Глава 14

Не могу сказать, почему, но я не слишком огорчился, когда понял, что мы с Кэсси расстались.

Нет, не так. Я огорчился. Правда.

Но в то же время был доволен: я справился без неё.

Когда Кассандра призналась, что оберегала меня всю мою жизнь, я испытал... разочарование. В себе самом.

Ну, это как вам бы всю дорогу рассказывали, что вы росли гением: читали с трёх лет, в пять декламировали наизусть Гомера — всё в таком духе.

А потом бы выяснилось, что до второго класса вы ходили в памперсе...

Обидно. А главное — унизительно.

Словом, как не жаль мне было отношений с Кассандрой, я был рад, что избавился от опеки опасной девушки.

Несмотря на восход Задницы, одна позиция так и не изменилась: я находился в глухом лесу и совершенно не знал, куда идти.

Нет, дорога никуда не делась. Но случайно выбрать не то направление, и топать в обратную сторону, то есть, к замку Аргобб — не улыбалось.

Может, стоит прибегнуть к традиционному способу — взобраться на дерево и изучить диспозицию сверху?..

Я примерился к парочке деревьев.

В детстве я обожал лазать. Да и сейчас, что греха таить, хлебом не корми, дай вскарабкаться куда-нибудь повыше.

Но эти деревья, при ближайшем рассмотрении, были совершенно не приспособлены для лазания. Они олицетворяли, так сказать, антилазательную концепцию.

Деревья походили на хорошо продуманный частокол. Уснащенные шипами, дуплами, осиными гнёздами и другими милыми сюрпризами, которые дадут о себе знать лишь в самый последний момент — когда я буду лететь вниз головой, стукаясь макушкой о каждую ветку, как Винни-Пух.

Эти деревья внушали уважение.

Оставалось одно: вызвать МЗЧ.

Этого я не хотел делать по двум причинам.

Первая: ослиное упрямство. Хотелось разобраться с проблемой своими силами, не прибегая к "богу из машины".

Вторая: я испытывал чертовски большие сомнения, что у меня получится.

На всём протяжении нашего знакомства, МЗЧ появлялись, когда им заблагорассудится. И если они не явились даже когда меня заживо поедали кролики...

Ну, у них ведь могли найтись дела поважнее. Или они не посчитали опасность столь уж конкретной, или...

Да мало ли, почему.

Но попробовать стоит.

После всего, что со мной было, телепаться на своих двоих сколько-то километров мне попросту не хотелось. Да и время поджимало.

До судьбоносной встречи с Денницей в "Танцующем вертеле" остался один день. Часов пятнадцать, по меркам Сан-Инферно, но вы и сами знаете, как способно сжиматься время, когда его требуется побольше.

Стоя на дороге из желтого кирпича, я несколько раз глубоко вздохнул, закрыл глаза и...

А собственно, что "и"?

Понятия не имею, как работает связь между мною, и летающей тарелочкой, населённой мелкими зеленокожими эмпатами?

Ситуация...

И только я так подумал, как ощутил — нижней частью спины, будем называть это так, — некую вибрацию. Как будто рядом вдруг заработал холодильник.

Я обернулся и... расплылся в улыбке.

Тарелочка была на месте.

Круглая, блестящая, словно только что из посудомойки. И в ней уже открывался люк.

— Приветствуем тебя, наш любимый, дорогой Повелитель!

К своему стыду, я так и не научился их различать. Так что трое МЗЧ, высыпавшие из тарелочки, как горошинки из стручка, были для меня на одно лицо. Плоское, с двумя дырочками вместо носа и слегка выпученными от усердия дружелюбными глазками.

Малышата обступили меня с трёх сторон и крепко обняли тонкими, похожими на кабели ручками.

Мне стало приятно.

— И вам привет, мои дорогие э... подданные.

Удивительно: как такие слова слетают с моего языка всё легче и легче...

— Чем мы можем служить тебе, о Повелитель? — спросил один, преданно глядя на меня снизу. — Ты желаешь наказать какой-нибудь непокорный народ и выжечь его города лучами смерти?

Я забыл напомнить: ртов у МЗЧ не было. И слегка механический, лишенный интонаций голос шел из небольшой коробочки у них на груди.

