Синее безмолвие

ИДУ НА ПОМОЩЬ!

Демич готовился к спуску — надел шерстяной свитер, рейтузы, феску, теплые носки, а поверх — еще меховые шубники, старался успокоиться, забыть о ссоре с Качуром.

— Перчатки надел бы под воду, — дружелюбно посоветовал Олефиренко. — Стынут ведь кулачищи-то?

Прохор посмотрел на свои порозовевшие на резком ветру руки:

— Ничего, Виктор, я привык. А голыми руками работать сподручнее.

— Ну-ну…

Водолазный специалист Майборода просил подать ему в лодку электрокислородный резак, чтобы вырезать сейф. Прохор видел, как оживились лица руководителей спуска, непрерывно следивших за работой водолазов, — дело идет к благополучному концу.

— Подать резак, — приказал инженер, руководитель работ.

— Водолазу одеться, — как эхо, откликнулся руководитель спуска, стоявший рядом с Демичем.

— Давай, Проша, твой черед. Будь спокоен, я стою на твоем сигнале, — сказал Олефиренко.

Демич подошел к расстеленному скафандру, натянул до колен водолазную рубашку. Четверо дюжих матросов подбежали, чтобы помочь растянуть тугой воротник и надеть рубаху до шеи.

— Водолаз, на галоши!

Двое матросов помогли надеть тяжелые галоши с пудовыми подошвами, а Бандурка, по-дружески улыбаясь, закрепил воздушный шланг и сигнальный конец, надел огромный шаровидный шлем из листовой меди, ловко завернул болты, прикрепляя шлем к жесткой манишке.

— Спустить водолаза!

Демич уже не слышал этой команды, и только легкий щелчок Бандурки по шлему передал ему приказание: «Водолаз, на трап!»

Зажав в правой руке резак, а левой придерживаясь за спусковой конец, Демич медленно уходил под воду. Уже на глубине пятнадцати метров почти темно, а водолаз не опустился еще и на четверть заданной глубины. Казалось, конца не будет этому томительному спуску. Чем глубже, тем тяжелее становился зажатый в немеющей от напряжения руке резак. Темная бездна казалась вязкой трясиной, сковывающей движения, сдавливающей грудь, навалившейся на плечи. Но разве испугают, разве остановят водолаза трудности, если надо помочь товарищам выполнить задание!

Упорно, метр за метром, все глубже опускался Демич в холодную темноту, туда, где ждал его Майборода.

Наконец свинцовые галоши уперлись в твердое основание — корпус субмарины. Демич огляделся и метрах в четырех увидел силуэт боевой рубки. Где-то ниже нее, в легком и прочном корпусе, прорезаны отверстия — вход в центральный пост субмарины. Прохор оттолкнулся ногами от субмарины и снова повис в воде. Прыжок был рассчитан точно: спустившись на ил, Прохор почти рядом увидел зияющее черное отверстие, в котором терялись воздушные шланги и ходовые концы водолазов. Он включил висевший у пояса фонарь и направил луч в это отверстие. Несколько сверкающих рыбин испуганно метнулось в стороны. Через некоторое время в отверстии показался огромный трехглазый медный шлем, затем руки в резиновых перчатках и раздутых воздухом рукавах. Осторожно переступая через срез корпуса, чтобы не повредить скафандр об острые закраины, из субмарины вылез капитан-лейтенант Майборода.

Нетерпеливо, быстро, насколько это только можно сделать под водой, он взял у Демича резак и снова скрылся в отверстии.

— Нахожусь на грунте. Чувствую себя хорошо. Резак передал Майбороде, — доложил Демич по телефону.

Далекий голос Олефиренко донесся сквозь глухие шумы моря, скрежет сталкивающихся стропов и якорных цепей и гулкие удары инструмента о железо:

— Поднимись на палубу и жди окончания работ у боевой рубки.

