Сибирский эндшпиль

7

— Вы были арестованы в месте, где не имели права находиться, во время получения дезинформации, сфабрикованной, чтобы дискредитировать Советский Союз, причем в масштабах, которые могли бы иметь тяжелейшие международные последствия. У вас обнаружено специальное шпионское оборудование, вы прилетели сюда под вымышленными именами и с вымышленными документами. генерал-майор Протворнов сделал паузу, чтобы его слова дошли до собеседника. Вся сцена разыгрывалась в расчете на Полу — вряд ли он впервые расследовал такое дело.

— Все мы уважаем лояльность, и мы гордимся своей лояльностью, но есть пределы, за которыми она превращается в неразумное упрямство. Но крайней мере скажите нам, кто вы, и что за организация вас послала. Согласитесь, мы должны знать хотя бы это.

Пола Брайс съежилась под ярким светом, глядя на неясный силуэт на другом конце стола. По крайней мере свет бил в глаза не так ярко, как весь вчерашний день. И натянутый тон Протворнова был отдыхом после криков и нетерпения других начальников, допрашивавших ее сначала, до того, как она свалилась больной несколько дней назад. Все это — часть игры, говорила она себе. И постоянная борьба со сном, усталостью, страхом, и постоянные догадки — какие угрозы реальны, какие — пустой звук, а какие, глядя по обстоятельствам, могли быть и тем и другим.

Ссадины на ее теле все еще саднили после сурового обращения в штаб-квартире внутренней безопасности, где ее встретили две охранницы с животными лицами и сложением тяжелоатлетов — несомненно, ритуал, где роли устанавливались с самого начала. Потом начались тяжкие испытания, многочасовые допросы, один и тот же вопрос, повторяемый без конца, намеки на ее дальнейшую судьбу, о которой, судя по двум охранницам, можно было догадаться.

Но она не сказала ничего. Она постоянно заставляла себя повторять вбитую ей в голову людьми Фоледы фразу. "Молчи, отрицай все, никогда ни в чем не признавайся и не подтверждай, даже если это настолько очевидно, что бросается всем в глаза" — учил ее один из них. "Одно тянется за другим. Первое признание — первый шаг по наклонной, и чем ниже, тем больше скользишь. Это как бросать курить: больше ни одной сигареты. Ни одной, потому что между "ни одной сигареты" и "несколько сигарет" огромное различие. А между двумя и тремя, четырьмя и пятью, девятнадцатью и двадцатью разницы мало. Понятно? Так же и с информацией. Стоит первый раз поддаться, и ты уже не выкарабкаешься".

Может быть, она уже сказала что-то, сама того не зная? Два дня она болела — так ей сказали — акклиматизационной болезнью, такое случается с некоторыми людьми в космосе. Она плохо помнила это, но судя по тому, как она себя чувствовала, когда пришла в себя, ее накачали каким-то наркотиком. Доктор сказал ей, что это седатив. Перед тем, как отправиться на задание, ей что-то говорили о наркотиках… она не помнила, что. Сейчас она не могла ясно вспомнить вообще ничего. Ей хотелось одного — отдохнуть, уснуть… Все кругом чересчур запутано и требует слишком больших усилий, чтобы думать.

— Так мы ни к чему не придем. — недовольно вмешался сидящий рядом с Протворновым полковник, помоложе, с очень деловым видом, производивший впечатление самолюбивого и беспринципного. Звали его Бывацкий. — Дайте нам полдня, и я сообщу вам все, о чем вы хотите знать.

Блеф, подумала Пола. Добряк — злюка. Часть игры.

— Мы надеемся, что не дойдем до крайностей. — рявкнул Протворнов. Вы признаете, что проникли на "Валентину Терешкову" под чужим именем, намереваясь совершить акт шпионажа?

Она подняла голову, притворяясь еще более подавленной, чем была.

— Что?

— Вы признаетесь, что проникли сюда под чужим именем с целью шпионажа?

— Я ни в чем не признаюсь.

— Но это же очевидно.

— Я хочу связаться с представителем правительства Соединенных Штатов.

