Сибирский эндшпиль

30

Жаркое сухое лето сотворило с Майрой чудо, и к концу августа ее лицо вновь приобрело свой естественный цвет и поправилось.

— Да, я думаю, что еще несколько годков ты протянешь, — с одобрением констатировал Фоледа, когда они отдыхали под навесом на веранде, потягивая апельсиновый сок со льдом.

— Конечно, она выглядит лучше, — подтвердила Элла, болтая опущенными в бассейн ногами. Джонни и два его приятеля из соседних домов плескались у дальнего края бассейна.

— Ты выглядишь, как новенькая, мама.

— Я и чувствую себя, как новенькая.

— Вот видишь, — ухмыльнулся Фоледа. На каждые выходные он ухитрялся выглядеть возмутителем спокойствия; на этот раз на нем были дивные бермуды из ослепительной шотландки, солнечные очки и соломенная шляпа. Он почему-то напомнил Элле фотографии Черчилля в военной форме.

— Что значит иметь такого привлекательного мужа, как я!

— И ему это сойдет с рук, мама? — возмутилась Элла.

— Конечно, это же взаимное действие. Причем у меня получается лучше ты только посмотри на него. Хоть бы раз заболел в последние-то годы.

— А люди всегда считают подобную работу такой нервной. Ты обманщик, Па — и живешь за счет нас, налогоплательщиков.

— Ерунда. Я тружусь не покладая рук. Отрабатываю каждый пенни.

— А почему тебя до сих пор не хватил инфаркт, а?

— Это вопрос внутреннего спокойствия и чистой совести, потому что я честный.

Майра рассмеялась от удовольствия:

— Ты это серьезно, Бернар? А как насчет того скандала с генеральным прокурором на прошлой неделе, когда твои люди установили в гостиничном номере аргентинского министра подслушивание?

— Черт, — буркнул Фоледа. — Я же сказал "честный", а не "законопослушный".

Переносной экран-коммуникатор, лежавший на столе, негромко загудел. Майра подняла его и ответила. Из гостиной звонил Рэндал, муж Эллы.

— Бернар на веранде?

Майра передала ему коммуникатор.

— Ну? — спросил Фоледа.

— Только что поступили свежие новости относительно этой русской космической колонии, которой ты интересовался.

— "Терешкова"?

— Да. Я подумал, что, может быть, ты захочешь немедленно ее посмотреть… Я могу записать ее и оставить на потом.

— Нет, я посмотрю сейчас, — ответил Фоледа, вставая с кресла.

— Хочешь, чтобы я прогнал запись через ручной?

— Нет, я пойду в дом. Зачем мешать остальным?

Ярко-красный большой надувной мячик подпрыгнул и закачался на поверхности воды, следом плюхнулся Джонни.

— Ты куда, дедушка?

— Вернусь через минуту.

— Спроси у них, они знают, — сказал один из его друзей, подплывая сзади.

— О чем мы знаем? — поинтересовалась Элла.

— Что было раньше, курица или яйцо?

— Спроси у бабушки, — ответила Элла.

Джонни вопросительно посмотрел на Майру.

— Спроси у дедушки, — сказала та.

— Разве вас не учили в школе, что птицы произошли от рептилий? спросил Фоледа, уже стоя в дверях.

— Учили.

— Вот тебе и ответ: динозавры откладывали яйца, когда курицы не было и в помине.

Рэндал разлегся в кресле в гостиной с окном во всю стену, на полпути между кухней и столовой, держа на колене ручной коммуникатор.

— Ну, что тут у нас? — спросил Фоледа, пристраиваясь на ручке одного из кресел перед большим стенным экраном.

Рэндал нажал кнопку, и на экране появился вид Красной площади в Москве, кусок кремлевской стены и собор Василия Блаженного. Через несколько секунд выскочила картинка военного парада, танков и баллистических ракет, а потом ряд закутанных советских лидеров, приветственно помахивающих руками с трибуны мавзолея Ленина.

— Это пришло только несколько минут назад, — сказал Рэндал.

Наложенный на запись голос комментатора тарахтел привычной скороговоркой:

— Сегодняшние новости из Москвы, нарушение всех традиций. Ежегодный военный парад, проводившийся каждый год седьмого ноября в честь октябрьской революции, которая привела коммунистическую партию к власти, в год столетия революции не состоится. Сегодня ТАСС, советское агентство новостей, объявило, что столетняя годовщина будет отмечаться в космосе. Вместо того, чтобы устраивать традиционный военный парад на Красной площади, — а в Москве в ноябре уже довольно холодно — советские лидеры все вместе отправятся на экспериментальную космическую колонию "Валентина Терешкова", в двух тысячах миль от Земли…

На экране дали картинку "Терешковой", висящей в космосе, стандартные кадры стыковки транспортника с осью станции, вид городской зоны Тургенева, комбайн, работающий в одной из агрозон, а комментатор тем временем продолжал:

— …и встретятся не с шеренгами солдат и ракет, а с учеными, инженерами, фермерами, увидят космические фабрики. Итак, что это? Очередной знаменитый "сигнал", о которых сейчас так много говорят? Наши эксперты поделятся своими соображениями чуть попозже. А сейчас — Фрэнк Питерсон в Москве, интервью с советским министром иностранных дел мистером Горлиенко.

