Следы

I

Я не мог совладать с собой следующие несколько минут. Крис, дедушка, тетушка Грасия и Ирен были в комнате до того, как я успел осознать, что отец мертв. Затем я подумал, что он застрелился.

Люси отошла от кровати, уступая дедушке место. Дед посмотрел на нас и сказал:

— В Ричарда выстрелили. Его убили.

И почему только дедушка, не имея на руках никаких доказательств, мог так точно знать, что это было не самоубийство? Я не хочу расплываться в убогих сентиментальностях; просто очень мерзко осознавать, что, несмотря на то, что отец всю жизнь работал так, чтобы никто в нем не мог усомниться, дедушка был единственным человеком в тот момент, кто, без каких-либо доказательств, про себя не обвинил его в самоубийстве. Хотел бы я сказать, что мы сразу согласились с дедушкой в этом. Но нет. Нет, никто из нас этого не сделал.

Крис пробормотал что-то про пистолет. Он начал переворачивать простыни в поисках оружия. Тетушка Грасия последовала его примеру. И Ирен тоже. И я. Но мы не нашли никакого пистолета. Отец не убивал себя. Его застрелили с расстояния не менее нескольких футов из пистолета 38 калибра. А поскольку в наших краях почти у всех есть Кольт 38 калибра, нам нечего (хотя Крис твердит обратное) извлечь из этой информации. К чему я все это подвожу: отец не убивал себя. Чуть позже я распишу это поподробнее.

Люси была первой, кто заметил открытое окно и свисавшую из него веревку. Теперь, Джуди, читай очень внимательно и подумай, что можно с этим сделать.

Окно было широко распахнуто. Через подоконник была перекинута толстая веревка. Конец веревки был привязан скользящим узлом к одной из тяжелых ножек кровати. Веревка тянулась через ковер на полу к окну, через подоконник, по крыше веранды и свисала до земли.

Выглядит довольно просто, неправда ли? Какой-то подлец пристрелил отца и с помощью веревки сбежал через окно. Но вот только веревка была покрыта снегом, и ни на подоконнике, ни на крыше и вообще нигде на снегу не было ни одного следа.

Когда я увидел эту веревку, я собирался по ней вылезти прямо на крышу, но Крис меня остановил. Он сказал мне не следить на снегу. И сказал, что нам нужен фонарь. Я побежал за ним на кухню. Прочти это, Джуд. Я уже это говорил, но хочу сказать еще раз. Мы осветили фонарем всю крышу веранды: снег на ней лежал нетронутый, будто белая простыня.

Крис посмотрел на часы на отцовской каминной полке. Было десять минут первого. Значит с момента выстрела прошло не более двадцати пяти минут. Даже для очень обильного снегопада нехватило бы времени укрыть свежие следы. Мы снова подошли к окну. Снег не шел. И я знаю, что без десяти двенадцать его тоже не было. Не было никаких сомнений: веревкой никто не воспользовался. Или, как настаивает Крис, ей никто не воспользовался в качестве средства побега. Но поскольку он не может сформулировать на этот счет никакой теории, я оставляю тебе все, как есть, и продолжаю дальше.

Убийца не вылезал из окна. Тогда ему оставалось всего две вещи:

1. Он мог выйти из дома каким-нибудь другим путем.

2. Он мог остаться в доме.

Дедушка сказал:

— Он отсюда не сбегал. Сбежал через какой-то другой выход.

— Если сбежал, — сказал Крис. — Если не сбегал, то и не собирается.

Ирен завизжала:

— Он может все еще быть здесь, в этой комнате, — и если бы было уместно, то изобразила бы очередной сердечный приступ; но это было совершенно неуместно.

