В понедельник за несколько дней до Рождества Пия осторожно укладывала заснувшего малыша в кроватку, когда в отделение для младенцев вошла сестра Эрнестина и направилась к ней. Девочка накрыла ребенка одеялом и с внезапной тревогой ждала приближения монахини. Пия впервые видела здесь сестру Эрнестину и не представляла, что той понадобилось. Неужели Пия в чем-то провинилась? Вид монахини не выдавал намерений, а спрашивать девочка не осмеливалась: ей совсем не хотелось снова оказаться в подвале.
Мать Джо выпустила Пию из подземелья через четыре дня, но несчастной узнице казалось, что она провела там целую вечность. Ей никогда не забыть кромешного мрака, который окутывал тесную камеру, когда увядал слабый свет, проникавший сквозь крошечное окошко; Пия не могла разглядеть даже собственной руки. Еще и теперь она слышала суетливую возню крыс на каменному полу и ощущала пронизывающий до костей холод. И сколько бы раз она ни мыла голову холодной водой и щелочным мылом, ей не удавалось избавиться от запаха застоялой мочи и плесени, впитавшегося в волосы от зловонного матраса.
Пия прикусила щеку изнутри, гадая, чего хочет сестра Эрнестина. Монахиня резко остановилась в нескольких шагах от девочки.
— Пойдемте со мной, мисс Ланге, — сказала она, развернулась и пошла назад к двери.
Пия глянула через плечо на Эдит, кормившую в кресле — качалке ребенка: пусть напарница видит, как ее уводят, и не думает, будто Пия по своей воле бросила ее тут одну. Кроме того, ей хотелось проверить, удивлена ли Эдит появлением сестры Эрнестины. Девушка понимающе кивнула, но выражение ее лица, как всегда, осталось невозмутимым.
Пия глубоко вдохнула и последовала за монахиней, не представляя, куда ее ведут. Они свернули налево к главному вестибюлю, а не направо к другим отделениям, и сердце девочки забилось сильнее. Она не была в вестибюле с самого прибытия. Неужели мать Джо наконец отпускает ее? А может, вернулся отец и хочет забрать дочь из приюта? Или нашлись Олли и Макс?
Сестра Эрнестина с непроницаемым лицом отперла дверь в вестибюль и распахнула ее. Пия поспешила переступить через порог, быстро переводя взгляд с главного входа на конторку приема посетителей и обратно.
Отца не было. Как и матери Джо. У стола ожидала медсестра с жирными светлыми волосами, аккуратно собранными в низкий пучок на затылке; голову венчала военная фуражка. Женщина держала на руках младенца. Пия ахнула и шагнула к ней со смешанным чувством облегчения и ужаса. Нашелся один из ее братьев! Но где же второй?
Увидев, как Пия бросилась к ней, незнакомка выпучила глаза, отшатнулась и прижала ребенка к груди, словно защищая его. Пия тянула руки к малышу, но медсестра упорно отворачивалась. Почти обезумев, девочка часто дышала и боролась с желанием вырвать брата из рук чужой женщины.
— Не волнуйтесь, — сказала сестра Эрнестина. — Пия помогает заботиться о младенцах. Вы можете спокойно отдать дитя ей.
— Но я не… — промямлила медсестра. — Я… Она и сама еще ребенок.
Монахиня протяжно вздохнула.
— Уверяю вас, сестра… — Она замялась. — Извините, но вы не назвали свое имя.
Лицо незнакомки исказила странная гримаса, словно она вдруг потеряла дар речи, но мимолетное выражение сразу же исчезло, сменившись подозрительностью.
— Извините, — сказала она. — Я сестра Уоллис.
— Что ж, сестра Уоллис, — отрывисто произнесла монахиня, — уверяю вас, что вы можете смело отдать ребенка Пии. Иначе я бы не привела ее с собой.
Сестра Уоллис настороженно оглядела Пию и неохотно передала ей младенца.
Взяв теплый сверток, Пия не удержалась от счастливого возгласа. С застилающими глаза слезами она взглянула на детское личико и погладила маленькую головку. Радуясь, что хотя бы один брат нашелся, она помолчала, чтобы насладиться этим чувством, прежде чем спросить о втором брате. Ей хотелось вдохнуть сладкий запах младенца, почувствовать вес его тела в руках. Она поморгала, чтобы яснее видеть черты ребенка и понять, кто это, Олли или Макс. И застыла.
К одеяльцу была пристегнута записка: «Мать этого ребенка, румынская попрошайка, умерла от инфлюэнцы прошлой ночью».
С нарастающим ужасом Пия пристально вгляделась в ребенка. Глаза у него были карие, а не голубые, уголки губ опушены, нос слишком широкий, а подбородок чересчур острый. В животе у девочки словно лопнула струна, ноги подкосились.
Это не Макс.
И не Олли.
В панике Пия воззрилась на медсестру.
— Это не мой брат! — дрожащим от гнева голосом произнесла она. — Кто вы такая и зачем так жестоко подшутили надо мной?
