Следопыт

Глава 8

Мы пересекли границу в темное время суток, направляясь к ПОБ (передовой оперативной базе), с которой 16-я десантно-штурмовая бригада должна была продвигаться дальше в Ирак. Едва наши колеса завертелись, как небо перед нами превратилось в полосу пламени. Впереди на горизонте бушевала мощная огненная буря, похожая на огромное ядерное облако. Нас предупредили, что иракские войска могут поджечь нефтяные скважины, пытаясь помешать нашему продвижению через пустыню. Таков был результат.

Вдали от пекла местность была черной как смоль и неподвижной. Это было огромное, безликое море небытия. Но прямо перед нами была серия яростных светящихся фонтанов. Когда мы подошли ближе, стало очевидно, насколько огромными на самом деле были гневные оранжевые извержения: каждое представляло собой огненную гору, вырывающуюся из-под земли, высотой около нескольких сотен метров, и каждое имело слегка грибовидную форму, как будто в замедленной съемке взрывалась связка атомных бомб.

Когда мы оказались в нескольких сотнях метров от первого огненного гейзера, нам больше не было холодно. Вместо этого жгучий жар обжигал открытые части наших лиц. Последовали пять минут езды по палящей жаре, оглушительный рев стоял у нас в ушах, когда огонь взметнулся высоко в воздух, а затем мы миновали первую подожженную скважину.

Мы продвигались вперед, и новые скважины извергали вокруг нас огненные вулканы нефти. Минут двадцать или около того жар обжигал наши лица и спины, а потом мы, наконец, обнаружили, что направляемся в холодную пустоту ночи. Мне пришло в голову, что каждое огненное извержение означает, что нефть на миллионы долларов превращается в дым. Но это было именно то, что иракцы сделали во время Первой войны в Персидском заливе, еще в 1991 году. Когда их изгнали из Кувейта, они позаботились о том, чтобы не оставить после себя ничего ценного. Они оставили после себя только выжженную землю и горящую нефть, а пожары на нефтяных скважинах были объявлены экологической катастрофой.

Я поймал себя на мысли, что задаюсь вопросом, сколько времени прошло с тех пор, как иракцы подожгли эти скважины. И куда подевались исполнители? Нигде не было ни малейших признаков присутствия местных жителей, не говоря уже об иракских военных. В 1991 году иракские солдаты в основном бежали, оставив после себя только покинутые позиции и сгоревшие обломки. Похоже, на этот раз они планировали сделать то же самое.

Мы вырвались вперед по одной из главных асфальтированных дорог, которые вели в южный Ирак. На каком-то этапе мы свернули на второстепенную трассу, а затем оказались в открытой пустыне. Мы подъехали к месту расположения ПОБ, которое было изолировано от главной магистрали. Оно состояло из каменистой местности, перемежавшейся редкими пучками травы.

Рассвет наступил в 05:00, и к тому времени мы уже были на месте в нашем пустынном лагере. Мы были в пути добрых несколько часов, было очень холодно, и первоочередной задачей было заварить чай. С наступлением рассвета, казалось, стало не намного теплее. Небо было странно серым и затянутым тучами, и казалось, что погода может измениться.

Мы не спали всю ночь за рулем, но все еще были очень бодры, потому что только что въехали в зону боевых действий на территории противника. Война в Персидском заливе 1991 года была гонкой за то, чтобы вытеснить отступающие иракские войска из Кувейта, а затем вернуться домой за чаем и медалями. До сих пор казалось, что эта война будет идти тем же путем. Но, несмотря на это, теперь мы были в составе взвода, сражающегося на потенциально занятой противником местности, а машины находились в круговой обороне.

Неуверенный восход солнца обнажил бескрайнее пространство безликих скал и песка, простиравшееся, насколько хватало глаз, во всех направлениях. Это был плоский, как блин, участок голого небытия. В центре лагеря разбивали пару палаток для передового штаба бригады, а над нами и позади нас вдалеке мы все еще могли видеть огненно-черные облака горящей нефти.

