Вот что я люблю, можно сказать, что просто обожаю — это регулярную армию. Отдал приказ, готовность сутки на утрясание различных важных вопросов и вперед, выдвинулись из точки А в точку Б. При этом вертикаль власти самая строгая, из всех государственных образований. Лепота. Была бы, будь эта самая регулярная армия создана. А вот нет ее и нужно войско «собирать». Разумеется, ни о каком боевом слаживании речи не идет, тут вообще нужно Бога молить, чтобы они не передрались между собой. Хотя, что уж греха таить Иван III сумел хоть немного, но улучшить состояние войска от того, что было, до того, что стало. Хотя бы дворовую конницу собирать не нужно было. А вот пехоту приходилось дожидаться, и это при том, что гонцы понеслись по поместьям практически сразу после моего возвращения в Кремль.
— Вот объясни мне, Волков, — спросил я, раздраженно хлопая по бедру каким-то аналогом нагайки, которую за каким-то хреном забрал из конюшни, в которую увязался за уводящим лошадей Сергеем, как только увидел, что людей во дворе явно прибавилось, о чем меня, похоже, «забыли» уведомить. Пришлось изображать недовольство именно от этой новости.
— Что тебе объяснить, княжич? — Волков встал рядом со мной все такой же серьезный, только выглядевший сейчас как бы не уверенней в себе.
— Каким образом до Михаила Борисовича не дойдет весть о том, что войско собирается на него походом идти? — я стукнул слишком сильно и поморщился, это оказывается больно, черт подери.
— Ну-у-у, — протянул Волков. — Никаким.
— Вот именно, никаким. И успеет приготовиться как следует к осаде, — раздражение усиливалось тем, что два пирожка упавшие в пустой желудок, назвать полноценной едой было никак нельзя, и желудок на это весьма прозрачно намекал, выдавая периодически голодные рулады.
— Либо же его бояре ворота сами откроют, как ни раз уже случалось, — Волков покачал головой. Хоть сам он и был из Твери, но вот о тверских князьях и боярах, похоже, мнение имел не слишком лестное.
— А ежели нет? Ежели именно на этот раз и не получится? И литовец пришлет вовремя подмогу, и ополчение вовремя соберут и даже наряды сумеют на стены вытащить, и что тогда? Мы будем под Тверью стоять дольше, чем на Угре? — я смотрел на ажиотаж, царящий во дворе и не понимал, с чем он связан. Вроде бы Иван обещал мне не начинать сбор войска, пока не убедится, что я смогу держаться в седле, чтобы доехать до Твери и там суметь командовать, опять-таки сидя в седле. Или моя короткая поездка его внезапно убедила, что опасность для моего здоровья несколько преувеличена?
— Ты слишком уж сильно полагаешься на дальновидность Михаила Борисовича, — Волков усмехнулся. — Не замечен он был в таких мудрых решениях ни разу за свое княжение. Скорее на Господа нашего будет надежды возлагать, но сам не будет думать о готовности к осаде, даже, если прознает про нее.
— Твои бы слова, да Богу в уши, — тихо проговорил я, глядя как ко мне приближается, судя по одежде, боярин, но я его не видел на заседании боярской думы. И опять передо мной во весь рост встал вопрос — кто это такой? Волков же, проследив за моим взглядом, присвистнул.
— Ничего себе. Сам Кошкин-Захарьин из Коломны прибыть успел. Да почитай не один, как есть с дворовым войском своим. Неужто великий князь Иван Васильевич, князя Холмского оправить на Тверь хочет?
— Вряд ли, — я покачал головой. — Это будет слишком большим испытанием его преданности. — А тем временем Кошкин-Захарьин приблизился ко мне достаточно близко, чтобы я его разглядел. Не слишком высок был этот знаменитый воевода, бороду предпочитал носить аккуратно подстриженной и сужающейся к концу. Немного простоватое лицо и неожиданно цепкие, умные глаза, которые в этот момент смотрели прямо на меня.
— Здравствуй, княжич, а я уж подумал, что не сыскать тебя, потому как даже рынды твои не в курсе, куда же ты подевался, — он остановился и отвесил мне поклон. Я тоже поклонился, правда не настолько низко, все-таки статус у нас разнился, и довольно сильно.
