Сироты на продажу

Глава двадцать четвертая

— Из-за внезапной болезни Элизабет у нас не было времени поговорить, — обратилась миссис Хадсон к Пии. — Но все-таки объясни мне, почему ты ничего не рассказывала о братьях до происшествия с сестрой Уоллис.

Они сидели в каминных креслах в гостиной, Купер сладко сопел в колыбели, девочки играли на полу в куклы и в кубики. После банок Элизабет три дня и три ночи ставили компрессы из молока и хлеба, поили ее чаем из цветков бузины, капали в уши раствор опия, и лихорадка наконец спала. Девочка стала дышать ровно, носик прочистился. Теперь она, слава богу, смеялась и играла с сестрами как ни в чем не бывало. Все это время миссис Хадсон говорила мало и только о болезни дочери. До этой минуты.

Не решаясь взглянуть хозяйке в глаза, Пия уставилась на цветочный узор ковра. Со дня стычки с сестрой Уоллис в голове у девочки шел бесконечный жаркий спор, и теперь она сомневалась, что у сестры была информация об Олли и Максе. Возможно, женщина намеренно мучила Пию из личной неприязни. Или мстила за несдержанность во время первой встречи в приюте, когда девочка накричала на нее и обвинила в жестоком розыгрыше. А может, надежда на помощь сестры Уоллис с самого начала была лишь самообманом. И все же, несмотря на робость, Пия обрадовалась, что миссис Хадсон сама завела разговор о прошлом. Пора наконец рассказать всю правду, какой бы ни была реакция хозяйки. И желательно до того, как сестра Уоллис придет за оставшейся частью денег.

— Я боялась, что вы меня прогоните, — призналась Пия.

— С чего бы это?

— Когда я расскажу, что случилось с моими братьями, вы, возможно, не захотите, чтобы я заботилась о ваших детях.

— Я доверяю тебе, — заявила миссис Хадсон. — Но сейчас ты меня пугаешь. Пожалуйста, расскажи мне все поскорее.

Пия глубоко вздохнула и поведала хозяйке всю правду, хотя сердце ее при этом отчаянно сжималось. С каждым поворотом истории миссис Хадсон все шире и шире распахивала глаза.

— Никто не хотел мне помочь, — пояснила Пия. — Все боялись открыть дверь, и я их не виню. — Воспоминания о собственной беспомощности, осознание катастрофы перед тем, как она упала в обморок, паника, когда она очнулась через шесть дней, кошмар пропажи братьев — все эти чувства снова обрушились на нее чередующимися волнами ужаса и вины. Глаза застелили слезы.

— Боже мой, — ахнула миссис Хадсон. — Бедняжка. Могу только представить, какие страдания тебе пришлось пережить. — Она встала и присела перед няней в своем шелковом платье с заниженной талией и атласных туфлях, положив на колени Пии платок.

Девочка вытерла глаза в ожидании, что хозяйка укажет ей на дверь, а то и позовет полицию.

— Если бы я знала, что такое случится, — всхлипывала Пия, — клянусь, я бы никогда не оставила близнецов одних. Они, наверно, так испугались.

Миссис Хадсон посмотрела на нее усталым добрым взглядом.

— Понимаю, — сказала она. — Перестань винить себя. Первая вспышка инфлюэнцы была ужасающей. Казалось, настал конец света. В тех обстоятельствах ты сделала все, что могла, большего от тебя никто не потребовал бы. Я уже не говорю о том, что тебе всего тринадцать лет. Даже мне, взрослой обеспеченной женщине, не хватило бы смелости.

— Но, что бы ни случилось с братьями, вина лежит на мне. — Пия шмыгнула носом и снова вытерла щеки. — Вот почему я не заслуживаю вашей доброты. — Она не ожидала, что заплачет, и ненавидела себя за слезы. Она не заслуживала жалости и понимания. — Если вы захотите прогнать меня, я пойму.

— Не говори глупостей, — сердито заявила миссис Хадсон и взглянула на девочек, чтобы убедиться, что они не слушают. Маргарет и Софи увлеченно переодевали кукол, а Элизабет составляла кубики. Хозяйка понизила голос: — По-твоему, я виновата в том, что Лео заболел и умер?

— Конечно нет!

— А твоя мама? Это ее вина, что она заразилась инфлюэнцей?

Пия опустила взгляд и помотала головой, комкая в кулаке платок.

— Почему же тогда ты виновата в том, что заболела и не смогла вернуться к братьям?

Пия пожала плечами и дрожащими пальцами расправила платок.

— Ты ведь понимаешь, что заболела бы в любом случае, правда? И потеряла бы сознание, даже если бы осталась дома. Ты ведь сама сказала, что вышла на несколько часов.

Пия пожала плечами.

— Наверно.

— Значит, что бы ни случилось с твоими братьями, это все равно произошло бы. И сейчас ты не сидела бы здесь со мной, а лежала бы в общей могиле.

Пия, пораженная, подняла глаза на миссис Хадсон. А ведь хозяйка права: в подполе или нет, но Олли и Макс остались бы в квартире одни, когда она заболела. И если бы Пия умерла — а так, скорее всего, и случилось бы, — кто знает, когда нашли бы малышей? Эта мысль не ослабляла угрызений совести, но Пия впервые после многих месяцев словно смогла вздохнуть полной грудью. Она вытерла глаза и даже сумела улыбнуться.

— Спасибо, мэм.

— За что?

— За то, что не прогоняете меня, а пытаетесь успокоить.

— Спасибо и тебе за честность, — ответила миссис Хадсон. — Жаль, что я раньше не знала твоей истории. Страшно представить, что тебе пришлось нести столь тяжелый груз на юных плечах. Наверно, ужасно, когда сходишь с ума от волнения, и некому даже довериться. — Она встала и вернулась в свое кресло. — Больше никаких секретов, ладно?

— Да, мэм. — Пия снова стиснула платок. Может, она зря искушает судьбу, но надо идти до конца. — Можно у вас спросить, мэм?

— Конечно, Пия, не стесняйся.

Девочка колебалась, стоит ли продолжать.

— Пожалуйста, спрашивай о чем угодно, — подбодрила ее миссис Хадсон. — Мы ведь договорились: никаких секретов.

Пия кивнула.

— Я… я не хотела, но случайно услышала ваш разговор с сестрой Уоллис и… видела, что вы дали ей деньги.

Миссис Хадсон поерзала в кресле и смахнула с юбки невидимую ворсинку.

— Это пожертвование на сирот, — объяснила она.

— Тогда почему вы не хотите, чтобы доктор Хадсон узнал об этом?

Щеки у хозяйки вспыхнули. Потом она встретилась взглядом с Пией и сказала:

— Потому что он рассердится.

