Глава 16 Приют Фей

Валь-Жальбер, суббота, 20 января 1940 г.

Проснувшись, Эрмин тотчас увидела профиль спавшего рядом Тошана. Было так удивительно обнаружить его здесь, в ее спальне в Валь-Жальбере, что по ее губам скользнула восхищенная улыбка. Их нагие тела напомнили ей о бурно проведенной ночи.

«Мой прекрасный возлюбленный, — думала она, — я никак не могла насытиться, несмотря на усталость, ты вновь и вновь желал меня…»

Пробудившееся благочестие заставило ее устыдиться того, что она испытала такое удовольствие, в то время как ее братик угодил в беду, а родители так несчастны. «Тем хуже, зато это придаст мне сил и мужества!» Она вспомнила, что как-то призналась Тошану в том, что испытывает в такие моменты чувство вины. «Он мне ответил, что нужно жить каждой минутой, каждым часом, как будто это твоя последняя минута на земле, и что отказ от любви еще никому не приносил пользы. Что бы ни случилось, мы никогда не забудем этой ночи!»

Тошан, открыв глаза, с удивленным видом созерцал потолок спальни, плотные занавеси из розового бархата и кружевные фестоны на полках.

— Я сплю или в нашем гарнизоне решили украсить казармы? — пошутил он. — Честно говоря, Мимин, мне это так странно. Мне недостает кашля Гамелена и гама двух десятков солдат, мчащихся к умывальникам. Моя дорогая, как удобно в этой постели, на шелковых простынях! Шелковых, как твоя кожа!.. Нет, твоя кожа шелковистей!

Протянув к ней руку, он обнажил круглую теплую очаровательную грудь. Эрмин вновь натянула простыню, но потом проворно встала.

— Любовь моя, нам нужно выехать как можно раньше, — напомнила она. — Пойду приготовлю кофе и бутерброды. А ты запрягай собак. Тем временем подоспеет Симон, он тебе поможет.

Тошан кивнул в знак согласия. Мирей накануне подала ужин честь по чести. Поскольку Лора и Жослин несколько воспряли духом, к ним отчасти вернулся аппетит. В окружении играющих детей они даже начали робко улыбаться.

— Вот увидите, мадам, — заметила Мирей, подавая десерт, — скоро наш Луи, целый и невредимый, будет с нами!

Симон предложил Тошану сопровождать его. Обсудив дальнейшие действия, молодые люди решили взять две пары саней, подобрав собак в упряжку по силе и характеру.

— Даже не думайте, что я останусь здесь! — возмутилась Эрмин. — Я тоже еду с вами, как и было задумано.

— Я и не собирался отправляться без тебя, — ответил Тошан.

В этот утренний час молодая женщина была настроена решительно, как никогда. Она надела брюки и черный свитер, приготовила анорак и сапоги на меху.

— Поторопись! — бросила она, выходя из спальни.

Вопреки всем логическим доводам Эрмин чувствовала странную уверенность, что они вернутся в Валь-Жальбер с Луи. Столкнувшись в кухне с матерью, державшей чашку с остывшим чаем, она поняла, что та вряд ли разделяет эту уверенность. Об этом свидетельствовали блуждающий взгляд и заострившиеся черты Лоры.

— Мама, ты уже встала? Ты неважно выглядишь, тебе бы поспать еще, — ласково сказала Эрмин.

— Я не спала, так, чуть-чуть дремала. Эрмин, мне надо кое в чем тебе признаться. У меня в спальне припрятана изрядная сумма. Хочу, чтобы ты взяла эти деньги с собой. Люблю, чтобы деньги были под рукой. Не знаю, что собирается предпринять Тошан для освобождения Луи, но мне будет спокойнее, если у вас будет что предложить похитителям в качестве запасного варианта, если все обернется неладно. И прошу тебя, не обращайтесь в полицию. У меня дурное предчувствие: боюсь, что мне не суждено увидеть сына живым. Я думаю, если похитители поверят в наши добрые намерения, то, может быть, это сохранит ему жизнь.

На Лору, бледную, напряженную, как струна, было тяжко смотреть. Руки ее тряслись, а губы посинели. Эрмин обняла мать.

— Бедная мамочка, как ты страдаешь! Умоляю тебя, положись на нас. Луи останется жив. Тошан ведь действует не наобум. Признаюсь, мы едем в Дебьен. Берта, тетка Гамелена, сказала, что у Поля Трамбле там есть любовница.

— Господи! — охнула Лора. — Почему твой муж скрыл от нас это? Я хочу отправиться с вами. Это не так далеко.

— Мне кажется, что Тошан именно поэтому ничего не сказал, — ответила Эрмин. — Должно быть, он опасался, что ты или папа потребуете, чтобы мы взяли вас с собой. Но нам нужно быть тише воды, ниже травы, а появление такой группы не пройдет незамеченным. Мама, успокойся. Тебе лучше остаться здесь. Ты рискуешь все испортить.

На лице Лоры появилось мученическое выражение.

— А если это мой единственный шанс застать Луи в живых? Услышать его последний вздох? — В голосе Лоры звучали трагические интонации.

— Не говори таких вещей! — воскликнула Эрмин. — Я уверена, что нам отдадут Луи в добром здравии.

— Хорошо, я тебе верю, — со вздохом сказала Лора, не смея больше настаивать на своем. — Я подожду, но это так нелегко! Теперь, когда на нас обрушилось такое испытание, я спрашиваю себя: как я могла расстаться с тобой? Судьба дважды вырвала у меня мое дитя! Дважды! Я не могу больше.

Она беззвучно заплакала, закрыв лицо руками. В этот миг появился Тошан. Это грустное зрелище ранило его в самое сердце.

— Лора, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть вам сына, — заявил он. — Вы верите в Бога? Тогда молитесь, как это делает Мадлен. Она сказала мне, что ночь напролет не сомкнула глаз. Мне хотелось бы надеяться, что в этом мире еще есть справедливость. Матери не должны так страдать.

На пороге кухни вырос Жослин. Услышав слова зятя, он подавил нервный всхлип. У него будто открылись глаза, он осознал благородство Тошана.

— Спасибо, сын! — непроизвольно вырвалось у него. — Тошан, я вас так назвал, потому что я бы гордился, будь я вашим отцом. Быть может, когда-нибудь вы сможете уделить мне частицу той сыновней привязанности, что вы питали к Анри Дельбо.

— Быть может… — со вздохом произнес Тошан.

Тут в кухню вошла Шарлотта в голубой ночной рубашке. Она явно не выспалась. Мирей, решив выдворить всех из своей вотчины, заявила:

— Будьте любезны, освободите кухню. Отправляйтесь в столовую. Я накрою стол для завтрака.

Это положило конец разговору. Тошан недоуменно взглянул на Жослина, а Лора, взяв за руку Шарлотту, вышла. Почти тотчас явилась Мадлен с детьми. Кормилица была в своем сером платье с белым воротничком, с косами, спускающимися на спину, — казалось, будто она и не покидала дом. Мари и Лоранс чинно стояли рядом. Мукки кинулся к матери.

— Мама, я знаю, что вы с папой отправляетесь искать Луи. Передай ему от меня этот пакет. Здесь мои оловянные солдатики.

Взволнованная Эрмин обняла сына.

— Спасибо! — шепнула она.

Лора, не в силах усидеть на месте, вышла из гостиной. В руке у нее был любимый плюшевый мишка Луи.

— Его Ноно, — протянула она игрушку Эрмин. — Возьми, он так его любил. Может, это и глупо, но сама мысль о том, что игрушка у тебя, способна меня утешить. Хотя, видит Бог, если бы не эта плюшевая игрушка, Луи сейчас был бы с нами.

Несмотря на то, что нервы у всех были натянуты, завтрак прошел спокойно. Все было сказано накануне, поэтому за столом царило молчание. Даже дети не осмелились переговариваться.

