Вошли мы в Тверь довольно буднично. Словно и не стояли под палисадом, и не пытались достать ворота ядрами из пушек. И как будто защитники не обстреливали нас уже из своих орудий, установленных на стенах, и не поливали дождем из стрел. Встречали нас все те же бояре, правда, без хлеба и соли, непорядок. Из населения пригнали десяток девок, да парней помоложе, чтобы они видимость суеты создавали. И на этом все. Остальные жители Твери, как только узнали, что грабить их не будут, а я отдал на это строжайший запрет, потому как мне еще жить здесь, немного покричали, шапки вверх покидали, да и разошлись по своим делам. Тоже правильно. Князья могут хоть каждый день меняться, а вот сукно само не соткется, и хлеб сам не спечется. Я же в государственных делах понимаю примерно столько же, сколько и в ратном деле, так что никого трогать не буду. На бояр мне в любом случае опереться придется. Может, что умное скажут, Тверь-то не бедствует, вроде. Богатое, в общем-то, княжество, мне бы усидеть тут. Еще ведь не известно, одобрит Великий князь Московский свою же собственную идею венчать меня на княжество в Твери.
Утро сегодняшнее началось для меня с построения войска, на котором я долго и нудно говорил о том, что Тверь грабить никак нельзя, потому что они сдаются, а с пленными надо относиться по-человечески. Меня не поняли. Пришлось повторить. Про то, что Тверь не грабим, потому что я планирую стать Великим князем Тверским, вместо сбежавшего дяди Миши, вроде дошло, а вот про пленных не очень. Они же пленные, в полон, то есть взятые, значит, уже и не человеки как бы. И их можно продать татарам, например, ну а что, крымчаки вполне лояльны к нам, пока, по крайней мере. Я тогда просто махнул рукой и сказал, что девок на нас на всех не хватает, еще татарам их отдавать, вот еще. В общем, про табу на грабеж договорились, а вот минутку минимального человеколюбия стоит повторить. Не люблю необоснованных смертей. Меня они всегда коробили, когда я читал про то, как вырезались целые селения. Так и хотелось такому правителю по башке настучать с криком: «У тебя что, баран ты некастрированный, людей много? Тебе, урод, рассказать, кто такие янычары, самое грозное орудие османов, и каким образом их получали? Ты нахрена детей под нож пускаешь, если их психика настолько гибкая, что можно получить великолепно обученных и преданных исключительно тебе воинов и жен воинов. Ну вырежи ты мужиков, если бунтов боишься, а всех-то, зачем? Вон, мои же воины меня просветили, что особо строптивых барышень всегда можно в гарем продать. И кошельку польза и она, если не будет себя как последняя дура вести, всегда может подняться. Уж про Хюррем только самые отсталые не знают».
Потом притащились бояре, вроде бы ключи от города принесли, ну, или, что-то в этом роде. Получив гарантии безопасности Твери, подкрепленные моим словом, они умчались готовиться к торжественной встрече. Я же, зевая, пошел умываться. Глаза никак не хотели открываться из-за практически бессонной ночи, но я видел где-то неподалеку родничок. Умывшись холодной водой и потерев пальцем зубы, думая о том, где бы взять мел, чтобы хотя бы подобие зубного порошка сделать, я поднялся под недоуменным взглядом Волкова.
— А зачем ты зубы трешь, княже? — спросил он, пристально меня разглядывая. Хорошо еще не спросил, зачем я рожу мою. Так уж получилось, что я впервые умылся в чьем-то присутствие, и это сразу же вызвало здоровое недоумение. Вот что ему про зубы сказать?
— Чтобы белыми были, а то желтеть что-то повадились, — наконец, я придумал очень тупое объяснение своим действиям, но оно, как ни странно прокатило, более того, когда я поднялся и уже вытирал лицо холщовой тряпкой, то увидел, как Волков, зачерпнув немного воды из родника, попробовал сделать так же, как и я, то есть потереть зубы пальцем. Следом он провел по зубам языком и, прислушавшись к своим ощущениям, кивнул. Ну, если хоть нескольких в полезности хотя бы некоторых гигиенических процедур удастся убедить, то я уже не зря сюда попал.