— Клянусь, я ему не скажу. Я спросила только потому, что сестра Уоллис может что-то знать про моих братьев.

Миссис Хадсон нахмурилась.

— Почему ты так решила?

— Из-за вопросов, которые она мне задавала. И еще она все время говорила, что я лгу. Откуда она знает?

— Хороший вопрос.

— Извините, что настаиваю, мэм, но почему на самом деле вы дали ей деньги?

Миссис Хадсон с виноватым видом наклонилась к ней и заговорила еще тише:

— Это комиссионные посредника.

— Простите, — сказала Пия, — но я не знаю, что это такое.

— Плата за то, что она нашла Купера. Сестра Уоллис заявила, что ищет детей для тех, кто потерял ребенка или не может иметь своих, и выставляет счет на покрытие расходов. Я не просила ее искать Купера, но она все равно потребовала денег, якобы на поиски других детей. Иначе… — Миссис Хадсон замолчала и мучительно переменилась в лице.

Пия стиснула зубы. Чем больше она узнавала о сестре Уоллис, тем сильнее сомневалась, что та хоть иногда говорит правду.

— Что иначе, мэм?

Миссис Хадсон громко вздохнула.

— Иначе она найдет того, кто заплатит.

Пия охнула. Теперь она ясно видела намерения сестры Уоллис. Этой гадине наплевать на детей, тем более на двух немецких младенцев. Вся доброта и заботливость, все улыбки и жертвы — не более чем маскировка. Видимо, подозрения Пии оказались не лишенными оснований. Она вспомнила странный взгляд сестры Уоллис, когда девочка попросила ее помочь с поисками Олли и Макса сначала в приюте, а потом в доме Хадсонов: медсестра словно увидела привидение.

— Простите меня за такие слова, мэм, но это похоже на… — Пия замялась.

— На что? — спросила миссис Хадсон. — Пожалуйста, закончи свою мысль.

— На торговлю детьми, мэм.

Миссис Хадсон застыла, как громом пораженная.

— Когда я вытащила из кармана саквояжа блокнот, — сказала Пия, — оттуда выпало довольно много денег, и я задумалась, откуда они. — Тут ей пришла в голову неожиданная мысль, и девочка даже выпрямилась в кресле. — Вот почему она отказывается искать Олли и Макса. Думаю, она их тоже продала.

Рука миссис Хадсон дернулась к воротнику.

— О господи? — Она сползла на край сиденья. — Но где тогда она… — Жена доктора остановилась, стараясь справиться с волнением.

— Что, мэм?

— Где она берет детей? Откуда она принесла Купера? — Миссис Хадсон в ужасе смотрела на Пию. — А если она украла его у родителей?

Пия покачала головой:

— Вряд ли. Когда я была в приюте Святого Викентия, туда все время поступали брошенные младенцы. И еще я видела, как сестра Уоллис выбирает детей постарше. История Купера, которую она рассказала, возможно, единственная правда из ее уст.

— Боже мой! — Миссис Хадсон побледнела. — Надеюсь, ты не ошибаешься. — Она прерывисто вздохнула и откинулась на спинку кресла.

— Когда Уоллис придет за остальной частью денег? — спросила Пия.

— Не знаю.

— Она не говорила, где живет?

Миссис Хадсон покачала головой.

— Нет. Иначе я тут же отправила бы туда полицию.

Пия глубоко вдохнула и задержала дыхание, не зная, как лучше сформулировать следующий вопрос, чтобы он не прозвучал нахально, и боясь услышать отказ. Но другого выхода не было: она просто обязана все выяснить, пока не растеряла последнюю храбрость.

— Я понимаю, что прошу слишком много, мэм, но не мог бы доктор Хадсон разузнать о сестре Уоллис побольше и поискать моих братьев? Ведь у него есть доступ к больничным записям и знакомства среди врачей и медсестер.

Миссис Хадсон, кивнув, выпрямилась.

— Конечно. Я попрошу его.

У Пии отлегло от сердца.

— Спасибо, мэм, — поблагодарила она. — Мне очень неудобно, но не мог бы он также узнать, вернулся ли мой отец с войны?

— Мы попробуем.

— Огромное спасибо. Вы даже не представляете, как это важно для меня.

— После всего, что ты для нас сделала, помощь в поисках твоей семьи — пустяковая услуга.

Пия закусила щеку изнутри, боясь докучать хозяйке дальнейшими просьбами. Но она должна попытаться.

— Простите мои капризы, мэм, но нельзя ли мне сходить в нашу старую квартиру и узнать, нет ли новостей у нынешних жильцов?

В глазах миссис Хадсон промелькнули неуверенность и беспокойство. Она явно разрывалась между страхом и желанием помочь.

— Позволь мне сначала поговорить с доктором Хадсоном, — решила она. — Инфлюэнца все еще бродит по городу. Если муж сочтет прогулку безопасной, он сам отведет тебя.

Пии даже не верилось: наконец-то ей действительно готовы помочь.

— Спасибо, мэм, — запинаясь, проговорила она сквозь слезы.

На следующее утро миссис Хадсон рассказала обо всем доктору. Он предложил сводить девочку в ее старую квартиру на следующей неделе, если количество случаев инфлюэнцы будет неуклонно уменьшаться. А пока он позвонит настоятельнице в приют Святого Викентия и расспросит о сестре Уоллис, а также разошлет телеграммы знакомым врачам, руководителям других городских приютов и директорам больниц. Доктор, однако, предупредил, что поиски могут не увенчаться успехом, но обещал сделать все, что в его силах. Для Пии это было самое главное: у нее появилась надежда. Девочка лишь жалела, что не доверилась Хадсонам раньше.

В тот вечер, когда доктор сел во главе стола за ужином, Пия была как на иголках. Она перекладывала столовые приборы у своей тарелки и теребила салфетку на коленях, не решаясь спросить, звонил ли доктор Хадсон матери Джо.

Телефон стоял в кабинете, потому Пия не могла знать, выполнил ли он свое обещание. Но девочка не хотела выглядеть настырной или неблагодарной. Оставалось надеяться, что миссис Хадсон тоже поинтересуется новостями.

По тарелкам разложили кукурузные оладьи и рулет из телятины; миссис Хадсон нарезала порцию мужа, а затем села на свое место и начала кормить Элизабет. Пия, сгорая от нетерпения, уставилась на нее, мысленно пытаясь заставить ее задать мужу вопрос.

Наконец миссис Хадсон спросила:

— Ты уже звонил в приют, дорогой?

Доктор прожевал кусок и ответил:

— Да, я разговаривал с матерью Джо.

