Сиротка. Дыхание ветра

Глава 14 Властелин лесов

Эрмин сидела возле Мукки, который благонравно вытянулся на постели, уставившись большими темными глазами в потолок. Фарфоровый ночник в форме ветряной мельницы наполнял нянину комнату ясно-голубым сиянием. В семье всегда называли эту комнату так, хотя теперь она служила детской.

— Мама, ты уверена, что никто не сможет войти в дом? — тихо спросил малыш.

— Не бойся ничего, дорогой, дедушка проверил все двери и окна. Я скоро лягу с вами.

— Мне бы хотелось, чтобы папа был здесь, с нами, — признался мальчик. — Он сильный и храбрый!

— Я знаю, что ты скучаешь по нему. Я тоже! А теперь спи давай, как твои сестры.

Лоранс и Мари, донельзя утомленные этим трагическим днем, заснули, едва опустив голову на подушку.

— Мама, Луи не умрет? — успел выговорить Мукки, взяв Эрмин за руку. — Я плохо с ним обошелся. Может, если бы я дал ему поиграть моих оловянных солдатиков, он бы не ушел!

Растроганная Эрмин провела рукой по гладким черным волосам сына и с несказанной нежностью шепнула:

— Мукки, я тебе уже говорила, ты не виноват! Но хорошо, что у тебя хватает мужества признать свои ошибки. Не кори себя. Мы от всего сердца будем молить Господа, и Луи вернется.

— Клянусь, если он появится завтра, я отдам ему все свои игрушки! Скажи, ведь папа одобрил бы это?

— Не волнуйся! Папа будет гордиться тобой. Ему нравится, когда дети не жадничают и хорошо себя ведут. Он тоже скучает по тебе и по любимому лесу. Ты помнишь нашу приятельницу Бадетту?..

— Отлично помню!

— Так вот, когда-то давно Бадетта столкнулась с твоим отцом в Квебеке в театре «Капитолий», в тот вечер, когда ты выбежал ко мне на сцену. Ты так прелестно выглядел в индейской одежде! И Бадетта, которая пишет истории для взрослых, восхитилась красотой Тошана. Она воскликнула: «Настоящий властелин лесов!» Я часто вспоминаю это прозвище, ведь твой отец был по-настоящему счастлив лишь в лесу, на берегу славной речки Перибонки. Он многим пожертвовал, поступив на службу в армию, но это было необходимо, чтобы защитить нас и других людей.

Мелодичный голос матери убаюкивал Мукки, веки его слипались. В конце концов он заснул. Посидев возле него еще несколько минут, Эрмин на цыпочках вышла из няниной комнаты, с тревогой взглянув на опустевшую кроватку Луи. «Где же ты, братик? — с горечью подумала она. — Тебе, должно быть, очень страшно! Хоть бы похитители хорошо с тобой обращались!» Она вновь ощутила, как тесно связана с этим маленьким мальчиком. Несмотря на то, что они так мало знали друг друга, она ощущала, что они странно близки. «Как бы мне хотелось прижать его к сердцу, сказать, что я люблю его! — думала она. — Мы найдем его, иначе и быть не может, и тогда я наверстаю упущенное. Я докажу ему, что старшая сестра готова оберегать его всю жизнь!»

Несмотря на то что дом был хорошо протоплен, Эрмин знобило. В прошлом году Лора провела в комнаты центральное отопление, но это не мешало растапливать печи на кухне и в гостиной. Спустившись вниз, Эрмин застала Бетти и Лору за молитвой — головы опущены, ладони сложены. Жослин же предпочел виски.

— И все же это сотворили какие-то безумцы, — сказал он дочери. — Ну, я до них доберусь! Поверь, Эрмин, револьвер заряжен, и я просто жажду пустить его в ход.

— Папа, нам бы лучше договориться и с помощью полиции засадить этих бандитов в тюрьму на долгие годы. Это ведь не вестерн, где сводят счеты, не думая о законе. Когда-то Тала заставила брата отомстить за нее. И вот результат! Мы еще долго будем расплачиваться за это. Не хмурься, в глубине души я чувствую, что права! Бушар и Трамбле хорошо подготовились. А Луи, который в сумерках добрался до приходской школы, должно быть, помог им выиграть время! Так все и вышло. Но у них явно был сообщник.

Бетти вздрогнула и начала молиться еще усерднее. Казалось, это уже исступленная мольба. Эрмин не терпелось расспросить ее, но в присутствии родителей она не могла начать разговор.

— Господа велят подавать суп? — спросила Мирей, бесшумно возникшая на пороге.

— Нет, я не в силах что-либо съесть сегодня, — отказалась Лора. — Завтра! Дождемся известий о Луи. Если еще не поздно, я позвоню своему банкиру. Эти люди получат все, что требуют, пусть даже это будут последние деньги, мне все равно.

— Вы бы лучше предупредили шефа полиции Роберваля, — веско произнесла Эрмин. — Кому ведомо, что ты готова отдать все свое состояние, чтобы вернуть моего брата? Те, кто захватил Луи, не могут знать об этом; значит, вряд ли это изменит их планы.

— Обращаться в полицию слишком рискованно, — заметил Жослин. — Решение я приму завтра — в зависимости оттого, что потребуют эти ублюдки.

— Это чудовища! Гнусные негодяи! — воскликнула Лора. — Неужто придется ждать до завтра?! Это просто пытка! А тем временем мой мальчик страдает. Он, должно быть, страшно напуган. Стоит мне представить, что он в руках этих подонков, и я готова разгромить все!

Мирей грустно кивала, на лице ее была написана тревога.

— Мадам, я, как и вы, вне себя!

— Нет, бедняжка Мирей, нет и нет! Как ты можешь разделять мои чувства, ведь ты не мать ему! Это мой ребенок, сыночек, сокровище, кровиночка! У меня его отобрали, понимаешь? Они вырвали его у меня!

Она разрыдалась, не в силах сдержать эмоции.

Жослин нежно обнял ее.

— Успокойся, дорогая, не срывайся! Бедняжка Мирей разделяет твое горе! Она не заслужила такого сурового обращения. Мы очень скоро увидим нашего мальчика, не теряй надежды. И в сущности, раз эти люди хотят получить от тебя деньги, можно не опасаться, что они будут плохо обращаться с Луи. Это ведь их разменная монета.

