Симулякры доктора Хьюго [СИ]

VIII

— Да-да-да, я понимаю о чем ты говоришь, — говорил продавец. — Но это очень редкая вещь, сказать честно, я давно сам не слышал, чтобы кто-нибудь умудрился синтезировать эту вещь кустарным способом.

Он закурил и почесал залысину на своей голове. В баре в это время было очень многолюдно. Несколько десятков человек только на танцполе кружились в дурманящем аромате висевшего в воздухе сиреневого пара, приводившего посетителей в состояние близкое к экстазу. Разрешенные только совсем недавно эти химические испарения не вызывали критического привыкания как предыдущие версии этого дурмана, но могли использоваться и в медицинских целях в качестве анестезии. Здесь же царил настоящий мир удовольствия и сексуального наслаждения, когда десятки людей: мужчин и женщин, даже не прикасаясь друг к другу получали такое возбуждение, что многие из них не выдерживая наплывая ощущений падали в обморок прямо на танцполе.

— Это называется «voluptatibus indulgere».

— «Предаваться удовольствиям» — сказал Хью, припоминая свои познания в латыни.

— Неплохо, — удивленно посмотрел на своего клиента продавец. — Давненько не видел никого, кто еще знает латынь.

— Профессия обязывает.

— Ну так что? — он наклонился вперед. — Я могу попытаться, но это будет стоить денег. Не хочу никого обижать, но дело это, как бы это тебе сказать, незаконное. Этот список, — он потеребил пальцами лежавший на барной стойке клочок бумаге, на котором было написано все, что было необходимо Хью, — равносилен расстрельному приговору. За такое можно даже до здания суда не доехать, как тут сразу окажутся бойцы из «Альфы».

— Я прошу невозможного?

— Ну-у-у, — потянул вопросительно продавец — и да, и нет. Кое-что можно добыть без проблем, но вот последние два ингредиента — это что-то из разряда найти девственницу в столичном борделе. Да и странно все это. В бытность, когда государство еще не растоптало наших ребят и химикаты спокойно курсировали по внутренним каналам, у нас работал химик — настоящий самородок. Его выперли из университета, когда тот умудрился прямо во время занятий создать один из сильнейших стимуляторов за последние лет тридцать, потом принять его, словить приход и чуть не подохнуть на руках у преподавателя. Он любил называть себя алхимиком, потому что считал, что процесс создания любого вещества — это магия. Волшебство, которое под силу далеко не всем. И чего греха таить, когда мы подобрали его еле живого возле мусороперерабатывающего завода, многое из того что он делал действительно казалось нам чем-то запредельным. Его руки и мозг, который управлял ими, могли синтезировать все, что угодно. Любой препарат, любые медикаменты, стимуляторы, дурман, блаженство от которого побуждало людей идти на все, чтобы ощутить это наслаждение снова. Он требовал только одного — исходных материалов, но вот когда правительство взялось за нас с полной силой, ребят разбросало по всем уголкам этой страны.

— Ты знаешь, где его найти?

— Конечно. В Витебске на Мазуринском кладбище. Вроде как там его могила.

Хью потянул к себе стакан с выпивкой и проглотил почти все до последней капли.

— Черт, — закашлял доктор.

— Чего ты? — продавец похлопал Хью по плечу. — Все нормально. Посмотри на вещи слегка с другой стороны. Ты же гонишься за иллюзией. Вот к примеру они, — он указал на толпу танцевавших в сиреневом тумане людей. — Они получают здесь все и совершенно законно. Государство не смогло нас раздавить до конца, а все что не можешь победить нужно возглавить. Эта сиреневая дымка, которую мы между собой называем «Кошачьей мятой», есть тому подтверждение. Законное наслаждение, дурман, который не убивает, не травит организм, он лишь погружает тебя в то состояние, когда тебе было хорошо и приятно, когда заботы оставались позади и все самое лучшее наполняло тебя до самых верхов.

Хью обернулся. И правда — они были счастливы. Их лица были освещены настоящей, искренней улыбкой. Такой, которую нельзя было сымитировать или подделать. Они были счастливы и продавец настойчиво предлагал ученому окунуться в этот туман.

— Все пройдет, — говорил он, — любая боль, тревога. Все это останется позади. Туман вытянет из тебя старые воспоминания и наполнит разум новыми впечатлениями. Поверь, — продолжал он, — еще никто не уходил отсюда разочарованным.