— Или ты хочешь покарать неугодных и превратить их города в озёра кипящей лавы? — осведомился второй.

А потом умильно подмигнул.

— А может быть, о Повелитель, ты предпочитаешь индивидуальный подход? Мы можем уничтожить КАЖДОЕ живое существо, по отдельности. Применяя оригинальные и остроумные методы умершвления... — прошелестел третий и покрепче обнял меня лапками.

— Бэ...

— Повелитель желает, чтобы мы применили все методы сразу! — раздалось из механических коробочек.

МЗЧ отлепили от меня лапки и ринулись к своей тарелочке — очевидно, осуществлять моё не высказанное желание.

— А НУ, СТОЯТЬ!

МЗЧ замерли на полушаге. Их узкие спинки выражали готовность к действию, конечности подрагивали от едва сдерживаемого рвения.

Обойдя их по широкой дуге, я занял позицию между зеленявками и трапом летающей тарелки.

А потом упёр руки в бока и посмотрел на них строго, как Шварцнеггер, воспитатель детского сада.

— НИКОГО УНИЧТОЖАТЬ НЕ НУЖНО.

МЗЧ осторожно переглянулись. Они всё ещё стояли так, как их застал мой окрик, и осуществить обмен взглядами было трудновато. Но у них получилось.

— Но Повелитель, — умоляюще сказал тот, что стоял в центре композиции. — Разве не в том наша цель, чтобы служить тебе?

— Помните, что я вам говорил? — я нахмурился и скроил серьёзное лицо. — Вы сами должны выбирать цели в жизни!

— И мы выбрали тебя, о Повелитель. Нам не нужен никто другой, — второй зеленявка приложил ручки к тому месту, где у нормальных людей находится сердце.

— Ты, Повелитель, самая яркая, интересная и интригующая цель, что у нас была, — поддакнул третий.

Я закатил глаза.

— Тогда можете просто отвезти меня в Сан-Инферно, — я отошел, пропуская МЗЧ к трапу. — Никого не уничтожать. Никого не умершвлять. Просто подбросить меня до города — и всё. И кстати: отомрите уже. Смотреть противно.

МЗЧ, понурившись, полезли по трапу в тарелочку. Последний на пороге обернулся.

— Мы свято храним твои слова в наших переводных устройствах о Повелитель, — сказал он с укоризной.

Зеленявка нажал на коробочке незаметную кнопку, и из неё полился мой собственный, чуть искаженный голос:

— НЕ ДЕЛАЙТЕ НИЧЕГО ТАКОГО, ЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ БЫ НА ВАШЕМ МЕСТЕ Я.

— И правильно, — я кивнул. — Ведь я же никого не умершвляю. Не сжигаю лучами смерти и не превращаю в лаву! Что в этом сложного-то?

— Мы долго думали над твоей заповедью, о Повелитель, — из тарелочки высунулся второй МЗЧ.

— И пришли к выводу, что мы не знаем, что она означает, — сказал, выглянув, первый.

Вот чёрт.

Я почесал в затылке.

— Если бы ты оставил более чёткие инструкции, — просительно заломил ручки третий. — Мы бы их выучили и никогда не отступали от сказанного тобой.

В тоске я уселся на ступеньку трапа.

МЗЧ, как по команде, вновь меня окружили и принялись гладить по голове.

— Ну и трудную вы мне задали задачку, чуваки, — наконец сказал я. — Составить свод правил для целого народа — это большая ответственность. Я и со своей-то жизнью разобраться не могу.

— Ты справишься, о чувак-Повелитель, — ласково ответствовала механическая коробочка.

Я горестно вздохнул. Приятно, конечно, сознавать, что кто-то верит в тебя безоговорочно.

И кажется, очередная возможность проявить эту веру как раз на подходе. Я вовсе не имею в виду спор с Денницей.

Что делать с демангелом, я знаю: применить всё своё умение, всё упорство и изобретательность — словом, вывернуться наизнанку, перевернутся с ног на голову и научиться стоять на ушах, держа на носу соломинку от коктейля. Делов-то.

Не то, что рассказать, как правильно жить, целому зелёному сообществу...

— А может, мы заберём его на Плюк? — встрепенулся первый МЗЧ. — И будем внимать мудрости Повелителя каждый миг, каждое мгновение!