В условленный час явился Симон, и они с Тошаном отправились запрягать собак. Эрмин охотно проводила бы их на псарню, но сочла более благоразумным остаться с родителями до самого отъезда. Озабоченная, она лихорадочно мерила шагами коридор, перекинув анорак через руку и держа наготове шарф и варежки. Телефонный звонок заставил ее подскочить. Она бросилась в кабинет и сняла трубку. Тихий женский голос, в котором сквозили замешательство и страх, скороговоркой произнес:

— Луи Шарден у меня в Дебьене. Прошу, приезжайте, он очень болен. Вы найдете его в доме за лесопилкой, на окнах розовые занавески, а под навесом колокольчик.

— Но кто вы? — спросила Эрмин.

Ответа не последовало. Связь прервалась. Тут подоспели Лора и Жослин.

— Что случилось? — спросил побледневший Жослин. — Дали указания, куда положить выкуп? В понедельник я отправлюсь и отвезу деньги, куда они пожелают.

— Папа, звонила женщина! — объяснила Эрмин. — Но она хочет помочь нам. Это просто чудо! Я знаю, где Луи. Слава тебе Господи! Какая удача!

Она не посмела сказать, что братишка болен. Тревога позвонившей женщины казалась искренней. «Трамбле, должно быть, в отлучке, иначе бы она не посмела звонить сюда! — подумала она. Но мгновение спустя забеспокоилась: — Что, если это ловушка?»

— Дорогая, поезжайте скорее! Ты говоришь, что это чудо. Я жажду увидеть свое сокровище, моего маленького Луи.

— Лора, несомненно, все будет в порядке, — заявил Жослин. — Будь мужественной. Нынче вечером наш сын будет здесь.

Молодая женщина обняла их и, не задерживаясь долее, вышла, чтобы предупредить Тошана и Симона. Четверть часа спустя упряжки выехали на местную дорогу.

Вокзал Сен-Жером, в тот же день

Никто не обратил внимания на рыжеволосую молодую женщину в сером пальто и ботинках, садившуюся в поезд, идущий в Квебек. В этот день на перроне станции Сен-Жером, рядом с поселком Дебьен, было немного народу. Альбертина Пуатвен, вдова Ганьон, с небольшим чемоданом в руках села в вагон, надеясь, что отправление поезда не задержится. На лице ее было несколько кровоподтеков. Она покидала поселок, где родилась, где всю жизнь проработали ее родители, которые, уйдя на покой, поселились близ Сент-Эдвиж.

Этой ночью все ее мечты разбились вдребезги. Поль Трамбле никогда не женится на ней, и ей хотелось бы больше никогда не встречаться с этим человеком.

«В армии нужны добровольцы, — размышляла она. — Я там пригожусь. Или устроюсь работать на военный завод в Квебеке, где производят боеприпасы».

Альбертина приняла решение. Мысль поддержать родину в трудные военные времена пришла ей еще в сентябре. Если бы не связь с Трамбле, она бы определилась еще раньше. Но теперь ее больше ничто не удерживало. Она должна забыть Дебьен и дом, куда она вошла после свадьбы и где потом умирал ее муж. Больше всего ей хотелось стереть из памяти Приют Фей, эту пещеру, угнездившуюся на крутом обрывистом берегу, куда добраться можно было лишь с риском для жизни. Некоторые смельчаки порой решались углубиться в скалистый лабиринт, но Альбертину это никогда не привлекало.

Поезд медленно, толчками двинулся с места под стук колес. Пассажирка кончиками пальцев провела по бровям, по распухшей скуле и носу. Она вздрогнула от боли. «Вот скотина! — подумала она. — Убийца!» Крупные слезы катились по ее щекам. Поль Трамбле что есть силы ударил ее по лицу. Это была ничтожная цена за мучения маленького мальчика, которого она не смогла защитить. «Я-то поправлюсь, а вот мальчик мертв», — с горечью думала она.

Альбертина порывисто достала из сумочки платок и высморкалась. В купе больше никто не подсел, и это было ей на руку. Ей совершенно не хотелось поддерживать беседу, или чтобы глазели на ее лицо со следами побоев. Прикрыв глаза, она погрузилась в хаос недавних жутких воспоминаний. «Поль продолжал пить. И я так разозлилась! Конечно же, он спал с этой женщиной из Валь-Жальбера. В конце концов он заснул, разлегшись поперек моей кровати. А я пошла еще раз взглянуть на малыша. Боже, он бредил. Жар усилился. И вот я просто обезумела, я так громко плакала, что меня — о ужас! — услышал Поль. Скотина, грязная скотина! Я хотела бежать за доктором, но он мне помешал. Просто псих! Он едва не размозжил мне запястья. Он меня не любит и никогда не любил! Потом он принялся мучить мальчика, встряхнул его, обрызгал холодной водой бедного крошку».

Альбертина приоткрыла глаза, чтобы удостовериться, что никого нет. Она считала себя соучастницей отвратительного преступления и не удивилась бы, увидев полицейского, пришедшего ее арестовать. «Нет, теперь мне не грозит опасность. Полицейские заявятся в Дебьен, но меня там не застанут. Если понадобится, я спрячусь в семейном пансионе. У меня есть заначка. Кто знает, может, Поль способен и меня прикончить. Во всяком случае, Луи Шарден в три утра был практически мертв. Мне не удалось привести его в сознание. А Поль завернул мальчика в одеяло и ушел, навьючив его на спину, будто тюк с грязным бельем». Молодая женщина едва сдержалась, чтобы не застонать.

«В этот момент мне бы поднять на ноги соседей, но Поль угрожал мне, сказал, что если я его заложу, то он обвинит меня в том, что именно я организовала весь заговор, и я кончу дни в тюрьме, там меня и казнят. Похититель маленького Линдберга был казнен на электрическом стуле»[60].

Спокойная жизнь Альбертины в один день превратилась в хаос, и все из-за того, что она влюбилась в человека, понятия не имея о его истинной натуре. Удрученная горем, она еще раз перебирала свои ошибки. «Убийца! — мысленно твердила она. — Поль оказался преступником. Когда он вернулся, я поняла, что имею дело с безжалостным чудовищем в человеческом облике. Он велел сварить кофе покрепче, и я повиновалась, до такой степени была напугана. Я даже не посмела спросить, где мальчик».

Полный ненависти голос любовника с его холодными интонациями еще звучал у нее в ушах.

— Альбертина, утром ты позвонишь с почты Шарденам. Велишь, чтобы они доставили деньги в понедельник вечером в хижину их соседей Маруа, где варят кленовый сироп. Женский голос должен их успокоить. Кроме того, заверь их, что малыш находится у тебя и вполне здоров, а точное место они узнают из следующего звонка.

— Не хочу! — крикнула она в слезах. — Если они заявятся сюда с полицией, я пропала!

— Идиотка! Ты будешь уже далеко. Здесь никого не будет. Ты сразу сядешь на поезд, идущий в Квебек, и сойдешь в Ла-Бушетт. Я, получив деньги, встречусь с тобой там.

Молодая женщина решила, что он лжет.

— Но, Поль, в понедельник мальчик будет мертв, — сказала она. — Боже, бедные люди!

— Он уже мертв, — возразил Трамбле. — Я спрятал тело в Приюте Фей. Они ничего не получат. Ты покинешь деревню, а я займусь деньгами.

При одном воспоминании об этой сцене Альбертину начало тошнить. Скомкав носовой платок, она дрожала всем телом.

— Это тебе лучше смыться! — выкрикнула она. — Пока тебя не было, я постучалась к Риварам и воспользовалась их телефоном. Прибудут полицейские, и я все им выложу!

Позеленевший Трамбле накинулся на нее. Он бил ее, будто сошел с ума. Она лишилась чувств и очнулась уже днем на полу в кухне. Стояла мертвая тишина.

Грузовичка снаружи не было.

Альбертина, разумеется, солгала насчет звонка. Но, считая, что она несет ответственность за смерть маленького Луи Шардена, стремилась лишь к одному: бежать как можно дальше и как можно скорее. И все же она выкроила минуту, чтобы позвонить с почты Шарденам. Но сообщить этой семье о смерти ребенка было выше ее сил. Она довольствовалась тем, что направила их в свой дом, где они узнают правду.

