Сколько нам еще жить?..

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ох, как давно это было… Когда земельно-водная реформа прошла или чуть позже? Постой, постой… Да было ли все это?

Мысли о наследстве постоянно беспокоили младшего сына старого Овеза — Бекмурада. Знал, что ему, как младшему и меньшая часть достанется… А почему? Разве виноват он, что позже Клычмурада родился? Эти мысли выводили из себя, не давали спокойно спать. Он стал раздражительным, вымещал злость на других. Если это была скотина — в ход шла палка или тяжелая камча.

Серый осел, упираясь крепкими точеными копытами в землю, не хотел заходить в ворота. Расставив широко ноги, он упрямо мотал головой и, казалось, никакие силы не могли сдвинуть его с места. Бекмурад тащил его за повод, бил в тугие бока, но все было бесполезно. Тогда он зашел сзади и, ухватив осла за хвост, стал отчаянно крутить его.

— Ты что, паршивец, делаешь! — услышал он голос отца, и, повернувшись, увидел его выходящим из дома. — Возьму сейчас камчу, да тебя самого…

— Все равно толку от него нет, — отпуская хвост зло произнес Бекмурад, — корм только жрет…

— Можно подумать от тебя большой прок, — усмехнулся отец. Подойдя к ишаку, он взялся за повод, чмокнул губами и животное послушно пошло за ним…

— Клычмурад отарами занимается, а ты только языком болтаешь, — выговаривал Овез. — А скотину не смей мучать, она тварь бессловесная, не может за себя постоять! Аллах за такие дела накажет…

«Больше ему нечем заняться, как нашим ишаком, — усмехнулся про себя Бекмурад, — Интересно, куда он собрался?.. Чарыки свои любимые обул, долаки навернул на икры…»

Внимание сына не ускользнуло от отца. В последнее время часто замечал, что сыновья следят за ним, контролируют каждый его шаг. Понимал, хотелось им узнать где у него тайник?

Равнодушно взглянув на сына, Овез неторопливо произнес:

— К отарам наведаюсь, посмотрю, как дела у Клычмурада… Давно не был.

— На верблюде поедешь или лошадь возьмешь? — стараясь говорить равнодушнее поинтересовался Бекмурад.

— Пешком, — выдохнул отец и подозрительно взглянул на сына.

— Когда вернешься?..

— Может вечером, может завтра… Заночую там. Овец просмотрю, с Клычмурадом поговорю.

Они смотрели друг на друга и каждый думал о своем, каждому хотелось заглянуть друг другу в душу.

— Смотри тут за порядком, — приказал отец.

Подоткнув полы халата за платок, что заменял пояс, и взяв чабанскую палку, он вышел со двора и зашагал в сторону песков.

Бекмурад проводил его задумчивым взглядом, прошелся по двору, пнул носком сапога кусочек саксаула, стараясь попасть в осла. Мысль была одна — куда подался отец? Едва ли к дальней отаре, был он там недавно, и Клычмурад приходил. В соседнее село к знакомым? Почему тогда пешком, всегда на лошади ездил… А вдруг к своему тайнику! То, что он не в доме, Бекмурад давно убедился: каждый уголок двора проверил, весь дом простукал. Где-то в песках или горах хранит отец капиталы. Но где?.. А может он сейчас и пошел туда?.. Если проследить… раскрыть заветную тайну… узнать, и все перепрятать… Пусть отец и брат думают, что кто-то случайно нашел или подсмотрел и все унес… Ищи ветра в поле!..

…Широким, размашистым, неторопливым шагом кумли — человека песков, шагал старый Овез. Все вокруг на десятки километров было изучено, пройдено десятки, а то и сотни раз. Мальчишкой здесь еще бегал. С закрытыми глазами мог бы выйти к намеченному месту. Пустыня была словно дом родной, где каждый камушек известен и изучен.

Мысли текли словно песок между пальцами — невозможно их удержать. Одна цеплялась за другую, как звенья одной цепи… Давно не было вестей от курбаши Дурды Мурта, не решен еще вопрос о вступлении в колхоз, пора выделять в отдельные семьи сыновей. Много было мыслей в голове под черным высоким тельпеком. Поднявшись на один из барханов, Овез привычно осмотрелся и вдруг ему показалось, что далеко позади, мелькнула черная точка. Показалась на секунду и тут же исчезла. Он напряг глаза, но ничего не заметил. Подумал сначала, что это охотник или чабан, но, прикинув, пришел к выводу, ни тот, ни другой быть не может…

Спрятавшись за высокий куст рыжего селина-перловника, Овез стал терпеливо ждать и вскоре заметил осторожно крадущегося по его следам человека. Вгляделся пристальней — Бекмурад!