— Прости, Мирей, — произнесла Лора, протягивая руку экономке. — Ты ведь знаешь, на меня находит, но на самом деле я вовсе не такая скверная!

— Я не сержусь, мадам, — пробормотала экономка. — Я все же пойду подогрею бульон — неплохо бы всем подкрепиться. И потом, нужно же чем-то занять себя, иначе мне останется только плакать.

В этот момент Бетти вскочила, держась за живот, и невнятно выговорила:

— Я сейчас, извините!

Было очевидно, что она направилась в туалет.

Поведение соседки лишь укрепило подозрения Эрмин. Она решила дождаться Бетти под дверью. Оттуда доносились характерные всхлипывания. Приятельница плакала горючими слезами.

— Открой мне, — тихо попросила Эрмин. — Бетти, тебе станет легче, если ты поделишься с кем-нибудь.

— Нет, Мимин, ступай! У меня тошнота и понос.

— Ничего у тебя нет. Открой!

Бетти вышла в слезах, с покрасневшим лицом.

— Я пойду домой, — жалобно протянула она. — Я не в силах помочь вам. Завтра утром я заберу Мари.

— Прошу, останься! — попросила Эрмин, взяв ее за запястье.

Она отвела подругу в кабинет и закрыла за ними дверь. В ее синих глазах читалась поразительная решимость. В ней не осталось ничего от скрытной девочки-подростка, это была женщина, готовая сражаться за тех, кого любит.

— Бетти, ну хватит! Я не выдала твоего так называемого кузена, но я не идиотка! Вспомни, когда мы говорили о нем в стойле, ты страшно нервничала. И у меня тотчас возникли подозрения насчет того, какие отношения связывают тебя с ним! Жозеф, должно быть, тоже почуял что-то неладное. Это чувствовалось по его поведению. И все из-за Поля Трамбле! Я видела его после рождественской мессы. Он не отрываясь смотрел на нас, и это он толкнул твоего мужа. И еще ключ, да, ключ от школы! Ты утверждаешь, что его выкрали из твоего дома. А что, если его прихватил твой любовник? Тогда понятно, почему в одном из классов школы валялся плюшевый мишка, принадлежащий моему братику. Бетти, мне не хочется доставлять тебе неприятности, но с меня хватит! Дети для меня священны, и мысль о том, как страдает малыш Луи вдали от нас, сводит меня с ума. Я не стану молиться часами, поскольку знаю: это ты приложила руку к нашей беде. Нам нужно спасать Луи, и если тебе что-то известно, в твоих интересах сказать мне об этом прямо сейчас. Когда за дело возьмется полиция, я уже не смогу тебя защитить.

Блуждающий взгляд Бетти остановился на Эрмин. Бетти сначала помотала головой, будто все отрицая, потом попыталась ускользнуть.

— Пусти, ты меня напугала! — с трудом выговорила она. — Мимин, неужто ты правда считаешь, что я могу навредить вам?

— Думаю, ты, как и Луи, угодила в ловушку, — уточнила молодая женщина. — Если ты стала жертвой обмана, я готова тебя простить.

— Да, увы, это так, мне так худо! — простонала смирившаяся Бетти. — О, Мимин, милая, прости меня! Можешь презирать меня, ненавидеть, и будешь права. Но если твой братик погибнет, поверь, я покончу с собой! Как ни крути, я предала все, во что верила, я пропала…

Хорошенькая Элизабет дрожала, как в лихорадке. Уставившись в пустоту, она принялась бить себя в грудь. Эрмин усадила ее в кресло и опустилась рядом на табурет.

— Не сходи с ума, Бетти, расскажи мне, что произошло. Уверена, нам удастся прояснить ситуацию.

— Поль Трамбле заявился в Валь-Жальбер в июле, — начала Бетти вполголоса. — Он прогуливался, а я вешала постиранное белье. Мы перемолвились словечком насчет заброшенного поселка и закрытого комбината. Я спросила, зачем он тута оказался, он сказал, что в Робервале недавно, устроился, мол, работать механиком на авиабазу и ему захотелось посетить Валь-Жальбер. Ему рассказывали о нашем поселке. Ну, это неудивительно. Он был такой вежливый-разлюбезный, да к тому же красавчик. И он мне глянулся, это уж точно! Через три дня он опять объявился, а потом еще раз, на следующей неделе. Заявлялся, когда Жозеф был в отлучке. Мне бы заподозрить неладное, дак нет, я решила, что это случай. И потом, я ведь не думала о худом, так рада была его снова повидать! Если б ты слышала, как он осыпал меня комплиментами, когда мы встретились во второй раз! А уж улыбка… Наверное, такие умеют охмурять женщин! Ты не думай, Мимин, я не ищу себе оправданий, но после свадьбы я за двадцать с лишком лет от Жозефа ни разочка не слыхала, что я красавица. Да и про всякие нежности он давно забыл.

— Представляю, как Трамбле вскружил тебе голову таким ухаживанием! — осторожно заметила Эрмин.

Хоть ей и не терпелось узнать больше, она опасалась, что Бетти замкнется в себе.

— Конечно, Поль не выходил у меня из головы, — продолжила та смущенно. — Я начала прихорашиваться, причесываться, наряжаться. Мне было не зазорно, будто это игра какая. Думала, что ежели он на дерзости отважится, то завсегда смогу его окоротить. Так мы встречались несколько недель, а потом в сентябре, ближе к закату, он повел меня на мельницу Уэлле. Жозеф как раз отправился в Шамбор с Мари и Арманом. Я себе казалась такой молодой да пригожей, и я не устояла. Мимин, мне так хотелось ласки!

Бетти замолчала, тихо всхлипывая. Щеки ее зарделись.

Эрмин, сочувствуя ей, выдержала паузу, вслушиваясь в отзвук слов, почти лишенных смысла. Ей трудно было представить подругу влюбленной до беспамятства, отдающейся среди бела дня незнакомцу. Это так несвойственно добродетельной и рассудительной Элизабет Маруа!

— Я оказалась наивной дурехой, — заговорила Бетти. — До меня только теперь дошло: он меня не любил — просто использовал. Помню, когда он приходил в последний раз, я как раз вернулась из приходской школы. Ключи были у меня в кармане, и он видел, как я положила их в ящик буфета.