Когда рассветный свет окрасил пустыню в странный песочно-серый цвет, мы были вдвойне бдительны и склонились над своим оружием. Насколько мы знали, в нескольких сотнях метров от нас могли окопаться иракские войска, наблюдающие и выжидающие. Когда солнце уже взошло и не было видно никаких признаков врага, мы выставили смены часовых, и таким образом начали подготовку к любым предстоящим операциям.

Доклады в штаб-квартиру поступали обильно и быстро. Ночью Королевская морская пехота организовала дерзкую вертолетную атаку, чтобы захватить полуостров Аль-Фау — жизненно важный участок суши, который дает Ираку единственный выход к морю. Морские пехотинцы столкнулись с минимальным сопротивлением, но печальной новостью было то, что они потеряли восемь человек, когда вертолет потерпел крушение во время песчаной бури. Мы также получали сообщения о том, что экспедиционные силы американской морской пехоты продвигаются на север, чтобы захватить город Насирия, расположенный в 200 километрах вглубь Ирака. Насирия расположена на берегу реки Тигр, поэтому она была жизненно важным пунктом переправы для сил, наступавших на Багдад.

Теперь мы знали, что Королевская морская пехота захватила территорию без особого сопротивления и что Корпус морской пехоты США продвигался вперед, казалось бы, без сопротивления. Мы также знали, что на местах в Ираке действуют подразделения SAS и SBS, проводящие тайные операции. Они вошли с северо-запада Ирака через иорданскую границу, и им предстояло перехватить иракские линии связи и подготовить воздушные удары. Плюс они нанесли бы удары по предполагаемым объектам с ракетами СКАД, чтобы предотвратить их применение против сил союзников или обстрел Израиля, как это сделали иракцы во время Первой войны в Персидском заливе.

Мы начали задаваться вопросом, когда же наступит наш час действия, момент Следопытов. Я вспомнил слова Джеко: «Я ожидаю чего-то экстраординарного от Следопытов. … Будет много сюрпризов… и вы привыкнете, так что наберитесь терпения». Джако был прав. Нам нужно было набраться терпения и дождаться подходящих миссий для Следопытов. У нас впереди были американские войска, но в наши обязанности не входило продвигаться по дорогам, расчищать и удерживать позиции. Наша ключевая роль заключалась в том, чтобы высадиться с воздуха впереди вражеских войск, произвести разведку и захватить местность в глубине их территории.

Мы не стали разбивать палаточный лагерь на ПОБ, потому что не собирались оставаться там надолго. Вместо этого мы разложили биваки рядом с машинами и попытались немного отдохнуть. Мы надеялись, что нас забросят на операцию, когда командир бригады получит разведывательные задания, которые ему нужно будет выполнить. И действительно, Джон начал вызывать патрули, чтобы дать им приказы. Знать лишь то, что необходимо — это основа ОпБез (оперативной безопасности) в Следопытах, и отдельные патрули часто понятия не имеют, чем занимаются другие. Ты не можешь рассказать о том, чего не знаешь, если тебя схватили.

Как заместитель командира Следопытов, я сидел где-то в середине этой пирамиды «знать лишь то, что нужно знать». Если я должен был принять командование патрулями на местах, мне нужно было знать основы того, чем занимается каждый из них, не зная слишком многого, чтобы подвергать опасности жизни. В течение утра все патрули, кроме нашего, получили задания. Три из них перебрасывались в мертвую зону между Корпусом морской пехоты США и нами. Им было приказано наблюдать за ОРН (обозначенными районами наблюдения), серией крупных дорожных развязок на севере, и навести удары реактивной авиации, если они заметят силы противника.