Следы отцовских чарыков Бекмурад узнал бы из сотен. Шаг у него широкий, а на подошве правого чары-ка была небольшая квадратная латка.

И следить было легко: отец уверенно держался одного направления. Идти приходилось осторожно, отец мог в любую минуту заметить, и Бекмурад держался на приличном расстоянии. То прятался в зарослях саксаула, то скрывался между барханами. Точного плана действия не было. Хотелось лишь осторожно вслед за отцом подкрасться к тайнику, запомнить место, а когда отец уйдет — вернуться… Главное, чтобы отец не увидел. Если заметит, когда тайник будет вскрыт — не беда. Тогда отец волей-неволей вынужден будет посвятить его в свою тайну… Клычмураду они ничего не скажут. Главное, что он, Бекмурад, будет знать! При мысли об этом становилось радостней на душе, шагалось легко и свободно. Хотелось даже петь, но тогда можно выдать себя, слух у отца отличный.

Когда Овез убедился, что по его следам идет Бекмурад, он скривил губы и презрительно сплюнул:

— Щенок, кого перехитрить захотел?.. Чувствовал, что пойдет за мной. Посмотрим, много ли ты узнаешь…

Ему стало досадно. Так хотелось сегодня перебрать золотые червонцы, увидеть как отражается солнце на гранях камней… Маленькие они, а вот солнце почти все в себя вбирают! Захотелось ощутить ни с чем не сравнимую тяжесть золотых монет… Тогда на какое-то время забывалось все! Подобные свидания с богатством вошли в привычку. И вот из-за паршивого сынка это свидание отменялось, и злость на сына наполняла душу. Захотелось проучить его, поиграть, как забавляется кот с пойманным мышонком…

Пройдя еще немного в прежнем направлении, Овез круто свернул в сторону. Солнце приближалось к зениту, а он все шагал и шагал, не ощущая ни палящего зноя, ни раскаленных песков. Порой он останавливался, снимал тельпек и, достав большой красный платок, вытирал липкий пот с лица и шеи. Иногда из глубоких карманов халата, вытаскивал наскяды — табакерку из маленькой, похожей на грушу, тыквы, отправлял под язык щепотку наса. С удовольствием посасывая, взбирался на новый бархан. То ли от наса, то ли от минутного отдыха, но шаг его оставался таким же размеренным и легким.

Следы пересекали такыры, шли по барханам, вели сквозь заросли, четко отпечатывались на белых блюдцах солончаков. Бекмурад думал, что отец идет к развалинам старой крепости. Место для тайника там можно найти отличное! Сколько старых стен, полуразвалившихся башен, заброшенных колодцев! Можно так запрятать, что и сам потом не найдешь!.. Однако крепость осталась в стороне, а отец все шагал и шагал… Теперь он шел, удалялся от предгорий все дальше в пески. Бекмурад знал, что там нет никаких отар, и Клычмурад пасет скот совсем в другом месте. Это вселило еще большую надежду — что, кроме тайника, может интересовать отца в той стороне?.. Постепенно стала сказываться усталость: давно Бекмурад не ходил так далеко, по сыпучим пескам, больше на лошади привык…

В полдень отец остановился. Как всегда совершил намаз. Вместо воды для омовения перед молитвой использовал песок. Чуть передохнул и снова пустился в путь. Бекмурад только и успел несколько раз откусить чурек и напиться воды из фляжки, предусмотрительно захваченной из дома.

Овез не оглядываясь шел вперед. Был уверен, что сын не отстанет — сам учил с малых лет понимать язык пустыни. Способным был учеником младший — все с лету схватывал, с полуслова. Пригодились знания — родного отца выслеживать! Горько стало от такой мысли и, чтобы заглушить ее, Овез отправил под язык усиленную дозу наса…

Подходя к старой дороге, Овез услышал непривычный шум и сразу догадался, что между барханами идет обоз. Осторожно выглядывая из-за бархана, определил, что он следует на заставу и сейчас остановился на обеденный привал. Понял и то, что на заставу едет пополнение кизыл-аскеров. Догадаться было просто: по новому обмундированию и лицам, на которые еще не лег настоящий каракумский загар. Парни крепкие, особенно один, его Овез сразу приметил — рослый, широкоплечий, могучий, как карагач. А рядом — красноармеец, похожий на мальчишку — хрупкий, тонкий. Попади такой под саблю Дурды Мурта — с одного удара разрубит на две половинки… Умеет это курбаши, хорошо у него получается!..