Пия так и застыла с едой во рту. Через силу проглотив пишу, девочка положила нож и вилку, взяла салфетку и вытерла губы.

— Она знает сестру Уоллис? — спросила миссис Хадсон.

Доктор снова кивнул.

— Говорит, она святая. Рассыпается в похвалах. По словам настоятельницы, сестра Уоллис за последние несколько месяцев помогла множеству сирот: и младенцам, и детям постарше.

Пия и миссис Хадсон обменялись понимающими взглядами. Они рассказали доктору не все, ограничившись предположением, что сестра Уоллис может что-то знать про Олли и Макса, и умолчав о своих подозрениях. Миссис Хадсон собиралась поведать мужу всю правду, но не сейчас. Пусть сначала выяснит побольше о загадочной медсестре.

— А мать Джо знает, что сестра Уоллис принесла сюда Купера? — спросила миссис Хадсон.

— Нет, я ничего о нем не сказал. А зачем?

— Мне интересно, искала ли сестра Уоллис место в приюте для младенца, — объяснила миссис Хадсон. Поняв, что чуть не проговорилась, она беспокойно глянула на Пию и быстро задала мужу следующий вопрос: — А как насчет ее адреса? Мать Джо знает, где живет эта Уоллис?

Доктор Хадсон покачал головой.

— У нее нет таких сведений, ведь сестра Уоллис не работает в приюте.

— Извините, сэр, — вмешалась Пия, — а мать Джо не упоминала о визитах сестры Уоллис в приют в последнее время?

— Сказала, что не видела ее около недели. Я попросил настоятельницу узнать ее адрес, когда она зайдет снова, и перезвонить мне.

— А как насчет больниц? — продолжала миссис Хадсон. — Там никто не знает, как найти сестру Уоллис?

— Вряд ли, — покачал головой доктор. — Во время эпидемии на службу брали любых физически пригодных женщин, даже без медицинского опыта, а значит, в ряды медсестер влились и не имеющие специального образования горожанки. Некоторые продолжили практику, другие нет. Кое-кто устроился в медучреждения или в помощницы к частным врачам, иные продолжили самостоятельно навещать семьи нуждающихся. Так что невозможно узнать, работала она когда-нибудь в больнице или нет.

— Но она носит униформу, сэр, — напомнила Пия. — Кто-то должен знать, где работает эта медсестра.

— Я свяжусь с Красным Крестом, — пообещал доктор Хадсон.

— Ты спрашивал у матери Джо, есть ли у нее сведения о братьях Пии? — задала очередной вопрос миссис Хадсон.

— Да. Она не помнит, чтобы после первой вспышки болезни в приют поступали близнецы. Но призналась, что записи велись не очень тщательно, особенно в первые месяцы эпидемии.

— Значит, есть вероятность, что мои братья были в приюте Святого Викентия? — ахнула Пия.

— Или в любом другом приюте или богадельне в городе, — уточнил доктор Хадсон. — Когда я сказал матери Джо, что мы ищем двух младенцев, она ответила, что из-за инфлюэнцы тысячи детей оказались без родителей, и приюты были так переполнены, что Управление по делам детей обратилось к людям с просьбой принимать сирот в семьи. Некоторых детей постарше взяли в качестве наемных работников. Кое-кто остался в домах Филадельфии, куда их отправили, но большинство в конце концов оказалось в приютах или в приемных семьях за городом.

У Пии упало сердце. Как она найдет Олли и Макса среди тысяч сирот, особенно если многих выслали из города?

— Сохранились ли записи о местоположении всех этих детей? — спросила миссис Хадсон.

— Возможно, — ответил доктор. — Но наверняка в суматохе многие не попали в документы.

У Пии пропал всякий аппетит, и она задумчиво ковыряла еду на тарелке. Ситуация казалась безнадежной. Но, как ни ужасно, даже если Пия права насчет сестры Уоллис, даже если они найдут ее адрес, даже если отыщутся имена всех детей, отправленных в приюты во время эпидемии, — нельзя забывать о том, что Олли и Макс могли не выжить в тайнике.

Через два дня, в субботу, когда Пия поднималась по лестнице в детскую, чтобы разбудить Элизабет после дневного сна, раздался громкий и настойчивый звонок в дверь. Девочка помчалась в прихожую и поспешила открыть, втайне надеясь, что кто-то из недавних собеседников доктора Хадсона — руководитель Красного Креста или один из друзей-врачей — пришел сообщить, что нашли Олли и Макса. Объявление «Посетителей не принимаем» все еще висело снаружи, так что гость определенно явился по важному делу. Но, положив руку на дверную ручку, Пия засомневалась: а вдруг явилась сестра Уоллис?

Девочка собралась с духом, отодвинула занавеску на окошке около двери и выглянула. На крыльце стояла девушка лет восемнадцати в коричневом пальто, с бледным лицом и темными кругами под голубыми глазами; на лоб спадала соломенного цвета челка, остальные волосы были убраны в кудрявый хвост.

— Вы к кому? — спросила Пия через дверь.

— Меня послала мать Джо, — ответила девушка.

Пия прерывисто вздохнула. Может, мать Джо звонила доктору Хадсону с новостями о сестре Уоллис, но не сумела с ним связаться и отправила гонца, чтобы доставить сообщение лично? Трясущимися руками Пия открыла дверь.

Девушка улыбнулась и протянула коричневый бумажный пакет, обвязанный бечевкой.

— Это лежало на крыльце, — приветливо сказала гостья.

Пакет был адресован доктору и миссис Хадсон. Пия взяла его и спросила:

— Так вас прислала мать Джо?

— Именно. Она сказала, что твоя мама ищет няню для детей.

Пия, растерявшись, нахмурилась. С чего бы вдруг матери Джо говорить такое? Может, миссис Хадсон передумала оставлять ее? Наверно, зря она все-таки рассказала хозяевам правду про Олли и Макса. Пия подавила панику.

— Извините, — произнесла она, — но вы, наверно, ошиблись домом.

— Почему тогда ты взяла пакет? — Девушка указала на имя на почтовом ящике. — Здесь написано, что это дом доктора и миссис Хадсон.

Пия не успела ответить — в прихожую вышла миссис Хадсон, вытирая руки о передник.

— Кто там? — спросила она. — Сестра Уоллис?

Пия с колотящимся в горле сердцем отошла в сторону. Удивится ли миссис Хадсон при виде девушки или она ждала ее прихода?

Хозяйка настороженно остановилась посередине прихожей.

— Что вам угодно, мисс?

— Здравствуйте, миссис Хадсон, — ответила гостья. — Приятно познакомиться. Меня зовут Ребекка Стиллман. Я от матери Джо из приюта Святого Викентия. Она сказала, что вам нужна помощница по дому.

