Сколько нам еще жить?..

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Увольнительные на заставе давали, но пограничники не особенно нуждались в них. Зачем они, если вокруг пески да горы? Это тебе не райцентр! Там хоть маленький, да городок, хоть крохотный, а базарчик, газировка в киосках даже есть! И асфальт на улицах — приятно пройтись, ощутить под ногами твердь, прислушаться как позванивают подковки на сапогах. Понять и оценить это может лишь тот, кто день и ночь в любую погоду и время года месит грязь и пыль, песок и щебень…

Единственное развлечение — сходить в село, пройти по центральной улице, поговорить со знакомыми дружинниками, выпить две-три пиалы ароматного зеленого чая в колхозной чайхане. Вот и все!

Андрей и Ширали шли по улице, стараясь шагать в ногу.

Всего полчаса назад старшина Барыков придирчиво осмотрел их с ног до головы, но не нашел ничего такого к чему можно было придраться. Сапоги блестели, солнечные зайчики отражались в пряжках ремней и пуговицах, широкополые панамы надеты как положено. Старшина знал, что начальник заставы дал ребятам увольнительные в порядке шефской помощи.

— Увольнительные до двадцати ноль-ноль, — оставшись довольным их видом миролюбиво произнес Барыков. — Чтобы не опаздывать!

— Есть! — дружно ответили Андрей и Ширали.

В чемоданчике у Ширали были акварельные краски, кисти, палитра, журналы, книга с рисунками Херлуфа Бидструпа, которого он очень любил. Чемоданчик был легким, но друзья несли его поочередно. На этом настоял Андрей.

День стоял жаркий и солнечный, на небе — ни облачка, ни тучки. Ширали заметил на дороге воробья и молча ткнул пальцем.

— Серче, — незамедлительно ответил Андрей.

Из-за дувала к воробью подкрадывалась рыжая тощая кошка. Ширали кивнул на нее.

— Эркек пишик, — с улыбкой ответил Андрей.

— А может просто пишик? — спросил Ширали.

— Нет, это кот — эркек пишик, — серьезно произнес Андрей.

— Ученик способный, — усмехнулся Ширали, — сразу схватываешь…

— Есть вопрос, уважаемый учитель, — приложив руку к груди и кланяясь, — сказал Андрей. — Вот объясните, если кошка «пишик» и прибавить слово «эркек» — мужчина, то получается кот…

— Верно, сын мой, — подделываясь под тон друга, подтвердил Ширали.

— О, высокочтимый, — воскликнул Андрей, — значит, если к слову «сыгыр» — корова, прибавить «эркек», то получится — бык! Но ведь бык на вашем мудром языке — «экуз»!.. То же самое получается и со словом «ат» — лошадь… Почему вы называете жеребца — «тай», а не «эркек ат?»… Объясни твоему ничтожному рабу высокоуважаемый учитель в чем тут секрет?

— Нечестивец! Кто внушил тебе такие глупые мысли, — с притворным гневом воскликнул Ширали, — как посмел ты своим поганым языком осквернять слова, данные нам аллахом!..

— О, учитель! — возопил Андрей, — прости недостойного! Позор на мою голову!..

— Хватит тебе, — остановил его Ширали, — видишь, люди из окон выглядывают…

— Пусть все видят мой позор! — продолжал Андрей. — О, горе мне, горе…

— Перестань! — взмолился Ширали, — потом тебе объясню, а сейчас брось орать!

Неизвестно, чем закончился бы спор друзей, если бы в проулке они не увидели темно-зеленую «Волгу» с поднятым капотом, а возле нее трех незнакомцев. Один из них копался в двигателе, два других стояли по сторонам, словно почетная стража.

