Сквозь пласты времени: Очерки о прошлом города Иванова

«Золотая речка»

Выше уже рассказывалось о том, что люди, положившие начало селу Иванову, обосновались не на реке Уводи, а несколько в стороне от нее, на ручье Поток (позднее — Кокуй).

Что это: случайность, каприз? Не думаю. Каждый человек, мало-мальски знакомый с нашим краем, может вспомнить не одно старинное селение, похожее на изначальное Иваново. Вроде и на реке оно, а все же в некотором отдалении, на взгорке. И до речного берега еще пошагаешь!

Опасались весенних разливов? Разумеется. Но причина не только в них. Вспомним русскую пословицу: «Лиса близ норы на промысел не ходит». Издревле поле, лес и река кормили русского человека. Но лес и поле могли обмануть, скажем, в засуху. Река обманывала реже. Старинные документы свидетельствуют о рыбных богатствах Уводи. Зачем же было рубить сук, на котором сидишь? Рыба пуглива, не любит загрязненной воды…

Позднее, конечно, на эти соображения махнули рукой. Уводь перегородили множеством плотин, дома подступили к самой реке. Однако первопоселенцы довольствовались ручьем. Они нимало не подозревали о том, что пройдут века, и Потоку в экономической жизни села будет отведена видная роль. Но об этом — ниже. Пока совершим экскурсию вдоль Кокуя.

Вернемся на короткое время в недавнее прошлое, к началу семидесятых годов нашего века. Направившись от Центрального рынка по улице Добролюбова, вы видели справа лощинку. Она была сравнительно суха. Но у пересечения с Летной улицей здесь появлялась первая непросыхающая лужа. Воды в ней было то больше, то меньше, что в немалой степени зависело от активности обрывавшейся здесь трубы ливневой канализации.

Миновав небольшую дамбу, ручей разливался вольнее, образуя два бочага, отделенных друг от друга пешеходным мостиком. Если вы преодолевали еще одну дамбу — в переулке Станко, перед вашим взором представало довольно обширное болото, поросшее густейшим тростником. Странно было видеть эти заросли в непосредственной близости от центра города, чуть ли не под самыми стенами областной типографии и хлопчатобумажного техникума.

Теперь, конечно, картина изменилась. Ручей в верховье взят в железобетонную трубу. Весь этот район застроен многоэтажными жилыми домами и благоустроен. Но болотце возле областной типографии осталось, и дальше по течению особых перемен в русле ручья пока не произошло.

Пополнившись дождевыми и подземными водами еще из двух ответвлений урочища, одно из которых давно уже засыпано, а другое тянется от 3-й Лежневской улицы мимо бывшей Жоховской рощи, болотце изливается ручьем под дамбу на улице Маяковского. Далее он течет по дну оврага между улицами Московской и Станко. В непосредственной близости от улицы Смирнова, как раз напротив кафе «Березка», железобетонная труба вновь вбирает в себя мутные воды и несет их под землей по низинке до магазина «Цветы». Там труба резко поворачивает налево, проходит под сквером на площади Революции, под Гостиным переулком, дамбой на Крутицкой улице, мимо здания Дворца искусств. Возле Театрального моста ручей впадает в Уводь.

Как видим, он не так уж длинен — от истоков до устья от силы полчаса ходьбы. И совсем не полноводен. Но в старину его нередко называли речкой. Значит, с той поры он оскудел влагой.

Никогда ни единой крупинки золота не было найдено в Кокуе. Тем не менее в народе о нем долго говорили, как о «золотом ручье», «золотой речке». И не случайно.

В селе развивалось льноткацкое, затем хлопчатобумажное производство. Сотканный холст или миткаль следовало перед набивкой отбелить. Для этого ткань расстилали на траве и поливали водой из леек или со специально устроенных желобов. Зимой ткань белили на снежном насте. Места этих процедур назывались бельниками. Хорошим считался бельник у воды. Его ценили, за него держались.

Так вот, оба склона Кокуя от нынешней улицы Маяковского до устья были заняты такими бельниками. У каждого домовладельца был свой, площадью около 60 квадратных метров, что давало возможность расстилать одновременно два-три ряда холстов. Беленьем, как правило, занимались женщины.

О высокой стоимости ивановских бельников в одном старинном документе сказано следующее: «Места же оные крестьянами один другому продаются ценами разными и берут за оные до 10 рублей».

Если вспомнить, что в ту пору корова стоила два-три рубля, эта цена не покажется вам малозначительной. Как видим, ручей недаром называли «золотым».

На Кокуе немало памятных мест. Бочаги в верховьях, теперь осушенные, в прошлом, вероятно, были хорошими водоемами. Не они ли соблазнили казаков, участвовавших в польско-шведской интервенции в начале XVII века, раскинуть здесь лагерь-курень? Не от него ли, как говорилось выше, происходит старинное, ныне забытое название одной из прилегающих к водоему улиц — «Курень»?