Под руководством дедушки мы быстро и тщательно обыскали комнату отца. Крис, зацепившийся за идею о суициде, взял на себя обыск кровати (он сделал одно странное открытие; но поскольку его не к чему привязать, я пока продолжу, а к этому вернусь позже). Конечно, никакого пистолета он не нашел. Единственный пистолет в отцовской комнате находился в его платяном шкафу в двадцати футах от кровати. Его пистолет был полностью заряжен и лежал за какими-то коробками на самой верхней полке. Знаю, тебе это ни к чему, но я все равно напишу. С таким ранением, даже если бы у него были силы двигаться, а их не было, отец все равно не смог бы перемещаться, не оставляя за собой следов крови. У Ирен была кровь на передней части халата и на рукаве. Она испачкалась, когда поднимала отца. Это были единственные кровавые следы, помимо отцовской кровати.

Комнату было легко обыскать. Если что-то и можно было здесь спрятать, то только под кроватью. Мы еще перерыли всю одежду в шкафу, и на этом обыск был закончен.

Дедушка сказал, что мы с ним и Крисом пойдем обыскивать дом. Он велел тетушке Грасии, Ирен и Люси оставаться в комнате отца и запереть за нами дверь, а еще закрыть окно.

Люси сказала:

— А где же Олимпия?

II

Мы все, включая дедушку, совершенно позабыли о нашем плане запереть дам в комнате и как бешеные помчались к комнате Олимпии. Ирен все мычала:

— Я отперла ее дверь. Я отперла ее последней из всех.

Дверь и впрямь была открыта. Там, распростертая на полу в своей ночной рубашке, лежала Олимпия. Ирен завизжала так, как может визжать только она одна. Думаю, она испугалась, что и Олимпию тоже убили. Тетушка Грасия тут же подбежала к ней. Оказалось, что все в порядке, она дышит, просто упала в обморок.

Мы стали прислушиваться к каждому шороху. Итак, мы быстро и полностью осмотрели комнату Олимпии и, оставив там с ней Ирен и Люси, побежали обыскивать весь остальной дом.

Я принес еще два фонаря с кухни. Я хотел было взять один из них и бежать осматривать улицу. Но дедушка сказал, что если убийца вышел из дома, то он уже далеко отсюда. Но вот если он не покидал дом, то у нас еще есть шанс отыскать его и задержать.

Тетушка Грасия настояла на том, чтобы пойти с нами. Так что в первый час после смерти отца мы с дедушкой, тетушкой Грасией и Крисом были единственными, кто осматривал дом. Дедушка сказал тетушке Грасии с Крисом взять фонарь и обыскать переднюю часть дома, в то время как мы с ним отправились проделывать то же самое в задней части. Крис достал пистолет из отцовского шкафа, а я по распоряжению деда взял пистолет из тумбочки в его спальне. В тот момент мы думали, как же здорово, что оба пистолета были полностью заряжены и готовы к действию.

Пока мы с Крисом бегали за пистолетами, дедушка запирал все двери спален снаружи. Ирен, конечно же, оставила все ключи в замках. Заперев все двери, дедушка объяснил, что убийца мог прятаться в любой из этих комнат, и теперь будет вынужден оставаться там до тех пор, пока они его не найдут или он не свернет себе шею, пытаясь выбраться через окно.

Мы с дедушкой спустились по задней лестнице. Дверь внизу была заперта со стороны гостиной (Ирен заперла ее раньше этим вечером. По крайней мере так она говорит. Возможно, мне в первую очередь следовало бы пересказать тебе ее историю. Но думаю, что лучше я буду излагать тебе порядок событий с собственной точки зрения).

Как только мы с дедушкой взбежали обратно по задней лестнице, чтобы спуститься через переднюю, мне пришла в голову мысль, что в двери на чердак не было ключа, так что она должна была быть заперта. Дедушка сказал мне, что запер ее ключом от моей комнаты. Я говорю тебе это для того, чтобы ты увидела, как быстро и точно соображал и думал дедушка той ночью. Но как настойчиво твердит доктор Джо, даже с его внимательностью в такой ситуации можно было упустить какую-то мелочь. Но я знаю, что с дедушкой в том состоянии, в котором он находился в ту ночь, мы ничего не могли упустить.