Прохор поднялся на субмарину и подошел к рубке. Взялся за леер и стал ждать. На корпусе субмарины осел ил. При малейшем движении воды он поднимался, как дым, становилось совсем темно. Когда ил оседал, внизу, на грунте, шевелились водоросли. Они причудливо раскрашены в темно-зеленые, оранжевые, лилово-красные цвета. Но сейчас в густой мгле все они кажутся черными, а их гибкие ветви тянутся из-под корпуса субмарины, как щупальца фантастических чудовищ. Вблизи от Демича наискось уходила в сереющие над головой верхние слои воды тяжелая якорная цепь. Он прислонился к ней жесткой манишкой скафандра. Цепь равномерно и медленно раскачивалась, и ему приходилось то отступать вместе с ней на пару шагов, то идти вперед.

В телефоне щелкнуло.

— Как себя чувствуешь, Демич? — послышался голос Олефиренко.

— Нормально.

— Слушай меня внимательно. Майборода находится под водой уже пять часов. Ты понимаешь, что это значит? Понимаешь?

— Да, — коротко ответил Демич.

И действительно, он понимал, что Павел Иванович давно превысил допустимые нормы пребывания под водой в обычном вентилируемом снаряжении. Конечно, Майборода не хуже Прохора знает, какой опасности он подвергается. Но он шел на это сознательно, вернее всего, он сейчас не думает о себе, старается как можно скорее вырезать сейф, чтобы можно было разгадать тайну субмарины.

— Ему и водолазам приказано, — продолжал голос Олефиренко, — как только возьмут сейф, немедленно выходить наверх. А ты, Прохор, останешься, обеспечишь подъем всех водолазов, закрепишь на спусковом конце сейф и проследишь за началом подъема, чтобы он не оборвался, не зацепился за якорь-цепь или за рубку лодки. Тогда начнем и тебя поднимать. Понял?

Через несколько минут на борт субмарины поднялись три водолаза. Они положили у одного из спусковых концов какой-то небольшой предмет. Двое водолазов сразу же повисли на своих спусковых концах и начали подниматься наверх. Третий рукой подозвал Демича к себе. Демич выпустил из рук леер и подошел к Майбороде.

Убедившись в том, что водолаз уже получил соответствующие указания и знает свою задачу, Павел Иванович показал на сейф и на закрепленный за рым спусковой конец, ободряюще похлопал рукой по манишке Демича, отошел на корму и скрылся в клубах взбаламученного ила.

Прохор знал, что шторм на море крепчал и что все большая опасность нависала над теми, кто находился под водой. Знал и то, что все водолазы, даже водолазы-подрывники, сделав свое дело, ушли наверх, что он остался один на заминированной субмарине, наедине с синим безмолвием, со смертью, заключенной в страшных зарядах мин и торпед. Но он спокойно отвязал спусковой конец и закрепил на нем кусок водонепроницаемой перегородки с вмонтированным в нее небольшим сейфом. Затем привязал к концу троса тонкий пеньковый линь и, когда спусковой конец начали выбирать, он постепенно отпускал этот линь, придерживая сейф, чтобы тот не раскачивался, не смог ударить по кому-либо из выходивших на поверхность водолазов.

Когда линь кончился и сейф был довольно высоко, Демич доложил об этом и получил разрешение выходить наверх.

Вскоре он достиг первой выдержки и уселся на повисшей в холодном мраке беседке. Все опасности были позади. Конечно, выходить на поверхность придется с выдержками, останавливаясь через каждые три метра на несколько минут для того, чтобы организм мог свыкнуться с уменьшением давления. Для этого потребуется не один час. Но все же подниматься вверх, навстречу сероватой пелене света, куда приятнее, чем опускаться в холодную темноту: с каждой выдержкой будут возвращаться силы, с каждым метром подъема — меньше толща воды над головой, больше уверенности, что опасность кессонной болезни миновала. На предпоследней выдержке, когда до поверхности останется всего шесть метров, ему придется провести целых пятьдесят семь минут, на последней, на трехметровой глубине — больше часа. У него будет время посмотреть на звезды из глубины. На дневные звезды! Говорят, их видят только счастливые. А разве он, Прохор, не счастлив? Люда спросила, есть ли в Братске музыкальная школа. Есть! А если нет, так будет. Обязательно будет! И консерватория будет.

— Шторм усилился, Прохор, — сообщил Олефиренко. — На верное, будем поднимать тебя без выдержек.