— Ну, что ты думаешь? — спросил Рэндал. — По-моему, это самая настоящая перемена. Да ладно, Бернар, надо же отдать им должное. Это как раз та инициатива, которая нам нужна. Нам нужно сближаться.

— Посмотрим, посмотрим, — скептически пробурчал Фоледа.

— Черт, да тут кто угодно решит, что вы хотите войны, — Рэндал разочарованно покачал головой.

Это была тема, о которой они часто спорили. Рэндал был психологом, и считал все ядерное оружие аморальным, а правительства великих держав заочно назвал коллективно помешанными. Фоледа спорил с ним, утверждая, что межконтинентальные ракеты — самое нравственное оружие, изобретенное с тех времен, когда короли лично вели своих солдат в битву. Это оружие снова заставило высокопоставленных шишек всех стран почувствовать себя, как на фронте, они уже не могли отсидеться за спинами других людей.

— При подлинной демократии, — подвел черту Фоледа, — в окопах сидят все.

На экране советский министр иностранных дел давал интервью:

— Да, это можно назвать и жестом. Но мы видим это, как символ приверженности Советского Союза ценностям двадцать первого века. Завершение постройки "Валентины Терешковой" на столетнем рубеже нашего существования, как современного государства, послужит миру примером того, каких высот может достичь коммунистическая система. Ваши экономисты и эксперты утверждали, что это невозможно, что наша система слишком малоэффективна, чтобы достичь мало-мальски значительной невоенной цели. Ваши экономисты и аналитики убеждали вновь растущие государства мира не идти по нашему пути. И мы показали вам всем! Теперь пусть кто-нибудь попробует предсказать, на что мы способны, а на что нет. И мы будем продолжать расти в этом направлении — становиться еще более сильной, процветающей страной. Поэтому будет только естественным, что в нашу столетнюю годовщину, когда эта политика становится осязаемой реальностью, руководители партии и государства будут находиться на борту станции.

— Да это самый настоящий, честный, открытый жест доброй воли, — снова заговорил Рэндал. — Кто-то же доложен был начать.

Фоледа не отвечал, внимательно глядя на экран; он пытался соединить только что услышанное со свежими данными, добытыми его людьми из различных источников. Значительно возросли поставки топлива и боеприпасов на советские военно-морские базы. Варшавский договор объявил о предстоящих в ближайшие недели крупных военных учениях с широкомасштабными передвижениями войск и военной техники в Восточной Европе и Сибири. Интенсивность учебных полетов советской авиации резко возросла. Только за последние три месяца в четырнадцати крупных городах госпитали были оборудованы аварийными системами энергопитания. Председателем советской организации гражданской обороны стал генерал КГБ. Ни одно из этих сообщений само по себе не значило ничего особенного. Но вместе они создавали именно ту картину, которая заставляет нервничать военных аналитиков.

Однако признаков продолжения этой активности на столь высоком уровне в течение продолжительного времени не было. Мобилизуемые советские военные группировки не получали зимнего обмундирования и оборудования, количество доставляемых с заводов запасных частей было явно недостаточным для долговременных потребностей. То есть что бы там ни замышляли русские, это случится скоро, и закончится быстро. Это был жутковатый вывод, особенно в обстановке ожидания первого удара. А теперь появилась еще и точная дата, которая ложилась точно в середину предполагаемого периода ожидания. У Фоледы появилось неприятное ощущение, что теперь он может точно указать в календаре дату Судного Дня.

— …ты думаешь, что кто-то хочет войны? — неожиданно он понял, что Рэндал обращается к нему.

— Так что нам теперь — односторонне разоружиться?

— А почему бы и нет? Если разоружимся мы, разоружатся и они. И тогда вся проблема исчезнет. Это же так просто.

— А если ты ошибся, и они не разоружатся? — холодно спросил Фоледа.

Прежде чем спор успел зайти дальше, в нижнем углу экрана появился мигающий значок, индикатор звонка. Рэндал нажал клавишу на ручном пульте.

— Дом Фоледа. Рэндал слушает.

— Привет, Рэндал, это Барбара Хейнс, мне нужен Бернар, — отозвался из динамика женский голос. — Он где-то рядом?