Миссис Хадсон покачала головой.

— Извините, тут какая-то ошибка. Я никого не собираюсь нанимать.

Пия вздохнула спокойнее. Значит, Хадсоны все-таки не собираются избавляться от нее.

— Но я многое умею, мэм, — возразила Ребекка. — Убирать, готовить, ухаживать за садом, заботиться о детях — все, что нужно.

— Мне ничего не нужно, — ответила миссис Хадсон. — И у нас есть кому заботиться о детях. Зайдите весной, когда мы будем засаживать огород.

— Пожалуйста, мэм, — взмолилась Ребекка. Подбородок у девушки внезапно задрожал, она чуть не плакала. — Прошу вас, дайте мне возможность показать себя. Мне не нужны ни комната, ни питание, ничего такого. Жилье у меня есть. Но необходимы деньги, чтобы кормить сына. — Она вытерла слезы. — Ему всего несколько недель, и если я не найду работу, его у меня отнимут.

— Какой ужас! — воскликнула миссис Хадсон. Она взглянула на Пию, в тревоге сдвинув брови, и снова обратилась к Ребекке: — Я бы очень хотела вам помочь, правда. Но не могу никого пустить в дом во время эпидемии.

— Прекрасно вас понимаю, мэм, — ответила Ребекка. — Но насчет меня не нужно беспокоиться. Я совершенно здорова, и я очень честная.

— Сегодня вы здоровы, — возразила миссис Хадсон, — но кто знает, что будет дальше?

— Простите, мэм, но я уже перенесла инфлюэнцу в прошлом году в Нью-Йорке. Врачи говорили, что я поправилась на удивление быстро. С тех пор у меня отменное здоровье.

Миссис Хадсон оглядела Ребекку с головы до ног, нервно теребя кружево воротника и разрываясь между тревогой и желанием помочь.

— Что ж, я бы не хотела, чтобы вы потеряли ребенка.

— Пожалуйста, мэм, — продолжала умолять Ребекка. — Вы не пожалеете, если наймете меня. Мать Джо посоветовала мне сказать это вам.

Миссис Хадсон задумалась, плотно сжав губы, разгладила фартук и снова стала теребить воротник. Ребекка с надеждой взглянула на Пию, словно ища помощи. Наконец миссис Хадсон спросила:

— Вы умеете стирать и гладить?

Ребекка просияла:

— Да, мэм, конечно.

— Хорошо, — проговорила миссис Хадсон. — Тогда заходите на несколько часов утром. Обычно у нас стирка по понедельникам, но с четырьмя детьми приходится стирать чаще. Начнете завтра около восьми.

Ребекка сцепила руки под подбородком в молитвенном жесте; глаза ее светились благодарностью.

— Да, мэм, обязательно.

— Я посмотрю на вас в деле несколько дней и тогда приму решение, — пообещала миссис Хадсон.

— Большое спасибо, мэм, — сказала Ребекка. — Не могу выразить, насколько это важно для нас с сыном.

— Пока благодарить не за что, — заметила миссис Хадсон. — Увидимся завтра.

— Да, мэм, — закивала Ребекка. — Я приду ровно в восемь. Еще раз спасибо, мэм. Клянусь, вы не пожалеете. — Она попятилась вниз по ступеням, вышла на улицу и исчезла.

Пия закрыла дверь и протянула миссис Хадсон пакет.

— Она нашла это на крыльце, — объяснила девочка.

Миссис Хадсон взяла пакет и с сомнением взглянула на Пию.

— Думаешь, я правильно поступила? — спросила она.

Та пожала плечами:

— Понятия не имею, мэм. — Она не удивилась, что миссис Хадсон решила помочь матери сохранить ребенка, но самой ей было все равно, возьмут Ребекку на работу или нет. По правде сказать, было бы приятно пообщаться с новым человеком. В то же время Пия недоумевала, почему мать Джо отправила девушку именно к Хадсонам. — Но нам действительно не помешает прачка.

Миссис Хадсон довольно усмехнулась:

— Лучше и не скажешь, Пия. — Затем, посерьезнев, продолжила: — В любом случае я не могу позволить, чтобы у бедняжки отобрали ребенка. Это было бы ужасно.

Пия согласилась. Она повидала многие разделенные семьи.

— Конечно, мэм, — подтвердила она. — Не можете. Но почему мать Джо послала ее сюда?

— Не знаю, — ответила миссис Хадсон. — Может, вопросы доктора Хадсона навели ее на мысль, что у нас не все в порядке?

— Возможно, — согласилась Пия. — Или она думает, что я не справляюсь со своей работой.

— Не волнуйся, Пия. Пусть мать Джо думает что хочет. Повторяю: это теперь и твой дом. Мать Джо бессильна что-либо изменить.

Пия улыбнулась, на глаза внезапно навернулись слезы.

— Спасибо, мэм, — пробормотала она. — Вы не представляете, как я вам благодарна.

Когда на следующий день Пия вела девочек в кухню на завтрак, Ребекка уже хлопотала там, загружая в таз грязное белье. Кудрявые светлые волосы были убраны назад в мягкий пушистый пучок. Миссис Хадсон стояла у плиты и помешивала манную кашу в кастрюле деревянной ложкой. Когда Ребекка увидела девочек, плетущихся к столу, потирая сонные глаза, она вытерла руки о фартук и, сияя, подскочила к ним.

— Доброе утро! — воскликнула она. — Кто эти чудесные создания?

— Это Маргарет, Софи и Элизабет, — представила их Пия по очереди.

Ребекка сделала легкий реверанс и обратилась к каждой девочке, назвав их принцесса Маргарет, принцесса Софи и принцесса Элизабет.

— Счастлива с вами познакомиться. Меня зовут Ребекка.

Девочки молча уставились на девушку, удивляясь новому человеку в доме.

— Не забывайте о вежливости, — напомнила подопечным Пия. — Когда к вам обращаются, надо отвечать. — Она посадила Элизабет на детский стул и поставила перед ней чашку с молоком.

— Здравствуйте, — одновременно произнесли Софи и Маргарет, забираясь на стулья.

— Я старшая, — пояснила Маргарет. — Мне скоро будет пять лет.

— Ну надо же! — воскликнула Ребекка. — Уже такая большая.

— А мне будет четыре, — сообщила Софи.

— Замечательно, — сказала Ребекка.

Элизабет взяла свою чашечку обеими руками и начала пить. Молоко потекло у нее по подбородку, Пия вытерла ей лицо салфеткой и принялась разрезать для старших девочек кексы с черносливом и фруктами. Ребекка с восторгом наблюдала за семейной идиллией, а миссис Хадсон начала раскладывать по тарелкам манную кашу.

