Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана

Глава 23. Очки

Утром Ира подбежала к их столу (Алькино семейство ещё не явилось), встряхнула чёлкой и весело спросила:

— Во что будем играть сегодня?

«Вот так да! — удивился Вася. — Вчера была чуть жива, а сегодня…» — и хотел уже созорничать: «В пограничников будем играть!», но подумал, что Ира может повернуться и уйти.

— В матрац будем играть сегодня! Хочешь?

— А кто ещё будет? — чуть исподлобья, внимательно посмотрела на него Ира.

— Да мало ли кто будет… — И вдруг Вася вспомнил про Андрюшку. — И Андрей обещал прийти на пляж…

— Ой, правда! — вскрикнула Ира и подпрыгнула, как на пружинах.

«Не надо было говорить про Андрюшку, — подумал Вася. — Опять будет всё время вертеться возле него, без умолку трещать и не замечать никого другого…» Но подумал Вася об этом без особого огорчения: ну и пусть вертится и не замечает! Главное, что придёт Андрюшка, его Вася ждал, наверно, куда больше, чем она, а от Васи Ира никуда не денется: живут ведь в одном подъезде.

Через час все были у моря. Матрац надували не так, как Алькину лодку, не подушечкой-насосом, а самым примитивным способом: брали в рот трубочку и дули.

Ира резво прыгала вокруг упругого в сине-красных цветах матраца, резкими движениями головы откидывала назад старательно расчёсанные волосы и оглядывалась по сторонам.

Андрюшки ещё не было, но с минуту на минуту он должен прийти.

Вдруг Ира сорвалась с места и, с радостным визгом перепрыгнув через матрац, помчалась по пляжу. По нагретой гальке к ним шло Алькино семейство: отец с Верой Аркадьевной, Алькой, с Таей и Ромкой. Они несли «дрова» — лежаки из струганых досок, скреплённые пропущенными через них шнурами. Их раскатывали на гальке, как танковые гусеницы.

Ира обняла Таю, зашепталась с ней о чём-то и при этом не спускала влюблённых глаз с её матери. Вася заметил, что и вчера, и позавчера Ира точно так же глядела на Веру Аркадьевну, будто она была её, а не Таиной матерью… Чего это, интересно?

— Как водичка? — спросил Виктор Михайлович у Васиного папы. — Не слишком нагрелась? Не люблю больше двадцати: жарко в воде, чувствуешь себя в ней, как клёцка в супе…

— Водичка в самый раз, — ответил Васин папа, — вот сейчас спустим надувной флот для ребятни. Пусть подурачатся!

— Не советую. Лучше бы Васе обходиться без него.

— Почему? — Васина мама, жмурясь от солнца, подняла голову.

— Потому, уважаемая Валентина Петровна, что пусть ваш сынок собственными силёнками держится на воде, ныряет и плавает. А матрац, согласитесь, приучает к лени, к излишней страховке и баловству. Дети должны быть во всём самостоятельными.

— Должны, — сказал папа, — но и в матраце большого греха не вижу, пусть порезвятся, покувыркаются на нём… Это тоже развивает ловкость.

— Простите, не согласен! Я за то, чтобы всегда, даже здесь, давать детям кое-какие уроки. Жизнь-то их ожидает не лёгкая, пусть заранее готовятся.

— Кто ж против этого возражает?

— Вы… Но совсем немножко. Я за воспитание в них личности…

— А что вы под этим разумеете? — спросил Васин папа.

— Пожалуйста! Точную ориентацию в жизни, гибкость ума и силу воли, уверенность в себе…

— А я не совсем так понимаю это слово. Личность — это для меня, в первую очередь, щедрость души, её богатство, способность понимать других, любить и сострадать…

— Ой, какой вы теоретик! — засмеялся Виктор Михайлович, кинулся в воду и поплыл быстроходным кролем, ритмично работая руками. Вася с удивлением смотрел — умеют же люди так красиво и быстро плавать!

Вдруг из воды выскочил худенький мальчонка с тёмными от солнца руками и ногами — в маске, с дыхательной трубкой и в ластах. Выскочил и, как большая лягушка, побежал к ребятам. В вытянутых руках, как и тогда у рыбаков, он держал по крабику.

Ира с криком отскочила в сторону.

— Макарка! — воскликнул Вася. — И ты здесь? Сейчас будем кататься на матраце. Хочешь с нами?

