Скорость. Назад в СССР 2

Глава 19

Именно в это время подъехал Трубецкой с Сашей. Пока князь что-то искал на заднем сидении, Саша вышла из машины и направилась к нам.

Она приветливо улыбалась, но из всех присутствующих только я увидел страшную ревность в ее глазах, молниями разрывающими на куски меня и Настю.

Мне ни в коем случае нельзя было сорвать тренировку.

Поэтому не оставалось ничего другого, как повторить такие же объятия со слабо сопротивляющейся Сашей. А потом представил девушек друг другу.

— Знакомьтесь…

Они обе были очень хороши. Какое-то время Саша и Анастасия холодно разглядывали друг друга, после того, как познакомились.

И судя по выражениям глаз видели друг в друге скорее соперниц, чем коллег по команде. Ни одна из них не стушевалась и не собиралась отступать.

Признаюсь, мне льстило что Саша немного ревнует и нервничает. Приятно ощущать, что две красивые представительницы слабого пола готовы посоперничать за меня.

В школе у меня такого не было, скорее наоборот. Я с разной степенью успеха конкурировал за девчонку с другими парнями.

Поэтому я позволил себе немного понаслаждаться зрелищем. В глубине души я понимал, что это глупо, но это была осознаваемая и контролируемая гордыня, которую я погасил через секунды.

Пожалуй, нужно было отвлечь, пока они не успели обменяться «любезностями».

— Ну что девушки, пойдем, я вас познакомлю с князем Трубецким.

Я немного шокировал этим своих спутниц.

— Он что, правда, князь? — широко раскрыв глаза вкрадчивым шепотом спросила Татка.

— Самый что ни на есть настоящий, — я легонько тронул ее пальцем за нос. Это был наш тайный язык. Этим жестом я выражал свою братскую любовь и взаимосвязь с сестренкой.

В детстве мы были очень близки. Да и сейчас тоже.

Просто события последних двух месяцев настолько захлестнули меня, что у меня совершенно не оставалось времени на общение с сестренкой.

Но я продолжал чувствовать связь, удерживающую нас невидимыми канатами.

Оно и понятно. Люди взрослеют и постепенно становятся больше своей родительской семьи, оставаясь ее частью.

При этом я продолжал чувствовать связь, удерживающую нас невидимыми нитями или даже канатами канатами.

Сначала, когда я учился начальных классах она очень трогательно заботилась обо мне как старшая сестра.

Мы делились в ней всем: тайнами, едой, игрушками, детскими «сокровищами» в виде зеленых бутылочных стекол, школьными принадлежностями.

Что ни говори, а материнский инстинкт, в отличии от отцовского, начинает проявляться у девчонок чуть ли не с детского сада.

Мама работала, отец тоже, поэтому она, на правах старшей сестры, водила и забирала меня из школы, на первых порах.

Мы играли с ней дома в пацанские игры: в хоккей на полу зала. Наша сборная обыграла канадцев и мы попеременно с ней были то Харламовым, то Третьяком, то Гретцки. Еще мы играли в солдатиков, машинки, войнушки и прятки.

Была моей нянькой если я заболевал. Ходила со мной к стоматологу, которого я боялся и ненавидел всеми фибрами души. Она успокаивала и требовала, чтобы я проявлял мужество в зубоврачебном школьном кабинете.

Тогда в каждой школе был стоматологический кабинет, где отечественная медицина зорко следила за тем, чтобы у пионеров и комсомольцев не образовался кариес и не портились зубы.

Готовила мне завтраки и обеды. А если надо то, вступала мальчишечьи в драки на моей стороне, помимо моей воли.

Родная кровь не водица, как любила приговаривать моя бабушка.

Такое случалось не часто, всего пару раз. И мне было немного стыдно перед моими «врагами», за то что на моей стороне дралась девчонка.

Надо отдать ей должное, она лезла в драку только когда я противостоял превосходящим силам «противника» или дрался с ребятами старшего возраста.

Одним словом она была мне не только сестрой, но настоящим «старшим братом».

Я правда, тоже не отставал и старался всегда помогать и опекать ее.

Однажды летом на каникулах, мне было тогда лет восемь, нас отправили в деревню «набираться здоровья» к каким-то дальним родственникам отца.