Когда ворота распахнулись, о чем мне сообщил примчавшийся дозорный, я вскочил на коня.
— Ну, с Богом, ребятушки, — и медленно, шагом, направил Сивку к открытому городу.
Тверской Кремль встретил нас некоторым запустением. Дядя Миша драпал в большой спешке, о чем свидетельствовали разбросанные бумаги, предметы гардероба и даже пару перстней я нашел на полу, среди прочего мусора.
— Как сбежал Михаил Борисович? — густой голос Кошкина-Захарьина вывел меня из задумчивости.
— Через подземный ход, вестимо, — тут же отозвался боярин Мышкин.
— Который, конечно же, никто не охранял, — я надел перстни на руку, не зная, куда их пристроить, это моя законная добыча, так сказать.
— Почему же не охранял, Великий князь, — от этого титула меня слегка передернуло. Ничего, скоро привыкну, я надеюсь на это, — охранял. Только вот охрана вместе с Михаилом Борисовичем в бега ударилась.
— Из бояр кто-то убег вместе с князем? — продолжал допытывать я Мышкина, поднимая с пола наполовину обгоревшую бумагу, которая оказалась письмом, в котором неизвестный мне отправитель обещал дяде Мише всестороннюю помощь от Казимира, в том числе и военную, которую дядюшка двинет на Тверь самостоятельно, в случае чего. Мол, с Казимиром все договорено, только тебя ждем, дорогой ты наш человек.
— Двенадцать ушли с ним, вот я заранее этих неблагодарных выписал, — и он протянул мне исписанный лист. Вот же гнида, я даже восхитился этим боярином. Но гнида, действующая в интересах сильнейшего на сегодняшний день Московского княжества, в котором потихоньку сокращается количество удельных княжеств, и они присоединяются к великокняжескому. Вот кому князья удельные, бояре Тверские, которые ушли со своим Великим князем, должны быть благодарны? Мне? А я для них вообще кто? Мельком взглянув на лист и не отметив ничего нового из того, что я не знал бы, притянул не до конца сгоревшее письмо Мышкину. — Не знаешь кто писал его?
— Верейский Василий Михайлович, — только взглянув на письмо, сообщил Мышкин. Ух, ты, вот это уже интересно. Значит, посредником в переговорах между Тверью и литовцем выступал опальный князь Васька Удалой. А если знать, за что именно он попал в опалу, то из-за Зои, которая, как оказалось, раздаривала драгоценности моей покойной матери всем своим родственникам, в том числе жене Васьки, которая племянницей у нее числилась, то получается очень интересная история, в которой Казимир, похоже, решил сам попробовать захватить Тверское княжество и посадить здесь дядю Мишу в качестве удельного князя, а вовсе не как Великого князя. Почему я так решил? Да потому что, после того, как Васька с женой и, кстати, с драгоценным ожерельем нашли приют и аж четыре удела у литовца в качестве подарка, Михаил Верейский отписал впавшему в бешенство Ивану Васильевичу удельное княжество Верейское, которое стало теперь частью Московского великого княжества. Дорого Верейским женская побрякушка обошлась. А Васька Удалой таким образом, видать, месть задумал, в уши недалекому дяде Мише дуя. Ох, Зоя, Зоя, ты, конечно, многое дала Руси, в частности Ивана четвертого, прозванного Грозным, который каким бы человеком не был, но вот из того, что я сейчас вижу, умудрился сколотить какое-никакое, но государство, с которым начали считаться, а ведь и бед ты принесла немало.
Аккуратно сложив письмо, я сунул его в кошель, висящий на поясе, и снова посмотрел на Мышкина.