— Стоп, Ширали, — тихо произнес Андрей. — Видишь… Трое в одной лодке…

— Не считая собаки, — подхватил Ширали и кивнул на лежащего невдалеке от машины, в тени дувала огромного куцего волкодава с обрезанными ушами. Положив кудлатую голову на лапы, пес внимательно наблюдал за всем, что происходило возле родного дома. Он разок важно гавкнул хриплым басом, предупредив хозяина о том, что возле дома появились чужие. Теперь, вроде бы, его больше ничего не касалось, но это было далеко не так. Стоило кому-нибудь приблизиться к воротам, пес мгновенно бы среагировал на это.

Один из стоящих возле машины был коренаст, широкоплеч, с лицом, напоминающим печеное яблоко — столько было морщин. Несмотря на жару на нем были серая каракулевая шапка, темный костюм, черные лакированные туфли. Второй — был высок, с тонкими чертами лица, одет в серый кримпленовый костюм. Тот, что копался в двигателе, одет попроще: в рубашке с короткими рукавами, потертых джинсах, туфлях на высоком каблуке. Широким лицом был похож на того, что в каракулевой шапке, сам он был в тельпеке из золотистого сура. Когда пограничники поздоровались, коренастый спросил:

— Что за горе у тебя, солдат? Почему кричишь на всю улицу?

Андрей притворно вздохнул:

— У друга живот заболел!

Стоящие у машины заулыбались, а длинный поднял руку и прищелкнул пальцами:

— Вах! Разве это горе…

— Шучу я, — усмехнулся Андрей, мы с другом новую пьесу репетируем. Он муллу играет, а я его ученика…

— Верно, — подтвердил Ширали, — он — ученик, я — мулла, а — вы?

Стоящие у машины переглянулись, широкоплечий, понимающе кивнул.

— Понимаем… Служба…

С этими словами он протянул пограничникам паспорт. Вслед за ним предъявили свои документы и его друзья. Ширали и Андрей внимательно проверили их — все было в порядке.

— Из соседнего села, — уточнил Ширали, возвращая паспорта, — поэтому и не знаем вас.

— Своих-то мы всех… — добавил Андрей, и, кивнув на машину, спросил: — Не слушается?

— Бензин есть, вода есть, — объяснил тот, что возился в двигателе, а заглохла и все! Может быть потому, что новая еще?..

— Из Еревана родственники доставили, — словоохотливо объяснил коренастый.

— Часа два уже мучаемся, — грустно объявил длинный, — может, разбираетесь…

— Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь! — воскликнул Андрей.

— Как-нибудь не надо, — солидно изрек коренастый. — Хорошо надо!

— Раз надо, значит будет, — подтвердил Андрей. — Прошу отойти в сторону… И ты, — кивнул он замешкавшемуся шоферу.

— Почему? — удивленно спросил тот.

— Секрет фирмы не хочу выдавать, — усмехнулся Андрей, — давай, двигай!

Когда все отошли, Андрей аккуратно засучил рукава и склонился над злополучным двигателем.

— Наладит? — поинтересовался у Ширали коренастый.

— Инженер он, — солидно ответил Ширали. — Любую машину с закрытыми глазами… И тут же подумал: «Вдруг опозорится! Вот уж стыдно будет. Давай, Инженер, давай!..»

Андрей забыл обо всем и обо всех… Перед ним был больной, которому требовалось поставить диагноз и излечить от всех болячек. Быстрые, сноровистые пальцы привычно ощупывали детали мотора: карбюратор… бензонасос… свечи… трамблер… Ага!.. Ну, конечно…

…Уже по тому как Андрей уверенно захлопнул капот и стал не спеша вытирать руки, Ширали понял, что не зря его друга величают Инженером! Сев за руль, Андрей включил зажигание, нажал стартер, и двигатель мягко зашуршал на малых оборотах. Андрей прижал газ и машина мощно взвыла. Андрей сделал широкий приглашающий жест:

— Прошу, все в полном ажуре! Работает как зверь!

Все подошли к «Волге», высококаблучник уселся за руль, включил мотор — машина бархатисто заурчала…

— А что было? — высунулся он из дверцы.