— И тебе здравствовать и не хворать, Яков Захарьевич, — когда мне назвали имя, ориентироваться стало гораздо проще. — А не потому ли ты прибыл так спешно из Коломны, да еще и воев с собой захватил знатных, чтобы меня сыскать?
— А коли так? Обскажешь великому князю, как долго я тебя искал? — он хитро улыбнулся. А ведь, кроме все тех же летописных «поехал», «взял», «послан», «умер» ничего о нем не знаю. Даже точная дата его смерти не известна доподлинно. А оказывается, что у него и чувство юмора присутствует.
— Я даже расскажу, как мы с тобой вдвоем от целой своры татей отбивались, и как ты меня израненного на руках из леса вынес, — я улыбнулся, не сводя с него взгляда.
— Почему из леса? — Яков даже удивился, услышав мой ответ.
— Так ведь тати в лесу живут, — я развел руками.
— И что же делал ты в лесу совсем один, княжич? — снова улыбнулся он в бороду.
— Малину собирал. Что-то малинки с утра захотелось, вот и не устоял, да в лес рванул, так быстро, как спина ушибленная позволила, — мы вежливо посмеялись над шутками друг друга, и Кошкин-Захарьин стал серьезен, словно и не было этого легкого трепа ни о чем.
— Значит, действительно спину ушиб, а зачем на лошадь сегодня полез? — ну я так и думал, что уже все знают, о моей вылазке в город.
— Чтобы убедиться, что смогу ехать с войском, — я весьма натурально вздохнул. Вообще-то я сейчас истинную правду сказал. А так, все-таки странное время, еще сотня лет и главнокомандующего попросту в карету засунут, и в ней повезут, несмотря на его недомогание. Армией кто-то командовать должен? Вот и езжай, а табуреточку тебе на пригорочке, так уж и быть, поставят, чтобы ты командовал со всем комфортом. Здесь же не так. Раз едешь как воевода, значит, меч в руке должен находиться. В самую мясорубку тебя, естественно никто не пустит, но побиться все же придется. Лично я не считаю этот вариант правильным. А если тебя убьют, то что дальше войско будет делать? Командующий, он затем и нужен, чтобы с пригорочка всю панораму боя видеть и быстро принимать решения, двигая полки таким образом, чтобы в итоге победить. Ну на этот счет русичи все же кое-что придумали: на самом деле все просто — воевод на любое войско дохрена. И хоть формально они подчиняются главному воеводе, на деле вполне способны подхватить упущенное командование и не дать войску потерпеть поражение, даже, если главный воевода того, покинул своих людей.
— Убедился? — он смерил меня взглядом с ног до головы, и недовольно нахмурился. — А ведь тяжело тебе поездка твоя далась. Но ничего, когда выдвигаться будем готовы, поди боль уже терпимее станет, — Яков замолчал. — Великий князь назначил меня первым воеводой при тебе, княжич. Как узнал он, что встал ты с постели, так сразу гонцов и разослал.
— Это хорошо, — я кивнул. — Славный ты вой, Яков Захарьевич, великий князь мудро поступил, именно тебя первым воеводой назначить.
— Я вот подумал, княжич, пока ехал мимо полей, которые людишки возделывают, и мысль меня посетила, не знаю только одобришь ты или нет.
— Говори свою мысль, — разрешил я поделиться со мной задумкой.
— А что, ежели не брать нам посошную часть? Ежели всех от сохи оторвем, то кто землицу будет холить, да за хлебами смотреть? Думаю я, что дворовой конницы будет довольно для Твери-то. Только пару-тройку нарядов осадных с собой взять придется, но это все равно будет быстрее, чем с посошными грязь месить.
— А ведь не веришь ты, боярин, что Михаил Борисович может сопротивление сильное нам оказать, — я снова ударил нагайкой по бедру, на этот раз рассчитав силы и не долбанув со всей дури.
— Не верю, княжич, — Яков головой покачал. — Князь Тверской еще ни разу даже в осаде не сидел, сразу же город сдавал, стоило нам к нему приблизиться. Зачем ему меняться?
