Сибирский эндшпиль

34

Путь, которым пользовались члены комитета побега, вел через потолок камеры В-12, в которой оказался необыкновенно покладистый староста, а оттуда через промежуточный обслуживающий уровень — на поверхность. Он выходил в подвале Блока Обслуживания, здания в восточном конце зоны, там находились магазин и другие нарушения режима, которыми с радостью пользовались привилегированные заключенные. За задней стеной Блока Обслуживания уровнем ниже находилась площадка для прогулок заключенных нижнего уровня. Из Блока ход шел под землей к домику 8, в котором жил Истамел с тремя другими. Домик находился в середине жилой зоны на поверхности, то есть над комплексом Центра на нижних уровнях. Истамел вместе с другими прорылись вниз в верхние машинные галереи подземного уровня, а оттуда проникли в шахту лифта, которая шла через весь Центр и ниже последнего уровня с камерами. Обслуживающий люк в стене шахты открывался как раз на машинную палубу, где был расположен Склеп.

Все пути побега, которые искал комитет, включали в себя проникновение в ось станции. Это было неизбежно, поскольку именно там стыковались советские транспортные корабли, единственное средство, на котором можно было покинуть колонию. Среди планов побега, о которых говорил Сэрджент, было: спрятаться в контейнерах с материалами или аппаратурой, которые должны были подниматься в ось, подкупить русских, поднимающихся туда по работе, спрятаться внутри оси во время работ, и наконец, подъем на высоту полумили по системам труб и вентиляции внутри спицы.

Основным недостатком этих предложений было то, что Советы предприняли все возможные меры безопасности, чтобы защитить любой мыслимый путь к спице. Каждая машина, которая должна была подниматься в ось, прочесывалась перед отправлением три раза, снаружи и внутри. Проверки пропусков среди персонала были непроходимыми. Конструкции, окружавшие входы в шахты лифтов были настоящими джунглями из датчиков сигнализации. Как обнаружили заключенные, убегавшие с работ за пределами Замка, система безопасности в большинстве мест внешнего кольца "Терешковой" была очень слабой. Но проникновение в спицы было совсем другим делом и многие подопытные свинки комитета поплатились за это. Так как сквозь спицы вел единственный путь из станции, а на таком расстоянии от Земли охранники были на вес золота, то такая система, вероятно, имела смысл.

Обдумав эту проблему, Мак-Кейн, однако, решил, что путь через спицу не единственный путь в ось. Однажды, когда он, Хабер и Рашаззи были в Склепе одни, он спросил:

— А почему мы не можем пройти снаружи спиц?

— Да, конечно, почему? — пожал плечами Рашаззи. Предложение было слишком абсурдным, чтобы говорить о нем.

— Нет, давай подумаем, — настаивал Мак-Кейн. — Мы используем ту слабость, которую Советы заложили в свою систему. Исключая Замок, меры безопасности в кольце не очень строгие — да в большинстве мест их нет вообще. Единственное место, которое охраняется серьезно — это спицы. Почему? А потому что больше некуда идти. Им никогда не приходило в голову, что кто-то может выйти и попробовать пройти снаружи!

Рашаззи глядел на Хабера, и судя по его выражению, он уже отказался от первоначального мнения и думает над предложением. Хабер заморгал в ответ. КОнечно, нужно было решить множество проблем, но идея была достаточно сумасшедшей, чтобы сработать. Мак-Кейн ждал.

— Ты думаешь, это получится, Разз? — спросил Хабер.

— Не уверен… Может быть.

— Такая схема потребует защиты и жизнеобеспечения, — начал Хабер. — У русских должны быть скафандры для открытого космоса на аварийных постах в кольце… Что ты думаешь?

Рашаззи сомневался.

— Ммм… Туда будет очень трудно попасть. И вряд ли они есть где-то здесь в Замке.

— А они непременно нужны? — спросил Мак-Кейн. — Может быть, можно сделать самим? Это такая сумасшедшая идея?

— Самодельные скафандры? — Хабер определенно считал, что да.

На этот раз Рашаззи не выглядел столь уверенно.