— Где терем княгини Анастасии Александровны? — тихо спросил я его, понимая, что нужно закончить все начатые дела, и только потом можно будет немного отдохнуть.
— Зачем тебе, Великий князь, княгиня Анастасия понадобилась? — Мышкин даже слегка опешил.
— Так ведь бабка она моя, хоть и не родная. Надо пойти, поздороваться, узнать, не нужно ли ей чего, — я в упор смотрел на Мышкина. — К терему сейчас меня поведешь, — и я обернулся к первому воеводе, который сопровождал меня вместе с Милославским и Волковым. — Вот что, Яков Захарьевич, а поезжай-ка ты с тремя сотнями воев наших славных в Москву, да доклад Великому князю предоставь о том, что Тверь мы взяли. Спроси, что дальше делать мне? И, ежели, велит в Твери оставаться, то пускай Елену с Дмитрием направит ко мне. Не дело это, когда жена с мужем порознь живут.
— Как велишь, княже, — Кошкин-Захарьин склонил голову в поклоне, и уже направился было к выходу из княжеских палат, когда я остановил его.
— Постой, рынд моих бывших с собой забери. Пускай Великий князь сам решает, что с ними делать, а мне таковые без надобности. — Он еще раз поклонился и вышел из комнаты. Я же повернулся к Мышкину. — Веди, боярин.
Так как я считался условным родственником и в перспективе Великим князем Тверским, то в терем к княгине Анастасии мог зайти вполне свободно, в отличие от того же Мышкина, которому путь туда был заказан.
Княгиня ждала меня, стоя посредине светлицы. Статная, все еще красивая женщина. Сказать какие у нее волосы, какая фигура было невозможно, все-таки на Руси женщин кутали почти как на востоке, только лица оставались открытыми, поэтому о внешности княгини я мало что могу сказать. Глаза светлые, значит, есть вероятность, что и волосы не черные, хотя, кто ее знает? Мне теперь еще больше стала понятна страсть Зои к старым тряпкам, в которых она хоть ненадолго могла почувствовать себя женщиной, еще молодой и желанной, а не кочаном капусты в бесконечных одежках. Княгиня же Анастасия чувствовала себя вполне комфортно, она всегда так одевалась, и не видела в подобном ничего страшного.
— Здравствуй, княжич, Иван Иванович, — мелодичным голосом приветствовала она меня.
— Великий князь, не княжич, — поправил я ее, отметив, как дернулась при этом ее щека. — Уже пять лет как являюсь я соправителем отца своего Великого князя Московского, или ты, княгиня, не знала об этом?
— Ну откуда же мне, бедной женщине знать такое? Ежели только птичка какая на хвосте сплетню какую принесет, — ах ты, змея. Недаром Шуйская в девичестве. Вот же гнилое семейство. Как оказалось, все до единого. И капля их крови дяде Мише досталась. То-то он дятел такой получился.
— Вот что, княгиня, я очень устал, шутка ли столько времени в седле провести из-за сына твоего, который предательство задумал супротив Великого княжества Московского. Благо, не успел он отдать земли эти исконно русские литовцу. И теперь, я здесь, перед тобой, оторван от жены с сыном, пытаюсь решить задачу великую. Где казна Тверская?
— Так с собой Михаил ее унес, — не мигнув глазом, сказала княгиня.
— Ой ли, — я усмехнулся. — Он что промотать казну умудрился, раз остатки с малым отрядом сумел на себе уволочь? Я ведь могу приказать обыскать терем.
— Ты не посмеешь, — прошипела она, побледнев. Ну точно змея. А как быстро ее манера поведения изменилась. Нет, все-таки Шуйских поздно кончили, надо было раньше.