Мы осмотрели каждый сантиметр пространства на нижнем этаже. Дедушка настоял на том, чтобы пойти с Крисом осмотреть погреб. Он попросил меня остаться на первом этаже с тетушкой Грасией. Мы с ней еще раз прошлись по всем комнатам и коридорам, но ничего не нашли. Мы вернулись наверх к комнате Олимпии. Она к тому времени очнулась, но еще не осознала, что происходит. Она выглядела старой, намного старше дедушки, лежа в своей кровати и непрестанно спрашивая: «Что такое? Почему вы все не в постели? Что случилось?»

Я подумал, что мы должны ей все рассказать. Но другие не позволили мне этого сделать. Сказали, что нужно дождаться, пока ей не станет лучше. Тетушка Грасия незаметно вышла, чтобы налить Олимпии немного персикового бренди. В тот момент я заметил в руках Люси пистолет, который она держала просто и небрежно, будто держит расческу. Я подошел к ней, отобрал оружие и спросил, где она его взяла.

— Он был на полу под Олимпией, когда мы ее подняли, — ответила Люси. — Я даже толком и не разглядела, что это.

Это был старый «кольт» дяди Финеаса 32 калибра. Я его открыл. Патронник был пуст, так что эта вещь не была ни вредной, ни полезной.

Вскоре наверх поднялся дедушка. Он сказал, что в погребе никого нет, и ничьих следов они там тоже не нашли. Он оставил Криса внизу с отцовским пистолетом. Дедушка велел мне пойти помочь Крису, пока он сам будет обыскивать чердак и второй этаж. Но я не мог спокойно сопровождать Криса, зная, что дедушка в одиночку обыскивает самые опасные части дома. Но прежде, чем я успел хоть что-то возразить, в комнату вернулась тетушка Грасия с персиковым бренди и сказала: «Нет уж!» Она пойдет к Крису, если ему внизу так кто-то нужен, а я отправлюсь обыскивать верхний этаж с дедушкой.

Ну а раз в моих руках оказался пистолет дяди Финеаса, я порылся в комнате и нашел для него несколько патронов, а дедушкин пистолет вернул ему обратно. На чердаке нас не ожидало ничего нового. В тот момент мы были очень благодарны тетушке Грасии за ее любовь к чистоте и порядку. Осматривать все там было гораздо проще, чем в гостиной. Все сундуки и коробки идеально занимали все свободное пространство. Мы с дедушкой просмотрели все незапертые сундуки и не запечатанные коробки (то есть все, кроме трех больших сундуков Ирен). Выстроенная на чердаке гостевая комната была пуста и чиста, как тарелка в серванте. Все постельное белье было сложено, матрас свернут, а шкаф открыт — проветривался.

Мы спустились вниз. Но не успели мы открыть дверь спальни, как снизу нас позвал Крис, просил спуститься к нему.

У него была идея, и чертовски хорошая. Он осмотрел все окна и двери нижнего этажа. Снег на всех подоконниках и наружных дверных косяках был нетронут. Нетронут, за исключением небольших прожилок из-за того, что Крис открывал и закрывал окна и двери. Он поставил свечки в пустые банки, и они лучше освещали все вокруг, чем фонарь, так что мы использовали их при проверке каждого окна и каждой двери первого этажа. Прочти это, Джуди. Нигде, ни рядом с окном, ни рядом с дверью не было ни единого следа. Там, куда доходил свет (а это не менее 8-10 ярдов) снег лежал ровным белым покрывалом.

Чтобы было понятнее, запомни это так. Никто не выходил из дома до того, как прогремел выстрел. А если бы кто-то вышел после, то он обязательно оставил бы на снегу следы. Но на снегу не было ни единого следа. Следовательно, никто никуда не уходил. Следовательно, убийца был в доме.

Я сказал:

— Он прямо здесь, в нашем доме!

Крис выругался и сказал, что это так.

— Ну ничего, — добавил он, — мы его тут подержим. Думаю, что позже он нам понадобится.