Те, работая в совхозе, занимались на собственном подсобном участке выращиванием клубники для последующей продажи на рынке.

Мы с Таткой не очень-то и хотели ехать в деревню, к практически, чужим людям. Родители нам пообещали что, мы вдоволь наедимся фруктов и ягод, особенно клубники.

Татка обожала клубнику и это обстоятельство сыграло решающую роль в нашем настрое. Мы бурно обсуждали в дороге в Воронежскую область клубничные перспективы и купание в речке.

Поели ли мы клубники? Это отдельная история! Хозяева оказались еще более прижимистым, чем наш отец. Все до одной ягоды шли в «дело». На рынок.

Нам не предложили не только ни одной клубнички, но и использовали нас вовсю, как бесплатную рабочую силу без выходных и проходных, как говорится.

А мы как городские воспитанные дети, даже и подумать не могли что-то брать без спроса, тем более с огорода.

Хозяева только и знали рассказывать, о том, как им тяжело дается каждая копеечка. Других разговоров мы с Таткой особо не слышали.

Лишь однажды хозяйка в конце рабочего дня после ужина позволила нам сорвать по одной клубничке.

Она с ревностью наблюдала, как мы ходим и приподнимаем листики, выискивая самую крупную и спелую.

Наконец мы нашли большие, красивые, насыщенные цветом и ароматом ягодки и сорвали по одной.

Эта клубника была так хороша, что хотелось бесконечно ею любоваться.

Старшая дочь хозяйки, Надька, девица дет четырнадцати, тоже наблюдала эт картину.

— Покажи, что там у тебя, Татка! — весело попросила хозяйская дочь.

Моя сестра на открытой ладошке принесла ягоду. Наивная душа. Мы и глазом не успели моргнуть, как великолепная клубника тут же исчезла во рту Надьки.

— А у тебя, чё там, Сашка? — Надя повернулась ко мне. Но я показал ей фигу.

Мы с сестрой были шокированы таким поведением.

— А у тебя, чё там, Сашка? — Надя повернулась ко мне. Но я показал ей фигу.

Татка с надеждой посмотрела на хозяйку, ожидая, что та осудит дочь и разрешит сорвать еще. Но та повела себя грубо и более чем странно, на взгляд городского ребенка

— А нехрена «сусалами» щелкать. В следующий раз будешь знать, как ворон считать.

Из глаз сестры полились слезы. Она молча плакала обратив свой взор в небо.

Мое сердце разрывалось от обиды за сестру.

Может быть в деревне такой «урок» и был полезен.

Выжить в стесненных суровых условиях, имея естественные природные ограничения можно только имея хватку, расторопность, весомую долю наглости в характере.

Хитрость считалась признаком острого ума.

Воспитанность и вежливость принималась хозяевами за «слабость».

Я же вынес свои уроки из крестьянской «педагогики».

Я обнял сестру за плечи и, впервые за время пребывания в тот деревне, увел Татку на речку, под недоуменнымы взглядами «гостеприимных» родствеников.

Место, куда мы пришли, словно было нарисовано кистью самого великого художника.

Это была речка, каких в России тысячи и тысячи, с кустами и ивами по берегам, притаившаяся в лоне зеленых холмов.

Лента русла разрезала роскошные ярко-зеленые поля, обрамленные границами темного леса.

Вечерний красный заказ играл на гладкой поверхности довольно широкой и не быстрой реки.

Мы сидели на краю оврага, подогнув колени, и наблюдали, как на водной глади играет плотва.

— Ничего, Татка не переживай, я подарю тебе целый вагон клубники, — я протянул ей свою ягодку, — вот увидишь!

— Нет, поешь сам, я не хочу…

— Ты что сдурела? Ну-ка, кусай давай половину!

Я видел, как она боролась со своей обидой но в конце концов я ее уговорил и мы вдвоем с удовольствием разделась с ягодой.

Она была настолько ароматная, сочная и сладкая, что, казалось, что я и сегодня помню ее вкус.

— Давай завтра сходим магазин, купим конфет и печенья? — предложил я.

У нас были с собой деньги на обратный путь, выданный мамой.

— Давай пока подождем, мало ли что. Вдруг нам они понадобятся, — ответила Татка

— Ладно.

— Как тут красиво, почему мы сюда ни разу не пришли раньше, Сашь, — спросила меня сестренка, положив мне голову на плечо и наблюдая великолепный закат.

