Скорость. Назад в СССР 2

Глава 8

Мое внимание привлекла стена напротив. Она была по периметру перетянута дубовыми рейками, которые к тому же окаймляли окно во всю ширину и дверь из прозрачного стекла.

Я смотрел за стекло и не мог поверить своим глазам. Я даже зажмурился и ущипнул себя, чтобы убедиться, что я не во сне.

Каналья! Такого я не видел даже в кино. За стеклянной дверью находился огромный сад! Настоящий зимний сад! В центре Москвы!

Лучше сгореть, чем угаснуть.

— Можешь прогуляться по садику. Там Фердинанд, ты его не пугайся. Только пальцы не суй.

Фердинандом оказался большущий попугай синего или скорее кобальтового цвета. На мощном черном клюве присутствовала желто-золотистая полоска. Такого же цвета были узкие колечки вокруг умных темно-карих глаз.

Птица с интересом разглядывала меня, сидя на кольце подвешенном за потолок.

Я очень удивился, когда обнаружил, что у попугая есть ресницы.

Только я хотел задать вопрос говорящий ли он, как Фердинанд решил, что достаточно поизучал меня и тут же хриплым голосом громко выдал строку из популярной у латиноамериканских борцов за свободу песни:

— Эль пуэбло… унидо… хамас сэра венсидо!

Я вспомнил, что песня имела историю. Ее написал чилийской поэт Ортега. Когда Пиночет совершал военный переворот, солдаты военной хунты ворвались на радиостанцию, когда ее сотрудники пели песню в прямом эфире.

Эфир радиостанции «Magallanes» прервался автоматными очередями. Из пятидесяти сотрудников станции в живых не осталось никого.

Можно сказать, что с тех пор эта песня являлась гимном всей прокоммунистический Латинской Америки.

— Ты Фердинанд? Очень приятно, — я решил представится ему, — Александр Каменев.

Фердинанд наклонял голову то в одну то в другую сторону, словно пытался понять смысл моих слов.

— Самая тяжёлая болезнь на свете, Фердинанд, — это привычка думать. Она неизлечима, — вдруг процитировал попугай один из моих любимых романов Ремарка.

— Ого! Да ты философ, птица. Скажи мне еще что-нибудь.

Но Фердинанд уже потерял ко мне всякий интерес и начал расчищать клювом свои перья.

Конечно можно и не рассказывать, какое сильное впечатление на меня произвел зимний сад. Я больше такого никогда и нигде не видел.

Судя по освещению и расположению в помещении ухоженных растений, садом занимались профессионально.

— Алехандро, — Марго обратилась на испанский манер, — чай пить будем здесь, в гостинной или на кухне. Она стояла на пороге зимнего сада и наблюдала за мной.

Я осмотрелся и увидел два очень необычных плетеных кресла округлой формы, с мягкими подушками и плавными линиями, дерева, похожего шары с вмятиной на месте сиденья.

И всё же сама обстановка меня немного напрягала и стесняла своей помпезностью и стилем.

Если бы меня попросили описать интерьер одним предложением, то я наверно сказал бы, что он не для людей.

Я не мог сказать, что он безвкусный, но мне было неловко из-за пристрастия хозяев к роскошеству.

Мне показалось, что на кухне может быть по-уютнее.

— Вы здесь живете одна с Фердинандом? Чего таскать посуду туда-сюда, давайте на кухне, Марго.

— Саша, перестань обращаться ко мне на «вы», я себя чувствую старухой, пошли на кухню, и вправду я тоже не вижу смысла носить посуду.

Но на кухне было не лучше. Так я представлял себе кухни в дорогих ресторанах.

Она была метров двадцать пять по площади.

Широкая плита с вытяжкой, нависающей медным зонтом, мебель, холодильники, комбайны, соковыжималки, СВЧ-печь, самая настоящая кофе-машина и куча другого непонятного оборудования и утвари едва заполняли это пространство.

— Вы, то есть ты, живешь здесь одна с Фердинандом? Кстати, он забавный.

— Да? Он тебе понравился?

— Очень красивый, я таких не видел. Что за порода?

— Гиацинтовый Ара. Матом ругался?

— Нет вроде.

— Значит ты ему тоже понравился.

Мы поулыбались.

— А что? Он ругается, как сапожник?