«Боже, прости меня и помилуй! — молилась она от всего сердца. — По крайней мере, эти бедные люди смогут найти тело малыша! Господи, сжалься надо мной. Я искуплю свою вину, обещаю!»

Она долго плакала, сама не своя от угрызений совести.

Берег озера Сен-Жан, в тот же день

Тошан остановил собак на выезде из Шамбора. Ледяной ветер задувал над озером, над которым низко нависли грозные серые тучи.

Эрмин сошла с саней и сделала несколько шагов. Следовавший за ними Симон тоже остановил собак.

— Боюсь, что ближе к вечеру разразится буря, — сказал он. — А ты что думаешь, Тошан?

Красавец Метис оглядел окрестности, сохраняя внешнее спокойствие.

— Зимы без бури не бывает, Симон, мы уже скоро доберемся до Дебьена. Но на самом деле мне нужна короткая передышка, чтобы поразмыслить.

Эрмин дрожала от холода. Несмотря на теплую одежду превосходного качества, мороз пробирал до костей. Ей хотелось забраться в сани под одеяла и меха.

— Тошан, ты можешь подумать по дороге! — воскликнула она. — Если эта женщина сказала правду, то нужно поскорее отыскать Луи и вернуть его домой. Наверное, он такого страху натерпелся!

— Что-то слишком просто получается, — возразил Тошан.

— Но почему? — удивилась она. — Я, быть может, наивна, но я верю в эту неожиданную театральную развязку. Невеста Трамбле сжалилась над Луи, видя, что он болен. Она же велела, чтобы мы поскорее приезжали, пока она днем одна. Поехали, Тошан, прошу тебя!

— Ты употребила правильный термин: театральная развязка… Я ошибся, надо было предупредить полицию.

— Но я здесь, и, если будет нужно, займусь этим, — предложил Симон. — Хотя я согласен с Эрмин: ни к чему оставаться здесь, на ветру. Собаки тоже ведут себя беспокойно.

Тошан собрал поводья и крикнул:

— Вперед, Лино, вперед!

Эрмин вполголоса молилась, прижимая к себе плюшевого мишку. Из головы не выходил Луи. Чтобы успокоиться в ожидании желанной встречи, она представляла себе, как она обнимает и целует его. Ей не терпелось поскорее преодолеть эти последние километры…

«Господи милосердный, защити его! Я буду его любить и беречь до конца своей жизни». Невольно в следующий миг она страстно воззвала к своей младшей сестре: «Киона, спаси его, помоги нам, Киона!»

У нее возникло пугающее ощущение, что она совершила какое-то святотатство. Ей вспомнились слова Мадлен. «Что я наделала?! — упрекнула себя она. — Не следовало так говорить, я потеряла голову».

Тошан, озабоченный ее состоянием, тронул ее за плечо. Ему послышалось, что она плачет.

— Не бойся, Мимин! Смотри, вон железнодорожный мост, а там ниже — это Жувена. Мы приближаемся к Дебьену[61].

— Ты здесь уже бывал, Тошан? — спросила она, сдерживая слезы.

— Да я вокруг озера Сен-Жан знаю практически все закоулки, — ответил он. — Когда после смерти отца я искал работу на стройке, то исколесил всю округу.

— Это в то время у тебя были длинные черные волосы и куртка с бахромой из оленьей кожи! — мечтательно сказала она.

— Мимин, да я не меняюсь — будь я в военной форме или в городском костюме. Не стоит кичиться наружностью. У этого места в устье Метабетчуана особое прошлое. В семнадцатом веке торговец открыл здесь первые почтовые станции. Индейцы жили тут с незапамятных времен. Им приходилось собираться в резервациях, когда колонисты наводнили окрестности озера Сен-Жан.

Эрмин слушала, но сердце ее беспокойно стучало. Наконец они въехали в поселок, ничем не отличавшийся от прочих, расположенных поблизости: деревянные дома, внушительное здание фабрики «Сен-Реймон», церковь, почта и станция.

— Нужно пробраться на зады лесопилки. Дом с розовыми занавесками и колокольчиком под навесом, — сказала Эрмин.

Место производило впечатление. Скалы высились над руслом полузамерзшей реки Метабетчуан, песчаные берега которой были обведены затейливым ледяным узором. Кругом стояли занесенные снегом ели. Тошан и Симон остановили свои упряжки. Эрмин вновь сошла с саней. Она быстро прошлась, оглядывая окрестности.

— Нужно кого-нибудь спросить, чтобы узнать, где живут Дунэ, — они могли бы отвести нас.

— Нет надобности, — откликнулся Тошан. — Мы прибыли!

Он указал на окошко с розовыми занавесками. На ветру болтался колокольчик. Кроме громадного здания лесопилки по соседству больше ничего не было.

— Я войду первой, — сказала Эрмин едва слышно. — Поди знай, вдруг вы с Симоном напугаете эту женщину.

— Мы войдем вместе с тобой, — отрезал Тошан. — Если Трамбле подстроил ловушку, тебе не следует идти туда одной.

Симон с серьезным видом кивнул. Эрмин несколько раз постучала, потом в отчаянии налегла на дверь. Дверь отворилась, и они вошли в чистенькую кухню. В доме, похоже, было пусто, но на столе стояли чашки, а также пара стаканов и бутылка, где на дне оставалось немного шерри.

— Печка остыла, — сказал Симон, пощупав стенку. — Тута, кажется, никого нет: в такой холод люди поддерживают огонь!

Тошан присел, разглядывая что-то на полу. Это были пятна крови. Он почувствовал, будто на плечи что-то давит. Но не успел он указать на эти пятна Эрмин, как она простонала:

— Нет! О нет, нет! Господи! Луи умер, мой бедный братик!

Симон шагнул к ней, чтобы поддержать, она качнулась под неожиданным ударом, но Тошан подскочил первым. Он нежно обнял жену.

— Читайте, читайте! — крикнула она. — Вон, клочок бумаги на буфете! «Тело ребенка находится в Приюте Фей. Простите, мне не удалось его спасти!»

Эрмин душил дикий безумный гнев. Вырвавшись из объятий мужа, она обошла вокруг стола, стуча себя в грудь.

— Мы вчера зря теряли время! — выкрикнула она сквозь рыдания. — Разве можно было доверять этим мерзавцам, подонкам, убийцам?! Признай, Тошан, это наша вина. Ведь Берта говорила, что Трамбле часто навещал девицу из Дебьена; мы могли бы прибыть сюда еще вчера вечером вместо того, чтобы ужинать, успокаивая себя разглагольствованиями. И кроме того, нужно было предупредить полицию. Я всегда знала, кто стоит за всеми нашими несчастьями. Поль Трамбле! И он победил! Луи мертв, бедное невинное дитя! Мой брат!

Она склонилась, застигнутая приступом горя, испуская хриплые стоны, шедшие из глубины ее существа.

— Бедная мама! Она не переживет! — добавила она.

— Мимин, — тихо сказал Симон, — я так вам всем сочувствую! Какое горе!

Молодой человек хотел задать вопрос, но, учитывая обстоятельства, решил воздержаться.

Тошан перечел короткое послание, оставленное Альбертиной. Хоть он никогда не видел Луи, смерть ребенка его сразила. «Это самое гнусное преступление из тех, что совершаются на свете. Но преступник заплатит за это жизнью!» — поклялся он. Он аккуратно засунул листок бумаги в карман и пошел осматривать дом.

Симон и страшно подавленная, бледная Эрмин двинулись за ним. Они осмотрели спальню хозяйки дома. Постель была не заправлена, шкаф распахнут. Все свидетельствовало о поспешном бегстве. В маленькой комнатке, примыкавшей к спальне, они обнаружили следы пребывания Луи.

— Вот его вельветовые штаны, — пробормотала молодая женщина, — и трусики. Бедняга их перепачкал, как он, должно быть, испугался!

Эрмин ощутила смутный страх. Она с невыносимой остротой почувствовала, какую моральную пытку должен был пережить ее брат, вырванный из родного дома жестоким Трамбле.