Мы с завистью наблюдали, как эти патрули покидали ПОБ. Двое направились прямо на север, двигаясь по открытой пустынной местности, в то время как третий погрузил свои Пинки в тяжелый вертолет «Чинук». Их должны были забросить глубже в пустыню, где-то к северо-востоку от нас. Мы сидели вокруг, пили чай и пытались сохранять позитивный настрой. Мы могли видеть на многие мили в тусклом сером свете, и ни в одном направлении не двигалось ничего, кроме британских солдат и машин. Однако наш патруль, похоже, никуда не собирался уходить.

Если не считать движущихся британских войск, здесь было устрашающе пусто и тихо. Там не было ни овец, ни коз, ни бедуинов, ни гражданских транспортных средств. Это было так, словно мы приземлились в стране призраков или на мертвой планете. Очевидно, иракцы знали, что мы придем, потому что они подожгли нефтяные скважины, но куда, черт возьми, они подевались сейчас?

Около полудня меня вызвали в штабную палатку, чтобы проинструктировать о задаче, поставленной перед двумя из трех оставшихся патрулей. В сотнях километров к северу от нас находился иракский аэродром под названием Калат-Сикар. Это было примерно на полпути между тем местом, где мы сейчас находились, и Багдадом. Двум патрулям было дано задание провести разведку и обозначить ВПП (вертолетную посадочную площадку) на аэродроме Калат-Сикар, чтобы 1-й батальон парашютно-десантного полка мог высадиться там на «Чинуках» и взять его под охрану.

Калат-Сикар должен был находиться в добрых 150 километрах за иракской линией фронта. После захвата он стал бы отправной точкой, которая позволила бы 16-й десантно-штурмовой бригаде нанести удар далеко впереди иракских сил. Британские войска плюс Корпус морской пехоты США использовали бы Калат-Сикар для нанесения воздушных ударов вглубь Ирака. Короче говоря, захват Калат-Сикара был ключом к наступлению союзников и захвату Багдада, и это могло буквально выиграть нам войну. Это была миссия, за которую стоило умереть.

Один из двух патрулей, намеченных для этой миссии, возглавлял капрал Курт «Джорди» Мартин, ветеран-оператор Следопытов, к которому относились с огромным уважением. Другой вел Лэнс Грин, спарринг-партнер Трикки. Мы с завистью наблюдали, как эти двенадцать человек суетились вокруг, готовясь к главной из всех миссий. Как Следопыты, мы все хотели пройти самое суровое испытание, как профессиональный футболист, которому не терпелось сыграть в финале кубка. Но прямо сейчас все выглядело так, как будто мы собирались упустить миссию Следопытов всей нашей жизни.

Меня поразило, что Калат-Сикар был той операцией, в которой могли легко задействовать все шесть патрулей Следопытов. Мне предстояло быть штабным патрулем, координировать действия остальных на местах. Один патруль мог бы произвести рекогносцировку аэродрома, а затем отметить ВПП на который «Чинуки» могли высадить десантников. Другой мог бы найти подходящую ЗВ (зону выброски) на случай, если десантников выбросят с парашютами с C130 «Геркулес». Другие патрули были бы размещены к востоку, северу и западу от аэродрома, прикрывая ОРН, такие как крупные дорожные развязки. Таким образом, когда десантники будут на подходе, мы могли высматривать иракское подкрепления и наносить по ним удары по мере необходимости.

В течение нескольких месяцев обучения в Великобритании именно штабной патруль, мои ребята, координировал маркировку любых важных зон выброски и вертолетных посадочных площадок. Другие патрули будут искать противника и вызывать авиаудары, чтобы разгромить его. Я чувствовал, что мы наработали миссию в Калат-Сикаре, как будто мы это заслужили. Я пошел перекинуться парой слов с командиром. Мы с Джоном хорошо знали друг друга со времен 1-го парашютно-десантного батальона, и в каком-то смысле мои отношения с ним были похожи на отношения Трикки со мной.