Понаблюдав за пограничниками, Овез спустился с бархана и вошел в заросли саксаула. Место это знал давно, нравились высокий саксаульник, мягкие высокие кучки рыжего селина, похожего на осоку, нежного, как волосы младенца, и чистый-пречистый песок. Тишиной и покоем веяло здесь от всего. Даже старая дорога нравилась — никто уж не ездил по ней. Вот здесь и откроет он «тайник», посмеется над своим младшим!..

Выбрав в центре зарослей самое мощное корявое дерево, он снял халат, засучил рукава рубахи. Опустившись на корточки, ощупал песок под деревом и начал неторопливо разгребать его руками. Потом поднял кривой сучок высохшего саксаула и стал рыхлить землю. Делал все сосредоточенно, серьезно. Несколько раз боязливо оглянулся, прислушивался. Углубившись сантиметров на двадцать, старательно разровнял песок. Вдруг настороженный слух уловил как под чьей-то боязливой ногой хрустнула сухая ветка, раздался шорох… Овез хитро улыбнулся, что-то пробормотал себе под нос. Сейчас он покопает еще минут десять, а потом громко скажет:

«Бекмурад, дорогой, что ты прячешься, как трусливый шакал? Выходи, не бойся… Давно хотел рассказать тебе… В самый раз пришел… Выходи!».

Сын, конечно выскочит из кустов, и тогда он заставит его часа два копать сухой обжигающий песок, чтобы мозоли на руках остались на память!

А Бекмурад, спрятавшись в зарослях, тоже наблюдал за отцом. «Так вот где оказывается его тайник! Далеко от дома, почти весь день шагали… Но место надежное, попробуй догадайся!.. Всю жизнь проищешь и не найдешь. Молодец, отец! Сейчас разве подойти? Нет, лучше дождаться, когда появится сундучок или большая банка. Конечно, банка должна быть солидных размеров: сокровищам рода не уместиться в маленькой… Интересно, что скажет отец, когда увидит его? Наверное, растеряется и слова вымолвить не сможет…» — думал Бекмурад.

Когда неожиданно в зарослях появился пограничник, Бекмурад растерялся. В нескольких шагах отец вскрывает тайник копает ничего не замечая. Еще пара минут и проклятый кизыл-аскер, такой дохлый на вид, наткнется на отца! Закричит, призывая товарищей, и те сразу прибегут… Прощай, богатство, прощай, привольная жизнь — нищими останутся! Надо предупредить отца! Но как это сделать? Окликнуть? Но проклятый гяур тоже услышит… «А если, — молнией обожгла мысль, — другого выхода нет…»

Достав нож, Бекмурад крадущимися шагами двинулся за пограничником. Он вел себя как-то странно, этот, похожий на подростка, красноармеец в новой гимнастерке. Смотрел то под ноги, то задирал лицо вверх, словно хотел что-то найти сразу и на земле, и на небе. Сначала он направился в сторону от отца, но вот неожиданно повернул к тайнику… Остановился и, задрав голову, стал для чего-то обрывать листья саксаула…» Заметил отца, теперь обрывает листья, чтобы лучше разглядеть, — пронеслось в голове Бекмурада, — сейчас он закричит, поднимет шум…»

Увлеченный листочками саксаула, пограничник, как показалось Бекмураду, совсем потерял слух, а может быть, слишком осторожно подкрадывался к нему молодой хищник. Затаив дыхание, чувствуя, как бешено колотится сердце, Бекмурад занес нож и, когда красноармеец еще выше задрал голову, полоснул его по горлу. Отточенное словно бритва лезвие на удивление легко прошло по горлу, располосовав его от уха до уха… «А у баранов шерсть мешает», — мелькнуло в голове Бекмурада.

Пограничник схватился за горло, сделал несколько шагов, и ломая кустарник, тяжело рухнул на песок… Бекмурад, не выпуская из рук ножа растерянно смотрел как ноги в ботинках дергались, выбивая ямки в сыпучем песке.

Из кустов, привлеченный шумом, выскочил отец. Окинув быстрым взглядом пограничника, заметил окровавленный нож в руках Бекмурада, его растерянное лицо.