— Наверное, Трамбле хотел, чтобы мама выплакала все глаза, — дрогнувшим голосом произнесла она. — Как они его убили? Та женщина по телефону сказала, что он сильно болен. Боже, надеюсь, что он хотя бы не страдал!

Взглянув на скорбно поникшую Эрмин, Симон заплакал, он представил себе маленького мальчика, трепещущего от ужаса. Ребенок рос на его глазах.

— Я так любил своего маленького соседа, — запинаясь, проговорил он.

Тошан осмотрел прикроватную тумбочку, где стояли пустой бокал и миска с влажным полотенцем. Ему хотелось успокоить жену, но он не мог найти слов, способных ее утешить. Свершилось непоправимое. Ненависть кипела в его жилах, подогревая жажду мести, куда более сильную, чем та, что испытывали Наполеон и Поль Трамбле.

— Я знаю, где вход в пещеру, — твердо заявил он. — Я пойду искать тело Луи. Симон, останься с Эрмин.

— Ты говоришь о Приюте Фей? — спросила молодая женщина. — Я тоже пойду. Тошан, я должна, ведь я его старшая сестра. Я помогу тебе доставить его тело… Мой Луи, нужно осторожно перенести его, сказать ему, что мы его любим, хоть он нас уже не слышит.

— Но ты именно так и поступишь, дорогая! — с невыразимой нежностью ответил Тошан. — Нужно оплакать дитя, утраченную жизнь, столько обещавшую. Я буду бережен, не беспокойся, но тебе не стоит сопровождать меня. Я уже бывал в этой пещере несколько лет назад. Туда не так-то просто забраться. Очевидно, Трамбле тоже хорошо знакомо это место. Они ведь трусы, держу пари, мужчины из этой семейки прятались там, чтобы избежать воинской повинности в четырнадцатом году.

Эрмин угрюмо посмотрела на мужа. Она едва ли понимала, о чем он говорит.

— Старый мастер, чинивший повозки, говорил мне об этой пещере, — вступил в разговор Симон. — Это хорошее укрытие. Королевские жандармы не знали, где находится Приют Фей. К тому же там куда теплее, чем в лесу.

— Пожалейте меня, замолчите! — с укором сказала Эрмин. — Луи мертв, а вы спокойно обсуждаете бог весть что. Я выйду из дома, тут отвратительно.

Тошан поймал ее за талию и неотрывно смотрел в ее темноголубые глаза.

— Прости нас, Эрмин! Я разделяю твое горе и от всего сердца сочувствую твоим родителям, которым предстоит похоронить сына. Но не думай, что мы с Симоном болтаем о пустяках. Нет слов, чтобы описать свершившуюся трагедию, нет слов, способных принести тебе утешение. Так что, да, мы говорим об обыденных вещах, потому что это помогает сдержать яростный крик. Теперь пойдемте!

На улице они обнаружили, что начала собираться толпа. Рабочий лесопилки видел, как они вошли к Альбертине, и поспешил предупредить соседей. Собачьи упряжки также возбудили любопытство. Старушка вопила, что это ограбление, но никто не принял это всерьез.

— Какой идиот пойдет на такое среди бела дня? Но где же Альбертина?

— Кто-нибудь мог бы отправиться в полицию и сказать, что преступник сбежал вместе со своей пособницей Альбертиной? — властно спросил Тошан. — Дело в том, что был похищен и убит ребенок. Я должен отправиться в Приют Фей. Тело спрятано там.

Его слова потрясли собравшихся. Тошан молча взялся за поводья. Эрмин уже села в сани. Предстояло проехать по занесенной снегом тропе вдоль реки.

— В семи километрах отсюда есть большой дом, — громко заговорила одна из женщин. — Компания «Сен-Реймон» селила там мужчин, строивших плотину на Метабетчуане. И наши там тоже были.

Эрмин промолчала, горечь случившегося поглощала ее целиком. Она подняла голову, безнадежно вглядываясь в скалы, в отвесные берега, затянутые инеем. В глубине ущелья, где громоздились каменные глыбы, рокотали бешеные водовороты Метабетчуана, настолько бурные, что даже лютые морозы их не сковали.


Симон не сразу выехал из Дебьена. Седеющий мужчина схватил его за руку.

— Вы старший сын Маруа? Узнаете меня? Я Улисс Дунэ, младший сын Мелани.

— Да, конечно, узнаю!

— А молодая дама — это Эрмин Дельбо? — спросил он. — Не может такого быть, чтобы тута помер этот ребенок! Если я могу чем-то здесь помочь, давайте я поеду с вами. Я хорошо знаю парней, которые поддерживают динамо-машину[62]! В свое время я жил в доме над турбиной. Но что случилось на самом деле?

Симон не мог оставить вопрос без ответа. Он описал драматические события и мрачную развязку. Его слушали, боясь упустить хоть слово. Добрых три десятка обитателей Дебьена благословили его, когда он наконец тронулся по следу, оставленному санями Тошана, под лай собак.

Эрмин услышала тявканье, но не отреагировала, ей был безразличен и ледяной ветер, и невероятно суровый пейзаж. Безумная надежда, которую она испытывала еще час назад, сменилась безмерной подавленностью. Находясь в состоянии шока, она еще не могла представить тот момент, когда ей придется сообщить жестокое известие родителям.

«Скоро я прижму к себе Луи, — думала она, — безжизненное тело моего брата».

Ей пришла в голову жуткая мысль. Быть может, Киона тоже погибла — из-за того, что она, Эрмин, призывала ее на помощь. Она начала рыдать, сраженная непереносимой болью. Вскоре сани остановились возле высокого дома, окруженного дворовыми постройками. Красный Лино, коренник, залаял. Вышел тепло одетый человек.

— Добрый день! — поздоровался он. — Мы здеся не ждали путников!

Тошан тихо объяснил ситуацию, щадя плачущую Эрмин. От реки несло холодом, и она дрожала.

— Подумайте хорошенько, господин, — сказал рабочий. — Сперва вам нужно спуститься по большой лестнице, что ведет к динамо. Тама вы увидите прочные мостки. Это галерея, обнесенная перилами. После надо пройти метров восемьсот по тропе. Сбоку в скале увидите пещеру[63].

— Когда я там был в первый раз, мы проходили другим путем, — заметил Тошан. — Но теперь-то мы идем из Дебьена. Спасибо за советы. Может, кто-то сможет пока приютить мою жену? Напоите ее горячим чаем.

— Ладно, отведу ее к учительнице, — ответил рабочий. — Тут нас две семьи; девять ребятишек, и она всю неделю дает им уроки.

Но Эрмин и слышать об этом не захотела.

— Нет, — взмолилась она, — я с тобой!

— Прошу тебя, подожди меня здесь! Я скоро. Трамбле, должно быть, оставил тело недалеко от входа в пещеру. Ми-мин, если бы ты знала, как мне больно! Будь мужественной, держись, худшее еще впереди…

Она покорно кивнула. Тошан тотчас двинулся в путь. Рабочий плотины предложил Эрмин пойти к ним в дом погреться, но она резко отказалась. Тут подоспел Симон в сопровождении Улисса Дунэ.

— Мадам Дельбо, — сказал тот, теребя Эрмин за рукав, — приношу вам мои соболезнования по поводу вашего братика. Мне рассказали о трагедии. Если бы я мог предположить…

— Спасибо! — с трудом выговорила она.

— Но вы уверены, что тело спрятано именно в Приюте Фей? — уточнил он.

— Да! — выдохнула Эрмин, силы которой были на исходе. — Так было написано в записке, которую мы нашли. Муж отправился туда. Нельзя, чтобы Луи оставался один в этом страшном месте.

Симон, жалея, взял ее за плечо и отвел в сторонку.

— Мужайся, Мимин! Я представляю, что ты переживаешь, но я хочу, чтобы, пока мы одни, ты мне кое-что объяснила. Я со вчерашнего дня слышу об этом Поле Трамбле. Фамилия у нас довольно распространенная, надеюсь, ошибаюсь. Мерзавец, похитивший Луи, это не тот дальний родственник моей матери? Тот, которого отец отказался пустить в дом?