— Секрет фирмы, — улыбнулся Андрей, — что было, того нет, качество гарантирую!

Все пожали Андрею руку, а заодно и Ширали. Коренастый весело произнес:

— Ай, спасибо, Инженер, что бы мы без тебя делали! Приезжай к нам — дорогим гостем будешь… А теперь вот, держи…

Достав две радужные бумажки, он протянул их Андрею:

— Да, вы что, — начал было Ширали.

Но он не договорил…

Андрей спокойно взял деньги и, аккуратно положил в карман. Даже спасибо не сказал.

Фыркнув сизоватым дымком «Волга» плавно тронулась и быстро покатила по пыльной улице.

Проводив машину рассеянным взглядом, Ширали испытывающе посмотрел на друга, однако его взгляд не произвел на того ни малейшего впечатления. Андрей беззаботно насвистывал веселую мелодию и в такт пристукивал носком сапога.

— Как ты мог? — вымолвил, наконец, Ширали.

— Что?

— Деньги взять!..

— Дают — бери, бьют — беги! Извечная формула жизни… Я что — просил их?

— Нет… Но все равно!

— Каждый труд должен вознаграждаться! Даром сейчас и бороду не бреют.

— Ты и дома этим занимался?

— А что особенного? Я трачу время, силы, энергию. Так почему мне не должны платить за это? Если, к примеру, я понесу свои туфли в ателье, мне их даром починят? За глаза красивые? Нет, Ширали, ты уж меня извини… Художники, между прочим, тоже не святым духом питаются. За свои работы они деньги получают. Потому что человеку надо на что-то жить, где-то жить… Может, ты даром все будешь делать?

— Да уж как ты червонцы сшибать не стану.

— Значит, сотнями сразу будешь… Если дадут, конечно… Ну, а мне и червонцев хватит. На тысячи не замахиваюсь. Мы люди маленькие…

— Брось паясничать! — перебил друга Ширали, — я с тобой серьезно говорю…

— И я не шучу, — откликнулся Андрей. — И знаешь, не надо читать мораль!

Как бы давая понять, что он не намерен продолжать разговор, Андрей стал громче насвистывать.

— «Так вот ты какой, оказывается, Инженер! — подумал Ширали, — капиталы сколачиваешь, калымишь! Интересно, на что ты деньги собираешь?..»

На душе Андрея, несмотря на бойкое подсвистывание, было не так весело, как это могло показаться со стороны. Шагая рядом с Ширали, он старался припомнить, когда впервые взял деньги за свой труд? Помог одному гражданину в шляпе исправить неполадки в двигателе. И не просто помог, а считай, нашел неисправность, до которой сам бы владелец никогда не додумался… А пять рублей были очень нужны на интересную книгу… Было ему в ту пору шестнадцать лет, паспорт получил — самостоятельным человеком стал! С тех пор и пошло. Росло мастерство, росли соответственно и «гонорары». Было приятно сознавать, что деньги заработаны честным трудом. А как же иначе? Ведь не украл, не смошенничал, не выклянчил… И мозоли на руках были, и пальцы сбитые, и одежда перепачкана. Постепенно от мелких неполадок, что исправлялись, как говорится, с ходу, он перешел к более сложным и серьезным работам. Приобрел отличный инструмент, купил модный комбинезон. Старался все делать быстро и на совесть, с каким-то особым шиком и блеском. И что главное нравилось владельцам машин — точность. Уж если сказал, что придет в девятнадцать тридцать, приходил минута в минуту. Льстило, что к нему, еще мальчишке, обращались солидные люди с просьбой отремонтировать «Волгу» или «Жигули». Нравилось иметь свои деньги, не просить у родителей на карманные расходы. Это поднимало и в собственных глазах. Было приятно, утирать нос мастерам — халтурщикам и вымогателям из «Автосервиса».

«Рассказать все это Ширали? — мелькнула мысль. — А почему я должен все ему объяснять? Считает меня халтурщиком, ну и пусть!»