И Хьюго поддался. Сделав всего несколько шагов, он погрузился в светившийся магическим светом туман, окутавший его с ног до головы. Сделал вдох, потом еще один, выпустил через ноздри и в мгновение ока ощутил как блаженство начало растекаться по всему телу. Сначала задрожали ноги, за ним волна приятных ощущений начала подниматься все выше и выше, охватывая грудь, шею, ударила пьянящим головокружением в мозг и только после этого резким рывков вернулась в пах.

Он застонал, музыка врезалась в барабанные перепонки и тело словно кукла на веревочках у кукловода затряслось в конвульсиях и резких движениях. Он танцевал. Впервые за много лет музыка доставляла ему удовольствие, невероятные чувства управляли им и он не смел им сопротивляться.

Вокруг толпились люди. Кто-то заходил внутрь, кто-то словно рыба выныривал из расползавшегося во все стороны сиреневого тумана, и конца и края не было этому бесчисленному людскому потоку.

Он мало обращал на них внимание — его разум был в плену у наслаждений. Маленькие и большие, они наскакивали на него поочередно, не давая Хью испытать все удовольствие сразу.

Такого прилива ему не удавалось получить никогда. В какой-то момент он сумел открыть глаза. Так широко и быстро, что не сразу смог распознать перед собой жену, стоявшую сейчас обнаженной прямо перед ним.

Она обняла его, обхватила руками и крепко прижала к себе. Он ощутил ее упругую грудь, почувствовал теплое дыхание и звук бившего сердца.

— Ты здесь и я тоже, — говорила она. — Давай не будем откладывать все на потом.

Они упали прямо на пол, головокружение усиливалось, чувства обострились и каждое прикосновение к женскому телу приводила его на вершину самых острых ощущений.

— Ты жива?

— Конечно, — улыбнулась женщина. — А когда я умирала? Я всегда была рядом с тобой.

И они слились в безмолвном поцелуе посреди танцпола, среди вспотевших тел других мужчин и женщин. Сплелись, как две змеи. В сторону полетела одежда, где-то упали рубашка и галстук. Он забыл обо всем, когда она взяла верх над ним и в самый последний момент запрокинул голову не в силах больше держаться.

Музыка громыхала, стучала ударная установка. Светомузыка скользила по пространству, искажаясь в сиреневом тумане в причудливые изображения и блики. Он видел все это в перевернутом состоянии и совершенно не пытался что-то изменить. Она двигалась в такт звучавшей низкой музыке. Делала это все быстрее и быстрее пока силы не закончились у обоих. Потом легла ему на грудь, поцеловала и осталась лежать так до самого последнего момента, когда пресыщенный удовольствием разум не отключился, заставив Хьюго провалиться во мрак безмятежности, где ему было уже все равно.

Проснулся он от холода, леденящего сковывающего все живое холода. Сказка закончилась. Хью лежал на улице прямо под дождем у свалки мусора от которой несло чем-то противным, сгнившим много-много недель назад. Одежды не было. Его обнаженное, исцарапанное чем-то острым тело оказалось измазано грязью и прилипшими кусочками газет. Вокруг никого не оказалось. Наполненная белым паром улица, утопала в грязи, мусорных пакетах, но была бедна на людей. Огромные неоновые вывески освещали это проклятое место и нет-нет над головой проносились рекламные билборды, светившиеся в это время суток, как новогодняя елка.

Жутко болела голова. Во рту мерзким привкусом все еще отзывалась «Кошачья мята», желудок постоянно сжимало и Хьюго понимал, что вскоре его должно было вырвать. Ждать долго не пришлось. Когда он поднялся все его нутро изрыгнуло из себя то немногое, что еще оставалось внутри. Какие-то мелкие кусочки еды, не переварившийся бифштекс, приготовленный в тот день и какая-то сиреневая дрянь, попадание в желудок которой он так и не смог себе объяснить.

Подул холодный ветер, дождь с каждой секундой усиливался и оставались мгновения, когда его полностью накроет шквал ледяного дождя. По близости не оказалось ничего, куда можно было бы спрятаться и переждать непогоду. Ночь в городе особенно была опасной, а в такой ливень никто и никогда не захочет ему помочь.

Он попытался подняться во второй раз, посмотрел на то место куда вывалилась изо рта сиреневая рвота и проследил взглядом как она разбегается во все стороны, уводимая в сливные каналы специальные желобами, где в дождевой поток становился особенно интенсивным.