— Вы прекрасно знаете, что на борту нет такого представителя, вам не с кем говорить.

— Я не сказала говорить. Я сказала — связаться. Вы можете устроить это.

— Это невозможно.

— Почему?

— В настоящий момент это невозможно. Кроме того, вы не в том положении, когда можно ставить условия. Я повторяю, признаетесь ли вы, что проникли сюда под чужим именем?

— Я ни в чем не признаюсь.

— Ваше имя?

— Я хочу связаться с представителем моего правительства.

— Вы до сих пор утверждаете, что вы — Пола Шелмер?

— Так сказано в моих документах.

— Вы по-прежнему утверждаете, что являетесь сотрудником Службы Новостей Пасифик, Калифорния?

— Я ничего не утверждаю. Все равно вы поверите только в то, во что захотите. — Ошибка, вскрикнуло ее второе "Я". Она начала отвечать им. Раскрыла она что-нибудь, или нет, это уже не имеет значения. Первый шаг был сделан.

— Вы прекрасно понимаете, что это не тот случай. У вас было с собой специальное оборудование — согласитесь, вряд ли агентство новостей выдает такую аппаратуру своим сотрудникам. — голос Протворнова сейчас был обыденным, почти дружеским. Он опустил лампу, словно показывая этим жестом, что эти ненужные неприятности позади. Ей нужно говорить, значило это. — Ясно, что вас использовало американское правительство. Ну хот это, по крайней мере, правда? — в его голосе мелькнула нотка сожаления, казавшаяся почти настоящей. Или она услышала в нем то, что в глубине дыши хотела услышать? Возникла короткая пауза. Ее голова опустилась вниз, мысли смешались. — Это правда, не так ли? Вы ведь не работаете на Службу Новостей Пасифик?

— Нет — услышала она свой шепот, и тут же ее внутренний голос протестующе вскрикнул — слишком поздно.

— Вы работаете для американского правительства. Это правильно?

Она вспомнила, откуда-то из далекого прошлого, как торговцев учат заканчивать спор с клиентом: серией утверждений, с которыми трудно не согласиться. Раз начавшись, беседа уже не может отклониться из заданного русла, и уже проще соглашаться с всеми предложениями торговца, чем отвергать их. Она только что сделала первый шаг по наклонной, даже не сказав Протворнову то, что он и так знал, а просто согласившись с ним. Пола покачала головой и промолчала.

— Для какого правительственного учреждения вы работаете? — Пауза. ЦРУ? — Еще пауза. — РУМО? — Молчание. — Я должен напомнить вам, что мы можем повторить наши вопросы, но с использованием аппаратуры физиологического наблюдения, которая сделает укрывание истины невозможной… Итак, мы знаем, что вы не работаете для Службы Новостей Пасифик, и что вас послало американское правительство. А теперь, исключительно для протокола, и для последующей передачи вашим представителям, а также различным организациям по защите прав человека, которые заботятся о людях в таком положении, как вы — назовите ваше имя.

— Я хочу связаться с представителем правительства Соединенных Штатов.

Бывацкий поднялся, фыркнув, и отошел к стене, из ее поля зрения. Протворнов поднял руку, потер бровь, откинулся с тяжелым вздохом на спинку кресла.

— Послушайте, из содержимого файла, который вы копировали, совершенно ясно, что вашим заданием было получить дезинформацию, созданную для поддержания пропагандистской кампании, развернутой вашим правительством относительно "истинного назначения" "Валентины Терешковой" — Протворнов поднял глаза и неожиданно и резко крикнул: — Вам знакомо имя "Волшебник"?

Еще до того, как она осознала сказанное им, на ее лице уже отразился ответ. А Протворнов продолжал дальше, как будто сказанное им не стоило даже упоминания: "Вы прекрасно знаете, что Волшебник был предателем, раскрытым нашей контрразведкой. Он признался во всем и добровольно заявил, что информация, помещенная им в этот файл, была лживой. Он работал в одной упряжке с американскими пропагандистами, с целью обмануть мировое общественное мнение в то время, когда вновь возникающие великие державы все еще остаются неприсоединившимися. Мы можем показать вам видеозапись его признаний. И могу вас уверить, он сделал это добровольно". Пола все еще выглядела сомневающейся. "Мы можем привезти Волшебника сюда и устроить вам встречу, чтобы он рассказал вам все лично, если это убедит вас".

