Sin

Глава 30

Син

Как только Купер выходит, Оззи откидывается на спинку дивана и разозлено выдает:

— Пи*деж.

— Гениально. В тебе умер великий философ, чувак, — фыркает Райт и в ответ получает средний палец.

— Я считаю, это все бред. Они хотят тупо с нашей помощью срубить бабок. Будут ставить тупорылые условия типа «напишите такую-то песню, наденьте это, сделайте то, потрахайтесь с тем-то, покажите задницу там-то…».

— Нахрена нам светить задницами? Мы же не бабы, — гортанно смеется Шем.

— Бля, ты тупой? Я образно сказал, — нервно бросает в ответ Оззи и поворачивается всем корпусом ко мне. — Уверен, в том договоре дохрена всяких запретов. Да нам стоило сразу послать этого петуха, как только он ляпнул про мужскую группу! Мы что, похожи на прыгающих по сцене педиков? Бля, мы играем рок, и продолжим играть! Даже пофигу, если это всего лишь бары. Нас пятеро — и точка.

Пальцы сжимаются в кулаки, а на челюсти ходят желваки. Слишком шумно…

— Чувак, почему ты молчишь?

Прикрываю глаза и провожу по лицу ладонями. Надо подумать.

— Только не говори, что согласишься… — протягивает разочарованно Оззи. — Слышишь? Ты не можешь с ней так поступить.

Черт. Я знаю! Я знаю, мать твою!

— Мы пошлем демки на другие лейблы. Пошел к черту этот Купер! — продолжает напор друг, а моя голова готова вот-вот взорваться от мыслей. — Пусть не так быстро засветимся по телеку, но сможем записывать свою музыку, зато нас будет пятеро.

— Да, это жестоко по отношению к Джи, — соглашается Райт, водя указательным пальцем по виску. — Благодаря ей группа вышла на другой уровень.

— Угу, это по-свински, — поддерживает басиста Шем и тяжело вздыхает.

— Мужик, вам вообще предложили кинуть девушек, — хмыкает многозначительно Оззи и толкает меня в плечо. — Какого хрена ты молчишь? Давай, задвинь речь, интересно послушать.

— Мы могли бы поговорить с Рупертом, отцом Джи. Возможно, их группа согласится взять нас на разогрев, к примеру…

— Черт, да есть куча других вариантов…

— Не представляю, как отреагирует малышка Джи, это слишком дерьмово…

— Джи…

— Джи…

— Джи…

Башка так пульсирует… Еще немного — и пойдет пар из ушей. Я выдыхаю и резко поднимаюсь, шагая к дверям, и с силой хлопаю ими.

— Эванс, мать твою! — слышу вдогонку гневный голос Оззи, но сейчас мне плевать. Я хочу остаться наедине и спокойно подумать.

Кавасаки с ревом вылетает на трассу. В этой безумной стихии только я, байк, дорога и ветер. Мысли становятся прозрачными, адреналин полностью заполняет разум, проносясь по коже волной. Дома мелькают вперемешку с деревьями, машинами, прохожими…

В последнее время слишком многое изменилось: я, мои принципы, поступки, характер, поведение — абсолютно все. Из-за нее…

Никогда бы не подумал, что смогу настолько привязаться к человеку, думать о нем практически постоянно и проводить свободное время.

Мы вместе просыпались, завтракали и ехали в школу. Благодаря ей я там начал появляться, сдал экзамены. Это всё Джи… Она говорила, что прийти, посидеть и выслушать материал — ума много не надо, зато учителя увидят, что посещаешь занятия. Хотя ко мне всегда было особое отношение, но я все равно прислушался к ней. Она никогда не советовала глупых вещей.

Мы вместе писали песни. Джи постоянно кусала губы или кончик карандаша, над чем-то задумывалась и чесала забавно нос. Я знал её привычки.

Иногда она засыпала, сворачиваясь клубочком, пока я черкал табулатуры до раннего утра. Смотрел на ее умиротворенное лицо и писал. Тогда это получалось легко: строки сами лились из меня и складывались в тексты, в музыку.