— Ты, — свистящим шепотом произнес он, — ты, что сделал?..

— Он следил за тобой… Все богатство хотел забрать… Нищими оставить, — заикаясь пояснил Бекмурад.

— Дурак! — скрипнул зубами отец. — О каком богатстве болтаешь! Нет тут ничего!

— Ты выкапывал тайник, — растерянно прошептал сын, — я видел…

— Бежим скорее, говорить потом будем, — оглянувшись по сторонам, прошептал отец.

Бекмурад недоумевающе смотрел на него, пока весь смысл содеянного не прорисовывался в сознании. Это так поразило его, что он словно окаменел. Все внутри оборвалось, покатилось вниз.

— Да шевелись ты! — толкнул его в плечо отец, — что раскис, как баба!..

Слова отца, а главное, толчок, возымели действие, Бекмурад пугливо оглянулся и кинулся вслед за отцом…

Уходили быстро. Бекмурад даже удивлялся: откуда у отца силы берутся? Потом понял — страх подгоняет! По себе чувствовал…

Преодолев очередной бархан, отец неожиданно остановился и, ощупав себя руками, потерянно произнес:

— Платок…

Было в этом слове столько отчаяния, что оно сразу передалось сыну. Испуганно, уже догадываясь в чем дело, Бекмурад спросил:

— Что… Платок…

— Там остался… На саксаул повесил, чтобы копать не мешал. Старый дурак…

— Может вернемся? — предложил сын, зная ответ и сам понимая всю бессмысленность предложения.

— Поздно! Кизыл-аскеры там… По следу сейчас идут! Зачем тебе этот сосунок нужен был? Почему за нож схватился? Ты понимаешь, что натворил?..

— Думал, что ты тайник отрываешь, — подавленно ответил сын.

— Дурак! — проворчал Овез, — все, что у нас есть, в доме находится!

Говоря это, отец подозрительно смотрел на сына: верит или нет? По всему было видно — не верит…

— Идем, — бросил отец, — зря время теряем…

— А платок?..

— Все в руках аллаха, — вздохнул Овез.

Бекмурад промолчал, а когда отошли немного, спросил:

— Если по платку найдут тебя… Что тогда?

— Кизыл-аскера не я зарезал… С тебя спросят! Или хочешь, на меня все свалить? Зачем мне под старость лет в тюрьме сидеть? Ты молодой — вот и сиди. За это и расстрелять могут!..

Отец говорил спокойно, словно речь шла о чем-то повседневном. Будто решался не жизненный вопрос, а предстояло продать десяток баранов на базаре. Бекмурад представил себя в тюрьме и ему сделалось жутко… А вдруг расстреляют? Он невольно взглянул на небо, осмотрелся вокруг. Безбрежное море песков уходило за горизонт, чуть покачивались от ветра ветви песчаной акации и гребенщика, быстрая, словно ртуть, ящерица пробежала мимо ног и скрылась в кустах колючки… Вокруг была жизнь… И она могла неожиданно оборваться. Все останется, а его самого не будет!.. Нет, он должен всеми силами бороться. Не существует безвыходных положений! Может, бежать к курбаши Дурды Мурту? Уходить за кордон?.. Но кому он там нужен без денег? Кто его приютит? Может, попросить отца, чтобы выделил его часть наследства? Но ведь хозяйство делят после того, как главу семьи призовет к себе аллах?.. Где выход? Где?.. Постой, а что если, когда найдут платок, сказать, что зарезал пограничника отец… И нож у него есть и кизыл-аскеров он ненавидит — все это знают в селе. Чем отец сможет доказать, что это не его рук дело? Есть и еще одна лазейка: не ждать пока найдут отца, а пойти на заставу и заявить, что пограничника убил отец, а он, Бекмурад, не хочет скрывать этого. Что он давно замечал, что отец, с тех пор как отобрали отары и землю не любит новую власть… Пожалуй, ему поверят… А если пограничники ничего не найдут? Почти каждый мужчина в селе подпоясывается такими платками… Все пройдет тихо и гладко. Если он предаст отца, то не видать наследства как своих ушей. Отец или унесет тайну с собой, или откроет, но только не ему, а Клычмураду… А он, Бекмурад, останется ни с чем. Так что же делать?