Хороший вопрос. Вот только всякое может случиться, потому что я своим появлением уже разрушил историческую канву. И только потому, что я в упор не помню ни о каком походе на Тверь в 1484 году, то могу предположить, что дядя Миша мог и изменить своим привычкам постоянно сдаваться на милость Ивана III. Вслух же я ответил.
— Действительно, к чему ему меняться? Но насчет посошных, прав ты, боярин, ох как прав, — и я покачал головой. — Не вижу нужды от сохи кого отрывать, особенно, ежели уверен ты, что с Тверью никаких проблем не будет.
— Не будет, княжич, вот тебе крест не будет, — Яков широко перекрестился и, поцеловав массивный крест, висящий на шее, быстро его поцеловал и так же быстро как доставал, спрятал под рубаху. — Чай не Новгород это. Вот где повоевать пришлось, да и сейчас неспокойно там, найти бы того песьего сына, кто народ баламутит. Лично бы кишки вытащил на площади и жрать заставил бы. Пойду, расскажу князю о задуманном. Ежели князь одобрит, то так тому и быть. Тогда к концу седмицы уже выехать сможем.
Я почувствовал, как меня снова охватывает вроде бы успокоившаяся паника. Через неделю мы выедем для того, чтобы прижать к ногтю Тверь. А что если я не хочу? Вот просто не хочу и все тут. И это на фоне других членов моего войска, смотрелось это не слишком выгодно для моего имиджа. Картинно упасть что ли? Вот прямо здесь посреди двора, и дрыгнуть ножкой, мол все-таки княжич себя переоценил и теперь мучится сильными болями. Покосившись на Волкова, я отверг и эту вполне замечательную мысль, и вернулся к более насущным.
— Ну что, Сергей Волков, готов ты мне присягнуть, под ликами святыми принести клятву верности? — спросил я, при этом весьма пристально изучая выражение его лица.
— Готов, княжич, — он опустил голову, то ли поклонился, то ли просто шея затекла, потому что вскоре поднял ее и буквально обжег меня взглядом. — Уж показалось на мгновение, что передумал ты, и прикажешь на конюшню возвращаться.
— И молчал, — прервал я его речь. — Показалось, что посмеялся я над тобой и молчал. Терпеливый ты, Волков, смотри, как бы боком тебе это однажды не вышло. Пошли.
Дорогу к своей пристройке я запомнил вполне хорошо, и быстро зашагал по двору, бросая то и дело взгляды на прохаживающихся по двору весьма важных и довольно молодых людей. Наверное, это будущие воеводы, те самые, о которых я рассуждал стоя возле конюшни. Понятное дело, что все войско перед палатами княжескими разместиться не сможет, двор просто не выдержит наплыва, банально не вместив всех, кто в войско входит. Поэтому и раскинули они лагерь возле того же Свято-Данилова монастыря. Я его заметил, когда мы уезжали, но как-то не придал открывшейся мне картине значения. Теперь полагаю, что зря не придал. Была возможность пообщаться с воинами, составляющими в основном конницу, практически наедине, без пристального ока отцов-командиров.
Все четверо моих рынд занимались все тем же — они играли в бирюльки. Никита первым заметил меня и подорвался, остальные слегка затормозили, и я все еще не знал их имен.
— Это Сергей Волков, — представил я своего спутника, услышав в ответ что-то вроде «Да мы знаем, нашел кого в приличный дом тащить», — но сказано было очень тихо, вполголоса, чтобы я на дай бог не расслышал. — Он принесет мне сейчас присягу и станет вашим братом и этот вопрос не обсуждается, — я прервал Никиту на полуслове, а он реально хотел что-то возразить.
Сама процедура заняла не слишком много времени. Под суровыми взглядами святых, Сергей присягнул мне и, когда он поднялся с колен, я взмахом руки отпустил его. Пускай идет знакомиться, а я пока отдохну, а то что-то действительно спину кольнуло. Да и подумать мне помешало бы, например, о том, что князь-то мне, своему сыну, совсем не доверяет, раз нянькой на этот раз выбрал хоть и отменного воеводу, но обладающего просто собачей преданностью ему Кошкина-Захарьина.