«А звезды, как же звезды?» — чуть не крикнул Прохор. Но сознание нависшей опасности вытеснило из головы эту мысль. Ускоренный подъем, без выдержек, с последующим помещением в рекомпрессионную камеру — дело опасное и почти всегда мучительное.

Об этом знает каждый водолаз. Знал и Демич. Но он понимал также, что раз надвигается шторм, то медлить нельзя, надо скорее выбираться на поверхность. Там, в рекомпрессионной камере, снова повысят давление, сравняют его с давлением в легких и будут снижать постепенно, по специально разработанным правилам.

Снова голос Олефиренко в телефоне:

— Демич, Демич, вы слышите меня?

— Слышу, Виктор Владимирович!

— Беда, Прохор! На выходе запутался Майборода, без посторонней помощи он не может добраться до беседки. А водолазы-глубоководники после работы находятся в рекомпрессионных камерах, все, кроме Качура. Но Арсена послать нельзя, он тебя страхует, ведь если потом что-нибудь случится с тобой, посылать будет некого. Понял?

— Со мной ничего не случится!

— Слушай внимательно, Проша. Вернись на лодку, найди спусковой конец Майбороды и окажи ему помощь.

Жизнь Павла Ивановича в опасности! Теперь пусть коченеют ноги и свинцовая тяжесть давит на грудь, пусть грозят муки страшной кессонной болезни — все это для Прохора ничего не значит, если Павлу Ивановичу грозит беда.

— Виктор Владимирович! Потравите шланг и дайте мне побольше воздуха. Я иду на помощь!

Кажется, немного надо времени водолазу, чтобы снова спуститься на субмарину, отыскать спусковой конец, по нему найти самого Майбороду, а затем выяснить причину задержки и устранить ее. Может быть, и немного, если водолаз свежий, если он до того не находился уже часа два под водой и не выполнял физической работы, если его самого еще не коснулись первые признаки кессонной болезни.

У места затопления субмарины стоят несколько судов. Целую неделю шли спуски. Множество якорных цепей, рабочих концов, стальных и пеньковых тросов, шлангов и кабелей протянулось от судов к субмарине. И все это сейчас передвигается в темноте, то провисая, то вдруг натягиваясь, как струны, оттого что крутая волна и порывистый ветер раскачивают суда. И все эти цепи, тросы, шланги и кабели угрожают водолазу. Тяжелая якорь-цепь может повредить воздушный шланг, защемить, запутать или оборвать его, любой распрямляющийся при натяжении трос может поддеть водолаза и опрокинуть его вниз головой. Тогда воздушный пузырь, образовавшийся в скафандре, уйдет к ногам, и потом водолазу без посторонней помощи не принять правильного положения, не выйти на поверхность. Обжим тела водой, кессонная болезнь, повреждение легочной ткани, азотное опьянение, кислородное отравление, переохлаждение организма и много других, совсем не предвиденных опасностей подстерегают человека в морской пучине. Их становится в десять, в сто раз больше во время шторма.

Но если водолаз сказал: «Иду на помощь!», он забывает о грозящих ему бедах.

Прохор нашел зацеп, распутал шланг-сигнал Майбороды. Он имел право возвращаться к своему спусковому концу и начинать подъем на поверхность. Но сможет ли обессиленный Павел Иванович без посторонней помощи добраться до беседки? В безопасности ли он? Может ли Прохор оставить его одного в черной пучине моря? Прохор начал подниматься по спусковому концу к Майбороде. Наверху крепчает шторм. С каждой минутой пребывание под водой становится все более опасным. Прохор рисковал жизнью. Но разве не так поступил его отец ради спасения товарища, командира?

Прохор с трудом разжал оцепеневшие пальцы Павла Ивановича, которыми тот сжимал спусковой конец, затем посадил его себе на плечи и сам, задыхаясь, изнемогая от усталости, поднял бывшего командира на канатную беседку. Убедившись, что теперь Павел Иванович в безопасности, Прохор взял его холодную руку в свою и крепко сжал. Павел Иванович ответил быстрым и нервным пожатием — спасибо, друг!

— Майбороду можно поднимать, — доложил Демич по телефону.