Дальше они шли молча, но мысленно разговаривали друг с другом. Обвиняли, доказывали, спорили…

…Кучук-ага жил в центре села, где пересекались пыльные улицы и находилось правление колхоза, возле которого всегда был народ.

За невысоким дувалом стоял просторный глинобитный дом с шиферной кровлей и большая круглая кибитка. В глубине чисто подметенного двора виднелась большая куча прошлогоднего яндака, возле которой стояли ишак и верблюд. Верблюд лениво пережевывал жвачку, ишак размеренно качал головой вверх-вниз словно приветствуя входящих во двор. На топчане сидел широкоплечий старик с белой бородой и, ловко орудуя большой иглой, шил шубу.

При виде пограничников он отодвинул бараньи шкуры и целую охапку солодкового корня в сторону, приветливо сказал:

— Здравствуйте, ребята, здравствуйте! Проходите!..

Голос у Кучук-ага был густым и сочным. Лицо так изрезано морщинами, что напоминало один из корней солодки. Заметив, что Андрей удивленно смотрит на корень, Кучук-ага улыбнулся:

— Это солодка, корень такой… Я им шкуры крашу, Корку граната добавляю, траву гармали, еще марены красильной. Много здесь ее, из города люди приезжают, собирают. Все мешаю и шуба желтая от такой краски выходит. Красивая… А солодка и от кашля помогает. Вам на границе нельзя кашлять. Вот, возьмите, с собой…

Кучук-ага протянул ребятам несколько крупных корней и лицо его осветилось доброй улыбкой. Когда он улыбался, морщины разглаживались и сквозь них проглядывала белая, нетронутая загаром кожа. Они казались тропинками, проложенными в пустыне, которые словно в такыре собирались и исчезали в белом солончаке бороды. Борода у Кучук-ага была своеобразной: от висков густая и окладистая, а ближе к подбородку становилась реже. Глаза аксакала, несмотря на почтенный возраст, были живыми и внимательными.

— Чай в кибитке будем пить, — возвестил хозяин. — Хорошо там: зимой — тепло, летом — прохладно. Ты в кибитках бывал? — повернулся он к Андрею.

— Не приходилось…

— Вот и посмотришь… В Сибири своей расскажешь!

— Откуда знаете, что я из Сибири? — удивился Андрей.

— Знаю, — ответил Кучук-ага и глаза его хитровато прищурились.

Проходя в кибитку, Андрей заметил на дне полного ведра, стоящего у входа блестящую монету.

— Кучук-ага, — кивнул он на ведро, — кто-то деньги в ведро уронил!

— Хантеньга это, — улыбнулся хозяин, — старинная монета серебряная. Мы специально ее в воду кладем — серебро всех микробов убивает. Туркмены, что в городах живут, забыли об этом, воду из крана берут. А в селах из арыков, колодцев, поэтому о хантеньга еще не забывают…

Андрей впервые был в кибитке и теперь с интересом рассматривал ее внутреннее убранство, от Ширали он знал, что несмотря на отсутствие перегородок, помещение разделено на две части. Левая сторона — мужская, правая — женская. Дастархан — на женской, постельные принадлежности — на мужской. Посуда — на правой, чувалы с зерном — на левой. Во всем чувствовался порядок, определенный вековыми традициями, особенностями жизни в пустыне.

Пограничники опустились на пол, устланный кошмами. Подложив подушку под локоть, Кучук-ага полулежал на кошме. Не любят старики ковров, сказывается ревматизм, если полежать на них. Иное дело — кошма! Мягкая, теплая и запах родной — пустыней, баранами, солнцем от нее попахивает.

— Сколько гостей приходит, — отхлебывая чай из расписной пиалы, говорил Кучук-ага, — а вот никто не подскажет, какая трава старика молодым делает? Может, вы что-нибудь слыхали, а?