Я смотрела на открывшуюся передо мной картину с изумленно открытым ртом, который быстро пришлось закрыть, как только до сознания дошел этот нелицеприятный жест, недостойный женщины моего социального статуса. Не то, чтобы я целенаправленно что-то искала, бродя по замку, просто решилась немного прогуляться, отвлекаясь от мыслей нецензурного содержания в своей голове, которые я воспевала этому великолепному веку, в которой процветала комфортность и личная гигиена, и просто-напросто заблудилась. Географический кретинизм, приправленный безрассудством, двинувший меня бродить по незнакомым местам в одиночестве, был моей фишкой еще до моего появления здесь. Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как я покинула свои покои, спокойно пройдя через многочисленных наемников и жителей этого замка, которые с небывалым энтузиазмом начали что-то делать, ну или делать вид, что у них внезапно у всех появились неотложные дела, но никто меня не остановил, даже приветствовали через раз, видимо, всем было не до меня.
Спускаясь по винтовой лестнице, я встретила единственного человека, который решился со мной заговорить. Им оказался кастелян этого святого гнездышка, который, в отличие от остальных, был не слишком рад, что мы продолжаем находиться в его, так называемой, вотчине. От него я узнала, что в замке под его руководством находится пятьдесят наемников гарнизона, что считалось небывалой роскошью, а также пятнадцать человек обслуги, который содержали замок в относительно жилом виде. Двадцать четыре человека подкрепления во главе с капитаном Бордони, спешно отправленных Риарио для моей защиты, я привела с собой, как и пять человек из личного окружения. Не густо. Даже сотни человек нет, так что, вашу мать, мешает им просто взять нас штурмом? Еще за неполные сутки, из моего личного окружения я встретилась только с той девушкой, имя которой к своему стыду, все еще не знала. Интересно, чем занимается мое окружение таким важным, что лично не хотят даже навестить свою сеньору?
Находясь в собственных мыслях по поводу полностью нелогичной ситуации, я добрела до закрытой двери, ведущей в подвальные помещения. Я не помнила этой двери в то время, когда нас водили по замку на экскурсии, по-видимому, ее нам или целенаправленно не показывали, или по какой-то причине от помещения ничего не осталось. На входе дежурили двое наемников в стандартном обмундировании, которые вежливо поинтересовались какого хрена сеньоре здесь понадобилось. Отвечать я конечно же не стала, просто приказала открыть двери, которые те тут же отворили, не вдаваясь в излишние подробности. Бонфанте Кавалли, так звали ворчливого мужика кастеляна лет сорока на вид, хотел было зайти вместе со мной, но мне так надоела его бубнежка, что просто захлопнула перед его носом дверь. Один из наемников все же прошмыгнул следом, ссылаясь на то, что тут не безопасно, и мне не следует находиться одной, ибо если со мной что-то случиться ему Риарио отрежет яйца, а это в лучшем случае, если будет не в настроении. Еще раз подумав, что не хочу знакомиться с собственным супругом, я начала спускаться по лестнице, уходящей глубоко вниз. Когда я наконец спустилась, то оказалась в сыром темном помещении, где воняло какой-то гнилью вперемешку с плесенью.
Я прошла немного дальше от лестницы вглубь помещения, пытаясь вглядеться в темноту. Обернувшись на не привычный звук, я увидела, что наемник, который вызвался меня сопровождать, зажег факел и встал впереди меня, тем самым освещая небольшое пространство вокруг нас.
— Что вы хотите здесь найти, сеньора? — тихо осведомился он, повернув голову в моем направлении. Если бы я знала. Но я хотя бы смогла сориентироваться и понять, куда меня занесло. Массивные решетки, которые теперь удалось разглядеть впереди не оставляли свободу воображению.
— Кто заключен здесь? — так же тихо спросила я, прислушиваясь к шуму. Обоняние от той вони отрезало и теперь не отвлекало меня от скачущих мыслей.
— Один пленник заключен здесь еще папой Сикстом, — он равнодушно пожал плечами и сделал шаг вперед. — Это турок, и еще местный вольнодумец. Сегодня тут не слишком людно.
Он прошел вглубь этой пещеры и остановился у одной из камер, в которой под неярким светом факела, на полу был видел силуэт лежавшего человека.
