Сколько нам еще жить?..

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Пристроившись за длинным столом в ленинской комнате, Андрей заканчивал письмо. Времени было в обрез, а предстояло еще собраться в дорогу. Хоть и немудрено солдатское хозяйство, но каких-то минут требует. Да и на воздух тянуло, под яркое весеннее солнце, что заливало учебный плац, проникало в комнату.

Андрей торопился. Мысли опережали перо…

— Андрей, что ты сидишь, — ворвался в комнату Ширали. — С заставы машина за нами пришла!..

— Подожди пару минут…

— Я могу, а вот машина, ребята?.. Ладно, заканчивай, а я в казарму за вещмешками. Прихвачу и твой… От меня — привет передай!

— Обязательно! Фирма гарантирует!..

Топая сапогами, возбужденный Ширали моментально исчез. Словно его и не было.

Когда Андрей, на ходу заклеивая конверт, выбежал из казармы, его ослепили яркие солнечные лучи. Это был не просто хороший весенний день — это был день окончания учебы, день прощания с учебкой. Впереди ждала настоящая боевая служба!

На днях закончилось распределение по заставам. Кому-то, как считали ребята, повезло, кому-то — наоборот. Одни ходили радостными, сияющими, другие — печальными.

— Ну, как, Инженер, доволен? — спросил Андрея пограничник с глубоко запавшими глазами и маленькой головой на длинной шее. Чем-то он напоминал хорька.

— Доволен, — искренне ответил Андрей, — а ты?

— Мы с Петькой в горы попали… Тоже неплохо, романтика!

С вещмешками бежал Ширали, издали кричал:

— Андрейка, нас у проходной ждут, бежим…

…Долина реки Сумбар не отличалась шириной, но по изгибам и многочисленным поворотам могла смело поспорить с любым горным ущельем. В середине грохотала, звенела, прыгала по камням, пенилась и вскипала река. По берегам зеленели густые заросли ежевики, прямого как стрелы камыша, что вымахал почти в три метра высотой. Ветви плакучих ив спускались к реке, мочили зеленые косы в ледяной воде…

Оставляя за собой серый шлейф пыли, по дороге спешила автомашина. Мелкая щебенка вылетала из-под колес, барабанила по дну кузова, с металлическим звоном ударяла о стальной вал кардана. Машину подбрасывало на рытвинах и ухабах, молодые солдаты дружно подпрыгивали на металлических скамейках, что тянулись по обеим сторонам кузова. При этом они весело ахали, словно сидели не в машине, а в седлах лихих ахалтекинцев.

Вместе с солдатами ехал молодой лейтенант с тонкими чертами лица и круто выгнутыми бровями. Во всем его облике сквозила молодцеватость, подтянутость, а фуражка, надетая чуть-чуть набок, придавала всему виду лихость. Китель, ремень с блестящей пряжкой, портупея — все было подогнано с каким-то щегольством и изяществом. Лейтенант внимательно посматривал на новичков и старался представить, как они поведут себя на заставе. Это будет зависеть не только от них, но и от него — замполита заставы Реджепа Дадыкова, недавнего выпускника Высшего пограничного военно-политического училища. Сумеет ли он найти подход к этим семерым парням, завоевать их доверие?..

Замполит вновь пробежал глазами по лицам пограничников… Вот этот, что сидит в конце кузова, будет, пожалуй, самым высоким на заставе, встанет правофланговым… Лицо почему-то рыхлое, твердости не чувствуется… Федор Ушаков, окончил десять классов… Лейтенант запомнил фамилии и имена, когда знакомился с личными делами… Это — художник Ширали Ниязов, его хотели при учебке оставить — но настоял парень, к начальнику политотдела ходил, добился своего! Друг его, Чижов Андрей — сибиряк. По комплекции видно — сильный парень… Янис Крумень — латыш из Риги, мечтал о море, все родственники — рыбаки, а попал в погранвойска…

Приглядывались и молодые солдаты к своему замполиту: каким он будет на заставе? При первом знакомстве в отряде вроде понравился — внимательный, немногословный. Может, излишне серьезный, редко улыбается.

Дорога все петляла и петляла. Порой Андрею казалось, что вот-вот она упрется в тупик — впереди поднимались отвесные скалы. Но, подъехав к ним, дорога вдруг ныряла в узкую щель и вела дальше.

Андрей указал Ширали на вершины гор.