Вот улица Маяковского, дамба и мост через ручей. Сооружены они в прошлом веке на средства фабриканта Шодчина и долгое время назывались его именем. Ему принадлежали примыкавшие к дамбе земли. Здесь же находилось его ситценабивное производство. На том самом месте, где теперь здание хлопчатобумажного техникума, стоял дом Шодчина — религиозного фанатика и самодура. Этот особняк походил на скит или на крепость: прочнейшие ворота с окошечками-бойницами, дубовые, окованные железом двери, за которыми старик много лет держал взаперти свою красавицу жену. И днем, и ночью по двору бегали огромные псы-волкодавы. Выжимая из рабочих все соки, Шодчин скопил большое состояние, значительную часть которого перед смертью отказал церкви на золотые и серебряные ризы к иконам.

Представляется символичным, что в непосредственной близости от его владений, на левом берегу Кокуя, находился так называемый «городской корпус», впоследствии сгоревший. Именно в нем долгие годы размещались казаки, присланные властями в Иваново-Вознесенск для подавления революционных выступлений рабочих.

Участок улицы Багаева между Московской и Станко, с крутым спуском к ручью и столь же крутым подъемом, ивановцы издавна именуют Багановым (или Багановским) оврагом. Здесь, на самом берегу Кокуя, и поныне высится старинный трехэтажный кирпичный дом, некогда фабричный корпус, переоборудованный затем под жилье. В полуподвальном этаже этого дома с 1895 по 1898 год находилась конспиративная квартира Иваново-Вознесенского «Рабочего союза», а потом — Иваново-Вознесенского комитета РСДРП. Сюда, в частности, не раз приходил для встреч с рабочими и на ночлег разъездной агент ленинской «Искры» И. В. Бабушкин. Поэтому здание и отмечено мемориальной доской.

Прежде оно принадлежало фабрикантам Дарьинским, которые по какой-то из своих внешних примет, возможно, наследственной, получили в народе прозвище «Баганы». Слово «баган» означало жердь, сошный крюк, а также косноязычного человека, заику, таранту. От этой клички и пошло название оврага.

Ниже по течению ручья можно видеть множество старинных построек. От иных сохранились только фундаменты. Это были палатки-кладовые и всевозможные службы богачей — домовладельцев с Панской и Московской улиц.

Идем далее на улицу Смирнова. До Великого Октября это был единственный участок, где ручей тек под землей — в деревянной трубе.

А вот и сквер на площади Революции. Здесь через Кокуй был переброшен известный Приказный мост. В самом начале тридцатых годов ручей на этом участке и далее до устья заключили в трубу, часть оврага, а вместе с ним и мост засыпали.

Объяснять значение слова Поток, думается, нет нужды. Оно очевидно. Сложнее обстоит с Кокуем (в старину говорили и писали также Кукуй).

«Название урочища Кокуй напоминает нам о старинной русской пословице „Вот тебе кокуй, с ним и ликуй“. В простонародном наряде кокуй означает женскую кику», — такое объяснение дал историк В. Борисов.

Но почему урочище (а затем и ручей) назвали по головному убору, который женщина надевала сразу же после выхода замуж? Что такое могло приключиться с кикой в лесистом овраге, чтобы навсегда врезаться в людскую память? Не странно ли все это? Конечно, в топонимике изредка нечто подобное происходит, но, как правило, уж если надо было дать урочищу имя, то в основу его на Руси брали то ли особенность ландшафта (Глухое, Глубокое), то ли флору или фауну (Березовое, Ракитовое, Бобровое).

Но в данном случае перед нами пример иного рода.

Не знаю, обращал ли кто внимание на такое обстоятельство: многие старинные названия местностей и улиц села Иванова в точности совпадают с московскими. В столице существовали (иные существуют и ныне) улицы Крутицкая, Краснопрудная, Панская, Хуторская и т. д. Ничего странного тут нет. И в Москве, и в Иванове действовали одни и те же законы топонимики.

Есть в столице и ручей Кокуй. Он течет в подземной трубе и возле улицы Баумана впадает в речку Чечеру (замечу в скобках, что в доме на берегу этого ручья родился А. С. Пушкин).

Русский писатель-этнограф С. Максимов, заинтересовавшись происхождением странного слова, выяснил, что кокуем у русских издревле, со времен родового строя, назывались места игрищ в честь Ивана Купалы (праздновался в ночь на 24 июня по старому стилю). В Иванову ночь люди сходились на условленное место, зажигали костры, прыгали через огонь, танцевали, распевали песни, пировали.

Вне всякого сомнения отмечали в былое время этот праздник и жители Иванова (тем более что Иван Купала приходился «тезкой» их селению). И трудно было выбрать для игрищ место удобнее, чем находившееся под боком, поросшее лесом урочище с полноводным, прозрачным ручьем.

Впоследствии характер праздника изменился. Игрища прекратились. Но память о них народ сберег в названиях урочища и ручья.

Кстати, очень долго, едва ли не до наших дней, у некоторых жителей ивановской округи было обычаем в ночь на Ивана Купалу собирать целебные травы.