!», кто-то: «Кабан, уделай его! Чего толчёшься?» Я не обращаю на них внимания. Я полностью сосредоточен на драке. Даже иной в моей башке подключился. Он снова жаждет крови (а точнее, энергии) и пробуждает ярость, какую прежде я в себе никогда не чувствовал.

Наконец, Кабан всё же разрывает дистанцию. Теперь нападаю я уже, гоняюсь за ним по рингу, но соперник не хочет сближаться. Раздаётся свисток, и мы расходимся в разные углы.

Ко мне подходит один из наших с полотенцем и бутылкой воды. Рядом стоит Якут. Он тоже сегодня сражался, но только в пятой категории, и победил.

— Нормально ты Федю лупцуешь, — хвалит он меня. — Давай, надери ему задницу. Я на тебя поставил.

— Посмотрим, — коротко отвечаю я. Не люблю, когда давят.

Я более чем уверен, что иду по очкам впереди него. Нокаутировать Кабана почти без шансов. Вряд ли за семь минут он так устанет, чтобы я его смог вырубить. Если только повысить концентрацию энергии в руках, но это следовало делать лишь под конец, чтобы самому не вымотаться раньше времени. Скорее всего, противник прибегнет к такому же приёму в последнем раунде. Почти все это делали, кто умел. К этому надо морально готовиться и стараться увеличить разрыв по очкам.

Через три минуты мы с Кабаном снова сходимся. Опять раздаётся свисток, и мы продолжаем нашу боевую «пляску».

Следующий раунд идёт по тому же сценарию. Вначале — пробные атаки, джебы, затем сходимся, обмениваемся ударами руками и ногами. Кабан опять пропускает больше, чем я, хотя на этот раз чаще разрывает дистанцию, из-за чего мне сложнее его достать.

На отходе он бьёт длинный хук, я блокирую и наношу удар ногой, но тут же получаю лоукик по опорной ноге и чуть не падаю. Досадная оплошность чуть не приводит к нокадауну. Но я удерживаю равновесие и тоже пробиваю лоукик. Кабан припадает на колено, тут же вскакивает, отходит, получает удар ногой в прыжке с разворота. В этот раз свалить его не удаётся.

Зато зрители ликуют. Им очень понравился мой удар. Мощный, зрелищный. Но в акробатику уходить не стоило. В конце концов, моя цель — победить, а не представление показать.

Я и сам отхожу, чтобы приготовиться к новой атаке, но тут соперник внезапно начинает яростно теснить меня, вынуждая обороняться. Отбиваю блоками его удары и достаю ногой до головы. Кабан бьёт меня стопой в корпус. Следующие два удара ногами мы наносим почти одновременно, и… звучит свисток. Расходимся по углам.

Когда начинается третий раунд, Кабан атакует сразу. Я пытаюсь блокировать его хук, но тот настолько силён, что пробивает блок и попадет мне по голове. Уклоняюсь от второго кулака и отскакиваю назад. Соперник усилил энергетику в руках, и теперь удары пропускать нельзя, а то больно будет. У меня и от первого-то мозг в башке бултыхнулся.

Кабан продолжает наступать. Он работает руками и ногами связками по два-три удара. Чувствую, торопится. Видимо, боится, что устанет быстро. Я же, наоборот, стараюсь не подпускать его близко и в основном уклоняюсь и параллельно с этим концентрирую в руках энергию.

Соперник бьёт ногой. Пригибаюсь с одновременным ударом кулаком в живот — ударом, в который вкладываю всю силу. Кабан летит на маты, но быстро вскакивает. Трибуны ликуют. А мой противник снова рвётся в бой.

Блокирую предплечьем удар. Руку пронзает боль. Делаю нырок и тут же распрямляюсь, нанося локтем апперкот. Кабан снова на матах. На этот раз он поднимается с трудом. Его пошатывает.

Он движется на меня, выставив кулаки перед собой. Бьёт — промахивается. Я лоукиком опять кладу его на маты. Кабан поднимается и получает удар в челюсть, от которого валится с ног. Похоже, он уже не может сопротивляться. Сотрясение или что-то вроде того. Но всё равно продолжает попытки. На трибунах кто-то радуется, кто-то, наоборот, негодует.

Кабан с трудом поднимается на ноги. Я жду. И тут раздаётся финальный свисток. Бой окончен.

Мы расходимся по углам. Идёт подсчёт очков, затем судья вызывает нас на середину арены и объявляет меня победителем. Мы с Кабаном обмениваемся рукопожатиями и идём в зал. У меня трещит голова, а на левом предплечье расплывается синяк, но радость от победы перекрывает боль.

— Неплохо, — говорит Кабан. — Ты отлично дерёшься.

— Ты — тоже, — отвечаю я. — Но мне кажется, у тебя сотрясение. Обратись в мед блок.

— Это ерунда, пройдёт.

Бурдюков вызвал следую пару участников, последнюю на сегодня. А я поднялся на верхний ряд, где сидели Никита и Серёга вместе со своими подругами: буряткой Леной и светленькой Юлей. Меня поздравили с победой.

— А Соня где? — я устроился рядом на свободное место. — Не пришла?

— Она вчера приходила смотреть, — ответила Лена, которая в их компании была самая бойкая и болтливая. — А сегодня в город поехала, в увольнение.

— Понятно. Ну, увольнение это святое.

— А нас, кстати, опять приглашают сегодня, — сообщил Серёга. — Пойдёшь?

— Куда приглашают? — не понял я.

— В общагу к нам, — рассмеялась Лена. — Куда же ещё?

— Надеюсь, будет не как прошлый раз?

— Конечно, нет! А то чего бы мы вас позвали? Сегодня мегера почему-то добрая стала, сама сказала, что можно. Мы с Юлькой чуть дар речи не потеряли, когда услышали.

— А мегера это кто?

— Да унтерша наша, Хворостова. Это она вас прошлый раз сцапала.

— Вот как. Значит, разрешила?

— Ну да, я и говорю! Сама подошла и спрашивает, типа, хотим ли мы пригласить ребят из шестой роты? Ну мы таки, да, хотим, но вроде нельзя. А она вдруг: а пусть приходят, сегодня можно. А мы такие не понимаем, что на неё нашло.

Я усмехнулся. Я-то знал, что на неё нашло и почему она так подобрела. Мои уговоры подействовали, и Лида окончательно сдала все позиции.

Последний поединок закончился. Победил парень из нашего клана. Мы с Серёгой, Никитой и девчонками спустились с трибуны и направились к выходу.

— Князев, — окликнул меня в дверях Гаврюшин. — Пойди сюда.

Я сказал ребятам, чтобы шли без меня, а сам вернулся к взводному.

— Что случилось?

— В общем, так. Бур сходку объявляет через полчаса. Ждём тебя в зале внизу.