Симпатические чернила

* * *

Боюсь, эти поиски могут создать впечатление, что я посвящал им много времени — уже сто страниц, — но это не совсем так. Если сложить вместе отрезки времени, которые я до сих пор упоминал в некотором беспорядке, наберется едва ли день. Что такое день на пути длиной в тридцать лет? А прошло тридцать лет с той весны, когда Хютте послал меня на почту к окошку «До востребования», до моей встречи с Роже Бехавиуром, чья фамилия на самом деле писалась Беавиур. В общем, тридцать лет, на протяжении которых Ноэль Лефевр по-настоящему занимала мой ум лишь один день.

Достаточно было этой мысли посетить меня на несколько часов или даже несколько минут, чтобы она стала важной. На довольно-таки прямом пути моей жизни она была вопросом, оставшимся без ответа. И если я продолжаю писать эту книгу, то лишь в надежде, быть может, химерической, найти ответ. Вправду ли нужно искать ответ? — спрашиваю я себя. Я боюсь, что, когда все ответы будут найдены, жизнь захлопнется, как западня, со скрежетом ключа в замке тюремной камеры. Не лучше ли оставлять вокруг себя что-то вроде пустошей, куда можно убежать?

Но чтобы досье было максимально полным, я должен привести еще один короткий эпизод, такой короткий, что я даже сомневался задним числом в его реальности и не раз спрашивал себя, не принадлежит ли он к области грез.

Это было в июне, около одиннадцати вечера, в аптеке на улице Бланш. Передо мной стояли двое мужчин, и один из них, поменьше ростом, протянул аптекарше рецепт. Тот, что был выше и массивнее, опирался на плечо своего спутника, будто с трудом держался на ногах. Несмотря на корпулентность и волосы, выкрашенные в очень светлый цвет, — а ведь пятнадцать лет назад он был брюнетом, — я, кажется, узнал Жерара Мурада. На нем была полосатая футболка. Мое впечатление подтвердилось, когда я подошел ближе и встал рядом. Лицо было почти то же, что и прежде, только щеки полнее. Я встретил его взгляд.

Когда они вышли из аптеки, тот, в ком я узнал Жерара Мурада, по-прежнему опирался на плечо своего спутника, и я последовал за ними.

Они шли по бульвару Клиши, по разделительной полосе. Я поравнялся с ними.

— Простите… Вы Жерар Мурад?

Он меня не услышал. Его спутник обернулся ко мне:

— Что вам угодно, месье?

Довольно молодой брюнет с черными тревожными глазами терьера.

Он стоял между мной и Мурадом, словно был его телохранителем и защищал своего подопечного.

— Этого господина зовут Жерар Мурад?

— Нет. Вы обознались.

Мурад стоял поодаль, устремив на нас равнодушный взгляд.

— Что случилось, Фолько? — спросил он очень мягко.

— Ничего, — ответил маленький брюнет. — Месье принял вас за кого-то другого.

— Ах вот как… принял меня за другого?

И он улыбнулся.

— Месье зовут Андре Верне, а не Жерар Мурад, — отрезал маленький брюнет.

— Спросите его, помнит ли он Ноэль Лефевр…

Он что-то зашептал на ухо Мураду, и тот отрицательно покачал головой. Маленький брюнет подошел ко мне.

— Он не помнит и не знает эту особу.

И снова Мурад — или Верне — оперся на плечо своего спутника, и они медленно пошли к серому «фольксвагену», припаркованному у разделительной полосы. Маленький брюнет открыл дверцу и помог Мураду — или Верне — сесть на переднее сиденье. Я наблюдал за ними издали.

Машина с тем, кого звали Фолько, за рулем проехала мимо меня в сторону площади Пигаль — и исчезла навсегда. Возможно, мне надо было запомнить цифры и буквы на номерной табличке.