Эрмин готова была проклясть всех и вся, связанное со смертью Луи, включая Бетти.

— Это именно тот самый Трамбле, — процедила она сквозь зубы. — И это был вовсе не двоюродный брат твоей матери, а ее любовник. Так что теперь ты знаешь правду!

— Ты солгала мне! — пробормотал он. — Ты это с горя… Мама и любовник!.. Мимин, ты знаешь ее лучше, чем я. Она вовсе не из тех, кто позорит себя, она не бегает за мужиками!

— Симон, мне жаль! Спроси у нее сам… О Господи, сколько ж еще ждать?! Нужно, чтобы кто-то помог Тошану. Вдруг он сорвется в реку. Всё ведь может случиться. И я потеряю и его!

Она была смертельно бледна, взгляд ее блуждал, у нее зуб на зуб не попадал. Симон не стал донимать ее новыми расспросами. К этому обвинению он вернется позже. Гораздо позже. Пока что он был в ужасе от того, что предстоит увидеть труп Луи.


Опасное восхождение близилось к завершению. Тошан уже подобрался к самому входу в пещеру — отверстие не больше метра вело в переднюю часть пещеры, куда еще проникал дневной свет. Именно здесь он предполагал обнаружить тело ребенка, но его не было. Соблюдая меры предосторожности, он двинулся по проходу, который вел внутрь пещеры.

Щелкнув зажигалкой, Тошан мысленно похвалил себя за то, что утром подлил туда бензина, и поспешил дальше. Язычок пламени давал возможность осмотреться. Мимо что-то метнулось. Он поднял голову и обнаружил летучих мышей, свисавших с каменного свода вниз головой. Их сложенные крылья образовывали черную накидку.

«Это ловушка. Трамбле направил нас по ложному следу, — пробурчал Тошан себе поднос. — Но где же в таком случае Луи?»

Внезапно он остановился и погасил накалившуюся металлическую зажигалку. Странное дело: во тьме ему померещился слабый звук. Не теряя бдительности, он затаил дыхание и бесшумно достал из-за пояса охотничий нож.

«Что же это такое?..»

Пораженный, он насторожил уши, уверенный, что различил голоса и совсем слабый запах дыма. Мысленно он прикидывал, что бы это могло быть. Подумав, он решил, что вряд ли враги его матери воспользовались возможностью и устроили ему засаду в пещере. Стремясь понять, в чем дело, он направился дальше, стараясь передвигаться совершенно бесшумно. Глаза его уже привыкли к темноте, и слабого огонька ему было достаточно, чтобы сориентироваться.

«Я бы хотел столкнуться с Трамбле, — думал он. — Пора выяснить отношения. Один из нас не выйдет живым из пещеры!»

Теперь Тошан отчетливо различал голоса. Проход, по которому он спускался, постепенно расширился, и вскоре он очутился в небольшой полости. То, что предстало его взору, ошеломило Тошана. Двое юношей — румяных, с волосами цвета спелой пшеницы, тепло одетые, сидели отдельно, чуть поодаль на полу лежал ребенок. Свет масляной лампы позволял как следует рассмотреть все. «Может, это Луи?» — подумал Тошан. Сердце его отчаянно забилось, так как рука мальчика, прижатая к груди, шевельнулась. Но Тошан с его места мог разглядеть только прядь довольно светлых волос и округлость щеки. Если это действительно братик Эрмин, то он еще жив. Не смея поверить в чудо, Тошан тихо произнес:

— Эй! Не бойтесь. Привет, ребята!

Появление верзилы в чем-то темном потрясло сидевших в пещере.

— Вы из Королевской полиции? — невнятно спросил один из них.

— Нет-нет! — заверил Тошан, уже сообразивший, в чем дело. — А я-то гадаю, куда исчезла веревка, закрепленная у входа в пещеру! Это вы ее взяли?

— Да, мы. Она припрятана вон там…

Приют Фей с началом последней войны служил убежищем для дезертиров и тех, кто скрывался от воинской повинности. Но это Тошан понял чуть позже. Склонившись над мальчиком, он внимательно вгляделся в его лицо.

— А это ваш родственник? — спросил он. — Я разыскиваю ребенка примерно этого возраста.

— Тогда это точно он! Меня зовут Грегуар Лариве. А это мой брат Виржил. Этого малыша мы нашли нынче ночью. Мне тута не спалось, и вот часа в четыре я расслышал звук, будто кто застонал. Я перекрестился, думал, это чья-то заблудшая душа. Разбудил Виржила, и он тоже услышал стон. Мы взяли фонарь и пошли взглянуть. Малыш лежал там, в пещере возле входа. Представляете, мы просто диву дались! Мы притащили его сюда.

Тошан мысленно вознес хвалу всем богам — и индейцев монтанье, и бледнолицых. Склонившись над Луи, он рассмотрел черты лица, рисунок бровей, изгиб губ и с умилением признал, что ребенок явно похож на Эрмин. Волосы чуть темнее, чем у нее, но вьющиеся и легкие, как у его жены. Тошан дотронулся до пылающего лба. Ребенок, казалось, был погружен в глубокий сон.

— Нужно доставить его в больницу, — решительно сказал он. — Не буду долго объяснять. Сейчас важнее оказать ему помощь.

— Дак мы об нем заботились! — воскликнул Грегуар Лариве. — Он попил карибу, и ему стало малость получше. Он даже сказал несколько слов.

— А он что, родня вам? — спросил второй тип.

— Да. Его похитили позавчера.

— Похитили? — изумился Грегуар. — Да как же Господь это попустил?

И тут произошло нечто удивительное. Луи открыл глаза и увидел Тошана. Он разглядел его золотисто-смуглое лицо и черные как смоль глаза и прошептал:

— Это ты брат Кионы?

Метиса потряс звук этого слабого голоса, произнесшего имя его младшей сестры. Тошан вряд ли смог бы объяснить, почему ему так неудержимо хочется плакать, но еще сильнее — обнять Луи.

— Да, это я, — выдохнул он. — Я тебя искал. Эрмин здесь неподалеку, возле плотины. Не бойся, я отнесу тебя туда. А потом ты увидишь родителей. Тебе больше ничего не угрожает!

Ребенок тихо кивнул, и на лице его расцвела прелестная улыбка. Виржил Лариве зарыдал в голос. Брат толкнул его локтем.

— Ничего не могу с собой поделать, — откликнулся Виржил, весь в слезах. — Мне… мне тоже так захотелось домой!

— Но что вы делаете здесь, в этой пещере? — спросил Тошан. — И где вы вообще живете?

— На ферме возле Сен-Станислас! — ответил Виржил. — Отец велел нам схорониться тута, чтобы нас не отправили на войну. Мы засели в этой пещере с первого января.

— Да вам нет никакой необходимости прятаться, призыва на службу еще не было[64]. Вашим родителям стоило получше навести справки. Возвращались бы вы к себе, парни, будет больше толку. Я солдат, так что уж поверьте! Что хорошего — торчать в этой пещере? Понимаю, что провизия у вас есть, да к тому же здесь не так холодно, как снаружи, но с родительским кровом это не сравнится!

С этими словами Тошан поднял Луи, завернутого в одеяло. Братья изо всех сил старались ему помочь.

— Когда мы его обнаружили, малыш был в мешке, — пояснил Грегуар. — Мне это показалось таким странным. Но здесь сквозняки и это защищало его от ветра. Вы правда думаете, что нам можно вернуться домой?

— Выждите часок и ступайте, только обойдите Дебьен стороной, там будет полно народу, — ответил Тошан. — Может ли кто-то из вас посветить мне, пока я буду двигаться к выходу?..

Луи следил за разговором, не особо вникая. Страх его прошел, ведь человека в черном здесь больше не было. Несмотря на жар и тяжелую голову, он наслаждался чувством безопасности, поэтому тихо улыбался, прикорнув на груди Тошана.