— Сходить за Купером? — спросила Пия хозяйку. — Мне кажется, он уже проснулся: я слышала его, когда спускалась по лестнице.

— Да, принеси его, пожалуйста, — попросила миссис Хадсон. — А я пока покажу Ребекке, как пользоваться катком для белья.

Убедившись, что девочки начали есть, Пия поднялась наверх за Купером. Он лежал на спине, разглядывая на потолке тени качающихся за окном деревьев.

— Доброе утро, наш чудесный мальчик, — поздоровалась она.

Купер заулыбался ей, загулил и потянул вверх ручки.

Пия наклонилась за малышом и вдруг замерла. В углу кроватки лежала деревянная погремушка — точно такая же, как отец делал для Олли и Макса. У Пии сжалось сердце, и все поплыло перед глазами. Она взяла погремушку, чтобы внимательно ее рассмотреть. Определенно самодельная; на куске бечевки с обеих сторон гладкой рукоятки прикреплены по четыре медных шарика. Доктор Хадсон не смог бы вырезать такую одной рукой. Пия погремела игрушкой, и глаза наполнились слезами: знакомый звук, напоминающий рождественские бубенчики. Девочка взглянула на основание рукоятки. Дерево было шершавым, словно им водили по твердой поверхности, но девочка все же различила полустертую букву «М».

Пия ахнула и бросила игрушку, чуть не попав Куперу по голове. Это же погремушка Макса! Но откуда она взялась? И как сюда попала? Пия, дрожа и пытаясь держать спину ровно, пошла к выходу из детской. Нужно рассказать о погремушке миссис Хадсон. Потом девочка остановилась. Купера лучше взять с собой: нельзя оставлять его здесь. Но придется поторопиться и выяснить, откуда взялась игрушка, пока не разорвалось сердце в груди. Или Пия сошла с ума? Существуют, наверно, сотни самодельных погремушек и еще больше младенцев с именем, начинающимся на «М». Может быть, это игрушка Купера, ведь его настоящее имя неизвестно. Допустим, сестра Уоллис принесла ее вместе с ребенком, а миссис Хадсон не сразу решилась положить погремушку рядом с малышом. Пия глубоко вдохнула и попыталась рассуждать логически. Пусть даже на рукоятке вырезана буква «М», это может быть простым совпадением. Пия снова взяла погремушку и осмотрела ее. Все-таки сходство с игрушкой Макса поразительное.

Тут Купер начал кукситься и вывел ее из задумчивости. Пия положила загадочный предмет, взяла мальчика на руки и понесла к пеленальному столику. Она задаст вопрос миссис Хадсон через несколько минут. Под оживленное ауканье ребенка девочка сняла с него ночную рубашечку и поменяла подгузник. Она автоматически улыбалась и нежно щекотала пальцами теплую шейку малыша, но мысли ее были далеко.

— Ты сегодня радуешься? — спросила Пия. — Конечно радуешься.

Ребенок сунул маленький кулачок в рот, пытаясь сосать костяшки пальчиков.

Заставляя себя сосредоточиться на деле, Пия переодела младенца и понесла его вниз. В кухне миссис Хадсон мыла у раковины посуду. Раскрасневшаяся и вспотевшая Ребекка склонилась над тазом около плиты. Увидев Купера, она выпустила из рук мокрую простыню и подбежала взглянуть на мальчика поближе.

— О боже, только посмотрите на него! — восторженно воскликнула она. — Какой красивый! И так похож на моего Саймона. Даже не плачет. — Она умильно сцепила руки под подбородком. — Обожаю младенцев. Можно его подержать?

Пии отчаянно хотелось поскорее узнать, откуда появилась погремушка, но она подавила нетерпение и вопросительно посмотрела на хозяйку: можно ли дать Купера Ребекке?

Миссис Хадсон слегка покачала головой, вытерла руки полотенцем и направилась к ним.

— Ребекка, — строго сказала она, — я наняла тебя стирать, а не играть с детьми. Если после работы у тебя будет время, можешь провести несколько минут с Пией и девочками. И тебе следовало бы помнить, что я впервые за несколько месяцев допустила в дом постороннего человека. Полагаю, ты понимаешь, почему только мы с мужем и Пия можем приближаться к Куперу.

Ребекка уронила руки, шлепнув ладонями по мокрому фартуку.

— Да, мэм, — с явным разочарованием произнесла она и вернулась к тазу.

Пия отдала ребенка миссис Хадсон и сообщила:

— Я его переодела.

— Спасибо, Пия, — поблагодарила та и поцеловала Купера в лоб. — Здравствуй, мой милый мальчик. — Потом снова обратилась к Пии: — Я покормлю его в другой комнате. Присмотришь за девочками?

— Конечно, — ответила няня. Больше всего на свете ей хотелось задать вопрос о погремушке, но Купер проголодался. Придется подождать.

Пия села за стол и стала наблюдать, чтобы подопечные не пихали друг друга и не сажали пятна на чистую одежду; между тем ноги ее под столом подрагивали от нетерпения Ребекка усердно терла одежду и подгузники о стиральную доску, время от времени приветливо улыбаясь Пии и девочкам. Приходилось признать, что работница она хорошая. И хотя еще вчера Пию радовала возможность поговорить с новым человеком, сейчас она была довольна, что Ребекка не пытается завести беседу: мысли были заняты другим предметом, и точить лясы, тем более с незнакомкой, совсем не хотелось.

Когда миссис Хадсон наконец вернулась, она положила Купера в колыбель около плиты и снова подошла к раковине, чтобы вытереть и поставить на место посуду. Пия приблизилась к хозяйке, оглянувшись через плечо на Ребекку. Девушка стояла к ним спиной и выжимала простыню.

Пия понизила голос.

— Скажите, пожалуйста, мэм, откуда в детской деревянная погремушка?

— Та старая вещица? — спросила миссис Хадсон. — Она была в пакете, который Ребекка нашла вчера на крыльце.

У Пии пересохло во рту.

— Вы знаете, от кого он?

Миссис Хадсон поставила вымытое блюдо на стол, вытерла руки и сделала знак Пии пройти в кладовку. Там хозяйка прошептала:

— Это очень странно. Ни обратного адреса, ни записки — ничего. Сначала я не хотела давать игрушку Куперу, но муж предположил, что она была при его матери, когда ту забрали в сумасшедший дом, и кто-то из персонала послал ее нам.

— А что означает буква на рукоятке?

— Похоже, это первая буква настоящего имени Купера, — сказала миссис Хадсон.

