Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана

Глава 27. Юбилейный

В жизни Макарки началась плохая полоса. Деньги на велосипед копились очень медленно — иногда по десять — двадцать копеек в день, а иногда и одной копейки не добывал. Мамка давала редко: санитарки-уборщицы получают негусто, в другом месте не подработаешь — здоровья нет; комнату курортникам не сдашь — сами ютятся в казённой комнатёнке, а расходы на еду немалые. Больше всего ему перепадало от тёток — жалели его.

Сейчас Макарка шёл к Герке, своему главному должнику: он одолжил месяц тому назад на ружьё для подводной охоты трёшку; целую трёшку отдал по легкомыслию этому оболтусу и трепачу, который не брезговал ничем и даже отобрал у Васяты компас на ремешке. Герка клятвенно обещал в недельный срок вернуть и при этом дал слово, что разрешит ему брать свой взрослый велосипед; раза два Макарка брал, да не дотягивался ногами до педалей, а кататься стоя над рамкой — небольшое удовольствие. Лучше уж бегать на своих двоих!

Макарка шёл по узкому пыльному проулку меж низких домиков под старой черепицей и был уверен, что и сегодня Герка ему не вернёт долг, и вообще вернёт ли когда-нибудь? Уж если его так провела с этим золотым кольцом взрослая красивая тётенька, так что же ждать от Герки?

Дураком был, лопухом, что поверил и дал в долг, и ещё большим ослом, что поверил в ту бумажку, прикреплённую к акации. Знала бы мать Альки, как трудно было нырять! У всех трёх буёв нырял по многу раз, едва-едва добирался до дна и лихорадочно оглядывал гальку, рылся руками в иле и водорослях, и потом, почти теряя сознание, пробкой выскакивал наверх… И так два дня, два дня подряд! Дома почти не был, некогда было даже кур покормить. Исхудал он за эти два дня — ещё больше выступили рёбра, лицо заострилось — одни кости да кожа. Это кольцо он не увидел, увидеть его было невозможно, а нашёл на ощупь, в водорослях. Сердце заколотилось от счастья — урра! Теперь у него наверняка будет велосипед, и можно купить не самый дешёвый, а навести справки и выбрать получше и специально съездить за ним в Феодосию или даже в Симферополь! О своей находке Макарка решил никому не говорить. Кое-что о таких находках он знал; помнил разговор буфетчика турбазы с дежурной по пляжу; та нашла золотую серьгу и спрашивала, полагается ли ей что-нибудь от её владельца. Буфетчик ответил, что по закону ей полагается не то половина, не то четверть стоимости потерянной вещи, но некоторые не возвращают находку, а сбывают куда-то за полную стоимость и все денежки кладут в свой карман.

Макарка не знал, как поступила дежурная по пляжу, но он никогда бы не сбыл это кольцо на сторону, потому что так делать стыдно, а ещё и потому, что на бумажке, прикреплённой к стволу акации, твёрдым, аккуратным, округлым почерком была выведена цифра «100». Половину мамке — всё-таки жаль её, хотя и кричит на него, и дерётся, и грозится сдать в детдом, а половину — себе.

Алькина мать так обрадовалась — не ожидал! — и через несколько минут вышла из столовой. Пока они шли вдвоём к их корпусу, она всё время нахваливала его и даже гладила по спутанным, жёстким от морской соли волосам. Привела в комнату, где был шкаф с одеждой, широко распахнула створки и, показав на Алькины и Ромкины майки, тенниски и трусы, сказала: «Выбирай, мой мальчик, ничего не жалко для тебя!» Макарка смутился и сник. Тогда она сорвала с плечиков белую майку с короткими рукавами и с каким-то изображённым на груди поющим — рот раскрыт — парнем с орлиным носом и волосами ниже плеч и сказала: «Нравится? Носи, пожалуйста, на здоровье… Я век не забуду тебя». Он взял майку и побежал. Его душили слёзы, он хотел выбросить эту тряпку, разорвать на клочки, но это было бы глупо: всё-таки вещь, лучше, чем ничего. Только теперь он будет поумней: и раньше он недолюбливал этих приезжих, а сейчас… Обманщики, хитрые и нечестные люди! Обещают и пишут на листке одно, а делают совсем другое! Дурак он, что принёс кольцо сам, надо было послать какого-нибудь взрослого — всё отдала бы, выложилась бы, как обещала в объявлении!

И чтобы мамка не подумала, что он где-то стащил эту майку, он спрятал её на дно нижнего ящика в старом комодике.

…Макарка толкнул ногой ядовито-голубую калитку, за которой жил Герка. Тот был выше его на две головы и старше года на четыре, но Макарка не привык церемониться со старшими, особенно сегодня. После такой неудачи с этим кольцом.

— За долгом пришёл. Отдавай… Ну?

— Сегодня не могу… — затянул Герка, явно хитря, что-то придумывая и выгадывая время. — Не лезь с ножом к горлу, отдам через два-три дня, получу долг и отдам, даже с процентами.

— Смотри, не отдай! — Макарка хлопнул калиткой и очутился на набережной.