Пола опустила глаза. Смысл сказанного не дошел до нее. Или она просто смущена? Она устало взглянула на Протворнова: "Какая разница, поверю я в это или нет?".

Протворнов наклонился вперед, Пола почувствовала, что и Бывацкий зашевелился в углу. И опять она слишком поздно поняла, что сказала не то.

— Как вы не понимаете? Ведь все крутится вокруг этого. Вам было сказано, что эта станция — замаскированная военная платформа, так? Они описали всевозможное оружие, спрятанное здесь, так? А подтверждением этому был файл, собранный Волшебником. Чего вы так испугались? Не волнуйтесь, это логически вытекает из тех фактов, которые у нас есть… Вы должны понять: все дело в том, что вам лгали… лгали, как лгут всему миру. Как я только что говорил, я уважаю вашу лояльность, но не позволяйте ей ослепить вас настолько, чтобы не видеть, что Соединенные Штаты иногда бывают далеки от совершенства, и что Советский Союз не всегда неправ. — Он поджал, пока смысл его слов дойдет до нее, потом продолжил. — Видите ли, я с полковником Бывацким не сходимся в одном — я верю, что все мы одинаковы под различной внешностью: несчастные жертвы ошибок истории и наших ненужных взаимных подозрений.

— Мне не стоит и говорить о том, к какой трагедии может привести эта паранойя. — Протворнов поднял руку, словно опережая ее ответ. — Да, и с нашей стороны, точно так же, как и с вашей. Мир трясется от страха уже полстолетия. Но разве вы не видите альтернативы? Раз и навсегда все заблуждения, на которых основывалась эта паранойя, будут показаны всему миру. Это не положит конец всем разногласиям между нашими народами, которые истощали нас так долго, конечно, но это будет большой шаг в перед к разрядке наших отношений. И кто-то должен сделать первый шаг прочь от пропасти. Неужели вы не дадите этим людям, там, внизу — хотя бы один шанс на надежду?

Пола заморгала, тщетно пытаясь понять его.

— Я не уверена, что понимаю вас. — Ее голос был сухим и надтреснутым. Протворнов налил в стакан воду из графина, стоявшего перед ним, и передвинул стакан через весь стол. Пола посмотрела на стакан, и неожиданно ей стало все равно, хорошо это или плохо. Она одним глотком выпила воду, благодарно взглянув на генерала.

— Мы готовы провести лично вас по всем секциям "Валентины Терешковой", где, как вам было сказано, укрыто вооружение. Вы сами увидите, что все эти обвинения — неправда. — Протворнов взмахнул руками. Что может быть честнее этого. Мы хотим, чтобы правда стала известной.

Пола поставила стакан на край стала, обратив внимание на свою дрожащую руку. "А почему бы не открыть станцию для международной инспекции, если вы хотите именно этого? Пусть все прилетят и посмотрят?"

Протворнов взмахнул руками. "Именно это я бы и сделал, будь я генеральным секретарем партии. Но я не товарищ Петрохов. И по ряду причин, обсуждать которые — не мое дело, наша политика — не выставлять себя на показ всему миру просто для того, чтобы доказать наши мирные намерения.

— Вы уже проявили свои мирные намерения. — сказала Пола, потирая живот.

— Я прошу прощения за этот инцидент. Ответственные за это охранницы были только что переведены из военного штрафного батальона, где обращение другое. Они будут наказаны и переведены.

Свое дело они уже сделали, подумала Пола. "Я все же не уверена, что вы имеете в виду…". Несмотря на ее решимость, она почувствовала, что становится разговорчивой… Но черт возьми, запертой здесь, в двух сотнях тысяч миль от всего на свете, ей нужно было с кем-то поговорить — пусть даже с русским генералом. Она начинает жалеть себя, отметила она безвольно. Это было не похоже на нее, но она обнаружила, что это ее не так уж и волнует. У нее были причины жалеть себя — Боже, неужели в воду что-то подмешано?