Резкий удар по решетке соседней камеры заставил сердце пуститься в пляс и вздрогнуть от неожиданности. Вцепившись в решетку обеими руками, молотя при этом по ней ногами, привлекая тем самым к себе внимание, на меня, оскалившись, смотрел мужчина весьма характерной наружности.
— А ну, тихо, — заорал наемник и ударил рукоятью меча по железным прутьям, заставив тем самым пленника сделать шаг назад и заговорить тихим мягкий баритоном на незнакомом мне языке.
— Что он говорит? — я не знала языка, только поняла, что он отдаленно похож на турецкий, возможно на арабский. Восточные языки меня никогда не интересовали.
— Что женщина, явившаяся перед ним сейчас в том облике, который не родной ей, сможет перевернуть ход истории. Что-то там было про чудо, и разумеется, он очень просит выпустить его отсюда, и тогда, он сможет помочь этой странной женщине в будущем, в котором они обязательно встретятся, — скрипучим голосом, отвыкшим от разговоров, мне ответил довольно молодой на вид мужчина, приблизившись к решетке той камеры, в которую я до этого времени вглядывалась. — Меньше слушайте его, наш дорогой османский гость уже давно повредился рассудком, но это не его вина, он так же, как и я, невинный заложник неприятной ситуации, и от содержания нас взаперти вы не получите ровным счетом никакой выгоды.
— Кто ты? — я пристально смотрела на парня, который прислонился плечом к решетке, стоя при этом вполоборота ко мне, и внимательно меня рассматривая. Его вольный перевод слов турка немного выбил меня из колеи, но я быстро взяла себя в руки, понимая, что, находясь здесь, можно сойти с ума гораздо быстрее, чем он думал, а для своего освобождения можно рассказывать доверчивым женщинам и не такие сказки.
— Непризнанный художник, немножко поэт и философ, и обычный переводчик, впрочем, не важно, — он махнул рукой.
— И за что вас, непризнанного художника, заключили здесь? Судя по вашему виду, нельзя сказать, что вы томитесь в этих застенках длительное время, — глядя на его наглый взгляд, во мне боролись противоречивые чувства. Но у меня не было отвращения к нему или каких-то других негативных эмоций, только интерес, перерастающий в непонятную уверенность, что это будет не последняя наша встреча.
— За правду, — довольно серьезно ответил он, буквально прожигая меня на мгновение взглядом.
— И как тебя зовут, борец за правду? — я усмехнулась, не понимая зачем мне вообще нужен этот разговор.
— Джулиано, сеньора Сфорца, — он шутливо поклонился и, отвернувшись от меня, укрылся в тени своей камеры. Я повернулась к наемнику, который терпеливо ждал, когда мне уже надоест тут околачиваться, но тем не менее, внешне никаких эмоций не проявлял.
— Местный баламут. Стал одним из первых зачинщиков смуты возле замка Святого Ангела. Никаких распоряжений не было дано, поэтому мы закинули его сюда, чтобы отодвинуть беспорядки от наших стен. — Увидев направленный на него взгляд, пояснил мне мой сопровождающий.
— Ты против церкви и его служителей? — спросила я в темноту.
— Да мне без разницы, я за того, кто мне платит, — ответил мне местный вольнодумец, больше не выходя на свет. — Но не переживайте за меня, я у вас в гостях долго не задержусь.
— Пойдем отсюда, — я поежилась под дуновением ледяного ветра, который внезапно поднялся в, казалось бы, защищенном от сквозняка месте.
Как только я вышла из застенка темницы, тюрьмы или как бы не называлось это место дышать сразу стало намного свободнее. Кастеляна возле входа не было, поэтому возвращаться мне пришлось одной, все больше плутая по галереям, уже не надеясь без чьей-либо помощи добраться до своей комнаты, чтобы элементарно отдохнуть. Ребенок в животе отплясывал задорный танец, молотя по моему позвоночнику, поэтому мне пришлось остановиться, чтобы перевести дух и отдышаться, в надежде, что плод любви Катерины и Риарио наконец угомонится. Я прислонилась к стене, на которой висела какая-то безобразная картина, и покрутив головой, с досадой саданула по ней кулаком. Почему, когда нужен хоть кто-то, чтобы направить меня на правильный путь, то никого, как назло, в зоне видимости никогда не наблюдается.