— Я думал, что в Туркменистане, кроме песков ничего нет… А тут такие горы! Будет что рассказать дома. Слышь, Ширали, ты обязательно нарисуй, а то не поверят…

— Что у вас за люди, если своим не верят? Разве можно неправду говорить?

— Выходит, что можно. Потому, что безнаказанно все. Человек врет, ему сходит с рук, как с гуся вода! Таким бы на лбу выжигать: врун, обманщик, плут… Чтобы все видели!

— Ты сам никогда не врал? — хитро прищурился Ширали.

— Ради шутки бывало…

— Наверное, девчатам, — подмигнул сидящий рядом Янис, — они это любят. Им все красивое нужно, героическое. А если ничего этого нет? Вот и приходится приукрашивать. Немного… — Янис мотнул рыжей головой и зажмурился. Видимо, вспомнил, как он сам «приукрашивал»…

Ширали вытащил из вещмешка коробку с фломастерами, большой блокнот.

— Горы рисовать будешь? — спросил Андрей.

— Горы потом… Сейчас тебе на лбу напишу: «Обманщик»! Большими красными буквами. Чтобы все видели, сам говоришь, что таких метить надо. С тебя и начнем… Подставляй лоб!

— Очумел, что ли? — воскликнул Андрей. — Я ради шутки обманывал. Совсем по мелочам.

— Значит, есть большое и малое вранье? Увел верблюда — вор, незаметно взял иголку — мелочь… Так тебя понимать?

— Кто же сравнивает иголку с верблюдом? Смехота!

— Суть одна — обман, вранье! Маленькое или большое — какая разница? У нас говорят, что можно солгать только в трех случаях: когда тебя обвинят в несодеянных грехах и тебе надо выкрутиться; когда хочешь примирить двух поссорившихся друзей; когда твоя жена, наслушавшись сплетен, зла на тебя…

— Мудрец ты, Ширали, — засмеялся Андрей. — Значит, сказать неправду все-таки можно?

— Только в этих трех случаях, — развел руками Ширали. — Так будем на твоем лбу что-нибудь писать?

— Постараюсь исправиться, — поднял руки Андрей. — Под твоим мудрым руководством!

— Послушай, что сказал один мудрец, — хитро улыбнулся Ширали, — если скажут, такой-то стал ханом — поверь! Если скажут, он стал визирем — поверь! Если скажут он стал падишахом — поверь! Если скажут, он изменил свой характер — не верь! Понял?

— Выходит, как в песне: «Каким ты был, таким остался!» А как тогда такие понятия, как перевоспитание, влияние коллектива и прочие премудрости? Все книги, кино, телевидение сейчас только об этом и толкуют. Был плохим — стал хорошим, был хорошим — стал отличным…

Говоря это, Андрей вопросительно посмотрел на лейтенанта, словно приглашая его принять участие в разговоре. Покосились на замполита и другие солдаты.

Но замполит молчал, хотя слышал разговор солдат. Он хотел было уже вступить в беседу, но сдержал себя. Улыбнулся от мысли, как бы «отчитал» его начальник политотдела подполковник Сапожников, узнав об этом… «Почему вы, лейтенант Дадыков, не объяснили солдатам значение и влияние коллектива на формирование личности? Почему не взяли инициативу в свои руки? Почему превратились в слушателя?» Много бы этих «почему» задал ему начальник политотдела.

Замполит заставы знал — поговорить с солдатами он еще успеет. Сейчас интересно послушать, узнать о чем думают эти парни в широкополых панамах. Пускай сами, без его подсказки, высказывания и разбираются… Этот Ниязов молодец! Как разделывает сибиряка!

Ширали только было раскрыл рот, чтобы возразить Андрею, как машину подбросило на ухабе и он чуть не прикусил язык.

Андрей же крепко ухватился за борт, четко продекламировал:

— Пушкин? — вопросительно произнес Ширали.

— Угадал, «Телега жизни». Отличные стихи. «Презирая лень и негу». Здорово сказано!

— Любишь ты поговорить, Андрейка, — усмехнулся Ширали, — в этом тебя уж не перевоспитаешь! А знаешь, что мудрецы говорят?

— Опять мудрецы… Сколько их там еще?..

Ширали, словно не слыша вопроса друга, изрек:

— Человеку природой дано два глаза — один рот; два уха — один рот; две руки — один рот; две ноги — один рот…

— Ну и что? — спросил удивленно Андрей.