— Еще как посмею, неужто не веришь мне? — мы смотрели друг другу в глаза. Наконец, она не выдержала, и указала перстом на незаметную дверцу в углу светлицы. — Ну вот, ведь это так просто, правда? А вот за то, что утаить казну хотела, собирайся, поедешь с воинами моими в Москву, пущай Великий князь Иван Васильевич твою судьбу решает, княгиня, — и с этими словами я вышел из светлицы, даже не заглянув в ту комнату, на которую мне княгиня указала. Уж она-то точно не сможет все на себе уволочь, да и некуда ей добро нести, потому что в Москву едет. А вот передо мной стояла очень важная задача — как мне сделать так, чтобы не отдавать хоть даже часть казны в Москву.
Не мудрствуя лукаво, я зашла следом за ними и прикрыла дверь. Наемника, которому дважды за этот бесконечный день не подфартило, Риарио швырнул на единственный стул и повернулся ко мне.
— Что ты опять тут делаешь? — довольно ровно спросил он. Но мне было не до ответа на такой идиотский вопрос. Я прошла мимо него к висящему телу Себастьяна Кара, не подающему никаких признаков жизни. Его голова была неестественно запрокинута назад, живые люди так не смогут сделать. Не отдавая себе отчета, что делаю, я потянулась и попыталась вернуть его голову в нормальное положение, но безжизненные глаза, и все еще пузырящаяся красная пена вокруг рта, привели меня в состояние шока, от чего я резко отдернула руки и все силы приложила к тому, чтобы не закричать.
Почему-то тело Кара напомнило мне о том наемнике, которого я не так давно зарезала в своей комнате, и меня пробила дрожь. Слишком много смертей за такое короткое время, моя психика была к этому не готова. А ведь, если судить по эпохе, это еще и не много вовсе, практически бескровно захват замка Святого Ангела происходит.
— Катерина, ты слышишь меня? — кто-то взял меня за руку и увел от тела, от которого я все никак не могла отвести взгляд. Видимо мужчина что-то понял и развернул меня спиной к этой жуткой картине. Сфокусировавшись, я заметила Риарио, который что-то пытается у меня спросить. Закрыв глаза, я попыталась сосредоточиться, что, на удивление, у меня, в конце концов получилось.
— Что? — я сглотнула подступивший к горлу ком и вернулась в реальность.
— Что ты тут делаешь? — Риарио решил задать вопрос заново, то и дело отворачиваясь, бросая взгляд на наемника, который, судя по блуждающему по комнате взгляду, искал то, с помощью чего сможет отсюда выбраться, и испуганным по какой-то причине не выглядел.
— Я думала это важно, а сейчас полностью в этом уверена. — Подойдя к столу, расположенному рядом со стулом, на котором сидел наемник, вставая лицом к его спине, я начала раскладывать письма, отодвигая инструменты для допроса в сторону. То, что мне необходимо было донести до своего супруга было настолько важно, что я даже не старалась скрыть этого от мужчины, который несколько раз обернулся, чтобы на меня посмотреть. То, что живым он отсюда вряд ли выйдет, было понятно всем, кроме, пожалуй, его самого. Непонятно только на что он в таком случае рассчитывает? — Подойди, пожалуйста. — Я никак не ожидала, что он подойдет ко мне без лишних вопросов, и даже поначалу немного растерялась, но быстро взяла себя в руки и продолжила. — Смотри, вот эти два написаны мною, — я указала на письма, где было нытье про то, что я ненавижу свою жизнь, и короткая, чуть ли не заметка, а не полноценное письмо про Рим. — Вот эти, — пододвигая ближе оставшиеся два, которые были наиболее из компрометирующих в том ассорти, что показал мне Риарио, — написаны другим человеком. Я долго думала и пыталась вспомнить, когда именно я спала с Кара, и, главное, зачем мне было писать об этом Людовико. — Решила я попытать счастье и отодвинуть от себя подозрения в измене. Вдруг, это было единственным доказательством тому, почему у Риарио вдруг выросли рога. — Про Венецию я вообще не была в курсе, в это время я находилась в Форли, а ты был при папе в Ватикане. Если приглядеться, то можно увидеть разницу в написании некоторых букв. Чтобы не быть голословной, вот это было написано мной сейчас в комнате, и я могу это повторить в твоем присутствии, если тебе это будет необходимым. Если ты задаешься вопросом о том, могла ли я это подстроить, то подумай, зачем мне это? Я до последнего не знала, что меня Людовико решит убрать с игровой доски.
