В двадцати кварталах от своего прежнего дома в Пятом квартале Бернис вошла в вестибюль двухэтажного типового дома, свернула в коридор и постучала в первую дверь. Она разгладила руками пальто и расправила плечи, мысленно репетируя речь. С тех пор, как она нашла Нелека, она подобрала и отвела в разные приюты по всему городу еще несколько бездомных детей иммигрантов — трех мальчиков и девочку, от четырех до десяти лет, и пятнадцатилетнего юношу с трехлетним братом. Разделить двух последних оказалось труднее, чем она предполагала: старшего Бернис пристроила в работный дом, и перед разлукой оба брата так плакали, что ей пришлось соврать, будто скоро они снова воссоединятся. Но другого выхода не было: мальчиков старше четырнадцати в приюты не брали.
Бернис прижала руку к переполненной молоком груди и подумала об Оуэне и Мейсоне, оставшихся дома с четой Паттерсон. Что они делают — спят, играют или плачут? Теперь за ними нужен глаз да глаз: мальчики научились дотягиваться до разных предметов, лепетать, реагировать на свое имя, и Бернис не могла дождаться, когда они впервые скажут «мама». В то же время сердце у нее болело от понимания, что Уоллис уже никогда не назовет ее мамой. И если честно, ей не очень-то нравилось, что Паттерсоны пытались научить близнецов называть их «баба» и «деда» да и вообще проводили с ними столько времени. Но другого выхода не было: ей надо работать, поэтому лучше не расстраивать стариков.
Кроме того, Бернис еще не оправилась от потрясения после встречи в приюте с Пией Ланге. У нее несколько дней подряд болела голова, и до сих пор от воспоминаний о неожиданном свидании ее бросало в дрожь. Сначала женщина решила, что Пия узнала ее, но потом вспомнила, что девчонка не присутствовала во время ее перебранки с миссис Ланге и вряд ли слышала настоящую фамилию Бернис. По сути, немочка никогда ее не видела, она вообще мало кого замечала, кроме мальчишки Даффи, на которого мечтательно поглядывала. Когда девчонка не была в школе и не болталась со своим дружком, она сидела на крыльце, уткнувшись носом в книгу. Может, лицо Бернис и показалось ей знакомым, но она слишком расстроилась из-за румынского отпрыска. Лжемедсестра надеялась, что перспектива оказаться в сумасшедшем доме отобьет у девчонки охоту вставать у нее на пути, если их дорожки снова пересекутся.
Однако Бернис пришлось признать, что при виде жалобных рыданий Пии, понявшей, что это не ее брат, сама она испытала угрызения совести. Но они тут же рассеялись, особенно когда девчонка злобно заорала на нее. В тот миг Бернис вспомнила, почему забрала близнецов: Пия слишком юна и непредсказуема, чтобы заботиться о малышах, и она доказала это, сунув младенцев в ящик. Девчонка не заслуживала звания старшей сестры. Зато заслужила свою последующую участь: ее надо было наказать.
Кроме того, Бернис даже удивилась, как быстро сообразила пригрозить Пии обследованием у психиатра и как ловко сориентировалась, когда монахиня спросила ее имя. Иногда ей казалось, что временами в действие вступает некая мистическая сила и помогает ей осуществлять задуманное. Бернис не считала себя особенно умной или хитрой, но в последнее время что-то определенно изменилось. Скоро она поймет, сработает ли ее план — спасти детей иммигрантов от влияния их родителей. Она ведь не случайно выбрала этот район. Только бы ей открыли. Она снова постучала, начиная раздражаться. Наконец ручка повернулась, дверь чуть приоткрылась, и оттуда выглянула молодая темнокожая женщина.
— Вам чего? — спросила она.
Бернис тепло улыбнулась.
— Здравствуйте, — начала она. — Я из Красного Креста, собираю пожертвования на сиротские приюты. Они переполнены детьми, потерявшими родителей во время эпидемии.
Женщина, сдвинув брови, окинула гостью взглядом и распахнула дверь. В коридор потянуло зловонным духом вареной баранины.
— Извините, — с сильным акцентом сказала хозяйка квартиры, — но я ничем не могу помочь. Мне и своих детей кормить нечем.
— Понимаю, — кивнула Бернис. — А сколько их у вас, если не секрет?
— Трое. Девочка и два мальчика.
— Как славно. А сколько лет?
— Дочери три, а сыновьям четыре и семь.
— Ох, вы, наверно, из сил выбиваетесь.
Женщина немного растерянно взглянула на гостью, но кивнула.
— Я сестра Уоллис. А вас как зовут?
— Ясмин, — представилась та.
Бернис приложила руку к груди, изображая восторг.
— Какое красивое имя, — восхитилась она. — Давно вы в Соединенных Штатах, Ясмин?