Пия стиснула зубы. Она тоже об этом подумала, но надеялась, что сестра Уоллис сразу назвала миссис Хадсон имя младенца. Теперь невозможно узнать, его это инициал или нет. Только вот с чего бы сотрудникам психиатрической больницы беспокоиться о старой самодельной игрушке, да еще платить за посылку? И почему на пакете нет обратного адреса? Вдруг у Пии появилась новая мысль, и сердце понеслось вскачь.

— Думаю, пакет не из больницы, — заявила она.

— Почему?

— Если погремушка принадлежит Куперу, то пославший ее должен был знать его местонахождение. А если сестра Уоллис действительно торгует детьми, она никому не скажет, где мальчик.

Миссис Хадсон удивленно распахнула глаза; она явно нервничала. Потом хозяйка указала подбородком в сторону кухни:

— Как насчет Ребекки? Ведь именно она нашла пакет на крыльце.

— Можно спросить у нее, но вряд ли ей известно содержимое посылки.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда, что это точно такая же погремушка, какие отец вырезал для моих братьев, с первой буквой имени на рукоятке. Думаю, ее прислала сестра Уоллис.

Миссис Хадсон схватилась за полку и побледнела.

— Господи!

— Я не уверена, мэм, но это кажется разумным. И у меня есть предчувствие, что я права.

— Вроде того предчувствия насчет Лео и Элизабет?

Пия впилась ногтями в ладони и кивнула. На самом деле ощущения были другие, но ей во что бы то ни стало хотелось заставить миссис Хадсон воспринимать ее всерьез.

— Наверно, пора все рассказать мужу, — решила хозяйка. — Он подскажет, как поступить.

Пия снова кивнула. Она не знала, чего ждать от доктора, но стоило попробовать. Вот только до вечера, когда он окончит прием, она с ума сойдет.

— Можно я пойду поговорю с ним, мэм? — спросила Пия.

— Сейчас? — удивилась миссис Хадсон.

— Да, если позволите. Вряд ли я вытерплю до вечера.

Миссис Хадсон нахмурилась и задумалась.

— Думаю, можно попросить его уделить нам несколько минут между пациентами.

Она вышла из кладовки, и Пия последовала за ней, радуясь, что миссис Хадсон поверила ей и готова во всем разобраться. Когда они вернулись на кухню, Ребекка стояла на коленях у колыбели Купера и тихонько напевала, но, увидев хозяйку, снова бросилась к тазу с бельем. Миссис Хадсон повесила тряпку для посуды на сушилку и развязала фартук.

— Ребекка, — сказала она, — мы сейчас говорили о посылке, которую ты вчера нашла на крыльце. Где именно она лежала?

— Прямо около двери, мэм, — ответила девушка.

— Так вы не видели, как почтальон ее принес? — уточнила Пия.

Ребекка покачала головой.

— Нет. Когда я подошла, она уже лежала. — Она с тревогой посмотрела на миссис Хадсон. — Что-то не так, мэм?

— Все хорошо, — успокоила ее миссис Хадсон. — Мы просто не знаем, от кого она, поскольку обратного адреса на пакете нет.

— Я тоже не знаю, мэм, — заверила Ребекка.

Миссис Хадсон со значением взглянула на Пию и снова обратилась к Ребекке:

— Можешь несколько минут присмотреть за детьми? Мне нужно отвести Пию в кабинет мужа. Я скоро вернусь.

Ребекка оживилась.

— Конечно, мэм, с удовольствием.

— Когда девочки доедят, пусть помогут тебе убрать со стола, — добавила миссис Хадсон.

— Хорошо, мэм, — ответила Ребекка. — Не спешите. — Она вытерла влажный лоб тыльной стороной кисти и подошла к девочкам.

— Я недолго, — предупредила миссис Хадсон. — Но на всякий случай знай: кабинет в другом конце коридора. Если Купер начнет кукситься, не бери его на руки, позови меня, ясно?

— Да, мэм, — с готовностью согласилась девушка. — Не волнуйтесь. Все будет хорошо.

Миссис Хадсон коротко кивнула ей и направилась в кабинет мужа. Пия в предвкушении важного разговора поспешила за ней. Они подождали несколько минут, пока доктор закончит прием пациента, после чего миссис Хадсон спросила мужа, может ли Пия поговорить с ним. Сама хозяйка намеревалась сразу же вернуться на кухню, но когда Пия начала свои объяснения, не смогла уйти. Доктор Хадсон был потрясен рассказом девочки и поначалу, конечно, рассердился, что жена не сказала ему про деньги. Но он простил ее, как только она объяснила причину своего испуга: ведь сестра Уоллис пригрозила, что найдет для Купера новый дом, если ей не заплатят.

— Я думаю, Пия права: мальчик наверняка подкидыш или приютский, — сказал доктор. — Потому что похищения младенцев в последнее время в городе не отмечены. Пропало лишь несколько детей постарше. В любом случае сестра Уоллис совершила дурной поступок.

— Так ты уже не считаешь, что погремушку прислали от матери? — спросила миссис Хадсон.

Ее муж покачал головой.

— После рассказа Пии — нет.

— Удастся ли узнать, не сестра ли Уоллис прислала ее? — произнесла Пия.

— Я не вижу способов, — признался доктор.

— А если спросить начальника почты или почтальона? — предложила миссис Хадсон.

— Вы уверены, что пакет пришел по почте? — спросил доктор Хадсон. — На нем были штамп и марки?

Миссис Хадсон опустила плечи.

— Я не помню, — вздохнула она.

— Я тоже, — подтвердила Пия. — Уоллис могла и сама его принести.

— Если посылка от нее, такое возможно, — заметил доктор Хадсон. — И если она действительно торгует детьми, пусть ею занимается полиция. Но для начала расследования нужны доказательства.

— Она угрожала отобрать у меня Купера, если я не заплачу, — напомнила миссис Хадсон. — Разве это не доказательство?

Доктор снова покачал головой.

— А она станет все отрицать. И ведь мы даже не знаем, где ее искать. Куда мы отправим полицию?

Пия сквозь слезы взглянула на миссис Хадсон.

— Прости, Пия, — сказала хозяйка. — Мы еще раз подумаем за ужином, ладно? Уверена, решение найдется, а пока надо вернуться к детям. Я и так оставила их слишком надолго.

Пия кивнула и в полном отчаянии пошла следом за хозяйкой в кухню. Как они узнают, есть ли у сестры Уоллис сведения об Олли и Максе, если не сумеют найти ее? Оставалось надеяться, что сестра придет за оставшейся частью денег. Но даже тогда — что они могут сделать? Вынудить ее сознаться? Связать до приезда полиции? Все это маловероятно.