Ребята переглянулись, пожали плечами, а хозяин, заметив их смущение, засмеялся. Смеялся он по-молодому, весело и заливисто, словно мелкие камушки в горле перекатывались, а глаза щурились, превращались в узкие щелочки.

— Правда, один мудрец сказал, что для этого надо жениться на молодой девушке… Может, верно?

Андрей и Ширали понимающе переглянулись и улыбнулись.

Когда поговорили о погоде, справились о здоровье, Кучук-ага, погладив бороду, выдержал большую паузу.

— Когда настоящий охотник отправляется на охоту, то первую пулю расходует на харам — животное, которое не идет в пищу… Вы уже выстрелили по хараму — скажите, что привело вас?

— Мы собираем материал об Алексее Кравцове. О нем вы еще в отряде рассказывали, очень интересно. Но нам подробнее надо. Вы самый старший в селе, многое помните, знаете. Мы письма написали тем, кто служил вместе с Алексеем, в архив запрос сделали, — пояснил Андрей.

— Хорошее дело задумали, — не спеша произнес Кучук-ага, — таких, как он, забыть — грех большой…

Кучук-ага замолчал и взгляд его стал каким-то отрешенным, он весь ушел в воспоминания. Снова вернулся в далекое время, в которое им так хотелось заглянуть. Увидеть, услышать все, чтобы было тогда…

— Вихрь времени поднимает и уносит все мелкое, легкое, — заговорил Кучук-ага, — а то, что настоящее, крепкое, большое, то всегда остается, никакой вихрь не унесет… Алексей был крепким, надежным парнем. Русский, а словно корнями в нашу землю врос… Хорошо помню его. Не очень высокий, но сильный — настоящий джигит! Ребята наши пробовали бороться с ним — почти всегда побеждал он. Пальван! Говорил мало, но если что сказал — обязательно выполнит. Старших уважал очень… Керимом был он!

— Кем? — переспросил Андрей.

— В старых книгах, — пояснил Кучук-ага, — людей делили так: Керим, Сахы, Бахыл, Хусыт… Керим — сам не съест, но людей накормит, Сахы — и сам ест, и людей кормит, Бахыл — тот только сам ест. Хусыт — и сам не ест, и людям не дает… Есть у вас на заставе такие?

Друзья переглянулись, Андрей доверительно сообщил:

— Был один Бахыл, — посылку свою в тумбочку положил, и когда все уснут, он потихоньку сало достанет и под одеялом ест тихо, чтобы никто не услышал…

— Ты сказал — был, — заметил Кучук-ага, — а сейчас, что — его нет?

— Мы из него Керима делаем…

— Злом зла не потушишь — вздохнул Кучук-ага.

— Есть у русских пословица: «Не мытьем, так катаньем!», — ответил Андрей.

— Ты хочешь сказать, что катаете его как женщины новую кошму? — усмехнулся Кучук-ага.

— Может быть, — согласился Андрей.

— Разве яйцом можно разбить камень, — покачал головой Кучук-ага, — многие бессильны против себя…

— Вдруг он сам захочет исправиться? — возразил Ширали, — тогда как?

На этот раз Кучук-ага молчал очень долго, почти всю пиалу чая выпил, налил свежего и только тогда сказал:

— В старых книгах говорится, что небо воздаст тебе по твоим намереньям!.. Однажды один человек пришел к Лукману-мудрецу и попросил взаймы одну таньга. Лукман дал. Проситель поблагодарил, завязал монету в красный платок и пошел домой. Идет и думает: «Не верну я ему этот долг… У него много денег». Дома разделся, положил рядом платок. Ворона подумала, что это кусок мяса и схватила платок, а когда пролетела над двором Лукмана уронила его… Человек опять пошел к мудрецу и снова попросил одну таньга взаймы. Лукман дал. Проситель, возвращаясь домой, опять подумал: «Не верну я ему этот долг, много у него денег…» Стал прыгать через арык и выронил монету. Долго искал, но не нашел. Лукман, придя к арыку для омовения, увидел таньгу. В третий раз пришел человек к мудрецу. И снова тот дал ему таньга. И снова человек подумал, что не вернет долг. И потерял монету в песке. И не нашел ее. А Лукману она попалась случайно на дороге. В четвертый раз пришел человек к Лукману, опять получил монету. По дороге домой подумал: «Какой все же хороший этот Лукман! Обязательно отдам ему долг!». Пошел на базар стал торговать и пришла к нему удача. Богатым стал. Отправился человек к Лукману и вернул ему четыре таньга. Мудрец взял одну монету и сказал «Те три я раньше получил…»