Во время отбора Джона в Следопыты я был его РС (руководящим составом) — сродни тому, чтобы быть его инструктором-дипломированным экзаменатором. На каком — то этапе его отбора мне было поручено сделать Джону «цыганское предупреждение» — намек на то, что он был близок к провалу отбора из-за того, что многие сочли его чрезмерно самоуверенным. В результате я почувствовал, что у нас с Джоном сложились какие — то особые отношения, такие же, как у нас с Трики, — и я хотел поддержать его в принятии правильных решений в команде.

Джон был занят по радиотелефону, поэтому я пошел присоединиться к Джейсону и Джорди за столом планирования операции. Джейсон и я надеялись, что каким-то образом нам удастся поучаствовать в этом деле. Если бы это превратилось во что-то большее, чем миссия с двумя патрулями, Джону пришлось бы послать нас, потому что мы были единственным оставшимся патрулем на ПОБ.

Мы с Джейсоном внимательно изучили карты и спутниковые фотографии. Калат-Сикар вряд ли можно было назвать пятым терминалом Хитроу. Это был незначительный аэродром даже по иракским меркам. Но, по оценке наших разведчиков, он не был сильно укреплен, и взлетно-посадочную полосу все еще можно было использовать.

— Не может быть, чтобы мы ехали на аэродром, — заметил Джейсон. — Взгляни на землю — там чертовски мокро. На Пинки невозможно проехать по пересеченной местности.

— Совершенно верно, приятель, — согласился я. — Заброска с парашютами — единственный надежный способ проникнуть внутрь. Нам нужно предупредить Джона, чтобы он отправил в бригаду за C130-ми и убедился, что наши парашюты готовы. Или как насчет забросить машины рейсом «Чинуков»?

Джейсон еще немного изучил карту.

— Да, но им пришлось бы высаживать нас у аэродрома, откуда у вас все равно были бы те же проблемы с передвижением по пересеченной местности. К тому же там есть хозяйственные постройки, и там будут пастухи, козы и прочее дерьмо. Они услышат, как приземляются вертолеты, и это выдаст игру еще до того, как она начнется.

Я повернулся к Джорди:

— О чем ты думаешь, приятель?

— Это должна быть заброска на парашютах, — сказал Джорди. — Вопрос в том, хватит ли у них духу позволить нам это сделать?

— Я пойду поговорю с Джоном, — сказал я ему. — Любым другим способом тебе будет крышка.

Я поймал Джона, когда он выключал радио. Я спросил его, была ли миссия на Калат Сикар определенной. Он сказал мне, что это выглядит чертовски правдоподобно. Я спросил его, собираемся ли мы прыгать с теми, кто туда отправится. Джон сказал, что все зависит от того, хватит ли у высшего командования армии мужества позволить им это сделать. Риски прыжка HALO так глубоко в Ирак были реальны, но мы все знали, что это был единственный возможный способ осуществить миссию в Калат-Сикар.

— Джон, мы должны подготовиться к этому, — сказал я ему. — Можем ли мы, по крайней мере, распределить «Геркулесы» и убедиться, что они готовят парашюты?

Джон одарил меня ухмылкой.

— Что это за «мы», Дэйв?

Он сделал паузу на мгновение, когда до него дошло.

— Ваш патруль не идет. На данный момент это миссия Джорди и Ланса. Мне нужно держать вас в резерве, так как вы единственная запасная команда, которая у меня есть.

Я пожал плечами.

— Мы живем надеждой, приятель. В любом случае, это все равно должна быть парашютная заброска, и «Геркулесы» вернулись в Кувейт, как и парашюты. Это чертовски сложно организовать.

— Может быть, ты и прав, — признал Джон. — Но в любом случае сначала мне придется поговорить с Джеко Пейджем.

— Если они попытаются отправить нас на машинах, мы будем вынуждены пользоваться дорогами, — сказал я ему, — потому что местность вокруг Калат-Сикара заболоченная и непроходимая. Это означает, что мы будем уязвимы для засад на протяжении всего пути. А это значит, что мы, возможно, даже не доберемся туда. Если мы хотим, чтобы патрули добрались до аэродрома незамеченными, провели разведку и пометили его, они должны прилететь по воздуху.