В кухне они обнаружили, что Элизабет вылезла из стульчика и стоит на столе, а по рукам, платью и волосам у нее размазана манная каша. Маргарет забралась ногами на стул и прыгала, распевая песню про паровозик, а трехлетняя Софи водрузила на голову измазанную черносливом тарелку. Ребекки нигде не было. Миссис Хадсон ужаснулась и подбежала к колыбельке Купера, крича Маргарет, чтобы та слезла со стула. Пия, злясь на Ребекку, сняла со стола Элизабет и забрала у Софи липкое блюдо. Почему эта девушка оставила детей без присмотра? И где она вообще?

И вдруг миссис Хадсон закричала:

— Он пропал!

Пию словно холодной водой окатили.

— Что? — переспросила она.

— Купер пропал! — крикнула миссис Хадсон.

— Маргарет, — высоким напряженным голосом обратилась Пия к девочке. — Где Ребекка? Скажи мне немедленно!

Все еще стоя на стуле, Маргарет указала на дверь в главный коридор.

— Она пошла наверх, потому что Куперу нужен чистый подгузник. Сказала, что он сделал бяку. — Девочка захихикала. — Мамочка, что такое бяка?

Миссис Хадсон с облегчением вздохнула и, пошатываясь, приложила руку ко лбу, а потом спохватилась и сняла Маргарет со стула.

— Она не должна была забирать мальчика, — проворчала она. — А тем более оставлять вас одних.

Пия усадила Элизабет на стул и вытерла манную кашу с рук и волос девочки.

— Пойду посмотрю, где Ребекка, — сказала она.

— Да, будь добра, — попросила миссис Хадсон. — И отправь ее сюда немедленно: хочу сказать ей пару слов. — Она подвела Софи к раковине, чтобы смыть следы чернослива.

— Хорошо, мэм. — Пия побежала по коридору, чувствуя, как от беспокойства крутит живот. Она ведь совсем недавно поменяла Куперу подгузник. Даже если мальчик снова его испачкал, Ребекке было велено не брать ребенка на руки. Если ей так нужна работа, как она утверждала, почему она ослушалась миссис Хадсон? Где логика? Пия бесшумно взлетела вверх по лестнице и ринулась к детской. Волнение росло с каждым шагом. А вдруг Ребекка соврала Маргарет насчет подгузника? И ее нет в детской? У дверей комнаты Пия остановилась, опешив от увиденного.

Ребекка сидела в кресле-качалке с Купером на руках, лицо ее было мокрым от слез, а блузка расстегнута. Заметив Пию, она осторожно положила ладонь на затылок Купера, прижимая его к обнаженной груди.

Пия бросилась к ней, протянув к ребенку руки.

— Отдай его мне, — приказала она.

Ребекка покачала головой.

— Нет, — тихо, но твердо произнесла она. — Не сейчас.

— Ты тронулась умом? — воскликнула Пия. — Сейчас же отдай мне ребенка!

— Не отдам, — возразила Ребекка. — Молоко идет.

— Это не твой ребенок, — Гнев переполнял Пию. — Это не Саймон.

— Знаю, — хрипло ответила Ребекка с глубокой тоской в глазах.

Пия попыталась забрать Купера, не девушка крепко его держала. Некоторое время они боролись и наконец Пия отступила, опасаясь навредить малышу.

— Отдай, — сквозь стиснутые зубы произнесла она.

В это время в коридоре раздались шаги, и в детскую вошла миссис Хадсон с Элизабет на руках, а позади нее семенили Софи и Маргарет. Увидев, что Ребекка кормит Купера, она побледнела и остановилась.

— Что это ты вытворяешь? — закричала она, отдала Пии Элизабет и подошла к Ребекке. — Отдай ребенка!

Та сначала сопротивлялась, но потом отпустила мальчика. Миссис Хадсон выхватила у нее младенца и отступила, глядя на прачку, как на опасную безумицу. Ребекка бессильно уронила руки на колени, и из груди у нее брызнуло молоко, запачкав бирюзовую блузку.

— Софи и Маргарет, — обратилась к дочерям миссис Хадсон, — идите в свою комнату.

— Но мама, — начала Маргарет, — мы просто…

— Не заставляйте меня повторять дважды, — строго сказала миссис Хадсон. — Немедленно идите к себе. Пия скоро к вам придет.

Девочки надули тубы, но послушались.

— Извините, мэм, — сказала Ребекка. — Но он начал беспокоиться, и я… просто не могла удержаться.

Миссис Хадсон указала дрожащим пальцем дверь и гневно произнесла:

— Убирайся из моего дома! Чтобы ноги твоей здесь не было!

— Пожалуйста, мэм! — взмолилась Ребекка. — Я больше не буду, честное слово! Я допустила неосторожность!

— Неосторожность? — крикнула миссис Хадсон. — Неосторожность — это порвать простыню или разбить блюдо, а твой поступок называется по-другому. Уходи, пока я не попросила мужа вызвать полицию.

По щекам Ребекки потели ручьи слез.

— Прошу вас, — рыдала она, — извините, что обманула вас, мэм… но… мой сын… мой дорогой Саймон… умер сразу после рождения. Его отец обещал жениться на мне, но обманул, и я._ — Она уронила голову на руки. — Я скучаю по своему мальчику.

Миссис Хадсон со слезами на глазах слушала ее, прижимая Купера к груди.

— Я искренне сочувствую твоему горю, но ты… ты не должна была… Купер — мой сын.

Ребекка выпрямилась и вытерла слезы.

— Я это знаю, мэм, — сказала она. — Вы правы. Он ваш сын. И я не имела права… я просто… — Она встала с кресла-качалки и дрожащими пальцами застегнула блузку, качаясь, словно пьяная. — Надеюсь, вы понимаете свое счастье: у вас столько детей и достаточно средств, чтобы их содержать. Не каждой матери так везет.

— Я отдаю себе отчет, что я счастливая женщина, — ответила миссис Хадсон. — И твои напоминания мне не нужны.

Ребекка кивнула и, шатаясь, пошла к двери, моргая покрасневшими глазами, как будто только что очнулась от кошмара.

Миссис Хадсон с мокрым от слез лицом посмотрела ей вслед, потом отдала Купера Пии.

— Присмотри, пожалуйста, за детьми, — попросила она. — Хочу убедиться, что она ушла.

— Может, позвать доктора Хадсона? — предложила Пия.

— Нет, — ответила миссис Хадсон. — Я справлюсь.