— Хуже. Если ему кто-то не нравится, то он может обозвать человека сучкой. И это самое приличное из его словарного запаса. Еще он ругается на испанском.

— Откуда он у вас? Редкая птица?

— Из Боливии. Мои родители… — она сделала паузу, как бы подбирая слова, — дипломаты, они работают в Латинской Америке, Фердинанд птица редкая, уникальная.

Ни хрена себе живут советские дипломаты. Наверно разведчики, какие-нибудь, раз им выделили такую квартиру. Ощущение дискомфорта усилилось.

— Дипломаты советские? — спросил я, оглядывая гигантскую кухню.

У некоторых вся жилая площадь исчислялась двадцатью пятью метрами. Не говоря уже о тех, кто жил в коммуналках.

— Конечно, советские, какие же еще? Садись.

— Марго, я лучше пойду. Мне нужно успеть до закрытия метро.

Она почувствовала изменение моего настроение,

— Тебе здесь не нравится…

— Если честно, то не очень.

— Что не так с нашей квартирой? Плохая аура?

— Я вообще-то не очень верю в эти ауры. Просто не привык я к таким домам. Тут, как будто, все не по-настоящему.

— Не по-настоящему? — она удивленно смотрела на меня, пытаясь понять мою мысль, — но почему?

— Потому что тут как в музее, где не живут люди.

— Ну мы же тут живем, — она засмеялась, — обычные люди из плоти и крови, такие же как ты и твои близкие.

— Ну это-то я понял, когда ты сказала, что твои родаки дипломаты.

— А до этого?

— А до этого я думал, что тут какие-то торгаши живут. И вообще было такое ощущение, что это все украдено.

— Украдено?

— Ну в переносном смысле. На деньги потраченные на это все можно наверно целый год содержать детдом. Вон сколько детей, не то, что в Африке — у нас обездоленных бродяжничает.

— Господи, какой ты милый, Саша, — она мне умиленно улыбалась, — ты правда думаешь о детях из детдома? Ты сам случайно не детдомовский?

Кому-то все, а кому-то ничего от рождения.

Когда я входил в квартиру, я действительно подумал о беспризорнике Генке с вокзала.

— Ой, вот кто настоящая благородная душа! Нас судьба с этим твоим Костей видно познакомила, чтобы я могла услышать, то что сейчас услышала от тебя. Наша молодежь, все еще чиста и очень наивна. И это прекрасно. Как же я хочу тебя обнять.

Э, нет, стоп, так мы не договаривались. Хоть Марго и сохранила некоторые черты женской привлекательности, но она мне почти в матери годилась. Я совсем не был готов к физическому контакту.

— Да я тебя не трону. Не переживай, — она определенно умела читать мысли, видимо ее поэтическая интуиция работала не только в области стихосложения, — я старая для тебя, я знаю.

Я попытался ее убедить в обратном.

— Ну, какая ты старая, ты еще очень даже молодая.

— Не льсти мне, я прекрасно понимаю, что такое восемнадцать лет, я отлично себя помню в этом возрасте. Весь мир перед тобой и ты все еще умеешь летать во сне и наяву. Тебе не нравится квартира, потому что ты молод. Это пройдет. Тебя пугают эти предметы, мебель, картины потому что ты не очень себе представляешь, какую цену с тебя потребует жизнь за обладание всем этим.

— Вовсе нет, я не боюсь ничего.

— Это не страшно. Если ты позволишь мне быть твоим другом, то я научу тебя, как идти по жизни и на самом деле не бояться. Выбор за тобой.

Марго была еще и актрисой. Совершенно невозможно было понять насколько ее задел мой отказ, и что она подразумевала под словом «друг».

Она оторвала листочек из изящного блокнотика и записала на нем свой номер телефона.

— Звони мне в любой время. Я могу тебе пригодиться. Меня многие знают. В том числе в ЦК. Половина цэковских друзья и однокашники моего папы. Ты же будущий гонщик, как ты мне рассказывал в метро. Тебе понадобятся связи. А они у нас ого-го.

— А ты даже Брежнева знаешь?

— Знаю, даже на коленях у Леонида Ильича сидела, во время праздников. Он тогда еще не был генеральным секретарем.

— Ух ты! Вот это здорово.

Не знаю, как учили попугая, но, видимо, услышав знакомые имя и отчество птица из зимнего сада тут же выдала частушку:

— Гениальные писал, Брежнев Лёня книжки. Ну а кто их покупал — глупые мартышки.