— А то, что человек должен в два раза больше смотреть, слушать, делать, ходить, чем языком болтать! Понял?

Все засмеялись, даже замполит улыбнулся и покачал головой. Заключение Ширали ему понравилось.

— Это надо запомнить! — воскликнул с прибалтийским акцентом Янис. — Хорошо сказал мудрец. Домой об этом напишу…

— Один — ноль в пользу Ширали, — весело объявил Оладушек и захлопал в ладоши. Видимо, поражение земляка доставило ему удовольствие.

Солнце поднималось выше и все сильнее жгли его лучи. Ветра не было, и пыль долго стояла над дорогой, повторяя ее повороты и изгибы. Мотор, то натужно выл, преодолевая крутые подъемы, то мягко урчал, когда машина шла под уклон.

Иногда дорога тянулась рядом с КСП — контрольно-следовой полосы. Новички внимательно вглядывались в нее словно хотели обнаружить следы нарушителя… Они знали, что это была не «учебка», над которой они ломали голову, а самая настоящая КСП…

Высоко в безоблачном небе парил орел. Распластав крылья делал широкие круги, что-то высматривая на земле.

— Ему бы границу охранять — все видно, — сказал кто-то из солдат.

— Но и он виден, — возразил Андрей. — А это плохо! Верно, товарищ лейтенант?

— Правильно, рядовой Чижов! Одна из заповедей пограничника — ты все и всех видишь, тебя — никто и нигде… Скоро приедем, сейчас село будет, перекур сделаем, а там — рукой до заставы подать…

Ущелье неожиданно раздвинулось и в глаза бросилась зелень полей. Шире стала и речушка, на обеих берегах которой раскинулось небольшое село. Дома, как у всех горцев, были сложены из камня, но встречались и глинобитные с плоскими крышами. Серая пыль, мелкие камни устилали узкие кривые улицы, выжженная сухая глина лежала на обочинах. Андрей смотрел на незнакомое село и в памяти невольно вставал далекий сибирский город, светлые здания, асфальт, мокрый от утренних поливочных машин, красавец Енисей.

— Очень древнее село, — вывел его из задумчивости голос лейтенанта. — Народ здесь отличный, помогают нам. Есть дружинники, есть ЮДП — юные друзья пограничников.

— А девчат много? — поинтересовался Янис.

— Их сейчас везде — пруд пруди! — улыбнулся длинный Оладушек.

Замполит внимательно посмотрел на него.

— Есть и девчата. Красивые, гордые… Верно, рядовой Ниязов?

— Так точно, товарищ лейтенант, — откликнулся Ширали. — Но горные девушки не только строгие, но и приветливые. Молчаливыми их родители и родственники делают. Пережитки прошлого еще живы…

— Товарищ лейтенант, верно, что здесь калым берут? — спросил замполита курносый солдат.

— Кое-где в самых глухих аулах, говорят, еще берут. Только редко, а раньше — обязательно.

— Сколько же брали? — не отставал курносый.

— По-разному, — ответил за лейтенанта Ширали. — Штук пятнадцать верблюдов, штук двести овец, ишаков десяток, ну, и деньгами, несколько тысяч…

— Дела! — воскликнул курносый, — лучше холостяком остаться!

— Вот это цены!, — покачал головой Янис. — Без штанов останешься!

— Слышь, Ширали, — произнес Андрей, — после службы поедем ко мне на Енисей, такую тебе девчонку найдем — закачаешься и без всякого калыма, фирма гарантирует! Ни верблюдов, ни ишаков не надо! Договорились?

— Слепой сказал, посмотрим! — весело ответил Ширали.

В центре села, возле небольшого бетонного бассейна, машина остановилась. Ее тотчас же окружили мальчишки. Они степенно здоровались с пограничниками, осведомлялись о здоровье и делах.

— Красота! — блаженно крякал Андрей, подставляя широкую спину под брезентовое ведро, из которого поливал Ширали, — это я понимаю… На Енисее, правда, лучше, но и здесь подходяще! Залез бы в это бетонное корыто, да и сидел!

— Кто же нарушителей ловить будет? — спросил Ширали.

— Дядя! — ответил Оладушек, — Чижов будет в бассейне отсиживаться, а дядя службу нести! Чем не жизнь?

Пограничники засмеялись, а Янис произнес:

— Тебе, Андрей, надо в Латвию ехать служить. Знаешь, сколько у нас воды! Озера, реки, море…

— Болота, трясины, — добавил с усмешкой Оладушек — Может, у вас и русалки водятся, а, Янис?