Женщина подняла один палец.
— Год.
— А ваш муж работает?
Ясмин опустила глаза.
— Пожалуйста, не смущайтесь, — сказала Бернис. — Кроме сбора средств на приюты, Красный Крест доверил мне предлагать помощь нуждающимся. В такие трудные времена многие семьи едва сводят концы с концами, так что мы стараемся хоть чем-то помочь.
— У моего мужа есть работа, но ему очень мало платят.
— Понимаю, — покачала головой Бернис. — И сочувствую вам. Если я добуду немного еды, это облегчит ваше положение?
Ясмин со стеклянными глазами кивнула.
— Хорошо. Позвольте мне отвести мальчиков в офис Красного Креста, там их накормят и дадут новую одежду. Потом я отправлю их домой и дам с собой продуктов, которые предоставляет город.
Ясмин прикусила ноготь большого пальца и оглянулась через плечо в квартиру.
Учуяв ее сомнения, Бернис ободряюще улыбнулась.
— Если вы опасаетесь, я пойму, — сказала она. — Вы меня не знаете, а я предлагаю отвести куда-то ваших детей. Но имейте в виду: неизвестно, насколько город продлит оказание помощи после эпидемии. Я бы сама принесла вам еды, но до конца дня надо посетить еще много семей.
Ясмин перестала грызть ноготь и вздохнула, покорно опустив плечи.
— Я пошлю с вами старшего сына, — сказала она. — Его зовут Хасан.
— Очень хорошо, — ответила Бернис. — Но если пойдут оба, они смогут принести домой вдвое больше продуктов.
Женщина затрясла головой.
— Нет, второй еще слишком мал.
— Понимаю.
Ясмин окликнула через плечо Хасана и снова повернулась к Бернис:
— Когда он вернется?
— К ужину будет дома, — заверила та. — Обещаю.
В вестибюле Сиротского общества Филадельфии на Маркет-стрит Бернис с нетерпением ждала, когда можно будет сбыть с рук украинского мальчика. Она никогда еще не задерживалась так надолго ни в одном приюте и начала уже волноваться. Здесь не было монахинь, и Бернис подумала, что надо наведываться сюда почаще, если только к ней наконец кто-нибудь выйдет.
С верхней площадки лестницы доносились приглушенный детский плач и женский голос. Бернис подошла к лестнице, напрягая слух, но не могла разобрать ни слова и вернулась туда, где семилетний украинец по имени Савва сидел на полу и играл в камешки, не подозревая, что здесь теперь его новый дом. А в тесной квартирке на Таскер-стрит его мать ждала, когда сын вернется с продуктами и одеждой. Мальчик взглянул на Бернис и улыбнулся.
— Хотите поиграть? — предложил он.
Она помотала головой.
— Точно? — переспросил Савва. — Для меня это новая игра, и мне она очень нравится. Может, и вам будет интересно.
Бернис снова помотала головой и отвернулась к окну. Несмотря на темные волосы, глубоко посаженные глаза и крупный нос, ребенок напоминал ей о покойном муже: у него была такая же ямочка на подбородке. Ей подумалось, что Уоллис выглядел бы так же в этом возрасте. Сходство казалось сверхъестественным и действовало на нервы. Надо поскорее избавиться от мальчишки, иначе она рискует передумать и отвести его назад домой. И как тогда она объяснит его матери отсутствие продуктов?
На улице у края дороги остановилась телега с детьми разных возрастов. Мальчик в кепке, поднявшись, разглядывал приют. Девочка держала на коленях годовалого ребенка. Еще один мальчик обнимал рукой маленькую девочку, видимо сестру. С пассажирского сиденья слез мужчина, жестом приказал парнишке в кепке сесть и пошел по тротуару. Сняв шляпу, он вошел в вестибюль, принеся с собой запах паленого дерева и вонючих сигар. Наверху хлопнула дверь, и по коридору, а потом вниз по ступеням зацокали каблучки. Бернис, Савва и вошедший мужчина одновременно подняли головы. По лестнице спустилась худая женщина в сером платье вместе с мальчиком лет десяти в отутюженных брюках, накрахмаленной белой рубашке и коричневом пиджаке. Он обеими руками вцепился в маленький потрепанный чемоданчик, неся его перед собой, как щит. По только что вымытому лицу текли слезы. Когда они сошли вниз, женщина положила руку на дрожащее плечо мальчугана.
— Доброе утро, мистер Кент, — поздоровалась она.
— Доброе утро, миссис Кромвель, — откликнулся мужчина. — Вы готовы?
— Да, — ответила миссис Кромвель. — Я объяснила Барри, что его ждет новая семья и нужно вести себя хорошо. Правда, Барри?