Сестра Уоллис отшатнулась и уставилась на Пию, словно та лишилась рассудка.
— Мисс Ланге! — рявкнула сестра Эрнестина. — Немедленно извинитесь! — Она забрала у девочки сверток, младенец проснулся и стал кукситься. — Извините, сестра Уоллис. Уверяю вас, такое у нас редко случается. Сестре Агнес сегодня нездоровится, иначе она сама пришла бы и приняла у вас ребенка. Я считала, что Пия справится, но, видимо, ошиблась. — Она бросила на воспитанницу уничтожающий взгляд.
Глаза девочки наполнились слезами.
— Извините, — пробормотала она. — Я думала… что этот ребенок… — Слова застряли у нее в горле, и она не смогла продолжать.
Сестра Уоллис разгладила полы униформы и дрожащими руками поправила воротник. Потом распрямила плечи и высоко подняла голову, стараясь держать профессиональную осанку.
— Прошу прощения, если ввела в заблуждение, — начала она. — Мне известно немногое: мать мальчика приехала в нашу страну меньше года назад, ребенка зовут Николай. Меня попросили только привезти его сюда. — Она снова осмотрела свою форму, словно набиралась смелости, и прочистила горло. — Но я никак не ожидала такого грубого приема, особенно со стороны одной из воспитанниц приюта. — Она с ненавистью зыркнула на Пию.
— Прекрасно вас понимаю, сестра Уоллис, — заверила монахиня. — Не представляю, что нашло на мисс Ланге, но могу пообещать, что больше она не станет вам дерзить. — Она взглянула на малыша и поправила ему одеяльце. Лицо у нее пылало, на висках пульсировали вены — то ли от негодования, то ли от растерянности, но Пии сейчас было все равно: она с трудом сдерживалась, чтобы не упасть с рыданиями на колени.
— Надеюсь, что так, — ответила посетительница. — Я определенно не заслуживаю такого отношения. Всего хорошего, сестра. — Она уже собиралась покинуть приют, как вдруг передумала. Лицо внезапно сделалось жестким, в невыразительных серых глазах мелькнуло злорадство. — Прежде чем уйти, должна спросить: вы не думали о том, чтобы показать мисс Ланге психиатрам? Мне она кажется неуравновешенной и даже склонной к насилию. Возможно, ей будет лучше в специализированном учреждении.
В груди Пии вспыхнула паника, и она почувствовала жжение в горле. Зачем медсестра говорит такие слова? Неужели она как-то пронюхала, что девочка чувствует приближающуюся смерть, касаясь других людей? Или ей стало известно о проступке Пии?
— Нет! — воскликнула она неожиданно громко. — Я не сумасшедшая. Просто мне показалось… — Она поколебалась и понизила голос, тщательно подбирая слова. — Извините, что накричала на вас, сестра Уоллис. Понимаете, я потеряла маленьких братьев. И подумала… да не важно, что я подумала. Я ошиблась и надеюсь, что вы примете мои искренние извинения за недостойное поведение.
Сестра Уоллис посмотрела на нее свысока.
— Я принимаю твои извинения, — снизошла она. — В конце концов, ты всего лишь невинное дитя. Но знай: я, скорее всего, буду и впредь приходить, чтобы помогать другим сиротам. Еще одна такая выходка с твой стороны, и мне придется поговорить с матерью Джо о психиатрической экспертизе.
Пия уперлась взглядом в пол.
— Да, сестра Уоллис, — пробормотала она. — Спасибо, что простили меня.
— Пожалуйста, — ответила сестра Уоллис. Она снова оправила воротник и обратилась к монахине: — Теперь, если позволите, мне пора. В следующий раз надеюсь встретиться при более благоприятных обстоятельствах.
— Уверена, так и будет, — заверила ее сестра Эрнестина. — Спасибо, что принесли несчастного малыша. Мы позаботимся о нем.
Сестра Уоллис кивнула, решительно пересекла вестибюль и вышла из приюта.
Монахиня со зверским оскалом уставилась на Пию.
— Какой дьявол вселился в вас, мисс Ланге? Вы напугали бедняжку до полусмерти. Разве мы не научили вас хорошим манерам? — Ребенок у нее на руках окончательно проснулся и заплакал.
— П-простите, сестра Эрнестина, — пролепетала Пия. — Такое больше не повторится. — Она протянула дрожащие руки к малышу: — Я отнесу его в отделение для младенцев.
Монахиня снова сурово зыркнула на нее и почти с отвращением пихнула ей в руки дитя.
— Тогда пошевеливайтесь, — буркнула она. — И если услышу от вас еще хоть одно слово поперек, то сама добьюсь, чтобы вас отправили в дурдом.
— Да, сестра Эрнестина, — согласилась Пия. — Обещаю впредь вести себя примерно.
Она прижала к себе плачущего мальчика и на ватных ногах поплелась к двери, боясь сорваться и рухнуть с рыданиями на пол. Выйдя из вестибюля, она уткнулась лицом в мягкую шейку малыша и заплакала вместе с ним.