— Фердинанд, ну-ка прекрати! Перестань меня позорить перед гостем! — прокричала хозяйка квартиры в сторону залы, — мы его на лето отдавали знакомым из ЦК, вот видишь результат!

— Не переживай, я никому не расскажу. Хорошо иметь знакомых В ЦК, с таким чувством юмора.

Но не стоило обольщаться. У всех этих больших людей из ЦК своих забот полон рот. К тому же свои интересы. Я отдавал себе отчет в том, что они и пальцем не пошевелят без существенной социальной и политической выгоды. А мне им предложить пока нечего.

— Так, что считай, что Марго твоя золотая рыбка. А может даже и спасательный круг. Константину передай, чтобы забыл мой номер телефона, а ты, если будешь тонуть — звони.

— Хорошо, если что, то обязательно позвоню.

Я возвращался в вагончик, вспоминая детали ушедшего дня. Что-то подсказывало мне, что с Марго стоит дружить. Я пока не знал для чего, но иметь связи в ЦК КПСС совсем не плохо.

Это почти самая вершина власти. Наравне с руководством Органов. Они могут снимать и назначать министров, решать любые вопросы. Выше только «звезды», как говорится.

Когда я прошел через проходную на территорию базы то сразу почувствовал неладное.

Откуда-то тянуло дымом. Ускорив шаг я обнаружил, что наш вагончик с одной стороны объят разгорающимся пламенем.

Что за хрень, неужели Константин устроил пожар? Курил в койке? Оставил включенной плиту?

С быстрого шага я перешел на бег. Андропова нигде не было видно.

На секунду мне показалось, что в сторону пролома в заборе метнулись две тени.

О том, что это был поджог я понял по двери, подпертой снаружи длинным бруском

Я выбил его ударом ноги и скинув с себя футболку, скомкал ее в подобие фильтра, закрыл рот и нос и ринулся внутрь.

— Костя, вставай, горим! Вставай скорее! — я тормошил его за плечо.

Андропов продрал глаза, в одно мгновение осмотрел все вокруг безумным взглядом, вскочил на ноги.

— А где эта? Где Марго?

— Она уехала домой, давай на выход!

Дым уже заполнял внутреннее пространство вагончика.

Константин засуетился собирая свои вещи. Оценив время я собрал в охапку свои личные вещи и документы, быстро вытащил на улицу и вернулся за оборудованием.

В дверях я столкнулся с Андроповым.

— Беги за вахтером, нужна вода, песок, огнетушители

Мои сосед молча кивнул и подчинился. Он рванул в сторону проходной.

Я же снова пробрался внутрь и стал выносить оборудование. Если мой «швейный цех» сгорит, то я подведу к Серегу.

Не знаю откуда взялись силы, но задержал дыхание, схватил машинку, она мне показалась очень легкой и моментально вытащил ее наружу.

На удачу я сумел вынести не только всё оборудование но и материал с уже пошитой частью заказа.

Вовремя я вернулся. В каком-то смысле Марго, действительно оказалась если не кругом, то спасительной соломинкой.

Если бы я не пошел ее провожать, то могло случиться непоправимое.

Мне удалось вынести все ценное. Я даже сумел прихватить кое-что из брошенных в попыхах вещей Андропова.

Тот будто протрезвел и уже через минут пять бежал обратно с вахтером с ведрами, лопатой и шлангом.

В соседнем с вагончиком ремонтном автобсном боксе был санузел. К крану подсоединили шланг и стали поливать разгорающееся пламя.

Вахтер побежал обратно к воротам встречать вызванных пожарных.

— Это что, выходит, кто-то хотел меня сжечь живьем? — перекрикивая треск пламени спросил Андропов, языки пламени ярко освещали его лицо

— Нас. Хотели подпалить нас обоих. Они скорее всего не знали, что ты там один, — ответил я, направляя струю в огонь.

— А может это ты решил избавиться от меня, а потом резко передумал брать грех на душу?

— Ты, что идиот? — спросил я его в ответ не поворачивая к нему головы.

Боковым зрением я увидел, как Константин недоверчиво покосился на меня, а потом выругался:

— Вот суки!

Тут я впервые за время нашего знакомства был с ним согласен.

Тени! Я видел тени, мелькнувние в бетонном проломе!