Джон секунду смотрел на меня. Я чувствовал его нежелание.

— Да, может быть. Но вспомни Арнем. Все будут дергаться по поводу первой за шестьдесят лет британской выброски с парашютами.

— Да, но это не Арнем. Это не высадка тысяч солдат в неизвестном районе с плохими разведданными. Мы говорим о дюжине парней. Мы тренировались для этого тысячу раз, и вы знаете, что мы выйдем точно на ТП.

ТП — это точка приземления — точное место, на которое должен приземлиться отряд, выполняющий заброску с парашютом.

Джон пожал плечами.

— Я знаю, но люди все равно будут болтать, что, как только парни окажутся там, они будут уходить пешком без машин, если все пойдет наперекосяк.

Джейсон появился рядом со мной.

— Дэйв прав, босс: есть только один приемлемый маршрут, и это по воздуху. Это единственный способ сделать это.

Было здорово заручиться поддержкой Джейсона.

— Мы на войне, Джон, — добавил я, — и люди не могут ожидать, что мы будем выполнять подобные задания без какого-либо риска. Прямо сейчас, если мы не полетим по воздуху, мы…

— Но эта война далека от популярности, — вмешался Джон. — Вы, ребята, это знаете. И последнее, чего хотят политики и генералы, — это иметь на руках еще один «Браво Два Ноль».

— Да, очевидно, — возразил я, — но это игра в шахматы, и мы должны сделать правильный ход. Если они хотят, чтобы мы провели разведку и обезопасили аэродром, они должны доставить нас туда наиболее тактически обоснованным способом. Как только мы оказываемся на земле, риск сводится к минимуму, потому что 1-й парашютно-десантный батальон дышит нам в спину. Мы должны сделать заброску с парашютом. Другого выхода нет.

На секунду воцарилось молчание, прежде чем Джон объявил, что поговорит с Джеко о вариантах заброски с парашютами. Когда я смотрел ему вслед, какая-то часть меня испытывала к нему жалость. Он проработал командиром Следопытов меньше четырех месяцев, и теперь ему предстояло позвонить этому человеку. Без сомнения, бедняга был в гребаном тупике.

Мы с Джейсом пошли заваривать чай. К этому времени Дез, Джо, Стив и Рикки уже знали, что происходит что-то серьезное, и они вступили в дискуссию о том, как лучше выполнить миссию. Мы все были единодушны: заброска с парашютами была единственным способом сделать это. Калат-Сикар находился более чем в 300 километрах к северу от того места, где мы сейчас находились, и далеко за линией иракского фронта. Никто не собирался добираться туда по земле и оставаясь незамеченным.

Если бы мы прыгнули с парашютами и обнаружили значительное количество противника, то передали по рации их позицию и использовали бы нашу авиацию, чтобы разгромить их. Но нам нужно, чтобы десантники быстро зашли к нам в тыл, потому что дюжина Следопытов не смогла бы удерживать этот аэродром бесконечно. Взлетно-посадочная полоса могла быть повреждена, но у нас были пилоты спецназа, которые могли лететь с первой волной «Чинуков» и высадить десантников практически в любом месте.

Крыло сил специального назначения 7-й эскадрильи Королевских ВВС было сформировано в 1982 году, непосредственно после Фолклендского конфликта, и в ответ на потребность в специализированной вертолетной поддержке сил специального назначения Великобритании. Его пилоты управляли вертолетами «Чинук» HC2, который имел улучшенную авионику, электронное противодействие, защиту экипажа, дополнительные топливные баки и увеличенную дальность полета, а также возможности дозаправки в полете. Если кто-то и мог благополучно доставить десантников в Калат-Сикар, то это был экипаж 7-й эскадрильи.