На ногах я устоять не смогла, когда часть стены отъехала в сторону, оставив меня без опоры, и грузно завалилась на спину в образовавшийся проем. Быстро поднявшись, я огляделась. Света из небольшой бойницы в стене хватало, чтобы разглядеть все, что хранил в себе тайник Святого Ангела. Комната оказалась небольшой. Вдоль стен шли стеллажи с урнами, в некоторых из них я признала выставочные реликтовые образцы с прахом, возможно, еще с настоящим то ли бывших пап, то ли святых. Никогда не фанатела от археологии и ее некромантских вариациях, поэтому у меня вид этих экспонатов не вызывал благоговейного трепета. В центре этой погребальной комнаты стояло несколько простеньких довольно больших сундуков. Затравленно оглянувшись и не увидев никого рядом, я подняла крышку ближнего из них и замерла в полном офигевании.
Спустя некоторое время, когда я смогла закрыть рот и отойти от нахлынувшего жара, то принялась собирать мысли в одну кучу, стараясь не зацикливаться на содержимом, спрятанным от посторонних глаз сундуков. Они были под завязку забиты золотыми монетами, взяв одну из которых, я пыталась разглядеть при тусклом освещении, что на ней выгравировано. На аверсе был изображен цветок, на реверсе какой-то мужик. Думай, Катя. Вспоминай. Если этот цветок издалека можно отнести к лилии, то на реверсе скорее всего изображен Иоанн-Креститель. Это же флорин. Полный сундучок золотых флоринов.
Не мешкая, я заглянула в каждый из стоявших рядком сундуков в количестве пяти штук, отметив, что содержимое во всех них абсолютно одинаковое.
Захлопнув крышку первого сундука, я досадливо отметила следы от рук, которые довольно четко отпечатались в пыли, которая покрывала все вокруг. Отряхнув руки, я вышла из тайника, и повернулась к открытому в стене проему. Как его закрыть я не представляла, но чисто теоретически, вспоминая свои движения, которые совершала перед чудесным образом открывшемся проходом, я начала лихорадочно ощупывать каждый камень стены, в надежде наткнуться на нужный.
— Вот вы где, сеньора, мы уже начали волноваться, так давно вас никто не видел. — Я вздрогнула и мельком глянула на рыжий вихрь, который несся прямо ко мне. Черт бы побрал эту девчонку, когда она нужна никогда нет рядом, зато сейчас нарисовалась, хрен сотрешь. На мне что, какой-то средневековый маячок припрятан, по которому она всегда отслеживает мое местонахождение. Неожиданно один из камней довольно легко поддался под рукой, и узкий проход тихо закрылся, даже пыль не поднялась. Я повернулась в сторону девушки, которая была уже практически рядом со мной.
— Я что, маленький ребенок, за которым нужно постоянно следить и не упускать из вида, — довольно злобно рявкнула я, но девушке, казалось, было все равно, как с ней разговаривают.
— Меня приставил к вам сеньор, и я не могу ослушаться его приказа, — укоризненно покачала она головой. — Капитан Бордони ищет вас. Они выполнили последнее ваше поручение и сейчас ждут новых указаний.
— Идем, — я глубоко выдохнула, еще раз посмотрев на стену, запоминания расположения рычага, который открывает доступ к папской заначке, потому что на полноценную казну это походило мало, как и на сокровищницу, о которой все знали и довольно тщательно охраняли.
И вот я, похоже, совершенно случайно наткнулась на причину, по которой меня старательно хотят вытурить отсюда. Осталось только узнать, кто еще в курсе небольшого секрета Сикста, и это мне нужно знать не только из чисто праздного любопытства, потому что этот кто-то будет сильнее всех точить на меня зуб, ведь сейчас я просто так отсюда точно не уйду. Ага, так я и отдала то, что по наследству от Сикста должно достаться Риарио, как его любимому непризнанному сыну, потому что в версию про племянника я не верила никогда. А уйти отсюда просто потому что кардиналы попросили, вон даже его еще не рожденный ребенок против. Молодец, малыш, показал мамочке, где находится твое приданное. Я погладила живот и направилась следом за своей компаньонкой.