Сквозь пласты времени: Очерки о прошлом города Иванова

Огонь, вода и… «пожарные трубы»

На протяжении веков строения в селе Иванове были преимущественно деревянные, крытые соломой. Ее предпочитали всем другим материалам из-за дешевизны. Церкви и редкие каменные дома крыли «по скале». Иными словами, на стропила клали слой бересты, поверх которой прилаживали тес.

Надо ли говорить о том, что оба вида кровли доставляли благодатную пищу огню. Иваново горело многократно, порой выгорало почти полностью. Этому способствовали также скученность строений, отсутствие надежных противопожарных средств.

Опустошительным был, в частности, пожар 1699 года, когда огонь поглотил большую часть села и две церкви.

В старинных документах сохранились сведения о страшном бедствии, которое претерпели ивановцы в августе 1775 года. Огонь шел по селу стеной. Он смахнул до четырехсот домов. Выгорели улицы: Широкая, Кабацкая, Московская, Прислониха, Панская, две площади. Огонь охватил лавки с товарами в торговых рядах, кузницы, стога необмолоченного хлеба. Заполыхали два кабака — Большой и Подпушечный и приказная изба со всеми делами. О силе огня свидетельствует такая деталь: на колокольне одной из церквей расплавились бронзовые колокола. В пламени погибли три женщины.

Причина пожара так и осталась невыясненной. Но поскольку пламя первым охватило избу крестьянина Сорычева, его «на всякий случай» отстегали розгами.

Это великое для ивановцев несчастье имело однако и некоторый положительный результат. Был положен конец бесплановой, хаотической застройке села, дававшей столько пищи огню. По указу домовой канцелярии Шереметева с 1776 года Иваново следовало застраивать по плану и определенным правилам. В частности, кривые улицы в погорелых местах следовало выпрямить и через каждые пятнадцать домов делать переулок. Постройки, возведенные вопреки этим правилам и без ведома сельской администрации, следовало ломать. Планировка села была поручена геодезисту Александру Иванову.

Неизвестно, случайно или намеренно на месте сгоревшего двора крестьянина Сорычева был проложен переулок.

Остались в памяти жителей села пожары: июньский 1781 года (в пламени погибло десять улиц, 260 домов), 1793 года (огнем уничтожено до пятисот домов). Последний по времени крупный пожар относится к 1839 году. 13 мая в золу и пепел превратились 416 домов. Сгорела также 61 «фабрика» (в основном мелкие ткацкие светелки и набоечные заведения).

Главной причиной пожаров было неосторожное обращение с огнем. Кто-то забыл в набоечной зажженную свечу, кто-то вышел вечером задать корма скотине и заронил в сено искру…

В хронике села, которую вел купец Полушин, встречаются такие упоминания: «В Широкой улице загорелось у крестьянина Семена Сорычева», «Загорелось в доме крестьянина Дмитрия Головачева…»

Но случались, конечно, и поджоги. Они являлись своеобразной формой социального протеста крепостного крестьянства, проявлением классовой борьбы.

С 1775 по 1781 годы в поджогах было обвинено восемь крепостных крестьян. По приказу графа Шереметева их сослали в Сибирь. Вполне возможно, что некоторые из них, доведенные до отчаяния притеснениями и поборами, действительно пустили «красного петуха» на строения богатеев.

…Всполошно гудел в ночи набат. Полуодетые люди выскакивали из домов, хватали кто ведра, кто багор, кто лопату, и бежали навстречу огню. Не с той ли поры сохранился в деревнях обычай прикреплять к фасадам домов дощечки с изображением этих необходимых для тушения огня орудий?

Распарывая мглу, лез на людей рыжий косматый зверь. Ревели дети, молились старухи. Утром на усыпанной пеплом улице собирались погорельцы. И всякий раз после беды, погоревав, крестьяне брали в руки топоры и начинали отстраиваться заново. Благо лесу вокруг села было много. И опять крыли избы соломой. А чем же еще?