— Нет… Возможно, нам не потребуются настоящие скафандры. — медленно сказал он. — Ты знаешь, в предложении Лью что-то есть. Мы можем проникнуть в такие места, где хранится пожарное и спасательное оборудование с разными дыхательными аппаратами. Это решит самую трудную проблему.

Он немного задумался.

— Второй задачей будет сохранить постоянное давление внутри тела. Это не такая большая проблема, как думает большинство, не для наших целей, во всяком случае. Строго говоря, человек может находиться в полном вакууме десять секунд вообще без защиты.

— Ну тогда скажи нам еще и как вскарабкаться на километр вверх за десять секунд, — спросил Хабер.

— Да, нам нужно больше, — согласился Рашаззи.

— Но только чтобы обойти охраняемую зону у основания спицы, — добавил Мак-Кейн. — Час или около того, не больше. А потом мы снова будем внутри.

Рашаззи кивнул.

— Если дышать чистым кислородом, то это потребует давления около двух фунтов на дюйм, — сказал он Хаберу. — Это не такой большой перепад. Возможно надеть маку на лицо и глаза, чтобы они не вылетели. Может быть небольшая утечка, но пока хватит кислорода, это не страшно.

— А глаза и уши? — спросил Мак-Кейн. — С ними будет все в порядке?

— Это не такая уж большая проблема. В космических кораблях и тренажерах люди все время работают под низким давлением. Самое главное смотреть, чтобы газы в теле не расширялись и не выделялись из жидкостей в виде пузырьков. Достаточно не есть вредного перед выходом и около часа дышать чистым кислородом, чтобы выгнать азот из крови. А в глазах нет газа, и расширяться там нечему. Что касается ушей, то они устроены так, что хуже чувствуют себя при повышенном а не пониженном давлении.

По мере того, как Хабер слушал, его отношение к этой затее стало смягчаться. Он закивал головой:

— Нужно будет предохранить жидкости от испарения через кожу. Если обернуть тело каким-нибудь эластичным материалом, чтобы сохранить давление на кожу, то этого может хватить, лишь бы не стесняло движений и можно было дышать. Идеально подошел бы материал, который растягивается, но только до определенной точки.

— Какой-нибудь эластик со вшитыми нитями, — кивнул Рашаззи. — Где мы сможем достать это?

— Если выбраться наружу, это поможет ответить на многие вопросы, глубокомысленно заметил Хабер.

Мак-Кейн сунул руки в карманы и сел на стол. Он взглянул на лазер, потом повернулся к партнерам:

— О'кей, предположим, это сработало и мы попали в ось. Следующее, что нам нужно знать — это как Сэрджент собирается проникнуть в один из транспортных кораблей.

Неожиданно до него дошло, что последнее замечание Хабера не имело ничего общего с побегом, и имело совершенно другую цель, оно что-то значило для ученых, но он ничего не понял.

— Что-то не так? — спросил он. — Я что-то пропустил?

— Мы все равно собирались ему сказать, — заметил Хабер Рашаззи.

— Вы говорите загадками, — не выдержал Мак-Кейн. — Сказать что?

— Мы обнаружили еще одну странную вещь, — начал Рашаззи. — Иди посмотри.

Они отвели Мак-Кейна в конец комнаты. С потолка свисал длинный шнур с металлическим шариком на конце. К шарику было приделана стрелка, указывавшая вниз, почти царапавшая лежащий на полу большой лист картона с круговой шкалой, размеченной в градусах. Рашаззи протянул руку и раскачал маятник.

— Зная длину и период маятника, по простой формуле можно рассчитать местное ускорение силы тяжести. Что в свою очередь, определяет силу, с которой тело давит на пол — другими словами, сколько ты весишь, — он взглянул на Мак-Кейна. — Ты помнишь, что в первые дни ты чувствовал себя придавленным? Но через пару дней это прошло? Большинство из нас чувствовали то же. И ты думал, что это от усталости, да? Так вот, это не так. Ротационная сила тяжести на "Валентине Терешковой" приблизительно на десять процентов больше, чем нормальная земная сила тяжести.

— Странно.