— Костя, держи шланг! Пламя пошло на убыль, — я передал ему шланг в руки, — я скоро!

— Ты куда?

Но я не ответил и уже бежал к дыре в заборе. Так и есть, каналья! Я увидел, как в темноте кто-то шарахнулся назад от проема.

Еще секунду назад там кто-то стоял и наблюдал за происходящим на автобазе, оставаясь в тени.

Теперь же убедившись, что я точно бегу к пролому, он пустился наутек. Я прибавил ходу побежал что есть мочи.

Влетев в пролом я увидел две убегающие фигуры метрах в пятидесяти от себя. Меня даже встревожила моя прозорливость, я бежал к проходу «на ура», и совсем не ожидал кого-нибудь там встретить.

Теперь же вот они. Те, кто хотел моей с Констатнином смерти улепетывали от меня.

При этом у них действительно сверкали пятки на светлых подошвах обуви. Вьетнамские кеды. Значит молодежь.

— Э, стой! Стой, кому говорю. Лучше стойте, если догоню, то хуже будет!

Но двое не отреагировали на мой крик. Они и не думали останавливаться.

Бегали они так себе, и я, прикинув сокращающую дистанцию, понял, что в состоянии догнать их.

Я прибавил ходу и побежал, что есть мочи. Врешь, не уйдешь!

Я слышал свое ритмическое дыхание и топот ног. Они подбежали к бежевой шестерке.

Первый рывком открыл дверь и прыгнул на пассажирское место.

Взревел мотор. Засвистели шины. Машина стремительно стартовала с места.

Второй схватился за ручку задней правой двери на ходу.

Но не успел открыть ее, так как шестерка уже начала набирать скорость.

Делая скачки, словно страус, он все еще пытался угнаться за автомобилем со своими подельниками. Но к его несчастью, шестерка вильнула влево, объезжая препятствие.

Рука сорвалась, парень пробежал еще несколько метров, сделав три-четыре огромных шага и пытаясь удержать равновесие.

А потом распластался на асфальте.

Через пару секунд дико ревя двигателем, бежевая шестерка умчалась и скрылась за поворотом на ближайшем перекрестке.

Я обратил внимание на то, что задние номера на машине были сняты.

Упавший человек завидя меня и обхватив руками голову, кричал, что он ни в чем не виноват.

Когда я подбежал он сидел на асфальте и был сильно испуган

— Вставай!

— Нет, я не могу.

Я схватил его за шиворот, как щенка и рывком поднял на ноги.

— Отпусти, пожалуйста, я не хотел. Меня заставили. Прошу отпусти, будь человеком, — умолял он чуть не плача.

— Давай, пошли.

— Куда?

— На автобазу.

— Зачем?

— Пошли, вопросы потом.

Он попытался рвануть в сторону, но я тут же подставил ему подножку и он снова грохнулся на асфальт и застонал. Видно, что он больно ударился коленями.

— Даже не думай. В следующий раз я тебя просто вырублю. Вставай, пошли.

Мои угрозы подействовали отрезвляюще. Он встал отряхнулся и выразил готовность идти со мной.

— Хорошо, пойдем. Только я ни в чем не виноват. Это все они.

— Кто они?

Мы зашагали обратно в сторону пролома в заборе.

— Я их не знаю.

— Если ты их не знаешь, ты почему ты пытался сесть в их машину.

Ответа не последовало.

— Сколько их было?

— Двое.

— Как их зовут?

— Не знаю, ей Богу не знаю.

— Кто поджигал?

— Он принес канистру бензина облил вагончик, а поджигал я.

— Где канистра?

— Не знаю, кажется там на базе в траву выбросили, когда услышали, что кто-то идет.

Мы зашли на территорию автобазы и я увидел, как пожарная машина с включенными маячками заканчивает тушить пожар.

Пожарный в шлеме держал в рукав, а из под вагончика валил густой белый пар.

— А кто дверь подпер снаружи бруском?

— Не я, клянусь тебе не я! — он приложил руку к груди и смотрел на меня виноватыми глазами.

— Ты знал, что внутри люди?

У моего собеседника начали вылезать глаза из орбит.

— Нет, ты что! Он сказал, что бытовка пустая. Я просто помогал.

— Как вы познакомились? Почему ты согласился ему помогать?

— Познакомились? На ипподроме мы познакомились. Я ему остался должен…

— Так ты тотошник?