— Мы крепко-крепко обнимем Повелителя, и никогда-никогда не отпустим, — мечтательно закатил глазки третий.

— Мы подарим ему наших самых красивых дев... — сладко зажмурился второй. — Тех, у кого самая зелёная кожа и самые влажные бородавки...

— Мы будем ТАК СЧАСТЛИВЫ!..

Заголосили они все втроём, а потом плюхнулись передо мной на колени и заломили ручки в молитвенном экстазе.

И никто не узнает, где могилка моя... — по спине, животу и ногам поползли толстые мурашки с холодными лапками.

Вот возьмут сейчас меня, схватят, скрутят, и увезут на Плюк — если б знать, что это такое...

А потом ещё прекрасные девы. Зелёные. С бородавками.

Невежливо разбросав человечков, я вскочил.

— Так... — глаза лихорадочно перемещались с одного на другого. Те смотрели выжидательно и с готовностью — как щенята, которым вот-вот предложат поиграть и сахарную косточку. — Никто никого никуда не везёт.

— Ты нас не любишь, о Повелитель? — щенки собирались вот-вот расплакаться.

Я прикрыл глаза и сдавил пальцами переносицу. А потом улыбнулся, и посмотрел на МЗЧ честно и открыто.

— Ну конечно, я вас люблю. Просто я пока не готов. Понимаете? То, что вы мне предлагаете, — слишком большая честь. Я не могу, не имею права лишать вас ваших прекрасных дев. Пользуйтесь ими сами, пожалуйста.

— Ты очень самоотверженный, о Повелитель, — с рвением произнесла механическая коробочка. — И за это мы любим тебя ещё больше.

Мне стало так стыдно, что и словами не передать.

Хорошо, что меня никто не видит... Лолита животики бы надорвала от хохота.

— Вернёмся к тому, с чего начали, — я вошел в тарелочку и с интересом огляделся. — Вы доставите меня в Сан-Инферно. Не на Плюк. Не в жерло вулкана. В город, который находится вот за этим лесом.

— Может быть, мы хотя бы можем уничтожить этот лес? — робко предложил один из МЗЧ. — В твою честь, о Повелитель.

Соблазн был велик. После всего, что я здесь пережил...

— Спасибо. Но не нужно. Ни сейчас, ни как-нибудь в другой раз. Усекли?.. ПРОСТО доставьте меня в город.

Господи ты Боже мой, да я пешком бы уже дошел...

— Будет сделано, о Повелитель.

Дверь люка плавно закрылась.

Закружилась голова.

Дверь люка плавно открылась.

В проём ворвался знакомый шум большого города. К несчастью, вместе с ним ворвался и запах.

А надо заметить, Сан-Инферно имел особенный, непередаваемый запах. Он бил по обонятельным рецепторам, как осадный таран. Обволакивал, как горячая болотная жижа. Пропитывал, как гриппозный компресс.

Он состоял из тысяч оттенков — от воспламенительного порошка, которым здесь называли обыкновенный уголь, до экзотического, волнующего аромата хищных птицеловок, местного сорняка.

Но доминировали над всем запахи тысяч разнообразных, плохо переносящих жару существ.

— Мы выполнили твою волю, о Повелитель, — ко мне повернулся МЗЧ. Один его глаз, похожий на крошечную изюминку в миске с водорослями, мигнул.

— Как, уже?.. — хотя обоняние и было согласно с заявлением, я всё равно не поверил. И осторожно выглянул из люка.

Да. Это был Сан-Инферно.

Мегалитические здания, широченные, в размах крыльев половозрелого дракона, проспекты и яростный, исступлённый свет Задницы высоко над головой.

День в самом разгаре.

Жаркий, как пустыня Сахара, потный, как толстяк в прорезиненном костюме и набитый проблемами, словно банка рижских шпрот.

Ну просто праздник какой-то.

Выбравшись на трап, я огляделся вокруг.

— Эй, господин! Здесь космический транспорт парковать запрещено. Штраф — две сотни монет.

Всё в порядке. Я дома.

Помахав человечкам, я спрыгнул с трапа и повернулся к крабу, требовавшему штраф за парковку летающего блюдца.