— Как, вы собираетесь спускаться с малышом на руках? — забеспокоился Виржил. — Тропа-то совсем обледенела.

— Ну, это не так страшно. Я и не на то пойду, чтобы поскорее доставить его к жене, ведь это ее брат. Спасибо, что присмотрели за малышом. И вот еще, последний совет: если есть зазноба, женитесь поскорее, тогда вас не призовут и не придется отсиживаться в этой дыре.

С этими словами Тошан двинулся к выходу. Он был готов петь от радости, думая о том, какое несказанное облегчение ощутит Эрмин, узнав, что ее брат жив. Он даже упрекнул себя за то, что потратил несколько драгоценных мгновений на треп, как выражалась Мирей.

«Мимин, любимая, не плачь, я несу тебе Луи!» — твердил он.


Эрмин застыла возле повозки, оцепеневшая, не отдававшая себе отчета, что творится вокруг. Симон обнял ее за плечи, чтобы загородить от ветра, но ему показалось, что он обнимает тело, лишенное души, воплощение страдания. Они были не одни; местные рабочие с плотины и их жены ждали вместе с ними. Учительница осталась с детьми. Зная, что произошло, она предпочла оградить детей от жуткого зрелища.

Улисс Дунэ, будто стремясь оправдать свое присутствие, с риском для жизни забрался туда, откуда вода падала на плотину, потом на деревянные мостки, покрытые тонким слоем льда. Он не сводил глаз с тропы, молясь за покойного мальчика. Он помнил, что мать, нежная и остроумная Мелани была очень привязана к той, которую прозвали Соловьем из Валь-Жальбера.

— О Боже! — выдавил он. — Это они!

Он рванулся назад, чтобы предупредить Эрмин. Она увидела, что он вновь поднимается по длинной лестнице.

— Я вижу их, мадам! — крикнул Улисс. — Он несет ребенка!

Симон едва не выругался. Он крепче прижал к себе подругу детства. Эрмин задыхалась, ужас предстоящей встречи заставил ее содрогнуться. Неутомимый Улисс вновь вернулся на наблюдательный пункт, с ним двинулся рабочий, который встретил Тошана. Потом вдруг разнесся радостный крик, отдавшийся эхом в скалах:

— Он жив! Малыш жив!

— Ты слышала, Мимин? — надрывно крикнул Симон, тряся ее за плечи. — Луи жив! Жив! Черт побери! Как же я рад! Смотри, они уже близко.

Молодая женщина видела лишь то, что Тошан что-то несет, прижимая к груди. Она бросилась вперед, все еще не веря.

— Мимин, Луи жив! — кричал ее муж. — Твой брат — отличный парнишка!

— Луи, дорогой мой! — простонала она, подхватывая ребенка. — Ты жив! Какое чудо! Мы нашли его.

В порыве радости она с трудом выговаривала слова, бормоча, смеясь и рыдая. Она целовала Луи в лоб и щеки, прикосновение к нежной и теплой коже малыша успокоило ее. Ребенок в самом деле был жив, он с усилием вдыхал воздух воспаленным ртом.

— Луи, это я, Мимин, твоя старшая сестра! О мой дорогой!

Сцена достигла такого накала, что столпившиеся вокруг женщины тоже заплакали. Но Эрмин уже вновь встревожилась: брат не отвечал, впав в забытье.

— Нужен доктор! — воскликнула она. — Есть в Дебьене доктор?

— Нет, только санитарка, но она нынче отлучилась. Ее вызвали к роженице.

— В таком случае вам с Симоном нужно поскорее отвезти его в больницу в Роберваль, — сказал Тошан жене. — На собачьей упряжке вы быстро домчитесь. А я пойду звонить Лоре, чтобы положить конец этой пытке.

— Но ты нас догонишь потом? — спросила Эрмин.

— Чуть погодя, — бросил он. — Мне еще нужно кое-что уладить. Мимин, наслаждайся великой радостью, а за меня не тревожься, я знаю дорогу в Валь-Жальбер.

Молодая женщина поняла, что муж собирается двинуться по следу Поля Трамбле.

— Спасибо, любовь моя, благодаря тебе Луи спасен!

Все свидетели неожиданной развязки поздравляли их. В этих краях еще долго судачили об этой странной истории. Тошан поблагодарил всех и пожал всем руки.

— Нам нужно вернуться в Дебьен, — повторил он. — Ребенок ослаб. Мы сообщим вам новости.

Потом он поцеловал Эрмин, и этот вроде бы незаметный поцелуй заставил стоящих рядом женщин улыбнуться.

Симон усадил Эрмин и ее брата в сани. Мирей дала им с собой термос со сладким чаем, и он сообразил, что хорошо бы предложить им выпить горячего.

— Я и не знала, что у нас есть чай, — сказала Эрмин. — Он теплый; я могу напоить Луи.

Она дала брату отпить глоток и вновь поцеловала его, погладив по голове.

— Просыпайся, дорогой! Это я, Мимин! Скоро ты увидишь маму с папой. А я прихватила твоего Ноно.

Знакомые звуки мягко проникли в затуманенное сознание Луи: мама, папа, Ноно. Он приоткрыл глаза и обнаружил у себя под носом плюшевого мишку. Он тотчас прижал его к себе.

— Ноно со мной. Киона предлагала мне своего, но я не мог его взять. Мама, хочу к маме…

— Да-да, мы скоро ее увидим, отдохни, милый. Ты вел себя так храбро. Теперь тебе нечего бояться. Это никогда не повторится, обещаю.

Эрмин держала Луи на коленях, а Симон старался защитить их от холода, укутывая одеялами. Он достал также две медвежьи шкуры с густым мехом.

— Но ведь это шкуры из саней Тошана, они ему нужны, — возразила она. — Тошан! — окликнула она.

— Он уже отправился, Мимин. С ним поехал Дунэ. Ты никого не замечала, кроме малыша Луи.

Это правда. Эрмин не могла наглядеться на прелестное личико брата, ловя малейшее его движение. Хотя она была бесконечно счастлива, нелегко освободиться от пережитого кошмара. Нервы ее, подвергшиеся тяжелому испытанию, совсем расходились. Ей не сиделось на месте, она будто опьянела, ей хотелось то плакать, то смеяться. Кроме того, возник новый источник тревоги. «Что с Кионой? — думала она. — Луи видел ее… Может быть, во сне! Хоть бы это был сон. Если она явилась ему, это значит, что он звал ее… Что, если она умерла?! Луи вернулся к нам живым и невредимым, но Киона могла за это поплатиться. Господи, нет! Только не это!»

На въезде в Дебьен их шумно приветствовала целая толпа. Тошан, которого мэр выдвинул на передний план, сообщил замечательную новость. Всем хотелось разглядеть хрупкую фигурку Луи, которого держала Эрмин. На ее лице было исступленно-восторженное выражение.

— Мы так молились за вас, мадам, и за вашего брата! — крикнула ей какая-то девочка.

— Да, он спасен, — ответила Эрмин. — Это самый прекрасный день моей жизни! Я думала, что он умер, мне было невыносимо больно… Но он жив! Слава Тебе, Господи! И спасибо всем вам за то, что молились за нас!

Тошан никогда не видел жену в таком состоянии. Подойдя к ней, он погладил ее по щеке и робко коснулся кудряшек Луи.

— Мимин, дорогая, видишь, бывают на свете чудеса! Но поторопитесь, у него все еще держится температура…

* * *

Симон погнал собак с бешеной скоростью по дороге, огибавшей озеро Сен-Жан. Поддерживать разговор было невозможно. Эрмин попыталась успокоиться. «Нужно верить, — говорила она себе. — Раз свершилось чудо, значит все возможно. Как было бы ужасно, если бы я доставила родителям тело их сына! Мне следует радоваться и верить. Мама обретет свое сокровище — Луи, а я увижу моего ангелочка Киону. И она улыбнется мне».

По пути в Роберваль она пылко молилась за всех, кто был ей дорог. Когда сани остановились перед местной больницей, небо затянула плотная серая пелена, предвещавшая, что вечером начнется снегопад.