— А когда это было? — спросила Эрмин.

— Ну, когда ты засекла, как он вышел из кухни через заднее крыльцо во двор. Я ему сказала, что в школу пойду теперь нескоро, ведь праздники на носу. Да и холодина там, в этих каменных хоромах.

Они переглянулись. Заплаканная Бетти тотчас поникла, в синих глазах Эрмин она прочла осуждение.

— Ты меня презираешь, да? Что ж, имеешь право, я сама себе отвратительна. Ради этого человека я отреклась от веры, предала мужа, которому поклялась в верности перед лицом Господа. Я ничем не лучше тех девиц, что продают свое тело…

— Нет, Бетти, я вовсе не презираю тебя, я просто удивлена, — ответила молодая женщина. — Должно быть, у этого Трамбле неплохо подвешен язык! Но, если поразмыслить, разве порой эта история не выглядела странной?

— Он охотно болтал со мной, и это мне нравилось. Теперь-то я вспоминаю, что он задавал массу вопросов о вас, словом, о тебе и о Лоре. И я так гордилась. Я могла рассказать ему, что когда-то была твоей опекуншей. А ты теперь знаменитость, и денег у тебя не меньше, чем у твоей матери. Господи, срам-то какой!

Эрмин ощутила глухое раздражение. Она всегда безоговорочно доверяла Бетти, воспринимала ее как вторую мать. Молодая женщина почувствовала, что ее предали.

— А как же Жозеф? И твои сыновья? — сухо спросила она. — Ведь они много времени проводили и дома, и в деревне. Разве они ничего не заметили? Ни о чем не догадались? Как же тебе удавалось скрывать свою связь с этим человеком?

— Он был такой оглядливый да скрытный! Но я побаивалась. Мимин, если бы Жозеф прознал об этом, он бы меня прикончил! Может, так было бы лучше… Ежели мои сыновья узнают, что я наделала, то жить мне незачем!

— Не говори так. Подумай о Мари, ей ведь нет еще и восьми. Что с ней станется без тебя? А Эдмон — он ведь собирается стать священником! Бетти, как же ты могла так низко пасть?!

— Даже не знаю. Морок какой-то, только сейчас у меня совесть пробудилась. И потом, я выкладывала все Полю и мне даже не пришло на ум, что он что-то замышляет против вас. Я будто ослепла, считала его героем. Холод ли, пурга — все ему нипочем, говорил, что может идти часами без передыха.

Эрмин встала и принялась расхаживать взад-вперед по кабинету, скрестив руки на груди.

— Он украл у тебя ключи от приходской школы. Значит, мог прятаться там и шпионить за нами, — едва слышно сказала она. — Уверена, что это он отравил Кьюта… Какая низость! Сколько глупостей ты натворила — у тебя ума как у младенца!

Внезапно у нее возникло чудовищное подозрение. Она с ужасом уставилась на Бетти.

— А ребенок, которого ты носишь? — прошептала она. — Кто его отец — Жозеф или тот, кто отнял у нас Луи?

— Мимин, я с самого Рождества молю Господа: пусть ребенок будет от Жозефа.

Пунцовая от стыда Бетти истово перекрестилась. Она не осмеливалась признаться Эрмин, что отказывала мужу в близости в первые месяцы своего романа с Трамбле. Потом, встревожившись, она покорно сносила недолгие наскоки Жозефа.

— Если подвести итог, — подчеркнула Эрмин, — то выходит, что Поль Трамбле тебя соблазнил, чтобы раздобыть сведения о нас. А ты лишь нынче вечером поняла, куда он метил. Упоминал ли он о Наполеоне Трамбле? Может, это его отец или брат?

— Нет, ни разу!

— В таком случае почему ты так уверена, что Луи похитил именно Поль Трамбле? Раз ты его любишь, то должна защищать, ведь так?

— Дак все на него указывает — и пропажа ключей, и бесконечные расспросы! И потом, он теперь и глаз сюда не кажет, я ему ни к чему. Боже, как же тяжко на сердце!

Щедрая и отзывчивая от природы Эрмин была тронута страданием Бетти. Ее подруга не только горько сожалела о случившемся, но страдала телом и душой. Тот, кого она самозабвенно полюбила, кому отдалась, изменив мужу, всего лишь использовал ее в своих целях.

— Мне жаль тебя, Бетти, — грустно сказала она. — Надеюсь, нам удастся разрешить дело, не впутывая тебя. Мне так близки и Симон, и Эдмон, и Мари, что хочется избавить их от позора и скандала. К тому же это никак не поможет мне продвинуться дальше.

В дверь кабинета дважды коротко постучали. Это была Мирей.

— Вас зовет мадам! Бульон подан.

— Мирей, мы сейчас.

Экономка медленно двинулась прочь.

— Мимин, пожалуйста, прости меня! — взмолилась Бетти.

— Не сейчас. Пока не прижму Луи к груди, я не способна простить. Если бы у тебя достало мужества отвергнуть этого человека, пожаловаться Жозефу, ничего бы не случилось. Ничего! Впрочем, может, и не так. Эти люди, похоже, злобно ополчились против нас. Но, по крайней мере, ты бы не была в это замешана. Лучше, чтобы мои родители вообще не узнали об этом.

Молодая женщина вышла из кабинета. Она больше не могла видеть удрученную Бетти, сжавшуюся, с заплаканным лицом. Ей хотелось бы превозмочь себя и утешить ее, но это было выше ее сил.

«Господи, молю тебя, будь милосерден к моему братику! — мысленно воззвала она. — Не оставь его, пусть он вернется к нам целым и невредимым!»

Луи дрожал от холода даже под одеялом. В закутке, где его уложили на раскладушку, было темно. Мальчика не стали связывать; страх надежно удерживал маленького узника.

— Помни, если хоть пошевелишься, отрежу тебе ухо и отправлю его твоей матери! — пригрозил Поль Трамбле.

Мальчонка уж и вздохнуть не смел. Он замерз и сильно проголодался. Все было скверно и мрачно. Единственное, что он посмел сделать, это совсем тихо позвать маму, хотя смутно предчувствовал: ему уже не суждено увидеть родителей, их прекрасный теплый и светлый дом, мама уже не приласкает его, не поцелует перед сном.

— Мама, мамочка, забери меня отсюда!