— Потому что «эти», вместо отдыха, заставляют нас пахать с утра до ночи.

— Как так можно, взять и сожрать мою клубнику?, — тихо сказала она мне, в ее голосе снова зазвучала обида, — как так можно, взять и сожрать мою клубнику? А эта, ее мать…Не щелкай. Вот гадина. Они нас ненавидят, мне кажется. Она так и смотрит в рот за столом, на сколько «копеечек» мы ее объели.

— Ага, я тоже заметил. Хотя мама ей с нами прислала им гостинцев рублей на пятьдесят наверно. Один утюг чего стоит.

Мы привезли в деревню электрический утюг по просьбе хозяйки. Ещё кучу новой посуды, одежды и постельного белья.

— Знаешь, тут красиво, но я хочу домой, — грустно сказала Татка.

— Это я могу устроить, — ответил я улыбаясь заходящему за горизонт золотому ободку солнца, — пошли.

Мы спали отдельно от хозяев в сарае, на двух старых железных кроватях с сеткой.

Наверно раньше они были хозяйскими, а потом их использовали для временных сезонных рабочих.

— Тут шабашники обычно спят, — тк нам сказала Надька, когда показывала наше место для ночлега.

Конечно такая эксплуатация человека человеком была запрещена в Союзе, но сами руководители колхозов и совхозов не брезговали привлекать шабашников к различным работам.

В основном сезонные рабочие сбивались в строительные бригады. Но могли и участвовать в уборке урожая. Бригады шабашников формировались летом, в сезон отпусков.

За месяц они успевали сдать работу «под ключ» и получали на руки сумму, равную их зарплате за несколько месяцев на основной работе.

Колхозное и совхозное руководство старалось не афишировать явление шабашничества, так как это могло дискредитировать советскую экономическую систему.

Их, председателей и директоров могли серьезно пропесочить, а то и вообще заставить уйти с должности по требованию райкома партии

Да и прессе о шабашниках практически не упоминалось. Все знали, что они есть, но в тоже время вроде как бы и нет.

Так вот, мы с Таткой спали в большом сарае, где хранилось сено для скотины.

Я дождался ночи, и когда все уснули взял два больших берестяных лукошка и отправился за клубникой на грядки расположенные тут же на хозяйском участке.

Вдалеке залаяли собаки, я опасливо вглядывался в окна хозяйского дома, но те крепко спали.

Не хотелось попасться.

Я не боялся, что меня поймают за руку, вовсе нет. Я больше переживал, что не исполнил обещания накормить сестру клубникой.

Через полчаса я вернулся в сарай к сестре с полной тарой ягод.

Она спросонья протерла глаза и с удивленной улыбкой уставилась на меня.

— Ты с ума сошел? Они же узнают. Она каждое утро ходит проверять свою клубнику.

— Я даже не сомневаясь, что она записывает их поштучно. Ты же хотела домой? Ешь, давай.

Это было настоящее пиршество. Мы уснули с измазанными руками и ртами.

На утро «преступление» было раскрыто. Скрывать не было смысла и я во всем признался полностью взяв вину на себя.

Нас молча довезли до райцентра и посадили на проходящий автобус до Москвы, купив билеты за наши же деньги. Татка, как в воду глядела.

С собой нам не дали ничего. Поэтому мы ехали голодные, без воды и еды.

Но это совсем не могло испортить нашего отличного настроения, ведь мы все же наелись клубники и побывали на очень красивой речке, как нам было обещано и мы возвращались домой.

Добравшись до автовокзала у метро Щелковская. Мы стрельнули у прохожих две копейки и позвонили маме на работу.

Она мгновенно все поняла, и приказала никуда не ходить и ждать в зале ожидания автовокзала.

Дома Татка, как старшая сестра, на разборе ситуации за семейным ужином всю вину за «похищенную» и съеденную клубнику взяла на себя.

Прикрывая меня, она рассказала все, как есть за исключением Надькиного гадкого поступка и слов ее мамаши о «сусалах».

Родители поначалу никак на рассказ не отреагировали и ничего не сказали.

Мама с укоризной посмотрела на отца — он был идейным вдохновителем нашей с Таткой поездки в деревню. Но он как всегда самоустранился.