— Скорее! — крикнула молодая женщина Симону. — Луи весь горит! У него сильный жар!

Едва она произнесла эти слова, на каменной лестнице показалась женщина, она протягивала руки к мальчику. Это была сияющая Лора.

— Луи, мальчик мой! — позвала она. — Эрмин, как он? О Боже, как я счастлива!

Следом за Лорой подошли монахини. Тем временем Лора взяла сына на руки и принялась нежно баюкать. По ее щекам катились крупные слезы, она их просто не замечала.

— Господи, — прошептала она. — Когда я сняла трубку и Тошан сказал мне, что вы нашли Луи, я думала, у меня от радости разорвется сердце. Я едва не упала в обморок, Жослину пришлось поддерживать меня. Наш дорогой малыш болен, но все же он с нами, он выздоровеет. Твой муж велел нам немедленно ехать в больницу. Онезим довез нас.

Их окружили монахини. Лора никому не доверила нести сына. Симон помог Эрмин встать. На нее будто столбняк напал.

— А где же папа? — тихо спросила она.

— Видимо, объясняется с властями, — предположил Симон. — Черт побери, Мимин, на тебе лица нет!

— Столько пришлось пережить за последние несколько часов! Силы у меня на исходе.

Она не осмеливалась сказать Симону о своих опасениях по поводу Кионы.

— И я немного расстроена тем, что Тошана нет рядом, — добавила она. — Он решил преследовать Трамбле. Надеюсь, он не наделает глупостей.

— Ты что, думаешь, он может убить его? — прошептал Симон. — Нет, я надеюсь, что он устроит ему хорошую взбучку перед тем, как сдать полиции. Тошан не станет устраивать самосуд. У него есть чувство чести, и он умеет владеть собой. Мимин, твой муж — он из породы победителей!

Голос молодого человека звучал так страстно, что Эрмин в конце концов улыбнулась.

— Я правда горжусь им, — признала она. — Симон, прости меня за все, что я тогда наговорила про твою мать. Я была не в себе, думала, что Луи умер. Я обещала Бетти не выдавать ее, но вышло наоборот!

— Если хочешь знать, это меня шокировало! — признался Симон. — И все же я не смею усомниться в твоих словах. Но у меня будет время подумать, пока погоняю собак. Я не осуждаю маму, ведь отец совсем не подарок…

— Этот человек очень хитер, и Бетти оказалась его жертвой. Он использовал ее. Симон, она нуждается в защите. Если Жо проведает об этом, он просто убьет ее на месте. Твоя мать достаточно настрадалась, она чувствует себя униженной, преданной и виноватой.

— Не беспокойся, если кто в нашем семействе и способен ее понять, то это я, — с горечью заметил Симон.

Эрмин не успела спросить, что он имел в виду. В дверях больницы показался Жослин и позвал ее.

— О, вот и отец! Пойду к нему. Возвращайся в Валь-Жальбер. Мы найдем на чем вернуться. А если нет, то переночуем в гостинице.

— Ладно! Передавай привет родителям. Такое облегчение для всех нас!

Эрмин побежала к отцу. Жослин, казалось, был очень огорчен.

— Не знаю, как благодарить вас с мужем! Мне удалось поцеловать Луи, перед тем как его уложили в койку. Доктор осмотрел его. Ему дали аспирин — таблетки, которые растворяются в воде. Думаю, он скоро поправится.

— Но тогда чем ты так удручен? — удивленно спросила Эрмин.

— Увы, есть кое-что еще! — со вздохом признался Жослин. — В больнице я тотчас столкнулся с Талой, она была сильно опечалена и внезапно доверилась мне. Сегодня утром ей с помощью лесорубов удалось доставить сюда Киону. Малышка в коме. Меня пустили в палату. У меня просто сердце разрывается! Не в силах я радоваться спасению сына, когда моя дочь фактически обречена…

Эрмин, не дослушав, кинулась в приемный покой.

«Она не умерла, она еще здесь… — твердила она. — Если есть высшая справедливость, оба ребенка будут спасены!»

Монахиня показала ей, где лежит Киона.

— На втором этаже, третья дверь справа. Это небольшая палата, где лежат дети. В настоящий момент там, кроме нее, только один мальчик. Его к нам только что доставили.

— Наверное, это мой брат, — бросила Эрмин. — Спасибо большое.

Она даже не заметила, что Жослин двинулся за ней следом. Правда, отец, измученный переживаниями, поднимался по лестнице куда медленнее, держась за перила.

«Неужто Луи и Киона в самом деле одновременно очутились здесь, в одной палате? — думала она. — У Талы и мамы нет выбора, они столкнулись лицом к лицу против своей воли!»

В который раз судьба распорядилась событиями по собственному усмотрению. Ошеломленная Эрмин вошла в палату без стука. Все оказалось именно так, как она себе представляла. Лора была у изголовья сына, Тала — дочери. Они сидели спиной друг другу, склонившись к больным. Чуть помедлив, Эрмин подошла к свекрови, которая не отрывала глаз от светлого личика Кионы. Та чуть отстраненно улыбалась, будто давая всем понять, что она уже далеко от этого мира.

— Мужайся, дорогая Тала! Я с тобой всем сердцем. Но что с ней? Мадлен предупреждала меня, однако я не думала, что все так серьезно.

— Ее призвал великий дух. — Голос Талы дрожал. — Так что я решила доверить ее бледнолицым, их медицина порой творит чудеса. Я не хочу ее потерять, понимаешь? Я просто умру!

Она заплакала навзрыд. Эрмин мягко положила руку на плечо убитой горем женщины.

— Не могу в это поверить, — возмущенно сказала Эрмин. — Тала, мы должны бороться, сделать невозможное, чтобы пробудить ее. Что сказал доктор?

— Он определил воспаление мозга. Никогда не слышала о подобной болезни…

— Та медсестра, что осматривала Луи внизу, в коридоре, сказала мне то же самое, — сказала Лора, вставая. — Словом, речь идет о сотрясении мозга. Это неудивительно после того, что перенес мой сын! Я вам очень сочувствую, Тала, но мне совсем не хочется ухаживать за сыном в вашем присутствии! При первой возможности я потребую для Луи отдельную палату. Боже, за последние дни я сотню раз была на грани смерти! Эрмин еще не успела рассказать вам о постигшем нас несчастье, но эти люди хотели отомстить вам и только вам, Тала. Они похитили Луи и, должно быть, мучили его, раз он в таком состоянии, без сознания, с высокой температурой. Он едва узнал меня. И это ваша вина! Когда-то вы решили, что можете сами вершить правосудие — и вот результат! На мою дочь напали эти мерзавцы, а сына похитили!

— Мама, говори потише, — решительно перебила ее Эрмин. — И не стыдно тебе досаждать Тале в такой момент? Кионе очень плохо. Я могу понять твой гнев, но не забывай, что Тошан исправил положение, он спас Луи, который мог умереть в той пещере в одиночестве.

— Да, конечно! — уступила Лора, опомнившись.

Бесшумно вошедший Жослин успел уловить суть этого разговора. Поникший, с осунувшимся лицом, он совсем не жаждал оказаться между двух огней — между женой и бывшей любовницей, поэтому решил положить конец этой сцене.

— Дамы, ступайте дискутировать в коридор, — сухо сказал он. — Я останусь здесь, со своими детьми. Лора, Эрмин права, тебе должно быть стыдно!

— И ты, Жослин, смеешь говорить мне такое? — парировала Лора. — «С моими детьми»! Да ты едва знаешь Киону! И вдруг заявляешь о своих правах на нее.

— Я просто сказал правду, — возразил он. — Это мои дети, моя плоть и кровь. Взгляните на них: оба так хороши во сне!.. Дыхание жизни должно оживить Киону, я молюсь за нее. И за Луи. Лора, Господь вернул нам сына! И что толку укорять и винить Талу?! Разве ее вина, что люди с черной душой мучают невинных детей? Давно пора примириться. Вы только взгляните на них!