Он не открывал глаз, чтобы его не накрыли сгущавшиеся вокруг тени. Сквозь дощатую переборку доносились голоса. По сравнению с четким произношением родителей и Эрмин говор этих людей казался ему неразборчивым.

— Мамочка, приходи скорей!

В ответ на его призывное бормотание раздался какой-то шум, будто легкий вздох, какое-то движение. Луи застонал. В комнате кто-то был. Мальчик в страхе сжался в комок, стуча зубами. Он растерял остатки самообладания и бурно разрыдался.

«Но они меня накажут за то, что я плачу! — подумал он. — Надо успокоиться!» Луи, несмотря на охватившую его панику, все же попытался взять себя в руки. Он уткнулся лицом в провонявший матрас, чтобы заглушить рыдания, и мысленно призвал на помощь тех, кто его так любил, кто никогда не сделал ему ничего дурного. Лица родных и близких предстали перед ним, неся спасительный покой: темноволосый Мукки с его матовой кожей и заразительным смехом; Лоранс и Мари — светлоглазые, розовые, изящные; раскрасневшееся полное лицо Мирей; Эрмин, любимая старшая сестра; высокий и сильный отец — Луи обожал его темную бороду, пронизанную серебряными нитями, и низкий голос. И наконец, Лора, в ореоле светлых вьющихся волос, ее розовые губы, целующие его.

— Мамочка!

Он содрогнулся, ощутив легкий толчок. Раздался странный стонущий звук, сменившийся мурлыканьем. Кошка прижалась к голове мальчика, задев его усами. Удивленный ребенок задержал дыхание. Потеревшись о его волосы, кошка пробралась под одеяло и свернулась в клубок рядом с ним. Он уже видел бродячих кошек в Валь-Жальбере. Старый кот Онезима тоже изредка бродил возле приходской школы. Луи, оправившись от испуга, осторожно погладил незваную гостью. Бедная кошка совсем отощала — кожа да кости, шкурка была влажной, но ее довольное мурлыканье и теплое соседство успокаивали. Спустя пару минут Луи спал. Вскоре во сне он уже двигался и тихо смеялся. Луи очутился возле жаркого костра. Рядом была Киона с лучащимся нимбом над головой, ее кожа в свете пламени выглядела золотой. Девочка вся светилась. Он был так рад ее видеть! Она улыбалась ему своей неповторимой нежной и светлой улыбкой.

— Не бойся, Луи, — сказала она. — Мне бы хотелось повидать тебя, да не могу, я больна. Смотри, вот твои агаты, я всегда буду хранить их.

Луи попытался ответить, но из уст не вылетело ни звука. Киона протянула ему своего плюшевого медвежонка Дюки.

— Ты потерял Ноно. Я дам тебе своего мишку. Но обещай больше не бояться! Я все время думаю о тебе. Мой брат отправится тебя искать.

Ошалевший от радости, Луи схватил мишку и прижал его к груди. Радость и восхищение были так велики, что он проснулся. Различив полосу света, он уселся на своей раскладушке. Рядом стоял старший из похитителей. Он сказал:

— Я укрыл тебя потеплее, а то завтра у тебя из носа потечет. Выспись как следует. Сын мой, может, и нагнал на всех страху, но он голова! Здесь ничё с тобой не стрясется!

Это был Наполеон Трамбле. Луи уткнулся лицом в согнутый локоть.

— Да, я сплю… — тихо произнес он.

— Ты хороший парнишка!

Человек вышел и закрыл за собой дверь на ключ. Мальчик снова расплакался. Мгновением раньше ему казалось, что в его руках мишка Дюки. Но тут он представил себе Киону, какой она была во сне, и попытался вспомнить, что она сказала.

«Но кто этот ее брат? — удивился он. — Я такого не знаю…»

Тошан смотрел в глаза офицеру, тому, что дал увольнительную на праздники. Это был мужчина лет сорока, тот самый, чья жена жаждала раздобыть фото певицы Эрмин Дельбо с ее автографом.

Скоро должны были звать на ужин, но их разговор состоялся неподалеку от офицерской столовой, в смежной комнате, которая чаще всего служила курительной.

— Слушаю вас, Дельбо! — сказал офицер.

— Господин лейтенант, не знаю, как вы воспримете мое ходатайство, но мне нужно уехать первым же поездом! — твердо заявил Тошан. — Так что мне опять нужна увольнительная, на этот раз на несколько недель. Мне совершенно необходимо уладить очень важное семейное дело. Я должен быть с родными.

На лице офицера появилось суровое выражение. Он даже нахмурился, вид у него был крайне озадаченный.

— Мне жаль, но это, разумеется, невозможно. Дельбо, вы ведь не на курорте! Мы уже говорили о вашем зачислении на службу. Вас никто не обязывал записываться в этот полк, но теперь это дело решенное. И несмотря на всю симпатию к вам и восхищение, с которым я отношусь к вашей жене как к артистке, я не могу делать вам поблажки. По крайней мере, речь ведь не идет о смерти?

Тошан не отрывал глаз от собеседника. В его пылком с поволокой взгляде мелькнула неистовая решимость.

— Если вы не дадите мне разрешения, я дезертирую. Конечно, я сделал ошибку, предупредив вас, так как вы можете посадить меня под арест. Но у меня нет выбора. Я признаю, что совершил серьезную ошибку, записавшись в армию в начале зимы. Здесь ничего не происходит, и вам это также хорошо известно. Пока не сойдет лед, никто не двинется в Европу. Залив Святого Лаврентия скован льдом, и немецкие подлодки не рискнут приблизиться к нашим берегам. Лейтенант, я прошу вас об одолжении, и у меня есть на это серьезная причина. Похитили младшего брата моей жены.

— Боже всемогущий! Похищение ребенка — неужто это правда? — удивился офицер, нервно потирая подбородок.

— Да, я только что узнал об этом, позвонила жена! Я не в силах оставаться здесь. В опасности и мои собственные дети, и все, кто мне дорог. Моя мать родом из племени индейцев монтанье. Муж ее умер, поэтому я единственный, кто может ее защитить. Весной я вернусь, даю слово.

Лейтенант кивнул.