— Привет, Барб. Да, конечно, секунду.

— Я поговорю с кухни, — ответил Фоледа, обрадовавшись возможности уйти от темы. Рэндал перенаправил звонок, стер записанное сообщение, которое они только что смотрели, и вернулся к программе новостей.

Барбара звонила из дома, принадлежавшего ЦРУ, где-то в лесу, в Мэриленде.

— Мы забрали миссис Джонс и отвезли ее на ферму. Все в порядке. Мне сказать, что ты приедешь завтра?

Это значило — Анна Доркас прилетела из Лондона, была тайком вывезена из аэропорта, несмотря на попытки русских официальных лиц вмешаться, и сейчас доставлена в безопасное место.

— Отличная работа, — ответил Фоледа. — Еще бы, я приеду туда.

Это была комната с большим мраморным камином, и лепным гипсовым потолком. Высокие окна, закрытые богатыми тяжелыми гардинами, выходили на розовый сад и ухоженные лужайки. Она была обставлена традиционно, шкафчик на тонких ножках эпохи короля Георга, небольшой письменный стол, маленькие столики, несколько кресел и диван. В дальнем конце комнаты, под аркой, открывающей проход в зал, стоял рояль. Анна Доркас сидела за длинным столом в центре комнаты, напротив уселся Фоледа, а рядом — Барбара. Гарри Мич, из департамента, сидел на другом конце стола обложившись папками и бумагами, перед ним лежал компьютер-блокнот. Джеральд Керн, из министерства обороны, возбужденно расхаживал вокруг, то разглядывая картины на стенах, то присматриваясь к китайскому фарфору в застекленном шкафу.

— И этого было достаточно, чтобы вы убедились в своем провале? повторил вопрос Фоледа.

— Не только это. Все так сочеталось одно с другим, — ответила Анна. Она выглядела усталой, но не обижалась. Такие расспросы были необходимы и она ожидала этого.

— Поведение моего начальника в посольстве. Тот факт, что они выбрали время, когда Энрико не было рядом. А когда он сказал мне о том, что рассказал ему Шепанов, об аресте той женщины, с которой связался мой бывший муж — последствия были очевидны. Игорь, мой бывший муж профессор Дьяшкин, немедленно попадал под подозрение. Мы оба с ним были диссидентами, и насколько я понимаю, его тоже, наверное, могли арестовать. В любом случае, добраться до меня — это был исключительно вопрос времени. Я боялась, что, когда я пойду на работу следующим утром, то выйду наружу только под арестом, и меня отвезут в Россию.

— Вы просто вышли из квартиры, — спросил Фоледа. — Ни сказав ни слова мужу? Вы ничего не сказали ему? Вы ведь больше его не увидите. Это не кажется вам странным?

— Я уже говорила. Я использовала его. Он был КГБшник с головы до пят. Между нами никогда не было ничего личного, по крайне мере, что касается меня. В этом отношении у меня не было колебаний.

— А как он к этому относился?

— Насколько я знаю, он относился к нашему браку, как к обычному браку.

— Как вы опишете его позицию в ваших отношениях?

Анна замолчала, подыскивая нужные слова.

— Он был… ну, достаточно рассудительным, я думаю… в чем-то даже щедрым. У нас были свои спады и подъемы, но в целом все было нормально. Это можно назвать дружеским сожительством, а не любовью…

— Оно было удачным в сексуальном плане?

Анна кивнула.

— Да, по-моему, да.

— Но вы только что сказали, что он был КГБшник чистой воды, — заметил Фоледа. — А до того вы нарисовали вполне ясную картину ваших идеологических убеждений, и они очень сильны. Здесь не было никакого эмоционального конфликта? Это звучит парадоксом.

— Я не совсем понимаю вас.

— Тебя не беспокоило, что ты ложишься в кровать с кадровым офицером КГБ? — пояснила Барбара.

Анна посмотрела прямо на нее, затем на Фоледу.

— Нет. Он был довольно-таки хорош, если вам нужно знать это. И это очень приятно. Почему бы не воспользоваться этим?

— У него были другие женщины?

— Если даже были, то меня это не удивило бы.

— А такие мысли никогда не беспокоили вас?

— Нет.

— А вы сами?

— С посольскими? Я не могла рисковать своей работой.

— Но в других местах? Среди ваших нелегальных контактов в Лондоне?

— Да, был один.

— Вы не связывались с ним в ту ночь, когда вы решили уйти? До того, как позвонили по номеру СИС?

— Нет.

— А почему?

— Он был не настолько сильным. Мне нужна была помощь, а не дружба.

Фоледа удовлетворенно кивнул. Мич скрупулезно что-то записывал и нажимал кнопки на своем блокноте. Анна могла легко оправдать свое решение, изобразив себя избиваемой мужем, обвиняя его во всех проблемах. А то, что она рассказывала, даже не пахло выдуманной "легендой".