В зависимости от состояния взлетно-посадочной полосы мы могли бы даже вызвать десантников на C130 «Геркулес» для ТВПС (тактической высадки посадочным способом). Я уже организовывал ТВПС раньше, когда десантники прилетели на аэродром Лунги Лоу в Сьерра-Леоне в разгар гражданской войны. C130-е приземлились с уже опущенными рампами, десантники выскочили, когда «Геркулесы» вырулили на взлетно-посадочную полосу и снова взлетели. Мы могли бы совершить заброску под покровом темноты, разведать и обезопасить взлетно-посадочную полосу с помощью приборов ночного видения, а затем расчистить площадку для посадки «Чинука» или ТВПС. И на этом было бы все, работа выполнена.

Мы бы перешли иракскую линию фронта на сотни километров. Тогда по противнику можно было бы нанести удар со всех сторон, что нарушило бы их связь и управление, не говоря уже об их линиях снабжения. Это также касалось проецирования силы: из Калат — Сикара мы были бы на в пределах досягаемости цели — Багдада. Такого рода миссии были именно тем, к чему нас готовили: аэродром находился вдали от крупных населенных пунктов, он не сильно охранялся и его было относительно легко оборонять. Это была великолепная миссия, и мы все отчаянно хотели принять в ней участие.

В захвате Калат Сикара было еще одно большое преимущество. Армия, находящаяся на войне, имеет очень сложную логистическую цепочку, боеприпасы, продовольствие, топливо, вода. Единственным способом пополнить запасы здесь, в Ираке, было добраться сюда по дороге из Кувейта. Наши автоколонны с припасами были чрезвычайно уязвимы для засад, и если бы враг перекрыл маршрут, логистическая цепочка была бы нарушена. Это, в свою очередь, означало бы, что война затянется дольше, и мы понесем больше потерь. Но если бы мы захватили Калат-Сикар, это открыло бы воздушный мост для пополнения запасов. С какой стороны ни посмотри, миссия в Калат Сикар должна была завершиться победой.

Какие бы патрули Следопытов ни были отправлены, они, скорее всего, отправятся с помощью прыжка HALO, поскольку это самый быстрый способ проникнуть на вражескую территорию и высадить отряд людей в качестве патруля или группу патрулей. Точка приземления, вероятно, будет смещена на несколько километров от аэродрома Калат-Сикар, на случай, если будут присутствовать в большом количестве войска противника. Оттуда патрули должны были продвигаться пешком и начать свою разведку.

Однако, если бы существовала угроза класса «воздух-воздух» или «земля-воздух» — самолеты противника или ракетные батареи, то предпочтительным средством проникновения было бы HAHO (прыжок с большой высоты с ранним раскрытием). Аналогично, если бы существовала вероятность того, что враг обнаружит «Геркулес» с помощью радара, который мог бы предупредить их о сбросе парашютистов на их территорию, вы бы снова выбрали вариант HAHO. Было известно, что войска Саддама располагали хорошими батареями ракет класса «земля-воздух» и радарами.

При прыжке HAHO ваш купол открывался автоматически, когда вы выпрыгивали из самолета, поскольку каждый человек был привязан к вытяжному фалу. Вы могли бы оказаться за много-много километров от цели и спланировать к ней. Каждый прыгун будет одет в специальный утепленный костюм и маску для защиты от низких температур на большой высоте. Это согрело бы их, когда они планировали к цели, и патруль спускался на землю вместе со всем своим боевым снаряжением и снаряжением для выживания.

Спереди на костюме для HAHO была металлическая пластина с компасом и SP-GPRS, или «спуггером», как его называют ребята. Вы прокладываете курс по GPS к маршрутной точке, вашей ТП, и GPS также сообщает вам, на какой высоте вы находитесь. При достаточном освещении мы бы использовали невооруженный глаз для поиска ориентиров, которые запомнили по картам, и для того, чтобы убедиться, что вы не столкнетесь с другими парашютистами.