— Когда ты женат на знаменитости, дорогой Дельбо, многое просачивается в прессу. Я в курсе относительно вашей матери. Однако поймите, мне вовсе не важно ваше происхождение. Понимаю, что вы воспринимаете это иначе, но это не меняет сути проблемы. Я не могу предоставить вам увольнительную сроком на три месяца. Другие солдаты тоже захотят съездить домой, не важно, под каким еще предлогом. Здесь ничего не происходит, в этом я с вами соглашусь, и нашим новобранцам остается лишь строевая подготовка, которая все же вовсе не бесполезна, поверьте мне.

Тошан, исполненный решимости, дрожал от нетерпения. У него в ушах еще звучал голос Эрмин, в котором сквозила мучительная тревога. Ему представлялось трагическое лицо Кионы, умоляющий взгляд ее золотисто-карих глаз.

— Понимаю вашу реакцию, — решительно сказал он. — Забудьте то, что я вам сказал. Я покидаю часть. Как только я сделаю то, что должен, я вернусь и буду готов принять любые последствия моих действий.

— Успокойтесь! Позвольте мне хоть немного подумать! Дайте мне час. Один из членов вашей семьи похищен; я обязан доложить об этом выше. Думаю, что на вашем месте я действовал бы так же. И еще одно, Дельбо: на местности из вас вышел бы превосходный солдат. Я наблюдал за вами, вы действуете решительно, незаметно и эффективно. Предвижу, что вы способны выдвигать разумные инициативы. Откровенно говоря, я надеюсь, что, если мне удастся добыть вам эту увольнительную, вы сдержите слово. Зайдите ко мне после ужина.

Тошан тихо поблагодарил лейтенанта. Благодаря унаследованной от матери способности глубоко чувствовать чужую личность он понял, что этот человек искренне стремится ему помочь. Тошан направился к себе в казарму. Гамелен с мрачным видом сидел на койке.

— Ты уже поужинал? — спросил Метис. — Мне надо поговорить с тобой. Хорошо, что ты здесь один.

Верзила, прикуривая сигарету, с любопытством посмотрел на него.

— Ну и чё тебе надо, Дельбо? Я нынче зол как черт!

— Я тоже, Гамелен, причем куда сильнее. Умеешь хранить тайны? Ты бы мне здорово помог.

— Ну, а то! Ты ведь меня знаешь! Я честный малый! Ну, говори!

— Моя жена и ее родители попали в беду. Луи, брата Эрмин, похитили. Ему пять с половиной лет. Я знаю, кто похитил, и должен лично разобраться с этим делом, поскольку здесь замешаны мы с матерью. Если мне дадут увольнительную, то понадобятся хорошие собаки и прочные сани. Я заплачу. Где ты оставил свою упряжку и все прочее?

— Очуметь! Просто не может быть! — воскликнул ошеломленный Гамелен. — Дельбо, ты мой кореш! Конечно, бери и собак и сани. Свою упряжку я оставил у тетушки Берты. Она живет в Робервале на улице Менар. Я не слишком богат, но что мое — то твое. И я не то еще готов сделать для прекрасной златовласки с озера Сен-Жан. Помню, как я вез ее в Перибонку, пять лет назад, кажется. Вначале она была закутана, и я не видел ее лица. Я малость рассердил ее, но потом до меня дошло, что это твоя жена, и тут уж я расстарался, поверь моему слову!

— Она мне рассказала об этом, — подтвердил Тошан. — Благодаря тебе я провел счастливое Рождество.

Мужчины пожали друг другу руки. Потом Гамелен поднялся, дружески ткнув Тошана. Несколько лет назад они встретились на льду озера в сумасшедшей гонке на собачьих упряжках — от Роберваля до пристани Перибонки и обратно. Тогда выиграл Метис, как прозвали Тошана. Но теперь невезение было забыто. Бывших соперников сблизило пребывание в Цитадели, имевшее мало общего с их повседневным существованием. Их объединяло ощущение беспредельных просторов, заснеженных лесов, гонки по родным местам под лай собак и свист ветра.

Гамелен мечтательно прищурился. Он припомнил блистательное появление Соловья из Валь-Жальбера в старой хижине на набережной Роберваля.

— Твоя жена — истинная дама, воспитанная, прелестная, — сказал он. — И потом, она понимает юмор!

Растроганный Тошан кивнул, продолжая укладывать вещи в рюкзак. Ему тоже представилась очаровательная фигура обожаемой им женщины в черном бархатном платье в церкви Сен-Жан-де-Бребёф.

— У меня нет выбора, — добавил он тихо, будто говоря сам с собой. — Спасибо тебе, Гамелен!

— Знаешь, я правда хотел бы сопровождать тебя!

— Мы отправимся вместе в Европу! — заверил Тошан, прикоснувшись к плечу друга. — Я расскажу твоей тетушке, как ты поживаешь…

— Скажи ей, что мне сильно недостает ее пирогов со свининой. Но надо бы тебе разжиться доказательством, что ты именно от меня. Погоди, ты должен узнать, как зовут моего коренника: Лино! Красный Лино!

— А почему Красный? — полюбопытствовал Тошан.

— Это матерый пес, его голыми руками не возьмешь, — пояснил Гамелен. — Он уже в полгода сцепился с взрослым самцом, подрав его до крови. Я и назвал его Красный Лино. Если ты упомянешь об этом при Берте, у нее развеются все сомнения насчет того, что ты от меня. Она поймет, что я в курсе и что ты прибыл от меня. Собаки мои чрезвычайно выносливы. Мой двоюродный брат раз в неделю должен их выезжать. — Гамелен расплылся в ностальгической улыбке, продолжая превозносить достоинства своей упряжки. Вдруг он осекся и удивленно спросил Тошана: — А где же твои собаки? Ты их продал?

— Ну нет, ни за что! — решительно отрезал красавец Метис. — Но те, кто преследует мою семью, прикончили Дюка, а может, и Кьюта, хаски.

— И как Бог допустил?! — воскликнул Гамелен, почесывая бритую голову. — Такие отличные псы! Слушай, Дельбо, валяй, своди счеты. Даже если офицер не даст тебе разрешения, все равно отправляйся!

— Да я не передумаю, просто надеюсь, что удастся получить официальное разрешение. Ладно, пойдем ужинать, — с улыбкой сказал Тошан. От дружеского участия Гамелена у него потеплело на сердце. — Я передам от тебя привет озеру и лесам, — мечтательно добавил он.