Отсюда была лишь одна дорога. Он припоминал это место, когда пролетал над ним на «люфтвагене», но не мог вспомнить как много времени ему понадобиться выбраться отсюда до дороги. Прошел около тридцати метров, обхватив свое голое тело руками и сгорбившись, пытаясь сохранить тепло внутри тела. Потом остановился под навесом и стал ждать. Чего? Он сам толком не понимал. Улочка казалось ему бесконечной. Другого пути отсюда не было и почему-то именно сейчас ему захотелось плакать.

Дверь позади него распахнулась. От внезапности Хью отскочил вперед, опять попав под проливной дождь, и как ошпаренный опять запрыгнул под навес.

Женщина в дождевике смотрела на голого мужчину с непередаваемым удивлением, не понимая говорить ли ей или просто держать взгляд, как будто от этого и ей, и ему сразу станет легче.

Из открытых дверей повеяло легким теплом. Подавшись вперед, Хью представился, попытался извиниться, но шум дождя заглушал слова охрипшего и озябшего ученого. Он подался еще немного вперед и заглянул в открытое помещение.

— С вами все в порядке? — спросил она, слегка поднимая капюшон своего желтого дождевика. — И почему вы голый?

Он снова попытался что-то сказать, но от холода язык во рту остался неподвижен, а зубы тряслись так сильно, что шум от этого, как ему казалось, должны были услышать даже на соседней улице.

— Мне нужна помощь. Я могу войти?

Женщина осторожно отступила в сторону, давая мужчине пройти вперед, потом подождала когда он войдет и следом шагнула в помещение.

Вода стекала потоком с его голого тела, скапливаясь в одну большую лужу у него под ногами. Это было теплое просторное помещение, где почему-то пахло корицей. Вокруг лежало много вещей в основном женских, а у дальней двери в подсобное помещение оказались разбросаны десятки пар женской обуви.

— В такое время здесь мало кого можно увидеть, особенно во время ливня.

Она принесла длинное банное полотенце и передала его Хью.

— Присаживайся, я сейчас приготовлю чай.

Мужчина сел на стул возле стола, подождал пока женщину скроется в другой комнате и быстро обтер голову и тело, не дожидаясь когда женщина вернется. Мышцы слегка вздрагивали, все еще вспоминая где они только что были, потом все успокоилось и тепло вновь вернулось в его тело.

Женщина возвратилась с металлическим подносом, на котором дымилась чашка чая и лежало несколько сухарей. Признавшись, что сейчас у нее ничего нет из лакомств, она села напротив, скинув дождевик на деревянную тумбочку вместе с резиновыми перчатками.

— Как тебя зовут и откуда ты здесь взялся?

Хью произнес свое имя, с удовольствием проглатывая приятный напиток, потом попытался рассказать что случилось, но на моменте встречи со своей женой осекся. «Он же мертва» — сказал он про себя очень неуверенно. Потом продолжил, заявив, что перебрал с алкоголем, после чего его обобрали буквально до нитки.

— Бывает, — снисходительно ответила женщина, облокотившись на стол. — У нас такой район, что всякое может случиться. Всякие люди тут проживают, хотя милиция за нами постоянно приглядывает не проходит и месяца чтобы кого-то не побили, не ограбили, не угнали машину или что-нибудь еще.

— Я очень вам благодарен.

Она махнула рукой.

— Ничего страшного, хотя признаться честно, увидев вас голым, я слегка опешила.

— Вы так и не назвали свое имя.

— А… да, точно. Просто у нас не часто бывают гости и я совсем забыла представиться. Меня зовут Нестра. Это вторая часть моего имени, потому как все вместе это труднопроизносимо, да и кому это понадобится, когда ты первый человек за почти полгода, кто решил вот так вот заглянуть к нам домой.

Тут Хью положил чашку на стол и вновь посмотрел на обувь у второй двери и женские вещи.

— Ты живешь не одна?

— Нет. Есть сестры, но они постоянно работают. Вкалывают круглыми сутками безвылазно в своей комнатушке.

— Чем они там так заняты?

— У нас под землей генератор. Эта железяка снабжает теплом и электричеством половину квартала. Правда греется как зараза, вот и вынуждены все время охлаждать. Строители провели под землю водопровод от ближайшего водоема, а носить приходится моим сестрам.

— А больше некому?

Она пожала плечами.

— Если бы. Да вот только никто даже за самые большие деньги не решится нас подменить. Кто захочет переезжать в это чертово место, чтобы день и ночь таскать в своих руках воду. Эта наша судьба. К сожалению.

Затем она встала, с грустью вздохнув, и направилась к той самой двери за которой вскоре скрылась, прикрыв его самую малость. Послышались звуки. Голоса женщин вылетали из подземелья, жалостливым стоном становясь немного громче, когда они оказывались наверху.