HALO и HAHO — это очень специальные навыки, присущие исключительно военным парашютистам. Максимальная высота, с которой обычно прыгает гражданский человек, составляет 14 000 футов, и даже тогда у него не будет такого количества снаряжения, как у нас. Он не будет делать этого ночью, в трудную погоду, уже побывав на заданиях и поэтому чувствуя усталость, и он не столкнется с войсками противника.

Я был на учениях, стоя ночью на вышке и не слышал и не видел парашютистов, пока они не начали приземляться прямо рядом со мной. Купол открывался так далеко и на такой высоте, что у меня не было ни малейшего шанса обнаружить его, и планирование было устойчивым, скрытным и бесшумным. Это было похоже на то, что парашютисты появились из ниоткуда, и это напомнило мне о парашютном спуске Джеймса Бонда в фильме «Завтра не умрет никогда».

Вы можете использовать как HALO, так и HAHO при дневном свете, но если вы делаете это ночью, это обеспечивает вам большую защиту от посторонних взглядов. У большинства армий нет приличного комплекта ПНВ, и они не любят действовать в темноте. Как Следопыты, мы полная противоположность: мы чувствуем себя наиболее комфортно, разворачиваясь и сражаясь в темноте. Главным недостатком забросок с парашютом является ограниченная огневая мощь, которую вы можете нести. Мы вооружены только личным оружием, то есть штурмовой винтовкой и пистолетом. У нас также есть снайперская винтовка и ручной пулемет «Миними» в составе каждого патруля. Это та огневая мощь, которая позволила бы нам найти и обезвредить врага в Калат-Сикаре, а также вывести из строя их командные пункты, но если бы мы столкнулись с бронетехникой, нам не хватало бы тяжелого вооружения.

В Следопытах решение выполнять заброску с помощью HAHO или HALO остается за патрулями. Как парашютист, вы ужасно уязвимы: при плохой разведке; при отказе снаряжения; при порывистым ветре; при сбитом самолете; при травмах или смертью при приземлении; при обнаружении или захватом в плен при приземлении. Но это также самый быстрый, прямой и скрытый способ достичь своей цели.

Обучение HAHO и HALO чрезвычайно дорого, и недавно мы привезли для Следопытов новое парашютное снаряжение, BT80, плюс новую высотную дыхательную систему под названием ВСПЖ (HAPLSS, высотная система поддержания жизнеобеспечения). ВСПЖ состоит из кислородной маски и защитного костюма, который позволяет вам выживать при экстремально низких температурах и при очень низком уровне кислорода. Если бы вы выполняли прыжок HAHO, вы могли бы находиться в воздухе в таких условиях до сорока минут, для которых ВСПЖ стал бы спасением.

Калат Сикар стал прекрасной возможностью доказать, что все инвестиции, вложенные в парашютную систему BT80 и ВСПЖ того стоили. Но часть меня беспокоилась, выиграет ли Джон спор с высшим командованием о том, чтобы мы сделали заброску с парашютами.

Джон происходил из шотландской семьи и учился в колледже Роберта Гордона в Абердине. Он был высоким и представительно выглядевшим, и хотя, казалось, гордился своим шотландским происхождением, говорил с истинно южноанглийским акцентом, который хорошо сочетался с генералами на коктейльных вечеринках. Как и все небольшие элитные подразделения, Следопыты нуждались в ком-то вроде него, чтобы бороться за наш угол и продолжать предоставлять нам ресурсы и подготовку, необходимые для того, чтобы оставаться на вершине нашей игры.

Джон обладал харизмой и большой физической силой, и если он во что-то верил, то мог очаровать и умаслить Следопытов. Но сейчас он был в очень сложном положении. Он пробыл в Следопытах совсем недолго, и теперь его застала врасплох диллемма: если мы сделаем заброску с парашютом и все пойдет прахом, он будет ответственным за следующий Арнем или «Браво Два Ноль». Но если бы они попытались отправить нас туда на машине, и мы все были бы схвачены или убиты, это было бы столь же катастрофично.