Было шесть утра. Эрмин часть ночи продремала в няниной комнате, так как ее спальню заняли Бетти с дочкой. Стоя возле окна, она вглядывалась во тьму, будто ожидая увидеть бегущего к дому чудесным образом спасшегося Луи. «Господи, ну и мрачный же выдался вечер», — подумала она. Вспомнила, как родители расхаживали взад-вперед по гостиной под скорбным взглядом Мирей. Лора то рыдала и молилась, то проклинала весь мир. Мрачный, подавленный Жослин пытался утешить супругу, которая то отталкивала его, то бросалась к нему в объятия.

«А Бетти тихо плачет — смертельно-бледная и полная раскаяния, — подумала Эрмин. — Я была с ней сурова, но все же мне непонятно, как она могла пойти на поводу у этого пришлого типа, которого совсем не знала. Но я-то оказалась в ловушке. Если я расскажу родителям или полиции о том, что знаю, я разрушу семью Маруа, которая мне совсем не чужая… Нет, я не могу так поступить!»

Она подумала о Симоне, с которым всегда водила дружбу, о набожном Эдмоне, о милой Мари. И тут чья-то рука робко легла ей на плечо. Это была Бетти, бледная, с заострившимися чертами лица.

— Я глаз не сомкнула. Мимин, если бы ты знала, как мне жаль!

— Ну, мне-то удалось заснуть, но я часто просыпалась и наконец решила спуститься. Сварю-ка я кофе.

Бетти, уловив перемену тона, несколько приободрилась.

— Дорогая Миминочка, — воскликнула она, — если бы я могла поправить причиненное мною зло, вернуться назад!

— Перед твоим приходом я как раз вспоминала детство. Вы с Жозефом приютили меня, дали погреться у семейного очага, и я никогда этого не забуду. Я была счастлива, несмотря на перепады настроения твоего муженька. Бетти, пока мы с тобой наедине, нам нужно придумать, как сообщить о Поле Трамбле, не вмешивая в это тебя. Я все еще не могу поверить, что ты так наивно завела с этим типом шуры-муры, как говорят в здешних краях, но предавать тебя я не стану!

— Как тебя благодарить, Мимин? Я не заслуживаю снисхождения, но я так признательна тебе из-за детей!

— Да разве я могу тебя осуждать? — возразила Эрмин. — Ты поверила, что эта любовь способна перевернуть твою повседневную жизнь; ты не догадывалась, что Трамбле тобой манипулирует. Сложность в том, что у нас нет доказательств его вины. Всё, чем мы располагаем, — это подозрения, предчувствия. Как можно его обвинять, если ты не была свидетелем его проделок? Я и так и сяк прокручивала эту ситуацию, но не нашла выхода!

Эрмин ласково взяла Бетти за руку и провела ее в кухню. Обычно в утренние часы здесь уже хлопотала Мирей. Но экономка поздно легла и еще не проснулась. Женщины взялись за дело вдвоем, стараясь не шуметь. Наконец они уселись за стол возле дымящейся кофеварки.

— Может, родителям удастся быстро разобраться с похитителями… — задумчиво произнесла Эрмин. — Тогда никто не узнает, что ты знакома с Трамбле.

— А ключи от приходской школы? — возразила Бетти. — Насчет этого я, кстати, не соврала, я так и не обнаружила, что он выкрал их. Ты видела, как отреагировал Жозеф? Он сразу меня заподозрил. Мимин, я боюсь его. В прошлый раз он меня ударил. Ты верно догадалась, я вовсе не стукнулась о дверь. Он приревновал меня и напился. На следующий день после Рождества Арман, как на грех, распустил язык, сказал, что в церкви какой-то мужчина заглядывался на меня. Это правда, Поль дерзко на меня пялился. Боже, все насмарку! Да еще и забеременела. Жо уже решил, что ребенок не от него!

Бетти дрожала, на лице ее был написан ужас. Эрмин, сжалившись, погладила ее по щеке.

— Ты и так наказана. Успокойся! Я небольшой специалист по адюльтеру, но понимаю, что выбора у тебя нет, тебе придется лгать.

— О, Мимин, что ты говоришь! — зарделась Бетти. — Адюльтер!

— Бетти, в Евангелии есть слово «прелюбодеяние», а другого я не знаю. Иисус ведь простил грех Марии Магдалине. Я думала об этом ночью.

— Ради бога, замолчи! — испуганно проговорила Бетти. — Вдруг кто услышит! Это я допустила это: я виновна, поддалась низким инстинктам, и это я, которая в юности славилась благоразумием! Это послужит мне уроком. В будущем я остерегусь осуждать близких. Я ничуть не лучше, чем Иветта, жена Онезима. Я с ней не водилась, ведь она до свадьбы погуливала.

Эрмин нехотя откусила бисквит с корицей. Ей вспомнился тот вечер за кулисами Капитолия и жаркий поцелуй Октава Дюплесси. Несмотря на страстную любовь, которую она питала к Тошану, импресарио сумел за несколько секунд воспламенить ее тело. И признание Пьера Тибо в середине декабря не оставило ее равнодушной. Она была польщена тем, что так ему нравится.

— Ну что ж, Бетти, женщины слабы, — с улыбкой заметила Эрмин. — И я понимаю, что твоей семейной жизни недостает тепла и романтики.

— Он стареет и делается все более сварливым. А еще он скаредный и подозрительный — и отродясь был таким. Когда Симон предложил отвезти меня в Роберваль на машине, он устроил сцену, что, мол, я разбазариваю его деньги. По сравнению с ним Поль показался мне таким предупредительным! Но при нашей последней встрече глаза у него горели недобрым огнем. Не могу описать, что я пережила. Я сказала себе: «Бетти, так и есть, он уже сыт этой историей, ты его больше не увидишь!» Так оно и вышло. Неплохо он тут попасся…

Бетти разрыдалась, в глазах стояла беспросветная тоска… Эрмин не могла смотреть на это душераздирающее зрелище. Она встала и, обойдя вокруг стола, склонилась и обняла приятельницу.

— Возьми себя в руки, — тихо сказала она на ухо Бетти. — Иначе мои родители что-нибудь заподозрят. Будь мужественной ради Мари, ради сыновей. И не расхаживай перед Жозефом с таким виноватым видом. Если он дознается, что ты наделала, я опасаюсь самого худшего. Сегодня должны позвонить те, кто похитил Луи. И все сдвинется с места.