Я смотрела на Риарио, который взял письма и внимательно начал их рассматривать, словно видел впервые. Видя, что гонфалоньер занят другими делами, наемник решил попытаться свалить. На его попытки подняться, Риарио не обратил никакого внимания, но внезапно накатившая на меня ярость, когда я вспомнила, как меня бесстыдно попытались оклеветать, и показавшееся у него в руках оружие, не дала сделать больше ни единого движения предателю. Схватив в руки какую-то длинную металлическую спицу, я всадила ее чуть ли не до середины немного ниже шеи, которая по каким-то неведомым мне причинам была оголена у всех наемников армии, благо находилась я рядом у него за спиной.
— Сидеть, — сквозь зубы процедила я, надеясь, что ничего важного ему не проткнула, и он немного еще поживет.
— Не убивай его пока, — порекомендовал мне Риарио, разделяя мои опасения, даже не поворачиваясь в сторону нашей возни. — Если ты думаешь, что я не заметил его наглых шевелений, то ошибаешься. Но, спасибо. Теперь, когда я знаю на что смотреть, я вижу разницу. Ты знаешь кто в этом замешан?
Я отрицательно помотала головой. Да уж, вот тебе и средневековый быт. Ни тебе прости, извини, что сомневался. Хотя во всем этом Катенька то наша замешана была, только, видимо, в подобного рода шалостях, типа Кара, она была довольно осторожна, подчиняясь базовым законам общества и инстинкту самосохранения. Поэтому пришлось кому-то ее так откровенно подставлять, непонятно только зачем, потому что рассчитывать на это, как на запасной план было глупо. Людовико не столь прозорлив и дальновиден. А тот, кто писал письма помимо Катерины был всегда рядом с ней.
Внезапно меня пробил холодный пот, и затрясло мелкой дрожью. Я потянулась к флакону, который нашла у Кавали, и удивленно одернула руку, потому что он оказался пустым. Тогда я решительно взяла клочок бумаги, посмотрела на написанное той же рукой, что и письма, и передала его Риарио. Он изумленно вскинул брови и повернулся к наемнику, который демонстративно корчился от боли, так и не сумев достать злополучную спицу из тела.
— Кто заходил сюда, пока я отсутствовал, — еще раз попробовал попытать счастье Риарио, и, не услышав ответа, слегка надавил на торчащую железку. Это, скорее всего, было довольно болезненно, но наемник мужественно сдержал крик.
— Только время зря тянешь, — фыркнула я, понимая, что никаких эмоций действия супруга во мне не вызывают. Я настолько устала от этого клубка заговоров, что уже лично готова была взять нож поострее и прирезать предателя к чертовой матери, несмотря на последствия в виде тронувшейся крыши, которая бы понеслась с огромной скоростью к точке невозврата.
Внезапно раздавшийся стук в дверь заставил нас замереть и замолчать, включая пленника. Входить не спешили, поэтому Риарио, выругавшись сквозь зубы, подошел к двери и резко распахнул ее. На пороге стоял неуверенно озирающийся Вианео, который протянул что-то моему мужу.
— Простите, что отвлекаю, но я нигде не смог найти сеньору. Она просила сделать ей отвар, поэтому я взял на себя смелость принести его сюда, ведь мой долг следить за ее здоровьем, которое оставляет желать лучшего. Многие видели, как она прошла сюда и больше в свои комнаты не возвращалась.
— Но Ванесса передала мне ваше лекарство, — подойдя к лекарю, я посмотрела на кубок, который он мне принес.