В следующее воскресенье объявили о существенно сократившемся количестве заболевших, и доктор Хадсон сообщил Пии, что нанял кеб для поездки вместе с ней в бывшую квартиру семьи Ланге. Миссис Хадсон попросила их надеть маски, и доктор согласился, что рисковать не стоит, несмотря на многообещающие прогнозы. Пии было все равно, лишь бы узнать новости о братьях или об отце. Война закончилась несколько месяцев назад, и фатер уже должен был добраться до дома.

Глядя из окна кеба на улицу, Пия чувствовала себя так, словно ее выпустили из тюрьмы. Сколько месяцев она отсиживалась у Хадсонов? За это время столько всего произошло, что девочка потеряла счет времени. Дни сливались в недели, а недели — в месяцы, которые казались годами. Как и раньше, она высматривала знакомые лица: Олли, Макса, отца или Финна. И конечно, сестры Уоллис. По крайней мере, если теперь Пия узнает кого-нибудь, доктор Хадсон попросит возницу остановиться и выпустить ее.

Когда прибыли к ее прежнему дому, Пия на ватных ногах вышла из кеба. Если она найдет отца, то как объяснит ему пропажу Олли и Макса? Поймет ли ее фатер или рассердится и станет обвинять? Пия, дрожа, обхватила себя за локти и подняла глаза к окнам своей бывшей квартиры. К собственному удивлению, она обнаружила, что не хочет больше видеть старый дом: ей лишь хотелось узнать, что случилось с родными. Тесные темные комнаты в доме 408 в переулке Шанк хранили слишком много горьких воспоминаний: об ушедшем на войну отце, смерти матери, запертых в подполе Олли и Максе.

— Готова? — спросил доктор Хадсон, и девочка вздрогнула от неожиданности.

Потом она собралась с силами, кивнула, сделала глубокий вдох и повела спутника по ступеням крыльца.

Обходя скомканные газеты, ржавое ведро и осколок оконного стекла, они прошли по неосвещенному вестибюлю и стали подниматься по лестнице. Известка и грязь скрипели под ногами, воздух был пропитан запахом вареной капусты и жареного лука. Пия вспомнила, как возвращалась из школы домой, предвкушая ужин с родителями и игры с Олли и Максом. Светлая, счастливая пора беззаботности, прежде чем на мир опустился мрак и жизнь перевернулась с ног на голову. Казалось, закрой она глаза — и снова окажется там. Но наваждение быстро исчезло и сменилось мучительной душевной болью и скорбью.

Пия с доктором поднялись на четвертый этаж, и девочка поспешила к двери своей бывшей квартиры; сердце чуть не выпрыгивало из груди. Что, если там сейчас поселилась другая семья и надо будет снова растолковывать, кто она такая и зачем пришла? Говорят ли новые жильцы по-английски? Откроют ли вообще ей дверь? Пия глубоко вздохнула, постучала и взглянула на доктора Хадсона. Он ободряюще ей улыбнулся, но в глазах его было заметно сомнение. Несколько секунд ожидания показались часами. Пия прикусила нижнюю губу и снова постучала. Наконец ручка повернулась, и дверь открылась. На пороге стояла темноволосая женщина с усталым лицом, держа на руках ребенка. К радости Пии, это была та самая венгерка, с которой она пыталась объясниться в прошлый раз.

— Visszajöttél?[25] — приветливо улыбаясь, проговорила женщина и жестом пригласила гостей внутрь.

Доктор Хадсон снял котелок и следом за Пией вошел в квартиру. Двое детей, которых Пия видела во время предыдущего посещения, играли на полу с той же куклой и деревянной юлой. Мужчины с клочковатой бородкой нигде не было видно, и Пия подумала, не случилось ли с ним чего-нибудь. После нескольких месяцев в красивом доме Хадсонов комнаты, которые она когда-то называла домом, показались еще меньше и темнее; полы, стены и шкафы были обшарпанными и закопченными, занавески и постельное белье — грязными и рваными. До сего дня Пия не осознавала, насколько бедна ее семья. Их квартира и дом Хадсонов разительно отличались друг от друга — как ночь и день, черное и белое, навоз и алмазы. Пия снова задалась вопросом, почему Бог допускает подобную несправедливость. Почему кому-то приходится страдать по прихоти судьбы, из-за невезения, неблагоприятных обстоятельств или низкого происхождения? Кроме прочего, девочке стало стыдно, что она не попросила миссис Хадсон послать этим беднякам еду и чистое белье. У ее хозяев явно всего в избытке. Может, доктор Хадсон, который тоже поразился убогости обстановки, даст им немного денег?

Женщина указала на него, вопросительно подняв брови:

— Ez az apád?[26]

Пия не понимала слов, но догадалась, о чем спрашивает венгерка, и покачала головой:

— Нет, это не мой отец.

Женщина, нахмурившись, вскинула подбородок. Пия сделала жест, как будто пишет.

— Отец не возвращался? Вы отдали ему мою записку?

Женщина подошла к пыльной полке над столом, сунула руку в синюю вазу и передала Пии сложенный листок бумаги. У девочки перехватило горло. Это была оставленная ею для отца записка, покрывшаяся тонким слоем сажи. Значит, фатер не приходил. Потом хозяйка квартиры вынула второй листок, желтый. Телеграмма.

От волнения и страха Пия чуть не потеряла сознание. Она взглянула на доктора, словно проверяя, что он еще здесь, и дрожащими руками развернула телеграмму.

В сердце Пии разверзлась черная пропасть, и девочка, уронив телеграмму, рухнула на пол. Все тело свело новой болью. Несколько слов, напечатанных на куске бумаги, погасили последний проблеск надежды на возвращение отца. Теперь стало ясно: больше Пия никогда его не увидит. Фатер не вернется и не поможет ей искать близнецов. Она никогда не сможет ему сказать о своей любви. В мозгу ее вспыхивали картины: отец на плечах несет ее в лес и терпеливо ждет, пока она соберет сосновые шишки; вот он учит ее произносить напечатанные в газете слова; счастливо улыбается, в первый раз взяв на руки близнецов. Потом Пия перенеслась мыслями в тот день, когда фатер уезжал на войну. Она не помнила, сжала ли дважды его руку, чтобы показать, как сильно его любит. Наверняка она сказала об этом вслух, обняла его и заставила пообещать беречь себя. Но выразила ли она свою любовь их тайным способом? Это не сохранилось в памяти. Потом ей представилась ужасная картина: обожаемый фатер в военной форме лежит на поле битвы с простреленной грудью и запекшейся на лице кровью.

— Нет! — закричала девочка. — Это неправда! Он не мог умереть!

Спрятав лицо в ладонях, она содрогалась от рыданий, с каждым мучительным спазмом теряя силы. Действительность нанесла ей последний сокрушительный удар. Родители умерли. Братья, возможно, тоже. Теперь она одна в целом свете.