III

Ну вот, Джуд, думаю, что мы заперли его в доме. Думаю, что он все еще где-то с нами. Мы провели всю ту ночь, или вернее сказать, все то утро, обыскивая дом, и не позволяя никому выходить наружу. Никто не выходил. К настоящему моменту, два часа ночи, четверг, мы пока никого не нашли.

Около четырех часов утра (во вторник) Крис решил поехать в Квилтервилль и проинформировать шерифа о случившемся (на посту все еще Газ Уилдок, ты запомнишь) и отправить телеграмму доктору Джо. Крис вышел через заднюю дверь и направился к конюшне. Ирен стояла в дверях и скулила, пока все-таки не заставила Криса вернуться в дом, но я не могу ее за это винить. Дедушка тоже сказал, что лучше дождаться рассвета.

Когда Крис зашел обратно, мы проверили эффективность наших фонарей на его следах. Их было отчетливо видно. А когда рассвело, они превратились в волнистую дорожку, идущую к конюшне и на полпути разворачивающуюся обратно в сторону дома. И любые следы, сделанные после снегопада около полуночи, должны были быть так же хорошо видны, как эти следы Криса.

Тогда я об этом не думал, но сейчас уверен, что это как-то подорвало желание Криса приглашать к нам Газа Уилдока. В любом случае, вместо того, чтобы уехать на рассвете, Крис поддался уговорам тетушки Грасии и дождался ее утреннего кофе.

Немногим позже шести утра мы все вместе собрались за утренним столом. Люси с Олимпией ушли спать около пяти часов; так что, конечно же, мы не стали их тревожить.

Тетушка Грасия налила дедушке кофе и, передавая ему чашку, сказала:

— Никто не выходил из дома с момента убийства Дика. В доме никого постороннего обнаружить не удалось. Это может значить только одно: кто бы ни убил Дика, он сейчас в доме и совершенно не прячется.

Сногсшибательное открытие, неправда ли, Джуди, после такой ночки, что мы пережили?

Ирен промямлила что-то о том, что не понимает.

Поняла она или нет (голову на отсечение даю, что поняла), мы с дедушкой и Крисом точно все поняли. И впервые в жизни мне довелось услышать, как дедушка грубо заговорил с тетушкой Грасией.

— Дочь моя, — сказал он, — это слишком преждевременный вывод.

Тетушка Грасия ответила:

— Мне жаль, отец; но я часами сидела в тишине и молилась об указании и разуме. Я не могу прийти ни к какому другому выводу.

Мы пытались уговорить ее остаться в комнате Олимпии вместе с Олимпией, Ирен и Люси, но тетушка Грасия была непреклонна. Так что в конце концов мы разрешили ей остаться в передней зале. Бояться там было нечего, потому что мы заперли двери к парадной лестнице. Мы подумали, что никто бы не стал рисковать выходить через главный вход. Я отдал тетушке старый пистолет дяди Финеаса и взял свою винтовку. Дедушка остался в комнате в задней части дома со своим пистолетом. Крис размеренно прохаживался по всему дому с отцовским пистолетом в руках. Потом мы с Крисом поменялись местами: я ходил по верхнему этажу с трех до четырех часов. В четыре часа по настоянию тетушки Грасии (и потому что мы были уверены, что уже никому ничего не грозит) мы разрешили ей с Крисом провести еще один тщательный обыск. Ирен вышла из комнаты Олимпии незадолго до отъезда Криса в Квилтервилль и как хвост ходила за ним с Грасией, когда они в последний раз осматривали дом. Как по мне, единственное, что мы упустили в то утро: забыли позвать Чтотку и Кипера, да и вообще как-то совсем про них забыли, пока они сами не пришли за своим завтраком. А ты что скажешь?