Соломенные крыши, правда, уже как исключение, сохранялись некоторое время в Иванове и после Октябрьской революции. В середине тридцатых годов один такой дом, на Некрасовской улице, издалека сиял золотистой кровлей.

В шестидесятых годах прошлого века, с развитием капитализма, в России появились страховые общества — правительственные, земские, городские и частные. За определенные взносы владелец дома получал право на возмещение убытков в случае пожара.

И поныне на фасадах некоторых старых, намеченных к сносу домишек, можно видеть под чердачным окном ржавую железную пластинку с такой, примерно, надписью: «Застрахован от огня в обществе „Россия“».

Но пользоваться услугами страховых обществ могли только люди более или менее состоятельные. Поэтому большинство погорельцев никакого страхового возмещения не получало. Зато иные фабриканты воспользовались появлением страховых обществ для своего обогащения.

Видный ивановский инженер С. Запруднов, кстати, в свое время курировавший сооружение завода тяжелого станкостроения, был сыном заводчика средней руки. В молодости ему довелось близко познакомиться со многими ивановскими богатеями, их бытом и нравами. Как-то Запруднов спросил меня:

— Вы знаете, чьи фабрики в старом Иванове горели чаще других?

Я этого не знал.

— Дмитрия Геннадьевича Бурылина, — сказал он. — Да, да, того самого Бурылина, который построил в 1915 году музей и подарил его городу. Он был страстным коллекционером. Во время поездок по России и Европе покупал старинные картины, оружие, всевозможные редкости. Из-за этих трат Бурылин нередко оказывался в затруднительном положении. И тогда «по неизвестной причине» загоралась та или иная его фабрика, застрахованная на сумму намного большую, чем она в действительности стоила.

Каждый раз страховые компании выплачивали Бурылину крупные суммы. Доказать поджог не удавалось. Улики, вроде бутылки из-под керосина, истреблял огонь. В общей сложности на Бурылинских фабриках было не меньше пяти-шести таких пожаров…

Этому рассказу можно поверить. Ни один ивановский фабрикант не упускал случая нажиться, хотя бы путем преступления. В капиталистических странах подобные явления и поныне нередки. Ради страховой премии идут на дно вместе с экипажем устаревшие суда, взрываются в воздухе самолеты вместе с пассажирами…

О случавшихся в старину больших пожарах напоминает нам прежнее название Советской улицы — Негорелая. Она возникла примерно в конце XVII — начале XVIII веков как слободка Троицко-Покровского монастыря. Впоследствии улица разрослась и стала именоваться Троицкой. Известен документ с упоминанием ее, относящийся к 1752 году.

А вот на плане села Иванова, составленном в 1774 году, она значится уже как Разгуляй. Дело в том, что в самом конце улицы был открыт «питейный дом» «Разгуляй». Он привлек немало любителей выпивки именно своей удаленностью от центра села, а значит и от «блюстителей порядка».

Впервые улица как Негорелая упомянута в записях фабриканта Ямановского в связи с опустошительным пожаром 1775 года. Именно тогда Разгуляй получил новое название. Можно представить себе, как это произошло.

…Погорельцев временно приютили хозяева домов на единственной в округе улице, не пострадавшей от огня. По странному стечению обстоятельств она называлась Разгуляем. Для людей, попавших в большую беду, оно звучало кощунственно. Поэтому на вопрос о месте жительства пострадавшие стали отвечать:

— На Негорелой улице.

Справедливости ради следует заметить, что впоследствии «красный петух» все же не раз наведывался сюда, выжигая улицу то полностью, то частично. Тем не менее и в народной памяти, и в разговорной речи, и в официальных документах она так и осталась на многие годы Негорелой.

Бывало, пожар неудержимо разрастался только потому, что для его тушения не хватало воды. Конечно, почти на всех улицах села имелось по нескольку колодцев. Но взять из них в достатке воду было долгим делом. А огонь не дремал.

Уводь? Но берега ее в черте села были столь плотно застроены заварками, заняты огородами, что добраться до воды стало проблемой.