Джи злилась, если я не спал целую ночь, засиживаясь на студии и записывая партии. Но я знал методы, как успокоить ее: достаточно только коснуться губами шеи, и она таяла, расслаблялась.

Я знал, что она любит и как. Каждый раз был с ней, словно первый. Она смущалась этого и говорила «я превратилась в извращенку, все из-за тебя, Эванс». Мы превращались в безумцев и заваливались после выступлений в какие-то темные каморки, потому что страсть сжигала изнутри, флюиды на сцене возбуждали и распаляли больше, а терпеть ни я, ни она не хотели. Может, это все гормоны или нечто большее.

«Что ты выберешь: Джи или славу?»

Поймет ли она…?

Нет. Джи никогда не простит меня. Никогда.

Джи

«Абонент вне зоны действия сети…» — повторяет в который раз бездушный робот. Вздыхаю и убираю бесполезную вещь в карман, чувствуя внутри нарастающее беспокойство. Его телефон выключен уже пару часов, за окнами давно темень. Парни сказали, что были на студии, и Син уехал еще днем.

— Ты веришь, что мы выпускаемся? — вырывает из мрачных мыслей радостное щебетание моей подруги.

— Не знаю… да, наверное, — невнятно отвечаю и выдавливаю из себя подобие улыбки.

— Прозвучало не очень уверено. Что с тобой? — Черри присаживается рядом и вопросительно оглядывает меня.

— Син… Он не отвечает, я переживаю. И парни какие-то странные…

— Разрядился телефон. Может, он на байке гоняет. Ты же знаешь, как он любит скорость, — пожимает плечами девушка, совсем не беспокоясь.

— Угу, может так и есть, — хмурюсь и смотрю в окно. — Наверное, я поеду домой.

— Ты же ночуешь у нас, — протягивает Черелин и качает отрицательно головой. — С ним все в порядке, Джи.

Захватываю небольшой рюкзак и направляюсь к дверям. Я не могу здесь тупо сидеть в неведении. Мне нужен воздух, моя квартира и уют веранды. Мне нужен Син.

— Ну, как хочешь, — обиженно кидает вслед девушка. Слабо разворачиваюсь и машу рукой:

— Прости, Черри, до завтра.

— Иди-иди, маленькая засранка, будешь сама делать себе макияж, — «угрожающе» кричит она, а я хмыкаю. Теперь меня таким не напугаешь.

Смотрю безразлично в окно такси и набираю его номер. Нет ответа. Машина проезжает мимо района Беверли, и внутри что-то щелкает.

— Остановите здесь, пожалуйста! — кричу удивленному водителю, даю несколько купюр и выбегаю из автомобиля.

Быстро шагаю в Парк Рандл, моля Бога, чтобы я не ошиблась, и Син был там. В прошлый раз он приехал именно сюда: тогда я увидела в нем уязвимого простого парня на берегу реки, в которой купался лунный свет.

Выхожу на открытую местность. Ноги утопают в песке. Сбрасываю мокасины и беру их в руки. Сначала кажется, что на том месте никого нет. Одинокий пустынный пляж… Затем замечаю тлеющий уголек и облегченно выдыхаю. Нашла. Но с каждым шагом вся решимость, радость пропадает, оставляя липкое неприятное предчувствие чего-то… плохого, неизбежного.

Син лежит, прикрыв глаза и раскинув широко руки — в одной из них тлеющая сигарета. Он всегда так делает, когда над чем-то задумывается. Наклоняюсь и заговорщицки шепчу:

— Вот ты где запрятался.

Эванс открывает глаза, а мой живот будто протыкают сотней лезвий. Что-то не так… его ледяной взгляд, выражение. Он молча смотрит и ничего не произносит. Сажусь рядом на песок, обхватывая коленки. Во рту совсем пересохло от волнения и страха, который сорвал замок и вырвался наружу, заполняя внутренности.

— Что-то… случилось? — разрезает мой слабый голос тишину. Кошусь на все еще неподвижного парня, лежащего в той же позе, и чуть громче добавляю: — Син?

Он немного поворачивает голову и холодно бросает:

— Прилетел Купер.