Хью поднялся, осторожно подошел к двери, обмотавшись полотенцем, приоткрыл дверь еще сильнее и звуки вдруг стали громче. Им было больно. Он слышал тяжелое дыхание каждой из тех девиц, что находились внутри. Это непередаваемое чувство скорби, что возникло в душе ученого. Почему-то он шагнул в темноту совершенно не думая, что последует за этим дальше. Несколько секунд спускался в полном мраке, пока босые ноги не ощутили каменный холод подземелья и все его тело опять не задрожало.

Вдалеке, чуть дальше от двери горело несколько тусклых ламп. Грохот генератора не мог заглушить стон женщин. Он видел как они набирали воду из проржавевшей от сырости трубы в пятидесятилитровые емкости из-под краски и несли в каждой руке по одной, сгорбившись словно старухи, потом, дойдя до широкой воронки-охладителя, выливали все содержимое. Несмотря на колоссальное количество воды и то время, что Хью наблюдал за ними, емкость так и не наполнилась до краев. Шли минуты, десятки минут. Он дрожал, терпел холод и озноб, но все ждал и ждал, когда совсем молодые девушки наконец присядут отдохнуть от тяжелого труда, но так и не дождался этого, развернувшись и ступив обратно на лестницу. Оборванные, грязные, почти потерявшие былую красоту, они тем не менее продолжали работать. Уже наверху он думал над тем, что увидел.

Потом вошла Нестра. Натянув на лицо сухую и бесчувственную улыбку, она села напротив и предложила еще чая.

— Нет, спасибо.

Он склонил голову. Высохшие волосы грубы растрепались на его голове и он всячески пытался поправить их, разглаживая руками. Хотя он и делал вид, что совершает все это ради прическу, на деле его терзали сомнения. Увиденное очень сильно запало в его душу и ему хотелось помочь.

— Тебя что-то мучает? — спросила Нестра, слегка наклонившись вперед.

— Да так, ничего особенного.

— У меня как раз есть кое-что на этот случай.

Она опять встала, но не пошла в соседнюю комнату, а потянулась в маленький шкафчик наверху, где среди множества мелких баночек нашлась одна непрозрачная, где по ее заверениям было то самое лекарство.

— Несколько капель в чай и ты забудешь все что было в прошлом.

— Это успокоительное? — спросил Хью.

— Очень сильное.

Она передала баночку ученому и тот прочитал нацарапанное на ней слово.

— Лета.

— Это источник загородом. Время от времени паломники набирают воду оттуда, что успокоить нервы и забыть прошлые обиды. Ты ничего не почувствуешь, ну разве что умиротворение. Станет легче, поверь мне.

Несколько капель поочередно упали на дно его опустевшей чашки, после чего женщина взяла ее и направилась в соседнюю комнату, откуда вернулась с чаем.

— Размешай. Пусть маленький водоворот в этой чашке утянет с собой все обиды прошлого и плохие воспоминания.

— Я забуду все?

— Абсолютно.

Она пододвинула чашку поближе к Хью и вновь села напротив. Дождь за окном начинал стихать. Капли перестали барабанить по металлическому карнизу и кое-где даже появились первые люди. Бездомные вывалились на улицу в поисках еды, одежды и прочего пригодного для ношения и употребления мусора, что складывался несколько дней подряд под окнами многоэтажных домов.

— Мне нужно как-то добраться домой.

— А где ты живешь?

Она рассказал.

— Далековато для голого и босого человека.

— Вот и я об этом, — потом Хью замолчал на секунду, — у тебя не найдется какой-либо мужской одежды? Я все верну как только доберусь. Заплачу хорошие деньги за помощь.

Женщина улыбнулась и повернулась к разбросанным по комнате женским вещам.

— К сожалению ничего другого у нас нет. Я же говорю — гостей у нас почти не бывает, а сестрам мало что нужно, работая там внизу.

— Может что-нибудь из их личных вещей, — капитулируя сказал Хью. — Не идти же так.

Она вздохнула, подошла к вещам и начала перебирать все то, что было перед глазами. Кое-что удалось найти на «верх», но вот с низом оказалось все куда хуже. Женщины не носили брюк и среди сплошных юбок не нашлось ничего, что можно было предложить мужчине. В конце концов, обмотавшись всем возможным, чего женщине было не жалко отдать, Хью встал из-за стола так и не притронувшись к напитку.

— Ты даже не попробовал.

Он остановился у входа, поглядывая как дымить горячий чай, внутри которого его ждал покой.

— Спасибо, но не сегодня.