Кучук-ага помолчал, потом добавил:

— Если у человека добрые намерения, то любое дело ему удается, все ему по плечу. Алексей был добрым. Его все в селе уважали, а ребятишки табуном за ним ходили, возиться он с ними любил, в городки научил играть…

Хозяин не отпустил пограничников до тех пор, пока не накормил их свежей шурпой, аппетитный запах которой проникал в кибитку. Ребята пробовали было отказаться, но Кучук-ага твердо заявил, что есть у него такая привычка — никогда не садиться за дастархан один. Иногда специально сидит и ждет, чтобы кто-нибудь мимо дома прошел и можно было пригласить его к себе за компанию.

На прощанье Кучук-ага сказал:

— А с травами очень осторожно надо обращаться. Однажды, были у нас геологи, я им в шутку сказал, что есть такое растение — мандрагора, сразу от нее молодеешь. Нашли они ее — поели, притом много. Чтобы быстрее молодыми стать — сразу много съели. Пришлось потом три дня отхаживать их… Умеючи надо с целебными травами… Не забывайте!

— С вами советоваться будем, Кучук-ага, — почтительно ответили пограничники.

Когда вышли из гостеприимного дома и направились к детсадику, Андрей вздохнул:

— Да, было время… Клинок, винтовка, ветер в ушах свистит… А ты в седле, и впереди — в полосатых халатах басмачи!.. Надо догнать их и уничтожить. Коротко и ясно. А теперь, что? Ходим в наряды и дозоры и больше на технику надеемся, чем на свой слух и глаза. Задавила она человека…

— Считаешь, что без нее легче границу охранять? — спросил Ширали.

— Не принимай меня за дурака! Техника — великая вещь! Спасибо конструкторам, ученым… Но все равно, Ширали, согласись, что ушла романтика, нет того чувства, которые были лет пятьдесят назад… Старшина придирается за лишнюю складку на заправленной койке, по мишеням стреляем, чистим картошку…

— И нет ничего героического, а тебе только подвиги подавай, чтобы «ветер в лицо» и клинок на солнце сверкал!..

— А ты против этого?

— Почему против? Я тоже — за! Но ведь кроме подвигов надо еще и койку заправлять, и картошку чистить. Ты думаешь, Алексей только басмачей ловил и в атаки ходил? А что, ему лошадь дядя чистил? А койку мама приезжала заправлять! Помнишь, замполит разговор вел, что в нашей службе мелочей и второстепенных дел нет и быть не может! В любую минуту может прозвучать тревога и не учебная, а самая настоящая… С этим-то ты согласен?

— Согласен, умом, а вот сердце к другому тянется…

…Войдя во двор детского садика, пограничники сразу попали в окружение ребятишек. С веселым гомоном они прыгали вокруг них, хлопали в ладоши, прыгали и галдели на все голоса.

— Тетя Гозель, мы пограничников в плен взяли! — звонко закричал один из мальчишек, завидев воспитательницу, спешившую навстречу Андрею и Ширали.

Гозель прихватила игрушечный автомат, шутливо произнесла:

— Руки вверх! Бросай оружие! Джульбарс, фас!

Маленький рыжий щенок залился звонким лаем, чем привел малышей в восторг. Они подняли такой шум и гвалт, что ничего уже не было слышно.

— Сдаемся! — дружно подняли руки Ширали и Андрей.