За столом возникла короткая пауза. Анна налила в свой стакан воды из сифона, отпила глоток и зажгла сигарету.

— Возвращаясь к профессору Дьяшкину, — сказал через плечо Керн. Когда вы с ним поженились, вы говорите?

— Третьего августа 2003, — ответила Анна.

— А развелись?

— В 2011. Я не помню точную дату.

— В Москве?

— Да.

— Это было уже после того, как у него начался роман с Ольгой…

— С Ольгой Ошкадовой. Да.

— Но до этого его перевели в Сохотск.

— Куда? — наморщилась Анна. — Первый раз слышу.

Керн сделал вид, что забыл:

— О, правильно. Извините. Не встречались с ним после развода, да? Мич бессознательно кивнул головой, проверяя на экране предыдущие вопросы. Керн вернулся к столу и порылся в бумагах.

— Но об "Валентине Терешковой", вы, конечно, слышали.

Анна незаметно пожала плечами.

— О космической колонии? Конечно. Это не о ней были вчерашние новости?

— Она не имеет для вас никакого конкретного значения?

— Нет, не имеет. А что, должно иметь?

— А для профессора Дьяшкина имеет? Вы когда-нибудь связывались с ним? Он когда-нибудь упоминал об этом?

Анна только покачала головой.

— Если даже он был как-то с ней связан, то я не знала об этом ничего. Он никогда не упоминал ее ни в каком конкретном смысле — только то, что каждый может узнать из газет.

— Так вы говорите, что не знали про его переезд в Сибирь?

— Я этого не говорила. Я знала, что он переехал в Сибирь. Я просто не знала, куда. Это тот город, о котором вы только что сказали?

Опрос продолжался в таком ключе до обеда. Керн с Анной ушли в столовую, там слуги уже накрыли стол; там с ними должны были встретиться два офицера ЦРУ, которые будут опрашивать Анну потом. Фоледа заявил, что он прогуляется вокруг пруда на заднем дворе, покормит уток и подышит свежим воздухом, а уж потом присоединится к остальным. Барбара пошла с ним.

— Что ты извлекла из всего этого? — спросил он ее.

— Я все еще думаю, что она настоящая. Собственно, теперь я убеждена в этом даже больше, чем была в Лондоне.

— А-га. Что еще?

— Ну что, если профессор Дьяшкин тоже был связан с Клубом По Пятницам, и его подругу Ольгу арестовали, то это, может быть, отвечает на один из серьезных вопросов: почему он хочет перебежать. Он чувствует, что становится жарко, и хочет иметь возможность уйти.

— Это очевидно, не так ли? — нотки в его голосе говорили, что это даже слишком очевидно. Увидев в руках Фоледы остатки рогаликов, которые он собрал с блюдечек, когда подавали кофе, к берегу подплыла и замерла в ожидании флотилия уток.

— Ну-ка, как насчет догадки? Давай предположим, что Ольгу перевели на "Терешкову" по определенной причине, и она находится там в заключении. Мы уже знаем, что с одной стороны линии "Синька" находится Дьяшкин. Улавливаешь?

Барбара кивнула.

— То есть смело можно сказать, что на другой стороне — Ольга.

— И я так думаю, — Фоледа разломал еще один рогалик и бросил крошки в воду.

— А как мы можем узнать это точно?

— Очень просто. Спросить у Дьяшкина. Он-то должен знать, с кем разговаривает.

— А он скажет?

— А почему это он не скажет? Он подтвердил, что Лью Мак-Кейн и эта девчонка Брайс там на станции. Кроме того, ему становится жарковато, и он может захотеть, чтобы мы вытащили его оттуда, так что он вряд ли будет расположен отказывать нам в просьбе, — Фоледа повернулся спиной к пруду. Давай свяжем все факты. Мы так и не знаем, как работает его связь по линии "Синька", но мы знаем, что он каким-то образом передает сообщения на Русалку. Теперь мы еще и достаточно уверены, что его связь там наверху Ольга, а Ольга арестована за антисоветскую деятельность. Теперь давай предположим, что Ольга находится в том же самом месте, что и Лью Мак-Кейн и Брайс… учитывая, что связь с Дьяшкиным у нас уже есть. Ты видишь возможности?

Барбара тряхнула головой и заморгала от столь наглого предложения.

— Значит, мы сможем — может быть — использовать его линию, чтобы связаться с нашими людьми там наверху, — закончила она мысль Фоледы.

— Тонкая идея, а? Кто знает, как мы сможем использовать такую связь? — Фоледа выбросил остатки хлеба в воду.

— Похоже, утки довольны. Пошли и мы пообедаем.