Тут их застала врасплох Лора. Она посмотрела на них с подавленным видом и уселась возле Бетти.

— Жослин еще не проснулся. Он плакал во сне. Господи, за что это испытание?! Такое впечатление, будто мы с мужем прокляты. Нам пришлось оставить тебя, Эрмин, а теперь у нас отняли сына.

— Мама, не начинай! — резко оборвала ее Эрмин. — Мы отдадим этим людям все, что те потребуют, и Луи вернется к нам. Я позвоню Шарлотте, как только она появится в ресторане. Мне хочется, чтобы она была здесь, с нами. Может, хозяин отпустит ее…

— Поступай как знаешь, — ответила Лора, наливая себе кофе. — Я вздохну свободно, лишь когда узнаю, как там мой мальчик.

Время текло медленно. Бетти с дочерью заторопились домой, пообещав вернуться после обеда. Телефон молчал, что отнюдь не снижало царившего напряжения. Дети, видя серьезные лица взрослых, за завтраком вели себя очень тихо. Мирей снова взялась за работу, часто шмыгая носом.

— Шарлотта приедет вечером, — сообщила Эрмин в полдень. — Один сослуживец подбросит ее до проселочной дороги. Наконец-то мы ее увидим. Конечно, она поражена.

— А кто остался бы равнодушным? — с горечью произнесла Лора. — Боже всемилостивый, я так больше не могу! Если эти типы не свяжутся с нами, я обращусь в полицию Роберваля.

— Нам следовало сделать это еще вчера, — бросила молодая женщина. — Мы здесь сходим с ума от беспокойства, ходим по кругу, не смея действовать. Что, если это ошибка? На самом деле Тошан тоже обещал позвонить. Если зазвонит телефон, не бросайся в кабинет. Пусть лучше папа снимет трубку, ему удастся держать себя в руках.

— Ты меня переоцениваешь, дочка! — уныло возразил Жослин. — Если вдруг это окажется твой муж, он будет разочарован, услышав мой голос.

— О, папа, при таких обстоятельствах старые ссоры должны отойти на второй план.

Эрмин, снедаемая нетерпением и отвратительным страхом, продолжала размышлять. Не сказав ни слова родителям, она решила связаться с авиабазой. «Как я раньше не подумала?! — упрекнула себя она. — Ведь знала, что Поль Трамбле в самом деле там служит. У них явно должен быть его адрес!»

Это показалось ей слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Ответили ей быстро, но нужной информации она не получила. Подтвердили, что Поль Трамбле действительно работал механиком на протяжении полугода, но уволился 31 декабря. На вопрос, где он жил, ей ответили, что, должно быть, в пансионе или у родственников.

Несмотря на досаду, Эрмин все же уверилась, что любовник Бетти действительно причастен к похищению Луи. В противном случае он не стал бы бросать работу.

В тишине прекрасного дома что-то назревало. Лора несколько раз поднимала трубку, чтобы проверить, работает ли телефон. Жослин решил пройтись до приходской школы и еще раз обследовать помещение.

— Может, найдутся какие-то следы, забытая вещь… — пояснил он. — Так тяжко сидеть взаперти, уставясь в пустоту.

— Дедушка, можно я пойду с тобой? — спросил Мукки. — Пожалуйста, я надену снегоступы. Я буду тебя слушаться.

— Нет, малыш! — ответил тот. — Я уже немолод. И если кто-нибудь попытается причинить тебе зло, боюсь, я не смогу тебя защитить.

Эрмин стало жаль отца, который резко сдал и выглядел как старик, с согбенной спиной и горестным и унылым лицом.

— Папа, прошу, не говори так! — воскликнула она. — А ты, Мукки, нужен здесь, в доме. Доверяю тебе сестер. Присмотри за ними, придумай, во что бы поиграть, чтобы повеселить их.

Мальчик кивнул с недовольным видом и повел близняшек в нянину комнату.

— А вот папа достаточно сильный, он бы взял меня с собой, — проворчал Мукки. — Он властелин леса, мне мама говорила…

Поезд — железное чудище — следовал своей дорогой по рельсам, что вели в занесенные снегом края.

Тошан, стоя на платформе вокзала в Робервале, дышал холодным воздухом январского дня. Когда ледяной ветер обдал его лицо, он подумал, что охотно остался бы здесь вдыхать терпкий аромат гор, знакомый до боли. Разреженный и явно неощутимый для большинства людей, этот воздух наполнял каждую клеточку его тела неброской нежностью его родных краев, поросших хвойным лесом. Он провел в дороге более пятнадцати часов. Он дремал или мысленно выстраивал то, что узнал от Эрмин. Его обуревали противоречивые чувства. Он воображал юную красавицу Талу во власти бесчестного, обуреваемого похотью мерзавца. Эта давняя история с изнасилованием волновала его, будто это было вчера. Сжимая кулаки, он курил одну сигарету за другой.

«Я был тогда ребенком и совершенно не замечал страданий матери и ее унижения. Другая женщина явно рассказала бы мужу, но не Тала. Она хотела сохранить семейный очаг и покой моего отца». Тошан был полон сострадания к матери, униженной физически и морально. Тут он вспомнил Анри Дельбо, высокого, сильного, со светлыми волосами и бородой, с красноватым лицом. От этого молчаливого, честного, работящего человека он унаследовал силу, верность, вкус к независимости и свободе. И еще этот человек завещал ему участки земли по берегам Перибонки.

И ныне, возвращаясь в окрестности озера Сен-Жан, Тошан был готов сражаться, чтобы доказать матери, что любит ее вопреки всему, что их разделяет. Он вскинул рюкзак на плечи и отправился на поиски улицы Менар. Берта, старая тетушка Гамелена, приняла его холодно. Смерив его взглядом с головы до ног, она пробурчала:

— Я тебя признала! Ты Метис, что женился на Соловье из Валь-Жальбера! Заходи, грейся! Я уж тут истосковалась одна с утра до вечера…

— Я от вашего племянника Гамелена. Он передает вам горячий привет! — ответил Тошан.