— Это что за улица?

— Пересечение Коклюшечной и Винторезной.

— Маяк в какой стороне? — минусом путешествия на летающей тарелочке было то, что в её конструкции не предусматривались окна.

— Бесплатно только гноллы плодятся, — краб протянул клешню. — И ты всё ещё должен мне за парковку.

— Какую парковку? — блюдце, по своему обыкновению, растаяло в воздухе.

Краб покачался на лапах из стороны в сторону, а потом уставил на меня все восемь стебельков своих глаз.

— Тогда за насильственное погружение в галлюцинацию. Ты ввёл меня в заблуждение, что тебя похитили инопланетяне. Это нанесло моей хрупкой психике глубокую душевную травму.

Краб был с меня ростом. И покрыт жесткой, как базальт, бронёй, из которой во все стороны торчали острые на вид шипы. Клешнями он мог "на раз" перекусывать высоковольтные кабели, вместе со стальными опорами.

На макушке, между стебельчатых глаз, виднелся какой-то нарост. Временами он шевелился, и от этого мне делалось не по себе.

И хотя спрашивать о таком невежливо, я всё-таки спросил. Не хотелось, чтобы оно в меня выстрелило спорами, или ещё что...

— Этот нарост на твоём панцире. Это что, болезнь?

— Сам ты болезнь! Это моя жена. Актиния, поздоровайся с этим грубияном.

Нарост с готовностью шевельнул присосками и подмигнул мне единственным, торчащим из центра, глазом.

— Э... очень приятно, Макс, — я вежливо шаркнул ножкой. — У вас очень красивый глаз. Красные прожилки вам к лицу.

— Так ты, значит, Макс, да? — краб несказанно оживился.

— Для друзей — Безумный Макс.

— Я — Ролло.

Краб протянул клешню.

Такое приветствие могло лишить меня пальцев, но я бестрепетно протянул руку в ответ.

— А теперь, раз мы такие близкие друзья, может, скажешь, в какой стороне Маяк? А то я несколько заплутал.

— Говорят, у тебя отжали клуб, — не обращая внимания на мой вопрос, краб решил продолжить светскую беседу.

— Кто говорит?

— Денница говорит. Гильдии говорят. Весь город только об этом и говорит.

— А о том, что мы с Денницей заключили пари, никто не говорит?

Краб изменил цвет. Из асфальтово-серого он стал пурпурным, в мелкий желтый горошек. Актиния на его панцире распахнула глаз пошире и вовсю замельтешила присосками.

— Что за пари? Когда вступает в силу? В чём заключается предмет спора?

Краб стрелял в меня вопросами, как человек-паук — паутиной.

Я хитро усмехнулся.

— Ответы стоят денег, приятель.

Краб задрожал от возбуждения.

— И что ты за них хочешь? Может, возьмёшь жену?.. — он потянулся страшной клешнёй к Актинии.

— Не стоит, друг Ролло, не стоит... — я поспешно остановил краба, придержав клешню рукой.

— А то смотри, — тот всё порывался отчекрыжить нарост. — Не бойся, она быстро присосётся. Ты и не заметишь.

— Оставь себе, нет, правда... — когда краб убрал клешню, я с трудом перевёл дух. — На тебе она лучше смотрится.

— Тогда хочешь, у меня есть красивые цветные камешки?.. — панцирь краба распахнулся на груди, и оказалось, что это своего рода карман. А в нём лежали... Ну, цветные камешки. Красивые. — Я сам собирал, — скромно похвастался краб.

Я невольно улыбнулся.

— Не стоит, но всё равно спасибо. Лучше скажи, как быстрее всего добраться до Маяка. А ещё... Не окажешь мне услугу?

— Замётано.

— Горгониду Долорес знаешь?

— Лолу? Ещё бы!

— Отыщи её, и передай, чтобы тоже подтягивалась к Маяку.

Краб снова сменил окраску: сделался голубоватым, как яйцо малиновки.

— Может, какую другую услугу, друг?..

— А в чём проблема?

— Лола вот уже неделю не вылазит из "Затычки". Энди пытался её вытащить — и уговаривал, и грозил даже... Она ни в какую. Так что, брат, если тебе от неё что-то нужно — иди сам.