— Оно готовится достаточно долгое время, сеньора, да и я никогда бы не стал кому-то не то что поручать, но и доверять, свою работу. — Он нахмурился, глядя на сосуд, который так и держал в протянутой руке.
Внезапно до меня дошло то, что никак не хотело доходить, потому что я надеялась, что в этом мире можно хоть кому-то доверять. Меня затрясло, и теперь это заметили все. Схватившись за голову, я сделал шаг назад и чуть не упала, теряя равновесие, но Риарио успел меня подхватить, аккуратно опускаясь вместе со мной на пол и в конечном итоге садя себе на колени, видимо, чтобы не оставлять меня валяться на холодном полу.
— Тише, успокойся. Ответь, ты пила то, что тебе приносили раньше?
Я пыталась вспомнить, но у меня не получалось, собственно, как не получалось успокоиться, потому что я не была уверена, что не сделала хотя бы глоток. Меня накрыла самая настоящая истерика, с которой Риарио явно не умел справляться, делая только хуже.
— Зайди и закрой дверь, — приказал он, все еще держа меня на руках, я постепенно начала успокаиваться, но трясти меня не прекратило.
Вианео на секунду замялся в дверях, но потом решительно зашел внутрь. Опережая другой приказ, который был очевиден, он сделал довольно внушительный глоток из кубка и поставил его на стол.
— Теперь я могу осмотреть, сеньору? — я рассмеялась. Мне бы его выдержку. Но я всего лишь женщина двадцать первого века, основной проблемой которой было поступить в аспирантуру и выбор, что надеть вечером в клуб, а не вот это все! К, сожалению, я не какая-то средневековая психопатка с садистскими наклонностями, а просто избалованная девица, которой довольно легко все давалось по жизни, и мне ничуть не было стыдно за свое поведение. И вот сейчас я начала понимать, что не могу справиться со свалившимся на меня дерьмом.
Риарио, в которого я вцепилась мертвой хваткой, как-то сумел освободиться и передать меня в руки непробиваемому лекарю. Я стояла, прислонившись к стене, чтобы не упасть, в то время, как Вианео бегло меня осматривал. Посмотрел на реакцию зрачков, заглянул в рот и померял пульс. Что я еще хотела от средневековой медицины, основными постулатами античности многие из докторов до сих пользуются в качестве единого верного. Но времени прошло достаточно много, чтобы отрава начала действовать, если все же попала в мой организм, поэтому мы с доктором пришли к выводу, что мне ничего не угрожает. На Риарио я не смотрела, а от разных звуков боли, доносящихся от наемника, мне захотелось закрыть уши.
— Я немного продвинулся в изучении некоторых аспектов, не без помощи, конечно, но могу назвать, что наиболее болезненная реакция тела при его повреждении находится здесь, здесь и здесь. После вскрытия мы что-то обнаружили, но к единому выводу прийти не смогли, а материала для изучения было не слишком много.
Я повернулась в сторону Вианео, который на оголенном торсе пленника показывал Риарио эти самые точки. Да они все тут ненормальные! Но откуда Вианео мог знать такие подробности строения человеческого тела, тогда как вивисекция была запрещена и каралась очень строго, особенно на территории подвластной Ватикану. Риарио тоже не прост, и безоговорочно не подчинялся указкам папы и римской церкви, раз дал добро на научные изыскания касаемые человека и его богатого внутреннего мира.
— Милан? — только спросил Риарио доктора, который кивнул, отвечая таким образом на его вопрос. — Ну проверим тогда, на что идут мои деньги.