Пришлось пить теплый горьковатый кофе с куском фруктового кекса в придачу и рассказывать о повседневной жизни гарнизона. Берта, обрадованная появлением гостя, впитывала каждое слово. Наконец он заговорил о собаках и упряжке.

— Мой Гамелен готов поделиться последней рубашкой! — воскликнула она. — Можешь запрягать собак, им нужно размяться. Тебе повезло с увольнением. Хотела бы я, чтобы мой племянник был тута!

— Думаю, к весне он появится, мадам! — заверил Тошан. — Но что до меня, то я не в увольнении, я выполняю служебное задание.

С этими загадочными словами он, попрощавшись с пожилой дамой, удалился. Собаки Гамелена были в огороженном загоне. Завидев приближающегося человека, одна из них, с густой серой шерстью и косо поставленными глазами, угрожающе зарычала, показав клыки. Пес, похоже, был свиреп.

— Это ты, Лино, Красный Лино? — тихо окликнул его Тошан. — Мы подружимся, вот увидишь!

Он терпеливо уговаривал собаку, показывая ей упряжь. Затем отворил ворота загона. Берта наблюдала за ним в маленькое окошко. Она подумала, что ей нечасто доводилось видеть такого красавца, разумеется, племянник не в счет. Она увидела, как он оглаживает Красного Лино и всю свору.

Тошану потребовался час, чтобы подготовить упряжку и установить контакт с собаками. Когда он был готов двинуться в путь, старушка, закутанная в плотную шерстяную шаль, показалась на крыльце.

— Давай кати, парень! — пошутила она. — То-то порадуешь женушку нынче вечером!

Провожаемый игривым взглядом Берты, Тошан двинулся по дороге, огибавшей озеро. Он вскоре переключился на свои мысли, охваченный великолепным ощущением, которое рождали в нем скрип полозьев по подмерзшему снегу и ветер, бивший в лицо. Оглянувшись на стаю ворон, пролетевшую мимо, он довольно улыбнулся.

— Давай, Лино, вперед, вперед! — восторженно крикнул он.

Нахлынули воспоминания, связанные в основном с такими гонками под сенью громадных елей по тропам, проложенным его предками монтанье.

В тринадцать лет Тошан уже умел править собачьей упряжкой и вести сани, ни разу не перевернув их и ничего не задев. «Если бы я мог пересечь озеро и, добравшись до постоялого двора на берегу Перибонки, очутиться в моем лесу! — думал он. — Рядом с тобой, перламутровая Эрмин, красавица моя!»

Он представил, как она сидит перед ним, разделяя его радость, в розовой или голубой вязаной шапочке на светлых волосах. «Сейчас тебя нет рядом, но спустя какой-нибудь час я смогу обнять тебя!»

Перевалило за полдень. Тошан обогнал машину, потом лошадь, запряженную в двухколесную тележку. Его мысли понемногу приняли иной оборот. В Валь-Жальбере его ждет не только Эрмин с детьми, там будет также Жослин, с которым Тошан поклялся более никогда не встречаться.

— Но судьба решила иначе! — громко произнес он.

Теперь он выехал на дорогу, ведущую к деревне. Сердце забилось чаще. Он различил вдали туманный силуэт водопада — гигантскую скульптуру изо льда, мощно прокладывавшую себе дорогу.

— Это Уиатшуан, который так любит Эрмин! Потише, Лино!

Коренник замедлил бег. Отступать Тошану было некуда, но в тот момент, когда предстояло встретиться лицом к лицу с тестем после пяти лет холодной войны, он хотел найти в себе мужество простить.

Мирей накормила детей, пока Лора и Жослин спорили в кабинете. Звонил мужчина, говоривший приглушенным хриплым голосом. Эрмин он показался довольно знакомым. Выведенная из себя, но в то же время успокоенная, она вышла на крыльцо. Слишком возбужденная, чтобы включиться в спор родителей, она перевела невидящий взор с деревьев в саду на колоколенку приходской школы.

«В конце концов я возненавижу это здание, каким бы красивым оно ни было, — думала она. — Здесь меня оставили, больную, когда мне был всего год. Я росла здесь, и меня считали сиротой… А вчера мой братик исчез именно в этих стенах; ему даже не дали взять его плюшевого мишку… Словом, если все пройдет хорошо, послезавтра нам вернут Луи. Слава тебе, Господи!»

Молодая женщина обратила внимание на лай собак, донесшийся с улицы Сен-Жорж. Она мысленно повторяла слова похитителей. Они утверждали, что с ребенком хорошо обращаются и не причинят ему никакого вреда, если родители не станут обращаться в полицию, а обеспечат выкуп в пятьдесят тысяч долларов. Новые указания поступят завтра.

В конце аллеи показалась собачья упряжка. Эрмин решила, что это Пьер Тибо. Но тот, кто правил собаками, казался выше, а его лицо было медно-золотистым.

— Тошан! — Эрмин была совершенно поражена.

Он снял шапку и шарф и помахал ей рукой. Она вдруг поняла, до какой степени уповала на это чудо.

— Тошан, это ты, ты! — громко выкрикнула она, скатываясь со ступенек с риском поскользнуться. Но он уже несся к ней, раскрыв объятия, и ей оставалось лишь прильнуть к нему.

— Любовь моя! — бормотала она сквозь слезы. — Ты приехал! Спасибо, спасибо…

— Папа!

Мукки услышал разноголосое тявканье, доносившееся с псарни. С простодушной детской уверенностью он сообщил сестрам, что приехал папа. Мирей пожала плечами, пытаясь его удержать, но мальчик уже выскочил в коридор.

— Папа!

Потрясенный Тошан обнял сына. Эрмин, смеясь и плача, растерянно смотрела на мужа. «Мой властелин лесов! — думала она. — Я-то считала, что ты где-то за сотни миль, а ты здесь, с нами!»

Как бы в ответ на ее мысли вышел Жослин. Увидев зятя в нескольких метрах, он провел по бороде дрожащей рукой. Тошан покинул Квебек и Цитадель, поспешив им на помощь. Это было свидетельство такой щедрости и благородства, что Жослин просто оторопел. Невероятное событие, открывшее путь к спасению, к примирению.

— Добро пожаловать, дорогой зять! — пробасил Жослин Шарден.

Потом у него перехватило дыхание, он побледнел как смерть, силы оставили его.