— А может, хоть записку передашь?

Краб вновь покачался на длинных, иззубренных, сегментированных конечностях.

— Лады. Пиши записку.

Я похлопал себя по карманам. Чёрт. Совсем забыл, что от моего костюма, после встречи с кроликами-каннибалами, остались рожки да ножки. Впрочем, есть! Договор о военных действиях, который я экспроприировал у Капканса. Он лежал во внутреннем кармане и почти не пострадал.

— А у тебя случайно нет?.. — я пантомимой изобразил, что пишу на листке бумаги.

Краб закатил все восемь глаз.

— Ну ты мужик даёшь. Ни хлебала ни ложки.

Он отломал от себя шип потоньше, а потом изо всех сил ткнул им в актинию. Та немузыкально взвизгнула. Я поморщился.

— Пиши, — приказал краб, протягивая мне шип. — Пока чернила не высохли.

"Пора вводить тяжелую артиллерию" — вот что я написал на обратной стороне военного договора.

Лола поймёт. Вспомнит наш разговор накануне моего отправления в Заковию. Она тогда очень хотела пойти со мной, но я сказал: тяжелую артиллерию вводить ещё рано...

Она точно поймёт. Зуб даю.

Краб отобрал у меня бумажку и минуты две читал надпись, приближая к ней то один, то другой глаз — совсем, как ювелир, изучающий сомнительный бриллиант. Затем вздохнул и протянул бумажку назад.

— Ну, мужик, даёшь. Ошибка на ошибке. Где тебя писать-то учли?.. Даже стыдно за тебя как-то.

Я поморгал. Перечитал написанное. А потом у меня в голове щелкнуло.

Взяв шип, я зачеркнул написанное и вывел ещё раз:

"Лола! Пара ввадить тижолую артилерию. Бизумный Макс"

— Вот это другое дело, — одобрил краб. — Можешь ведь, когда постараешься. Давай теперь, рассказывай про пари.

И вот теперь я со всех ног бегу... к дворцу патриция — во-о-он он, доминирует над крышами, как Актиния над Ролло.

И на все корки ругаю Патрицию.

Я ведь был у неё ещё вчера! Почему она ничего не сказала?..

Ролло оказался бесценным источником информации. МЗЧ знали своё дело: высадили меня ровно там и ровно в тот момент, где это могло принести наибольшую пользу.

Огромное им за это, человеческое спасибо.

Когда я рассказал крабу всё, что посчитал возможным, о своём пари с Денницей, и уже собирался бежать в направлении Маяка, краб поинтересовался, зачем мне это нужно.

Я сказал.

Ролло закатил все восемь глаз.

А потом поведал то, о чём весь Сан-Инферно судачит вот уже неделю.

ЗЕБРИНА В ТЮРЬМЕ

ДОЧЬ СТАРИКА КОЛОМБО НАКОНЕЦ-ТО ПОЛУЧИЛА ПО ЗАСЛУГАМ

ДОН ВИТО ТЕРЯЕТ ХВАТКУ

ДРАКОНЫ БОЛЬШЕ НЕ УПРАВЛЯЮТ САН-ИНФЕРНО

ПАТРИЦИЙ ОТКАЗАЛСЯ ВЫПУСТИТЬ ЗЕБРИНУ ПОД ЗАЛОГ

Если вы не поняли, это были заголовки местных газет.

Когда не было ничего другого, Ролло подрабатывал разносчиком новостей — его обширный панцирь служил отличной тележкой для писчебумажной продукции, а здоровенные клешни швыряли свёрнутые в рулоны газеты на огромное расстояние.

Вот он и поделился со мной остатками. Я проглатывал колонки одну за другой, устроившись прямо на тротуаре, в тени панциря краба. Кафе в это время суток закрыты, столы и столики заносят внутрь — чтобы не расплавились, так что выбирать было не из чего.

И вот теперь я мчался со всех ног ко дворцу. В голове шумела кровь, в крови бурлил адреналин, а в сердце набатом звенели заголовки.

"Драконы теряют хватку"... Ха! Слепой козе видно, чьи уши торчат из норы.

И Патриция тоже хороша. Обещала ведь не вмешиваться.

Ну, она у меня попляшет.

Загрузка...