— Прилетел? — удивленно переспрашиваю. Это очень неожиданно.

— Лейбл хочет подписать с нами контракт, — продолжает Эванс все так же равнодушно. Группе выпал такой шанс, а он в трауре.

— Тогда я не понимаю, почему ты лежишь тут, а парни молчат, как партизаны, — неуверенно произношу, глядя в его сапфировые глаза, которые сейчас ничего не выражают, и это загоняет в угол. Я не понимаю…

— Потому что они готовы раскручивать только мужскую рок-группу, Джи.

Трудно сейчас описать эмоции, отражающиеся на моем лице. Син будто просыпается и садится рядом, выпрямляя спину. Так странно… Я чувствую — это конец, но почему-то хватаюсь за надежду и жду чуда.

— Ты… согласился? — голос надламывается. Я из последних сил сдерживаюсь, чтобы слезы не хлынули из глаз. Сложно, мне чертовски сложно удержать тот груз, который мешает полноценно вздохнуть. В груди невероятная тяжесть.

— Пока еще нет, — слабо улыбаюсь, слыша его ответ.

— Пока еще, — повторяю и поднимаюсь на ватные ноги, слегка пошатываясь из-за переизбытка эмоций.

— Джи…

Предатель.

— Я домой… завтра выпускной, — пячусь, глядя с болью в его глаза. Теперь там видно ответ. Я все понимаю без слов: он не смог сказать, что выбрал не меня. Я проиграла.

— Я отвезу тебя.

Син быстро встает, но я тихо бормочу дрожащими губами:

— Не надо…

— Я отвезу, — безапелляционно произносит он и проходит мимо, а я вся сжимаюсь.

Хочу обхватить себя руками и заплакать или упасть и лежать на холодном песке в свете такой же равнодушной луны. Но я шагаю на слабых ногах следом за ним, сажусь на байк, обнимаю крепкое теплое тело руками и прижимаюсь к широкой спине, ловя потоки ночного свежего воздуха. Либо от ветра, либо от чувств, лицо становится мокрым, а пальцы сильнее впиваются в его футболку. Нет-нет-нет… Я повторяю это как заклинание, будто отрицание ситуации поможет осознать тот факт, что мы расстаемся.

Я даже не замечаю, как мы подъезжаем к моему дому: только тишина и его аромат возвращают в жестокую реальность. Слезаю с кавасаки, собираясь молча уйти без слов, без объяснений, чтобы не слышать его голос и не видеть, но пальцы обхватывают запястье, останавливая. Безнадежный взгляд сталкивается с синими глазами, где вижу вину.

— Даже, если сейчас я скажу, что люблю тебя, ты не выберешь меня, не так ли? — шепчу, стараясь остановить слезы, которые все равно катятся по щекам. Я ненавижу себя за эту слабость, и то, что он свидетель того, как мне больно. Син с жалостью смотрит, а я опускаю глаза, не в силах выдержать такого взгляда.

— Джи…

— Скажи! — кричу и вырываю с силой руку, когда он пытается переплести наши пальцы.

— Это чертовски сложно, Джи, — говорит растерянно Син, и это бесит. Сложно? Сложно остаться со мной?!

— Да хватит разыгрывать комедию! Если бы ты любил меня, послал бы Купера с его долбанным контрактом!

— Я люблю тебя, Джи! — отчаянно кричит Син, а я горько улыбаюсь и поднимаю глаза, полные слез:

— Но недостаточно сильно.

На красивом лице написаны шок, непонимание и удивление.

— Недостаточно, чтобы ты сказал нет, — убито шепчу, закусывая губу.

С силой и отчаяньем дергаю за красно-желтую фенечку, которая с легкостью разрывается, как и наши отношения. Швыряю ему под ноги и разворачиваюсь, направляясь в сторону дома.

Расхожусь по швам…

Шаг.

Внутри все покрывается трещинами, разлетается, рушится…

Значит, вот его любовь? Ее без труда можно растоптать, уничтожить в один миг… как и красно-желтую нить, валяющуюся на холодной сырой земле.

Еще шаг… Еще…

Он не останавливает меня. Син сделал свой выбор.

И это не я.