— Не! Я не уважаю матрацников! — Макарка стянул маску и подбежал к Альке. Протянул ему и Тае по крабику — они осторожно, двумя пальцами взяли их за панцири, глядя, как крабики яростно работают ногами. Тая отнесла своего к морю, опустила на камешек, и краб торопливо побежал в воду. Алька, держа краба в руке, кивком головы велел Макарке сесть рядом и сказал:

— Ты правильно ему ответил… Матрацный флот для лентяев и трусов! — громко засмеялся и швырнул крабика на раскалённую гальку, он упал светлым брюшком кверху и беспомощно заработал ногами.

Вдруг Алька увидел, как по пляжу идёт тот самый рослый тощий мальчишка в синих, много раз стиранных тренировочных брюках и в голубой махровой тенниске.

— Не знаешь, кто это? — спросил Алька.

— Не, — Макарка покачал головой.

Заметив мальчишку, Вася с Ирой побежали навстречу и стали с ним оживлённо говорить о чём-то. Алька понял, что мальчишку звали Андрюшкой и пришёл он с опозданием, потому что его отец нездоров — пришлось бежать в аптеку…

Что они нашли в этом доходяге?

Андрюшка быстро разделся. Оказалось, что он совсем не тощий, а довольно крепкий, с сильными длинными ногами. Интересно, если побороться с ним, кто кого положит на лопатки? «Я его, — решил Алька, — вряд ли он знает все хитроумные приёмчики…»

Александр Иванович поднял матрац и рывком бросил через волну.

«И пальцем не коснусь его!» — сказал себе Алька, пока матрац летел в воздухе и одним углом хлопнулся о воду, подпрыгнул и лёг. Мальчишки, как спущенные с цепи, бросились в море и стали догонять его. Андрюшка сразу пошёл неплохим брассом, быстрыми толчками продвигаясь вперёд, но Алька был уверен, что запросто обошёл бы его.

Надо было броситься вслед и показать, какую он может развить скорость! Но Алька сдержал себя. Хотел отвернуться от моря, да не смог. Васька тоже плыл прилично для его возраста, да как-то напряжённо: видно, тянул из последних силёнок, чтобы не слишком отстать от Андрюшки… Самолюбив!

Вот мальчишки взяли корабль на абордаж, вскарабкались, хлопая по воде ногами.

— А ты чего ж? — спросил у Альки Александр Иванович. — Такой ловкий, энергичный парень, а киснешь на берегу… Догоняй!

— Эти забавы не для меня! — Алька махнул рукой и пошёл по пляжу.

Навстречу шла его мать в чёрном с белыми ромбами купальнике и с блестящей — для красоты — лёгкой цепью на поясе; цепь при этом тонко позванивала. Мать подошла к Васькиным родителям, и Алька услышал её певучий, смеющийся голос:

— Как, Валечка, здесь хорошо! Какое солнце! А море… Никогда бы не уезжала отсюда.

— Нам ещё долго отдыхать! — ответила Васькина мама. — И никто вам не запрещает приехать сюда в будущем году.

— Что ж, и приедем… — Мать кинула на Альку быстрый взгляд. — Аль, опрыскай меня, пожалуйста, «Аидой»: уж загорать так загорать!

— Вы и так смуглая — всем бы так загореть!

— Вы так считаете? Ах, Валечка, есть вещи, в которых я не знаю чувства меры! Пошли, Алик…

Вера Аркадьевна вынула из яркой сумки баллон с изображением египетской царицы в короне, встала на колени, повернулась к нему спиной, и Алька с удовольствием — он любил это занятие, — нажимая поршенёк, обрызгал тугой струёй плотные плечи и спину матери, потом по её просьбе стал втирать рукой жидкое, холодноватое масло.

Он работал сноровисто, методично и обострившимся слухом слышал Васькины и Андрюшкины вопли на матраце. Потом до него долетел тихий голос Васькиной мамы:

— А она симпатичная, Вера Аркадьевна, и красивая, и есть в ней какая-то непосредственность, открытость. Сейчас не так-то много открытых людей!

«Что она имеет в виду?» — подумал Алька. Ему было приятно, что его мать похвалили. Он видел, как Васькина мама по-доброму, даже с некоторой завистью смотрит на его мать, на её округлые плечи и руки, на искрящиеся на солнце золотые серьги и кольца на её руках. Тётя Валя была довольно худая, незагорелая и уж, конечно, не такая красивая, как его мать.

Макарка сидел неподалёку и поглядывал то на море, то на Альку и словно чего-то ждал.

Алька придвинулся к нему.

— У вас здесь, говорят, есть старик, который изготовляет на продажу трости из кизила. Ручки их он вырезает то в виде головы чёрта, то дельфиньей морды. Знаешь его? Достать бы хоть одну трость!

— Был такой, — подтвердил Макарка. — Тимофеич. Помер год назад.