Выход остался один: устраивать искусственные водоемы. Так появились в селе две запруды. Одна — на ручье Кокуй у Дворца искусств. Этот водоем просуществовал до двадцатых годов нашего века. Вторая запруда была устроена на Павловском ручье (ниже дамбы на современной улице Кузнецова).

Противопожарным целям на протяжении десятков лет служил Красный (позднее — Поганый) пруд, о котором уже рассказывалось. Еще один противопожарный водоем существовал неподалеку от него на пересечении нынешней Красногвардейской улицы с Рыночным переулком, напротив кирпичного здания, которое долгие годы было попеременно рестораном, трактиром, чайной и столовой, а теперь превращено в склад. И этот пруд, донельзя загрязненный, был засыпан еще до революции.

На случай пожара в городе и его окрестностях существовало еще пять прудов. Недолгим был век водоема в Вознесенской части города, на Торговой площади под горой. Он имел тридцать с небольшим метров в длину и двадцать три метра в ширину при глубине чуть более двух. Его тоже засыпали еще до революции. Позднее это место обычно занимали передвижной цирк и торговые ларьки. Сейчас здесь находятся зеленые насаждения и хозяйственные постройки дома энергетиков на площади Ленина.

Пруды имелись также в отлогом овраге пустоши Минеевой — близ нынешнего завода Ивторфмаш, в Дмитровской слободе, у дороги на Ярославль в пустоши Березовик.

Все они предназначались как для тушения пожаров, так и для водопоя скота.

Таскать ведрами воду из пруда, даже если он находится поблизости от места пожара, дело долгое и тяжелое. Огонь может опередить. Вот почему в 1815 году в селе появилась первая «пожарная труба» — так называли тогда пожарный насос. Приобрел его фабрикант Ямановский. Позднее такими же машинами обзавелись и другие предприниматели — для защиты от огня своих фабрик. В самом же селе продолжали довольствоваться ведрами. Пожары по-прежнему были часты, хотя и редко достигали таких масштабов, как прежде.

Первая попытка как-то наладить борьбу с огнем была сделана лишь через три года после образования города Иваново-Вознесенска. Пять лет обсуждался в городской думе проект обязательного постановления. В конце концов его приняли, вычеркнув следующие любопытные пункты: устройство каланчи, образование пожарных участков, назначение пожарных старост для наблюдения за ночными караулами.

Но даже урезанное постановление осталось мертвой буквой. «Много правил не исполняются» — писал Я. Гарелин. И вот результат. 1883 год. Пожарная команда существует в единственном числе, и составлена она из полицейских чинов. Пожары тушат преимущественно сами жители. Городской противопожарный инвентарь состоит из трех насосов и стольких же рукавов, семи летних дрог, пяти бочек, шестнадцати ведер, шести лестниц, девяти багров и двенадцати топоров.

На содержание этого имущества за год израсходовано 186 рублей, на содержание пожарной команды — 139 рублей.

Каланчи в городе по-прежнему нет. Вместо нее используется Крестовоздвиженская колокольня, там дежурят два наблюдателя, которые дают знать о пожаре набатным звоном. О своей неусыпной бдительности наблюдатели извещают, ударяя через каждые четверть часа в небольшой колокол.

За год в городе было пятнадцать пожаров. Сгорело девять дворов. Убыток превысил 32 тысячи рублей.

Ну что еще можно добавить к этим красноречивым цифрам и фактам?

Пусть не посетует читатель, что книга заканчивается как-то необычно — описанием опустошительных пожаров, некогда бушевавших в старом Иванове. Дело в том, что автор пишет ее продолжение — об интересных зданиях города, о его мостах, о разных примечательных случаях в истории текстильного центра. Так что новая встреча не за горами.

А пока автор хотел бы знать ваше мнение о прочитанной книге. С благодарностью будут приняты любые замечания, предложения, дополнения, которые следует направлять по адресу: 153000, гор. Иваново, проспект Ленина, 16, Ивановское отделение Верхне-Волжского книжного издательства.