— Все, что нам необходимо от вас, это убедиться в том, что мои слова — правда, и сделать публичное заявление об этом, подтвердив, что вы видели это своими собственными глазами. Если мы докажем вам, что наша страна оклеветана перед всем миром, с нашей стороны будет естественно просить об этом. Разве правда не главное, даже если она опровергает чьи-то предубеждения? Разве не этому вы учились думать, как ученый?

— Да — ответила Пола автоматически.

Протворнов удовлетворенно кивнул.

— Ну вот, мы выяснили, что вы — ученый. Вы работаете для частной корпорации? Но как вы объясните ваши познания в советском оборудовании? С компьютером работали вы. Может быть, вы работаете для вооруженных сил? Хорошо, в каком роде войск. Армия… Флот? ВВС? Вы же знаете, что мы можем использовать психологические тесты.

Все это записывается скрытой камерой, догадалась Пола. Потом Протворнов и его специалисты будут раз за разом прокручивать эту пленку, изучая ее малейшие реакции. Возможно, скрытые датчики записывают температуру ее тела, рефлексы, напряжение мускулов, движения глаз, другие выдающие ее признаки. Неожиданно она почувствовала огромную усталость, беспомощность против той силы, которую она не понимала и не знала, как ей сопротивляться. Все было бесполезно, и они были обречены на выигрыш. И несмотря на все, чему ее учили, слова Протворнова все-таки звучали разумно и открыто.

— Может быть. — ответила она. В ответ на что, она уже не помнила. Казалось, она уже собралась с мыслями, но все они снова начали размываться и терять форму.

— Вы согласитесь подумать над вашим заявлением, если мы покажем вам, что все обвинения, касающиеся оружия, лживы? Это не обязательно должно быть публичное заявление. Только для сведения определенных правительств Запада и Азии. Мы можем устроить так, что запись вашего заявления будет проверена вашими людьми перед передачей ее всем остальным. Это снимет с вас всякую личную ответственность и не приведет к серьезным последствиям в международных кругах. Согласитесь, наши цели честны. Произошла ошибка, и мы хотим исправить ее. — Протворнов сделал паузу и посмотрел на нее через стол.

Пола потерла глаза. Ей нужно всего лишь согласиться на кажущееся вполне разумным предложение и она сможет выспаться. В чем будет ее ошибка, если она скажет правду о том, что она видела? Бог знает, сколько несчастий случилось в прошлом, когда люди отказывались сделать это. Протворнов выждал несколько секунд, потом добавил:

— Не стоит и говорить, что ваше сотрудничество с нами в этом небольшом деле сыграет большую роль при дальнейших переговорах между нашими правительствами, касающихся вашей судьбы. Мы понимаем, что вы были втянуты в такую работу по печальной необходимости. Если у нас будут достаточно приемлемые мотивы, то мы сможем просто посмотреть на это сквозь пальцы. Что было, то было. В противном случае… — он пожал плечами.

Пола глядела на стакан, стоящий на столе. Искаженное, перевернутое изображение Протворнова глядело на нее, отражаясь от толстого донышка стакана. Она все пристальнее вглядывалась в него, и он стал похож на гротескного паука, который, перед тем, как сдвинуться с места, наблюдает, сидя в центре паутины, за отчаянными попытками жертвы вырваться на волю. Она встряхнулась, выйдя из охватившего ее ступора. Русские знали бы намного больше, если бы Эрншоу на самом деле выдал им хоть что-нибудь. Пола неожиданно представила, что с ним может происходить сейчас.

При мыслях о том, что чуть было не произошло, ее начала поглощать волна отвращения к себе. Она вздохнула полной грудью, вздрогнув при одном только упоминании того, на что она чуть не согласилась. Пола подняла голову, зажала руки между колен, чтобы они не тряслись так заметно, и направила свой взгляд через стол.

— Я хочу связаться с представителем правительства Соединенных Штатов.