Я хотел бы соблюсти хронологический порядок и отмечать на протяжении многих лет те моменты, когда Ноэль Лефевр снова занимала мой ум, каждый раз уточняя день и час. Но невозможно на столь длинном временном отрезке составить такой календарь. Думаю, лучше дать волю моему перу. Да, с кончика пера текут воспоминания. Их надо не принуждать, вызывая, а просто записывать, по возможности ничего не вычеркивая. И в этом непрерывном потоке слов и фраз какие-то детали, которые вы забыли или, сами не зная почему, похоронили в глубинах памяти, мало-помалу всплывут на поверхность. Только не прерываться, сохраняя перед глазами образ лыжника, который вечно скользит по крутому склону, как перо по белому листу. Вычеркивать — это потом.
Вечно скользящий лыжник. Сегодня эти слова вызывают в моей памяти Верхнюю Савойю, где я провел несколько лет в отрочестве. Аннеси, Вейрье-дю-Лак, Межев, Мон-д’Арбуа…
Однажды июльским днем, в том же году, когда мне попалась в справочнике по кино фотография Мурада, я встретил на перекрестке Ришелье — Друо старого друга, как раз из Аннеси, некого Жака Б., которого все звали Маркизом. И я сразу вспомнил, что Ноэль Лефевр родилась в «деревне в окрестностях Аннеси». В свое время я не придал особого значения этой детали, упомянутой в досье Хютте. Оно было таким неполным, это досье, и в нем насчитывалось столько неточностей, что я задавался вопросом, не сам ли Хютте выбрал эту «деревню в окрестностях Аннеси» местом рождения Ноэль Лефевр, чтобы скорее сбыть с рук «дело», которое его не интересовало.
Жака Б. я не видел десять лет, как и всех моих знакомых по Верхней Савойе.
Он сказал мне, что работает в газете неподалеку, и вскоре мы вдвоем сидели за столиком в кафе «Кардинал».
Зал был пуст. Из-за присутствия Маркиза мне казалось, будто мы снова сидим под аркадами «Таверны» в Аннеси в разгар летнего дня.
Я слушал Маркиза, который подробно излагал мне «пройденный путь», как он выразился, с тех прекрасных деньков в Аннеси. Служил в Иностранном легионе. Комиссован через несколько месяцев. Работал там и сям в Лионе, а потом сел в поезд и уехал в Париж. И стал-таки журналистом, в рубрике происшествий. Уже два года.
— Почему Иностранный легион? — спросил я.
Он выглядел таким непринужденным и беспечным в былые времена, на пляже Спортивного клуба и на улицах Аннеси, тогда я и предположить не мог, что он завербуется.
— Так вышло, — сказал он, пожав плечами. — У меня не было выбора…
И я укорил себя за то, что не почувствовал в нем в ту пору некоторых неладов с жизнью.
— Ты не знал в Аннеси человека по фамилии Лефевр?
— Через в или через б?
Я снова видел его ироническую улыбку, которая в моих воспоминаниях никогда его не покидала.
— Через в.
— Лефевр…
Он произнес фамилию, акцентируя букву в.
— Ну да… Санчо Лефевр…
Санчо Лефевр. Это имя мне тоже кое-что напоминало. Но я никогда не связывал его с Ноэль Лефевр.
— Парень постарше нас… Ты не мог его знать… Других Лефевров в Аннеси я не помню… А зачем он тебе, Санчо Лефевр?
Он смотрел на меня со своей вечной улыбкой, судя по всему, не удивленный, разве что чуть-чуть недоумевая, почему вдруг этот Санчо Лефевр появился откуда ни возьмись рядом с нами, как призрак или, может быть, как мертвец.
— Он, кажется, уехал из Аннеси лет пятнадцать назад… Но время от времени возвращался… Он жил в Швейцарии или в Риме… или даже в Париже…
И вдруг мне вспомнился один летний полдень в Аннеси. Я укрылся в холле отеля на улице Сомелье от солнца и жары. Рядом со мной сидели три или четыре человека, и имя «Санчо Лефевр» часто всплывало в их разговоре, но слов я разобрать не мог — только это имя, даже без фамилии: Санчо. То же имя упоминалось в письме, адресованном Ноэль Лефевр, которое я перехватил десять лет назад в окошке «До востребования».
— Занятный тип… Каждый раз все знали, что он возвращается в Аннеси из-за своей машины… у него была спортивная машина, английская или итальянская… или даже американская, открытая…
— Сколько ему сейчас может быть лет?
— Тридцать девять, сорок.
— Он был женат?
— Нет.
Сидевший передо мной Жак Б., казалось, ушел в свои мысли.
— В последний год в Аннеси, перед тем как я завербовался в Легион… мы, кажется, еще виделись в том году, не так ли?.. В шестьдесят втором или шестьдесят третьем… Я слышал, что Санчо уехал из Аннеси с двадцатилетней девушкой… и даже, кажется, женился на ней…
— А эту девушку ты не знал?
— Нет.
— Ее звали не Ноэль?
— Я не знал ни одной Ноэль в Аннеси.
Выходило, что мы обсудили тему со всех сторон. Мне было немного совестно задавать ему все эти вопросы, и я искал слова, чтобы объясниться.
— Речь идет об одном происшествии, в которое мой друг оказался замешан десять лет назад… исчезновение… а девушка родилась в окрестностях Аннеси, поэтому я подумал, что ты можешь быть в курсе…
— Происшествие? Почему нет? С таким типом, как Санчо Лефевр, все могло случиться.
Он сказал это в прошедшем времени. И на меня вдруг навалилась огромная усталость от копания в прошлом и его тайнах. Я уподобился тем, кто десятки и десятки лет пытался расшифровать какой-то очень древний язык. Этрусский, к примеру.
Мы еще поговорили о том о сем на сегодняшнем языке. А потом обменялись адресами и телефонами, и я проводил его на улицу Ришелье, до его редакции. Перед тем как войти в холл, он улыбнулся мне и сказал:
— Если хочешь, я попробую разузнать побольше о Санчо Лефевре.
Я помню свое состояние духа в тот день. Расставшись с Жаком Б. по прозвищу Маркиз, я прошелся вдоль Больших бульваров. Проходя мимо кинотеатра «Рекс», подумал, что здесь, в нескольких сотнях метров, найду Франсуазу Стер. Но работает ли она еще у Ланселя? И если да, то мне придется ждать час или два, пока она выйдет из магазина. Зачем? Она вряд ли знает о существовании Санчо Лефевра.
Я не знал, что и думать. Теперь я был уверен, что Ноэль Лефевр никогда не звалась в замужестве Ноэль Бехавиур, нет, она была замужем за этим человеком без лица, о котором Жак Б. сказал мне, что я не мог знать его в Аннеси. А ее девичья фамилия? Она не только исчезла десять лет назад, она была для меня теперь безымянной девушкой. И даже Ноэль — так ли ее звали на самом деле?