Синее безмолвие

«ВИКТОР ОЛЕФИРЕНКО» ВЫХОДИТ В МОРЕ

Весна была холодная, затяжная. С наступлением теплых солнечных дней деревья дружно покрылись зеленью, выкинули розовые султанчики нежных листьев платаны, абрикосовые деревья покрылись розовой дымкой цветения, воздух пахнул липкими тополиными почками и звенел птичьим гомоном.

В саду Южноморского санатория, опираясь одной рукой о деревянные перила над обрывом к морю, а другой о палку, высокий черноволосый мужчина разговаривал с девушкой. Даже не слыша слов, только по сияющим глазам — темно-коричневым у мужчины и голубым у девушки — не трудно было угадать, что их связывает не простое знакомство.

— Красивая девушка! — не удержался от замечания недавно приехавший в санаторий молодой человек, кивнув своему товарищу на беседующую пару.

— Кто, Людмила? — спросил его приятель. — Ты не ошибся, самая красивая в Южноморске.

— Ну, это ты уже, положим, загнул, — рассмеялся молодой. — Вздернутый носик и веснушки…

— Носик, веснушки, коса, брови вразлет — это, конечно, можно сразу заметить, — раздумчиво сказал старший, обнимая молодого приятеля за плечи. — Но ведь не это определяет красоту человека. Когда я говорю «самая красивая», я имею в виду ее сердце, душу… Ты, наверное, слышал в прошлом году историю водолаза с «Руслана»?

— Ну как же? Даже в какой-то газете читал.

— Так вот, это и есть Прохор Демич.

Молодой оглянулся и долго смотрел на беседовавшую пару у деревянного барьера.

— Демич, значит, жив?

— Как видишь. И заслуга в этом, главным образом, ее, невесты. Дни и ночи проводила она у постели парализованного Прохора, пять месяцев боролась за его жизнь. И только когда Прохор начал учиться ходить, снова вернулась на фабрику.

Двое, продолжая разговор, повернули в аллею, ведущую к главному корпусу санатория, и скрылись за кустами еще не распустившейся сирени. А к беседующей у деревянного барьера паре бежал круглолицый, обсыпанный крупными веснушками паренек в синем ученическом костюме и кричал:

— Прохор! Людка! Смотрите туда, туда смотрите! — и показывал сверкающим на солнце черным портфелем с книжками в сторону порта.

— Что ты кричишь, Ленюшка, — обернулась к нему Людмила. — Ты хотя бы поздоровался сперва.

— Смотрите туда, — не унимался Ленька. — Сейчас будет выходить в море «Виктор Олефиренко»!

Все отдыхающие посмотрели в сторону порта. Там, уже за брекватером, навстречу широкой волне шел казавшийся отсюда совсем маленьким, игрушечным водолазный бот. Волны, разбиваясь о форштевень, обдавали его белой пеной. Бот вздрагивал под ударами волн, но бесстрашно лез напролом.

— Жаль, не видно отсюда надписи, — сказала Людмила, приставив ладони козырьком к глазам и всматриваясь вдаль.

— Как не видно, — возразил Прохор. — А я вижу, как на борту горят бронзовые буквы: Виктор Олефиренко.

— Да нет же, Прохор, — засмеялся Ленька, — они краской написаны.

— Краской? Жаль… А я бы их сделал из бронзы, как на военных кораблях, чтобы имя было видно далеко-далеко и сияло, как солнце.

Людмила взяла Прохора под руку и прижалась к его плечу головой:

— Оно будет сиять, Проша. Будет!