— Жаль… — Алька разговаривал с Макаркой, а думал об Андрюшке с Васькой. До чего же ему хотелось туда, к ним!

Мимо него побежали к морю Тайка с Ирой. Алька с завистью смотрел, как девчонки доплыли до матраца. Мальчишки ставили его на ребро, с азартом забирались, вставали на корточки и, как сражённые пулей, шлёпались в воду, подымая сверкающие на солнце брызги.

Алька снова заставил себя отвернуться от матраца. Зато Макарка внимательно смотрел на ребят. Около них плавал и Александр Иванович.

— Ой, Васькин папка очки утопил! — вдруг вскрикнул Макарка. — Смотри, как ныряет! Фиг найдёт… — Макарка нервно закинул назад руку и почесал худую, выпирающую лопатку. — Море замутнело… Ничего, новые купит…

— Так просто не купишь, — сказал Алька, — их надо заказывать, если есть нужные линзы… Откуда они здесь у вас?

— Достанет.

Алька промолчал. Ребята, бросив игру, поочерёдно ныряли в одном месте — искали очки. Слава богу, у его отца отличное зрение и не нужны ему никакие стекляшки!

Минут через пять к ним подбежал Васька, щупленький, весь покрытый мурашками.

— Макар, — застучал он не в лад зубами, — папа очки уронил в море… Искали, искали… Помоги нам.

— А чего дадите? — брякнул Макарка и сам удивился этому вопросу, потому что никогда заранее ничего не требовал. — Рубль дадите?

— Шкуродёр! — Васька с презрением посмотрел на него и пошёл назад.

Макарка глотнул сухой шершавый ком. Он тут же вспомнил, что недавно Васяткин папка дал ему ни за что шестьдесят три копейки. И Макарка встал с гальки, поправил ласты и крикнул:

— Дурной ты, Васятка! Шуток не понимаешь…

Он подобрал с камней маску с дыхательной трубкой и, перегнав Васятку, вошёл спиной в шумящее море. И быстро поплыл к тому месту, где всё нырял Васяткин папка, без очков, со странным — беспомощным и растерянным — лицом.

— Подкрепление прибыло, — сказал Александр Иванович. — Давай, брат, помогай. Утопил свои единственные окуляры для дали, других в запасе нет… Скандал!

Макарка вдохнул через трубку побольше воздуха и нырнул, мелькнув ластами. С силой загребая руками, быстро добрался до дна, коснулся его рукой и сквозь мутноватую воду стал вглядываться в россыпи камней, в бородки тёмно-зелёных вьющихся водорослей, в язычки волнистого песка. Начал шарить обеими руками по бугоркам и впадинам дна.

Когда воздух кончился, он вынырнул, резким выдохом вытолкнул из трубки воду, втянул полные лёгкие свежего воздуха и опять пошёл вниз. Он ввинчивался в плотную воду, вспоминал передёрнувшееся от презрения Васяткино лицо и думал: «Хорошо бы найти эти очки — его папка невредный, не раз угощал конфетами и даже давал мелочь на выстрелы. Если найду очки, может, ещё чего-нибудь даст. Сам, без намёков. Он, как и Алькин отец, не из бедных и прижимистых…»

Его руки, шаря по дну, столкнулись с чьей-то рукой. И Макарка увидел сквозь овальное стекло маски остроносое лицо с широко открытыми глазами: Андрюшка! Тот плыл у самого дна, раздвигая руками водоросли, и тоже заметил Макарку и, кажется, даже подмигнул ему. Занятный парень… Не похож на курортника!

Запас воздуха кончился, Макарка пошёл вверх и нечаянно крепко стукнул кого-то плечом. Вынырнул и увидел перед собой Альку.

— Не таранить своих! — крикнул Алька и в шутку потянул Макаркины плавки. Возможно, он стащил бы их до колен, но тот успел увернуться.

Да, Алька не усидел на берегу и тоже решил попытать счастья. Чем чёрт не шутит! Неплохо бы ему найти эти очки и непринуждённо, с улыбкой подать Васькиному папе: «Простите, вы не эти потеряли?» Интересно бы в этот момент посмотреть на лица Андрюшки и Васьки!

Очки могло отнести поглубже, и Алька решил нырнуть не там, куда опять погрузился Макарка. Он набрал полную грудь воздуха, сложил лодочкой руки, но в это мгновение из воды выскочила худая тёмная рука, сжимавшая большие роговые очки…

Алька в душе ругнулся: маленький, два слова правильно не скажет, а сноровистый! В два счёта обойдёт тебя.

Макарка вынырнул и стянул с лица маску:

— Сыскал… Берите!