Мальчик закусил губу и кивнул.
— Хорошо, — сказал мистер Кент. — Тогда пойдем. Поезд отходит через полчаса. — Он надел шляпу и направился к двери.
Миссис Кромвель чуть подтолкнула Барри, и он пошел следом за господином.
— И не забывай о манерах! — крикнула ему вслед женщина.
Когда они ушли, миссис Кромвель с теплой улыбкой повернулась к Бернис.
— Могу я вам помочь?
— Да, будьте любезны, — обрадовалась Бернис. Она оглянулась через плечо на Савву. — Только я бы хотела поговорить наедине.
— Конечно. — Миссис Кромвель отвела ее в дальний угол вестибюля.
Бернис понизила голос:
— Мать ребенка попросила забрать его, потому что ей не хватает средств заботиться о нем. Он не знает, что останется здесь.
Миссис Кромвель кивнула:
— Понимаю.
— У вас найдется для него место?
— Да, — ответила миссис Кромвель. — Вы как раз вовремя. Как вы видели, у нас освободилась одна кровать.
Бернис кивнула и добавила:
— А можно узнать, куда направляются дети в телеге?
Миссис Кромвель гордо просияла.
— С удовольствием вам расскажу. Несколько лет назад Общество помощи детям начало замечательную программу: бездомных, брошенных и осиротевших детей стали вывозить из больших городов и размещать в сельской местности по фермерским домам. Детей в этой телеге ждут новые семьи в Мичигане. С ними будут обращаться так же, как с родными детьми, — кормить, одевать, учить, а по достижении двадцати одного года они получат сто долларов.
Бернис удивленно вскинула брови.
— Их ждут в семьях? Как это?
Миссис Кромвель уперла руки в бока.
— Ну, не всех. Некоторые договоренности, конечно, несколько преждевременны, но в деревнях развесили объявления, где говорится о прибытии поездов с детьми. Потом пройдут открытые показы, где семьи смогут выбрать сироту из оставшихся.
Бернис просто не верила своим ушам. Отсылать детей в деревню даже лучше, чем помещать в приют: уж там-то они точно избавятся от дурного влияния родителей — иммигрантов.
— И младенцев тоже отдают? — поинтересовалась она.
Миссис Кромвель кивнула:
— Случается.
Бернис взглянула на Савву.
— А как быть с ним? — спросила она. — У меня еще есть время доставить его на станцию до отправления поезда?
Миссис Кромвель нахмурилась.
— Нет, в этот раз не получится, — сообщила она. — Может, позже. Он говорит по-английски?
— Да, — ответила Бернис.
— Это облегчает дело, — заметила миссис Кромвель. — На поезда мы сажаем только белых детей, говорящих по-английски. Остальных трудно пристроить.
Бернис попыталась скрыть разочарование.
— Ясно, — протянула она.
Конечно, никто не захочет брать иностранных детей, особенно тех, кто внешне отличается от американцев. Это понятно, но Бернис поищет другую возможность отделить отпрысков иммигрантов от их родителей. Она подошла к Савве, до сих пор игравшему в камешки, и миссис Кровель последовала за ней.
— Это Савва, — представила его Бернис.
Миссис Кромвель присела рядом с мальчиком на корточки.
— Это любимая игра моего сына, — заявила она.
Савва улыбнулся ей, в карих глазах светилась радость.
— Сколько ему лет?
— Десять.
— Мы можем как-нибудь поиграть с ним вместе, — предложил мальчик, — если я снова приду к вам в гости.
— Возможно, — произнесла миссис Кромвель. — Но сейчас у меня к тебе вопрос: ты голоден?
Савва энергично закивал.
Миссис Кромвель поднялась.
— Тогда пойдем со мной, — позвала она. — Посмотрим, что у нас готовится на кухне. Ты любишь запеканку из фасоли?
Савва пожал плечами, собрал камешки и сунул их в карман.
Миссис Кромвель быстро кивнула Бернис и направилась к двери в конце вестибюля.
Савва пошел было за ней, но остановился и оглянулся на Бернис.
— А вы идете? — спросил он.
Бернис покачала головой.
— Нет, я подожду здесь, — ответила она.
Савва пожал плечами и последовал за миссис Кромвель. Потом он снова внезапно остановился, подбежал к Бернис, вытащил из кармана заветные камешки и протянул ей:
— Хотите поиграть, пока я не вернусь?
У Бернис перехватило дыхание. Она хотела сказать «нет, спасибо», но не смогла выдавить ни слова. Вместо этого она взяла камешки. Савва широко улыбнулся и поспешил за миссис Комвель, которая придерживала для него дверь на кухню. Помахав Бернис на прощанье, мальчик исчез. Тогда лжемедсестра положила камешки на стул и выбежала из приюта.