Тогда она встала из-за стола, ушла с телефоном на длинной проводе в зал, прикрыла за собой дверь.

Судя по ее голосу и обрывкам фраз, она заказала междугородний телефонный звонок, в глаза сказала, всё что она о них думает, припомнила и утюг, и гостинцы, и так наставляла нашим деревенским родственникам за жадность, эксплуатацию, условия жизни, что те вообще пожалели о том, что родились на белый свет.

Вот так Татка прикрывала, помогала и заботилась обо мне.

Так продолжалось класса до третьего, максимум до четвертого, а потом я подрос и сам стал заботиться о ней.

Мы уже перестали играть в детские игры, у каждого появились новые интересы и увлечения.

Татка занималась спортом, успев перепробовать гимнастику, плавание, настольный теннис и волейбол. Я все больше погружался в мир автомобилей.

К тому времени она подросла и ее фигура уже по-женски оформилась. Ее детские смешные конопушки на лице куда-то исчезли, можно сказать, что она стала видной девицей.

Я стал замечать медовые взгляды пацанов постарше, и уже знал, что означают якобы «безобидные» хватания за руки и попытки пообниматься.

Я никому не позволял прикасаться к ней, и она всегда чувствовала мою защиту в этом вопросе.

Однажды один такой навязчивый ухажер-семиклассник, схвативший ее как бы «в шутку» за руку, отпихнул меня и грубо предложил мне проваливать, когда я потребовал немедленно отпустить сестру.

Не долго думая, я схватил лежащий поодаль камень и шарахнул семиклассника по голове. На месте удара появились капельки крови.

Увидев собственную кровь, тот отпустит руку Татки и немедленно ретировался, обозвав меня настоящим психом, рассыпая проклятия и ругательства. Он проживал в соседнем подъезде.

Я думал, что мне, как минимум предстоят разбор полетов с родителями этого чувака, его папаша был какой-то важной шишкой и за ним приезжал персональный водитель на Волге.

А как максимум, придется драться и получать тумаков от его друзей. Но к моему удивлению ничего не произошло.

После недельного ожидания, я случайно встретил его на улице, он нахмурился, отвернулся и прошел мимо, ничего не сказав.

Он полностью проиграл тот «бой». И вряд ли в будущем станет хватать девушек за руки без их желания или позволения.

Случай весело обсуждался в школе, в старших классах. Кто-то наблюдал эту картину и растрезвонил среди Таткиных сверстников.

Хоть мой оппонент был физически сильнее и крепче, я осознал, что внутренний стержень и уверенность в своей правоте играют не последнюю роль в мужских конфликтах.

Ведь я видел, как этот семиклассник отдубасил одного из своих ровесников.

Именно тогда я понял, что мне необходима, какая-то система самообороны и записался в секцию бокса.

Среди старшеклассников за мной на некоторое время закрепилась слава «психа», с которым вовсе не стоит связываться.

А на меня с Таткой, идущих вместе в школу, многие поглядывали с уважением.

Со стороны могло показаться, что я вообще никого не подпускаю к сестре, лишаю право на выбор среди парней и патриархально диктую ей свою волю.

Но на самом деле это не так. У нас с ней не было секретов даже в сердечных делах. Я точно знал, в кого из парней она была тайно влюблена.

Как обычно бывает в таких случаях, моя сестренка безответно втюрилась в девятиклассника, который, увы, уже встречался с другой.

Татка по девичьи переживала, иногда тосковала и говорила, что в жизни нет счастья и настоящей любви.

Я ее успокаивал, говорил, что он не стоит даже мизинца моей прекрасной сестры, что он еще очень пожалеет, когда сестренка встретит своего мужчину.

Она обнимала меня и говорила, что никто в жизни ее не понимает лучше меня. Ну разве, что Настя.

Я тоже обсуждал своих девчонок с Таткой совершенно без опасений быть осмеянным.

Если у меня возникало желание поделиться, я честно рассказывал про свои симпатии и детские влюбленности, я знал, что тайны моего сердца не будут преданы огласке.

Единственное о чем я не мог поведать сестренке — это, то как будоражит мою кровь ее лучшая подруга Настя.

Когда мы шли здороваться с Трубецким, она заговорщицки спросила тихим голосом:

— Ну-ка выкладывай, кем тебе приходится эта симпатичная особа?