Женщины разом повернулись к кроваткам. Дети были разительно похожи: они лежали в одной и той же позе, сложив руки на одеяле и закрыв глаза, белизна постельного белья подчеркивала драматическую неподвижность. Выразительная деталь: и Луи, и Киону, казалось, охраняли два плюшевых мишки, прислоненные к подушке-валику.

— Простите меня, Тала, — прошептала Лора. — Вам как матери в самом деле куда тяжелее, чем мне. Я уже на грани нервного срыва, мне следовало бы избрать другой объект для нападок! Это недостойное поведение…

Индианка молча кивнула и вышла из палаты. Эрмин склонилась над девочкой. Погладила ее золотистые волосы, заплетенные в две косы.

— Ангел мой, дорогая малышка, вернись! Ты не можешь покинуть нас!

Она заплакала, страшась, что больше никогда не увидит дивной улыбки сестренки.

— Сегодня мне было так страшно, — объяснила она родителям. — Я поверила, что братик мертв. Тошан ведь объяснил тебе, мама, как было дело?

— Нет, он только сказал, что вы нашли Луи, что он очень слаб и у него жар. Велел, чтобы мы ждали вас в больнице.

— Все куда сложнее, — сказала молодая женщина. — Ступайте в коридор. Дайте мне несколько минут. Как бы то ни было, мне нужно успокоить Талу. К тому же ей ведь еще неизвестно, что Тошан вернулся.

Перед тем как уйти, Лора подошла к кроватке Луи. Он спал, дыхание было ровным, по лицу было видно, что температура спадает.

— Я скоро вернусь, любовь моя! — шепнула она.

Жослин поцеловал сына, а потом прижался губами ко лбу Кионы.

— Ты моя бедняжка! — пробормотал он. — Ты столкнулась со смертью в лесу, в разгар зимы… Если бы я был истинным отцом, я мог бы помешать этому. Вернись, дитятко мое, я буду лелеять тебя, смотреть, как ты подрастаешь…

Эрмин взяла Жослина за руку. В ее взгляде сквозили нежность и понимание.

— Мы и ее спасем, — прошептала она.

Потом они, прохаживаясь по длинному коридору, обсуждали то, что произошло утром. Они заметили, как монахиня вошла в палату, где были дети.

— Они спят, невинные младенцы, — тихо сказала она, выйдя в коридор. — Господа, чтобы не потревожить других пациентов, прошу вас перейти на первый этаж в приемный покой и продолжить беседу там.

— Хорошо, сестра, — ответила Лора, раздраженная сделанным замечанием, — но давайте не будем затягивать разговор. Мне не нравится, что Луи там совсем один.

Они все же спустились на первый этаж, и Эрмин продолжила свой рассказ. Ей хотелось изгнать пережитый ужас. При описании событий, разыгравшихся в Приюте Фей, родители испытали самые разнообразные эмоции.

— Господи Боже! — восклицала Лора. — Представляю, как ты измучилась, пока ждала возвращения Тошана. Я бы не вынесла такого!

— Сволочи! — выругался отец сквозь зубы. — Просто дьявольское отродье! Оставить Луи в пещере на верную смерть! Надеюсь, что Трамбле скоро окажется за решеткой, не то я собственноручно придушу его! Мне не терпится лично поблагодарить Тошана. А тебя, о моя взрослая дочь, я просто обожаю за смелость. Ты перенесла страшное испытание, хотя все сравнительно быстро разъяснилось.

— Да уж, я не скоро позабуду этот денек, это точно, — сказала Эрмин. — Там, в Дебьене, я была просто уничтожена, а затем едва не сошла с ума от радости.

Все трое обнялись со слезами на глазах и вновь вернулись к тому, что довелось пережить.

Тем временем на втором этаже Тала медленно направилась в просторную палату, где оставила дочь. Для индейцев слово «кома» не имело смысла. Тала не знала о греческом происхождении термина, означавшего «глубокий сон». Страшно утомленная, она смирилась. Раз уж доктор бледнолицых признал, что не может вернуть Киону, раз уж шаман племени монтанье также подтвердил, что бессилен вернуть ее душу, то ее Киона, дитя света, которому было даровано таинственное предназначение, погибла.

Угнетенная этой очевидностью. Тала резко остановилась, уткнувшись лбом в переборку. Она не сможет пережить смерти Кионы, это она ощущала каждой частицей своего существа. Губы ее шептали молитву, она призывала духов своих предков и то высшее существо, что решает участь всех созданных им тварей.


Луи, открыв глаза, принялся гадать, где он оказался. Светлые стены, окна с видом на озеро, дневной свет — все это его успокоило. Значит, он больше не узник. Он с облегчением вздохнул и уселся на кровати, взяв в руки плюшевого мишку. Он баюкал своего белоснежного Ноно, и это воскресило в памяти какие-то образы, неясные воспоминания.

«Мимин держала меня на руках, лаяли собаки, я видел старшего брата Кионы; он нес меня…»

Ребенок понял, что он находится в больнице, что вот-вот появится его мать, а за ней отец и сестра. Он повернулся к двери и тут увидел стоящую рядом кроватку, где лежала девочка, которую он тотчас узнал.

— Киона, — тихо окликнул он.

Она не ответила и даже не шевельнулась. Луи осторожно поднялся, удивившись, что вообще может ходить. Он провел целых два дня в кровати, по большей части неподвижно. Теперь мальчик легко добрался до постели Кионы.

— Что с тобой? — шепнул он ей на ухо. — Ты больна? Гляди, мой Ноно со мной. Пусть твой мишка остается у тебя. Да, Киона?

Он робко дотронулся до глаз и кончика носа Дюки, а потом до безучастного лица девочки.

— Киона, меня нашел твой брат. Это было в точности как ты сказала. Я так рад! Я увижу маму и папу.

Тала в коридоре расслышала шепот. Заинтригованная, она приоткрыла дверь и увидала Луи в длинной белой рубахе. Это был очаровательный мальчик со светло-каштановыми вьющимися волосами, ясным взглядом и розовым пухлым ртом.

«Это сын Лоры и Жослина, — подумала она. — Как похож на Эрмин. Но что он делает?» Индианка тихонько наблюдала за мальчиком, не выдавая своего присутствия. Он крепко сжал руку Кионы, пощекотал ее подбородок, заставил медвежонка Дюки танцевать на груди девочки. Он твердил:

— Вставай, Киона! Это я, Луи! Мои агаты у тебя? Ты их не потеряла?.. Киона, ну почему ты спишь?

Он серьезным тоном принялся рассказывать ей о своих злоключениях. О человеке в черном, который увез его далеко от Валь-Жальбера. Рассказал, как плакал, особенно тогда, когда тот убил бедного тощего котенка.

И тогда, из этого нехитрого детского рассказа, Тала поняла, какой ужас он пережил, будучи оторванным от своих.

— А вот ты хорошая, — добавил он. — Ты приходила в мои сны. Киона, прошу тебя, проснись!

Раздосадованный Луи заговорил громче. Тала решила, что пора вмешаться. Она вошла в палату.

— Малыш, не надо кричать. Ты должен лечь, у тебя коленки дрожат, ты едва стоишь на ногах. Твои родители ненадолго вышли, они скоро вернутся. А я мать Кионы и Тошана.

Луи с интересом посмотрел на незнакомку. Ощутив усталость, он решил подчиниться, но напоследок еще раз поцеловал девочку в щеку.

— Мадам, — воскликнул он, — смотрите, она открыла глаза!

Так оно и было. Ресницы Кионы вновь дрогнули. Наконец ее золотые зрачки уставились на Талу, потом — на Луи. Она широко улыбнулась.

— Я здесь, — просто сказала она.

— О да, ты здесь, девочка моя дорогая, — со вздохом произнесла Тала, гладя дочку по волосам. — Я так счастлива!

— И я, я тоже очень рад! — добавил Луи.

Тала растроганно посмотрела на мальчика. Она торжественно опустила руки на его хрупкие плечи.

— Спасибо тебе, Луи, — сказала она. — Я перед тобой в долгу, и я этого не забуду. Благодаря тебе Киона спасена.

Загрузка...