— Есть и русалки, — согласился серьезно латыш, — они знаешь…

Он не договорил… Андрей надел гимнастерку, затянул ремень и попросил:

— Расскажи про русалок, Янис, какие они?..

Янис молчал, только удивленными глазами смотрел куда-то за спину Андрея. Глянули и остальные пограничники.

Янис тряхнул головой, тихо прошептал:

— Русалка…

Андрей повернулся и замер…

Навстречу им шла девушка! Казалось, что в этом особенного: идет, ну и пусть себе идет. Но почему превратились солдаты в персонажей из немой сцены бессмертного «Ревизора»? Взгляды их словно магнитом, тянулись к девушке в длинном национальном платье. Высокая, стройная, она шла неторопливой походкой и лучи солнца ярко отражались в ее серебряных украшениях. Но что они значили по сравнению с ее неповторимой красотой и молодостью? Она была тонкая, изящная как джейран. Девушка шла, опустив глаза, видимо зная, стоит ей поднять их, взглянуть на встречного, и все — пропал человек!..

«Интересно, — подумал Ширали, — в такой глуши, а платье модное, приталенное. Наверное, сама шила. Мастерица. А лицо-то, лицо… Вот бы с кого портрет написать! Да только куда мне — тут великий мастер нужен…»

«Да откуда же такое чудо появилось, — пронеслось в голове Андрея, — может с неба сошла? Кто же она. — Хозяйка медной горы? Царица Тамара? Аэлита?..»

Девушка подошла к водоему, подняла глаза, приветливо и тихо сказала:

— Здравствуйте, ребята!

— Добрый день, Айнур, — мягко улыбнулся замполит.

Поздоровались и остальные. Каждый старался, чтобы его голос звучал как можно приветливее и нежнее…

— Айнур! — повторил Ширали, — хорошо как звучит, красиво…

— Что такое Айнур! — тихо спросил Андрей.

— Потом объясню…

Взгляд Андрея на какой-то миг встретился с глазами Айнур, и ему показалось, что он нырнул в бездонный омут и сердце тревожно вздрогнуло. Оказывается, правду говорил Ширали, что есть среди туркменок удивительные красавицы. Эта превзошла все ожидания…

— Как твоя библиотека, Айнур? — спросил лейтенант, — новые книги еще не получала?

— Обещают на той неделе, — ответила девушка. — Вы новое пополнение везете на заставу?

— Точно! Отличные ребята. На нашу заставу плохих не посылают…

Айнур подняла глаза, быстро скользнула взглядом по пограничникам, словно желая убедиться в правдивости слов замполита. Каждый из парней мечтал, чтобы горянка хоть на секунду задержала на нем свой взгляд. Но все мечты лопнули: взгляд девушки был скользящим и равнодушным.

— На обед идешь? — спросил замполит, видя, что девушка собирается уйти.

— Да, — тихо ответила Айнур и хотела что-то добавить. Но в это время раздался резкий мужской голос:

— Айнур, иди домой, мать зовет!

Девушка вздрогнула и быстро направилась прочь от ребят.

Из дома, что находился неподалеку от бассейна, вышел навстречу ей высокий сухощавый туркмен в черном тельпеке. Он был еще крепок, хотя годы сутулили спину, изрезали глубокими морщинами лицо, перевили венами жилистые руки. Худой, тонкий он напоминал гвоздь, вытащенный щипцами из доски. Тельпек был похож на шляпку.

— Отчим Айнур, — объяснил лейтенант. А когда мужчина подошел и поздоровался с пограничниками, добавил:

— Это Бекмурад-ага, один из лучших чабанов колхоза…

— Ай, Реджеп, — развел руками чабан, — разве можно в глаза хвалить человека?..

— Не я так говорю, — ответил замполит, — все село такого мнения. Не оценивай сам себя — пусть люди скажут! Разве не так, Бекмурад-ага?

— Верблюда губит тяжелый груз, человека — слава! — степенно произнес чабан, оглядывая пограничников.

— Откуда родом, новички?

— Из разных мест, — уклончиво ответил лейтенант, — из России, Сибири, Туркменистана… Вам, как дружиннику и мергену надо подучить их следы читать, и пустыню показать…

— Это можно, — солидно кивнул Бекмурад-ага и еще раз окинул пограничников из-под кустистых бровей прищуренным, цепким взглядом…