Я получил письмо от Жака Б. по прозвищу Маркиз, кажется, через несколько недель после нашей встречи на перекрестке Ришелье — Друо. Письмо было без даты, и это не имеет никакого значения. Я никогда не соблюдал хронологический порядок. Его для меня просто не существовало. Настоящее и прошлое смешались друг с другом в какой-то прозрачности, и каждый миг, прожитый мною в юности, представляется мне отдельно от всего в вечном настоящем.
Жак Б. по прозвищу Маркиз писал мне:
Мой дорогой Жан,
В ту нашу встречу я попросил тебя назвать имена людей, о которых ты достоверно знал, что они были знакомы с Ноэль Лефевр. Я записал их с мыслью, что смогу найти какие-то детали, которые помогут тебе в твоих поисках.
Ты упомянул некого Жерара Мурада. Я нашел в архивах газеты, в которой работаю, заметку о нем пятилетней давности. Речь идет о хронике происшествий — моей специальности. Это странное происшествие не имело последствий, не было никаких упоминаний об этом «деле» в следующие годы, должно быть, «дело» было закрыто.
Жак Б. приложил к письму ксерокопию статьи:
АРТИСТ В ЗАКЛЮЧЕНИИ УБИВАЕТ ОДНОГО ИЗ СВОИХ ОХРАННИКОВ
В четверг на Вознесение гражданин, называющий себя Андре Верне, проживающий в Мезон-Альфоре по адресу 26, улица Карно, и заявивший, что играет в театре под именем Жерара Мурада, явился с повинной в полицейский комиссариат Аустерлицкого вокзала: он, по его словам, только что убил человека на улице Эссе.
Факт подтвердился, и обвиненный в умышленном убийстве Андре Верне был допрошен в присутствии своего адвоката мадам Мариани следователем Маркизе.
Рассказ обвиняемого о его приключении оказался поистине фантастическим.
Не важно, под каким предлогом (Жак Б. подчеркнул эти слова и приписал шариковой ручкой: «Но под каким же предлогом?») он отправился 11 мая в дом 19 по улице Беранже, куда вскоре явились шесть человек, которые отобрали у него документы, деньги и драгоценности. (Жак Б. приписал шариковой ручкой: «Откуда драгоценности?») Через четыре дня его перевезли на улицу Эссе, и в ночь с 17-е на 18-е, когда его охраняли только двое, а потом один человек, ему удалось совладать с охранником и даже убить его во время последовавшей борьбы.
Далее письмо Жака Б. продолжалось так:
Я полагаю, театр этот Мурад бросил. Может быть, его следы остались в Мезон-Альфоре?
Что касается Санчо Лефевра, мне удалось добыть кое-какие сведения из надежных источников в Аннеси.
На самом деле его зовут Серж Сервоз-Лефевр, для всех Санчо Лефевр, родился в Аннеси 6 сентября 1932 года. В отрочестве и ранней юности он работал в разных отелях в Аннеси и Межеве. В Межеве он встретил некого Жоржа Бреноса и вскоре стал его секретарем, а затем партнером. Бренос владел кинотеатрами в Брюсселе и Женеве, а также компанией, контролировавшей два заведения в Париже: дансинг «Марина», 71, набережная Гренель (15-й округ) и «Каравелла», 26, улица Марбёф — 2, улица Робер-Эстьен (8-й округ). У Санчо Лефевра была доля в этих заведениях.
Жил он, по слухам, в Швейцарии и в Риме.
4 августа 1962 года он был остановлен на французской границе, следуя из Швейцарии, и в багажнике его машины обнаружили картину художника Анри Матисса, принадлежащую мадам Шарлотте Вендланд (Версуа — Женева), которую она якобы передала ему с целью продажи. В выписке из его свидетельства о рождении нет никакого упоминания о браке.
Однако летом 1963-го или 1964-го его видели в Аннеси с девушкой, которую действительно звали Ноэль и которую он представлял как свою жену. Я смог расспросить друзей постарше нас, которых ты, наверно, помнишь (Клод Брен, Поло Эрвье, Ги Пилотаз), и они мне это подтвердили. Она называла себя мадам Лефевр. Но они о ней ничего не знают и не представляют, кто мог бы нам помочь. Судя по всему, она была, как они мне сказали, уроженкой этих мест. После этого лета 1963-го или 1964-го ни Серж Сервоз-Лефевр, он же Санчо, ни «мадам» Лефевр в Аннеси больше не появлялись.
Вот так, мой дорогой Жан. Как знать? Возможно, я смогу сообщить еще какие-нибудь сведения. А пока желаю тебе удачи.
ЖАК
Да уж, удачи. Несмотря на все усилия, Жаку Б. не удалось установить личность «мадам Лефевр». «Судя по всему, она была уроженкой этих мест». Тоже весьма расплывчато. Каковы границы «этих мест»? Аннеси? Шамбери? Тонон-ле-Бен? Женева? А Клод Брен, Поло Эрвье, Ги Пилотаз тоже «ничего о ней не знают» и «не представляют, кто мог бы нам помочь»…
Я решил положить письмо Жака Б. в досье. В нем было уже столько деталей, похожих на тропки в лесу, на которые вы сворачиваете наугад, рискуя окончательно заблудиться, когда темнеет. Или на редкие и скудные воспоминания, которые вы храните о ком-то, ничего не зная об остальной его жизни. Каков был единственный весомый элемент в этом досье? Слишком темная фотография на карточке «до востребования», черно-белое лицо, которое было бы трудно узнать на улице… Все дополнительные детали, которые я мог бы еще собрать, напоминали мне усиливающийся треск помех в телефоне. Они мешают расслышать голос, который зовет вас из далекого далека.