Он снова подумал о золотом кольце и опять до смерти расстроился. Все его планы так неожиданно рухнули. Где же теперь разжиться деньгами? Кое-кто из местных понемногу приворовывал: то утащит книгу с лотка рассеянного продавца, то яблоко или грушу покрупней, огурец, баночку с мёдом, на рынке — гранат, дыньку, гроздь винограда, и чаще всего — из спортивного интереса. В карманы лазить боялись. Но если какой-нибудь легкомысленный курортник раздевался на пляже и уходил в далёкий заплыв, кое-кто, оглядываясь, лихорадочно шарил по карманам и нередко становился владельцем мелочи, нескольких скомканных рублей или ручных часов… Часы — это если очень повезёт!

Макарка никогда не пробовал воровать. Однажды, года два назад, он видел, как по набережной зигзагами сломя голову мчался курчавый парень в празднично красной рубахе и джинсах, а за ним с криками: «Держи его, держи!» — гнались мужчины. Наперерез этому парню, потному, загнанному, кинулись какие-то люди, схватили его. Парень вырывался, но людей было много, а он один. Он отбивался ногами, бодался. Ничего не помогло. Ему заломили за спину руки, скрутили и вгорячах давали ему такие пощёчины, что красивая голова парня откидывалась из стороны в сторону; и те, кто отвешивал удары, с чувством, с яростью приговаривали: «Будешь знать, как брать чужое?! Будешь, выродок? Будешь, дармоед?!» Жалкого, опозоренного, с затравленными глазами, окружённого толпой зевак, его повели в отделение милиции.

Нет. Макарка не хотел быть похожим на этого парня. Если что-нибудь находил на набережной или пляже — забытые кем-то плавки, полотенце, детскую игрушку или деньги — это он мог взять (не он — другой бы взял), но чтобы лезть в чужой карман или потихоньку слямзить с прилавка — это было не по нему. Но деньги были нужны, ах как нужны ему деньги, и он так непростительно сглупил вчера с Алькиной матерью… А ведь по виду не скажешь, что она такая!

Макарка остановился возле бочки с квасом. Две девчонки, беленькая и рыжеватая, в коротеньких халатиках, с мокрыми волосами — бегали купаться по очереди, — поигрывая тонкими бровками, весело торговали. Макарка подошёл сбоку:

— Дай маленькую… Денег нет — пропился..

Беленькая хохотнула, налила ему полную кружку и обернулась к подружке. Макарка стал пить сладковато-терпкий, не подкисший ещё квас и вдруг увидел у своего локтя, на откинутой металлической полке, порядочную кучку денег — всё больше медяки, но попадалось и серебро, и в сторонке даже лежал блестящий юбилейный рубль со статуей Победы — женщины с мечом в вытянутой руке. Девчонки, повернувшись к нему спиной, беззаботно хихикали, слушая зубоскальство высокого парня, а этот юбилейный лежал у самого края, ну у самого-самого… Макарка и подумать не успел, что нельзя так беспечно работать в торговой точке, как его худые, ловкие пальцы мигом и совершенно бесшумно отодвинули эту монету и прижали к ладони. Он сам удивился ловкости и скорости её исчезновения и уже хотел посмеяться над девчонками, пожурить их — так работая, запросто проторгуетесь! — посмеяться и вернуть им, воронам и ротозейкам, рубль.

Хотел, да что-то остановило его. А чего, собственно, возвращать? Ему позарез нужны деньги, его только что надули — и не на рубль! Если бы на рубль, не горевал бы. Бессовестно надули и не собирались возвращать, а он почему должен?

Макарка опустил тяжёлый, холодком прожёгший через карман рубль и побрёл по набережной. «Как они со мной, так и я с ними», — думал он. Хорошо бы попросить кого-нибудь, даже хотя бы Герку — не откажется, должник — поколотить Альку, двинуть кулаком по его длинному носу, чтобы брызнула из его туннелей юшка! Да и с другими, кто вертится возле Альки, ходить — только время терять!

Итак, собственный велосипед был на рубль ближе к нему. И как всё просто! И совершенно безопасно — надо только с умом действовать. Есть даже в этом что-то заманчивое: знаешь — нельзя, могут схватить и опозорить, как того курчавого парня. Могут, а ты вот не боишься, ты сильней этого, сильней и выше трепотни взрослых, учителей о том, как положено вести себя. А пошли они, все эти учителя, как и курортники, подальше! У самих всё есть, вот и учат…

Возможно, стоит всерьёз этим заняться. Ни от кого не будешь зависеть, и денежки будут, и велосипед…

Макарка шёл, маленький и худющий, среди пёстрой круговерти взрослых людей, рослых, плечистых, загорелых, громкоголосых. Счастливых. С твёрдым заработком. Он шёл и мечтал поскорей достичь их роста, их плечистости, их независимости.

Возле газетного киоска стоял дядя Тиша, механик с винзавода, одетый не по-курортному. В синей спецовке. С худой шеей и крупным кадыком. Он подозвал его к себе.