Когда поднялись на вершину очередного бархана, отец осмотрелся и облегченно вздохнул:

— Дошли мои слова до аллаха! Ветер поднимается… Теперь наши следы заметет, а собак у них нет…

— Может передохнем, — предложил Бекмурад, — далеко отошли!

— Дома отдохнем, — жестко сказал отец.

— Так еще далеко.

— Ничего, дойдем…

Отец упорно шел вперед.

Шаги старого Овеза были легкими, а мысли одолевали тяжелые. Словно мешок тащил на сутулой спине! «Ну и натворил дел, Бекмурад! — думал он. — И так в последнее время жизнь не в ту сторону пошла, а тут еще это… Была бы уверенность, что все обойдется — похвалил бы сына: одним неверным меньше стало! Бекмурад действовал как настоящий джигит. Следы-то они запутают, да и ветер поможет, а вот платок!.. Серьезная улика… И как это он мог такую оплошность допустить? Растерялся, когда увидел, что из пограничника кровь как из барана хлещет, и глаза у сына, безумные… Молодец, Бекмурад! А если бы я действительно тайник вскрывал? Все бы отобрали, что сам накопил, что от отца осталось. По миру с сумой бы пустили… Выходит, Бекмурад за весь род вступился. Отчаянным надо быть, чтобы на такое пойти… Клычмурад, тот бы не решился». Невольная гордость за сына наполнила сердце и уже не таким жестоким казался его поступок. Вспомнилась своя молодость… Хранила еще рука ощущение того, как мягко и податливо человеческое тело под острым ножом… Давно это было, но не уходило, не сглаживалось в памяти.

Отец искоса взглянул на сына. Бекмурад, упрямо нагнув голову, молча шагал рядом, и нельзя было по лицу понять, о чем думает этот высокий стройный парень. «Переживает… Ищет выход… — пронеслось в голове Овеза. — Сам влез — попробуй сам и вылезти. Шевели мозгами, сынок…»

Когда садилось солнце оранжевое от несущегося в воздухе песка, отец спросил:

— Когда за мной уходил, видели тебя? Может разговаривал с кем?..

— Никому я ничего не говорил…

— У дурака не надо спрашивать, все сам скажет: и куда идет, и зачем идет… Разве не учил тебя этому?

— Никто меня не видел, — мотнул головой Бекмурад, — я не по дороге шел…

— Правильно сделал… Нож хорошо протер?

— А как же… Понимаю…

— Давай одежду осмотрим, не осталось ли пятен от крови?

Внимательно осмотрели одежду Бекмурада — ничего не обнаружили. Протерли еще раз отливающий синевой нож…

— Если дома спросят, где был, что ответить? — спросил Бекмурад.

— Ничего не говори. Я отвечать буду. А ты молчи, воды в рот набери… Понял?

Сын молча кивнул головой.

В село вошли ночью по одиночке.

Первые дни настороженно прислушивались к разговорам. Люди говорили, что кто-то зарезал молодого пограничника из нового пополнения. Высказывали предположение, будто это дело басмачей Дурды Мурта, которых так и не нашли. Эти слухи успокаивали отца и сына, но они понимали, что пограничники не оставят дело без внимания и постараются найти преступника.

А жизнь продолжалась! Новое властно и настойчиво входило в каждый дом, каждую семью. Нельзя было никакими силами удержать такое привычное и милое прошлое — не раз думал старый Овез. Почти все сельчане уже вступили в колхоз и только несколько семей держались единоличниками, в том числе и семья Овеза. У него давно отобрали отары, землю, воду, а на оставленный небольшой надел наложили непосильный налог. Непосильный по его представлениям… Все шло к тому, чтобы вступить в колхоз, который креп с каждым днем.

Уже не раз по вечерам заводили разговор о колхозе. Обычно начинал его Клычмурад, ярым противником его был Бекмурад. Спорили, доказывали друг другу, а отец молча слушал и тяжело вздыхал. Через верных людей знал, что скоро придет из-за кордона со своими нукерами курбаши Дурды Мурт… Много голов полетит с плеч, запричитают, завоют женщины, заполыхают дома… Почувствуют на своих шкурах бывшие батраки, что есть еще аллах на свете, что видит он и отмечает грехи каждого!..

Можно бы спокойно ждать курбаши, если бы не случай у «тайника». Понимал умом, сердцем чувствовал Овез, что рано или поздно выйдут пограничники на след. Проклятый платок поможет! Вроде бы притихли — а работа у них идет… Может быть уйти за кордон с Дурды Муртом? С деньгами везде примут!..