Не нужно было мне тут оставаться, думала я, стараясь не обращать внимание на нечеловеческий крик, который издал наемник, на котором сейчас проверяли верность утверждения лекаря. Но выходить из камеры было еще страшнее. Я конечно понимала, что Риарио не будет всегда находиться рядом, но сейчас я была не готова без него сделать и шага, цепляясь за его присутствие, как за единственную веточку, которая позволит мне пережить этот день, не утонув в болоте той мерзости, с которой мне пришлось столкнуться. Стараясь себя хоть немного отвлечь, я снова разложила все письма, расписки и опись вещей на столе, стараясь сконцентрироваться на написанном. Буквы перед глазами плясали, а света было недостаточно, но его хватило, чтобы я подтвердила свои опасения и снова начала впадать в панику.
— Джироламо, — я тихо позвала супруга, который внимательно смотрел на до сих пор не расколовшегося наемника. Риарио подошел и, молча, взял протянутый мною лист. — Это написала сегодня Ванесса.
Ему хватило беглого взгляда и сопоставления некоторых фактов, чтобы прийти к тому же выводу, к которому ранее пришла я.
— Их было шесть, шесть человек, которых ты оставил в коридоре. Сейчас их двое.
— Я знаю, — тихо ответил Риарио, глядя куда-то мимо меня. Потом молча развернулся, достал кинжал из ножен, и очень медленно провел им по горлу уже практически не сопротивляющегося наемника. Оглядевшись, я не увидела в помещении лекаря. Не думала, что я смогу не заметить выходящего человека.
— Бордони? Это был Бордони? — судя по тому, как Риарио начал быстро приводить свою экипировку в порядок, здесь делать было больше нечего.
— Нет. Пойдем.
Взяв за локоть, он буквально вытащил меня из темного помещения, не говоря больше ни слова, чтобы хоть что-нибудь прояснить. Дойдя до атриума, он остановился.
— Пятнадцать минут на сборы. Первыми уходят люди сеньоры и те, кто должен их сопровождать в Форли. Остальные остаются в готовности, до особого распоряжения, — громко, чтобы многие находившиеся здесь, его услышали, Риарио отдал приказ.
— Я никуда не поеду без тебя!
— Нет, ты поедешь. И будешь вести себя, как ни в чем не бывало. Понятно?
— А девушка? — спорить было бесполезно, решение вынесено, и я должна подчиниться ему беспрекословно, о чем мне так же талдычил здравый смысл, но я старалась не обращать на него внимания. Я не та легендарная Сфорца, которая пировала здесь на злобу церковникам, а потом, судя по хроникам, гарцевала из Милана в Имолу, и обратно, прежде, чем вернуться к себе в Форли. Я могу в сложившейся ситуации скататься в Милан только для того, чтобы его взорвать к чертям собачьим, но, к сожалению, приспособлений, способных совершить этот акт геноцида против конкретного города на сегодняшний момент еще не были изобретено.
— Поедет с тобой, как и остальные. В окружении верных мне людей ты будешь в безопасности. Мне некогда заниматься девчонкой.
— И что, думаешь, что верные люди смогут меня защитить? — фыркнула я, отворачиваясь от Риарио. — Хоть кому-то можно вообще здесь верить?
— Ты можешь удивиться, но, да. Пойдем, — я понимала, что у него, своих дел по горло, особенно учитывая бунт в собственной армии, но почему бы просто не убрать Ванессу из моего круга общения, тем самым сделать хоть какую-то видимость моей защиты. — Я провожу тебя до комнаты, чтобы ты взяла свои вещи, если ты боишься оставаться одна, что выглядит немного подозрительно с твоей стороны.
Да срать я хотела, как выгляжу со стороны, считайте, что у меня вдруг разыгрался послеродовая горячка, и я двинулась после смерти ребенка! Как в тумане, чувствуя, что у меня начинается новая истерика, собрав все самое ценное, которое включало только шкатулку с драгоценностями, подальше запинывая чертовы жемчужины, которые все еще лежали на полу, напоминая о небольшом семейном скандале, я прицепила к поясу меч, после чего меня со всеми почестями выдворили из замка Святого Ангела, не забыв закрыть за мной массивные двери, оставляя большую часть армии в закрытом замке наедине с их гонфалоньером.