— Очень странно, — согласился Рашаззи. — Казалось бы, космическая колония должна рассчитываться на меньшую силу тяжести, чем на Земле. Уменьшаются нагрузки на конструкцию, ее можно сделать легче, надежнее и так далее. Но почему конструкторы пошли в другую сторону?

— Не знаю. А вы?

— Тоже. Но это еще не все, — Рашаззи указал на маятник, который раскачивался над шкалой, быстро проходя над центром и чуть замедляясь пред остановкой в паре дюймов от края шкалы, чтобы качнуться обратно.

— Это называется маятником Фуко. То есть он может раскачиваться в любом направлении.

— В отличие от маятника в дедушкиных часах, который может качаться только в одной плоскости, параллельно стене комнаты, — пояснил Хабер.

Мак-Кейн кивнул. Рашаззи продолжил:

— Как и гироскоп, маятник пытается сохранить момент движения, раскачиваясь в том же направлении в пространстве. Представь себе такой маятник на Северном полюсе. Заметим какое-нибудь направление — скажем, на созвездие Овна. Потянем маятник в этом направлении и отпустим. А теперь представь, что он продолжает раскачиваться в той же плоскости, от Овна — к Овну и так целый день. Земля под ним сделает полный оборот на триста шестьдесят градусов. Или, если ты стоишь на земле, рядом с маятником, то Земля для тебя будет неподвижной, а вот плоскость маятника будет вращаться по кругу, как и созвездие Овна вращается вокруг небесной оси, — тут Рашаззи ткнул на пол, — и ты сможешь измерить его скорость вращения по такой вот шкале.

Мак-Кейн вспомнил, что уже видел такое, когда был маленьким, в научном музее.

— О'кей. А что дальше?

— Теперь давай повторим эту процедуру на экваторе. Овен больше не вращается по кругу над головой, а встает и заходит. Мы раскачаем маятник, как только Овен взойдет на востоке. Шесть часов спустя Овен будет над головой, а вот будет ли маятник двигаться вперед-назад к Овну? Вряд ли, потому что ему пришлось бы подпрыгивать вверх-вниз, что было бы чудом. Нет, вместо этого он будет качаться по направлению восток-запад по отношению к Земле. Другими словами, наблюдатель не заметит никакого вращения плоскости маятника. Между полюсом и экватором эти эффекты сочетаются, так что плоскость вращается не на полный круг, а на определенный угол, в зависимости от широты.

Мак-Кейн пробыл на Терешковой достаточно долго, чтобы знать, что кольцо считается экватором.

— Значит, здесь маятник должен качаться в одном направлении, заключил он.

Рашаззи кивнул.

— Почти. Но не совсем. Плоскость маятника вращается. Мы измерили ее, период колебаний плоскости получился восемьдесят восемь секунд.

— Как и вращается колония.

— Вот только учитывая официальные размеры станции, о которых объявили русские, и силу тяжести на десять процентов больше земной, период вращения колонии должен быть около минуты, — сказал Хабер.

Рашаззи загадочно смотрел на Мак-Кейна, словно ожидая, что тот объяснит это.

— Единственный ответ, объясняющий более медленный период вращения это то, что диаметр кольца "Терешковой" значительно больше, чем мы предполагали, — Рашаззи развел руками. — Но это невозможно, конечно. С того момента, как русские начали ее постройку, ее столько раз рассматривали через наземные и космические телескопы, что нет никакого сомнения — она именно такого размера, как они и утверждают.

Мак-Кейн только посмотрел на них в изумлении.

— И что отсюда может вытекать? Вообще?

Хабер покачал головой.

— Что-то очень странное в геометрии всей этой станции, — начал Рашаззи. — Дело даже не в проектах побега Эбана. Даже если бы их не было, нам все равно нужно выйти наружу. Один взгляд на нее снаружи скажет многое. Вот чем привлекательна твоя идея. Но именно сейчас я не могу объяснить тебе, что значат все эти странности.

— Будем говорить об этом комитету побега? — спросил Хабер.

Мак-Кейн покачал головой.

— Нет, пока сами не узнаем, что за этим кроется. Сейчас они не должны абсолютно ничего об этом знать. Если кто-то из них проболтается, то это не должно попасть не в те уши. В настоящее время — пусть все остается по-прежнему.