Возвращаясь к нашей утренней беседе за кофе. Дедушка ответил на слова тетушки Грасии о «разуме»:

— Я и сам много думал, дорогая, или по крайней мере пытался. Кажется мне, что мы все пытались думать. И я так же пришел только к одному выводу: в настоящий момент никто из нас не способен мыслить конструктивно. Наш воспаленный разум сейчас как барахлящая машина, Грасия. На него пока лучше не полагаться.

— Нет, отец, — ответила тетушка Грасия, — так не пойдет. Кристофер вот-вот поедет в город за шерифом. Перед тем, как он приедет сюда с чужими людьми, нам нужно привести все мысли в порядок. В момент убийства Дика в доме находилось семь человек. Никто не мог уйти, не оставив следов на снегу. Следов там нет. Мы знали это ночью. И это утро подтвердило наши догадки. Следов там нет. Хотим мы этого или нет, каждый из нас знает, что в доме никто не прячется. Это приводит нас только к одному, и противиться этому бесполезно: кто-то из нас семерых сегодня ночью убил Дика.

— Семерых, да, — сказал дедушка. — Но семерых, запертых в своих комнатах. Ни одно суждение, не берущее в расчет эти запертые двери, не может быть разумным.

Тетушка Грасия сказала:

— Шестерых запертых.

Джуди, даже если бы она в тот момент бросила бомбу прямо на обеденный стол, она бы не произвела такого взрыва, как произвели эти слова. Я не знаю, что другие думали об Ирен, в одиночку слонявшейся по дому в ночи. Лично я ничего не думал. У меня не было времени об этом подумать. Дедушка был прав, как, впрочем, и всегда, насчет того, что наши умы тем утром и ночью были барахлящими машинами. На этот счет мой мозг до сих пор в таком состоянии. Я бы, наверное, сошел с ума, если бы не приказал себе сесть и все это тебе расписать.

У Ирен начался приступ истерики, и она принялась орать на Криса:

— Я тебе говорила! Говорила!

Крис окончательно потерял голову. Он выругался, стукнул обоими кулаками по столу, начал тыкать пальцем в тетушку Грасию и кричать на нее.

Дедушка спокойно встал во главе стола. Черт возьми, он умеет быть великим! Я навсегда запомню его таким. Он сказал Крису:

— Сэр, возьмите себя в руки и успокойте свою жену, — а затем он обернулся к тетушке Грасии, — Дочь, объясни мне свое последнее высказывание.

— Но я думала, что ты знал, отец, — сказала тетушка Грасия, — что этой ночью Ирен не была заперта в комнате.

— Я этого не знал. Я думал, что Кристоферу удалось отпереть свою спальню и он послал Ирен освободить всех нас, пока он побудет с Диком, — говоря это, дедушка продолжал возвышаться. Затем он положил ладони на стол и снова сел.

Крис прорычал:

— Дядя Фаддей, вы собираетесь просто так спокойно сидеть и слушать, как Грасия обвиняет мою жену в убийстве?

Ирен сказала:

— Она сама это сделала. Поэтому и обвиняет меня.

Да, Джудит, этот разговор происходил на ранчо К‑2 в 1900 году.

Каким-то чудесным образом дедушка не расслышал того, что сказала Ирен. Он заговорил с Крисом:

— Я думаю, что Грасия никого ни в чем не обвиняла, Кристофер, — а затем обратился к тетушке Грасии, — Правда ведь, дочь?

— Да, — ответила тетушка Грасия. — Я лишь сказала, что Ирен единственная, кто не был заперт ночью. И что она была в коридоре с ключами и высвободила нас из наших комнат. Я думаю, что это все нужно объяснить.

Крис разразился бешеной речью о том, что его жена не должна никому ничего объяснять. Дедушка сказал:

— Если позволишь, Кристофер? — и малыш Крис затих.

— Дорогая, — обратился дедушка к Ирен, — если можете, расскажите нам, пожалуйста, все, что происходило с вами ночью. Поймите, я прошу об этом не для того, чтобы дать объяснение действиям Ирен, а ради того, чтобы мы общими силами смогли добраться до истины.

Ирен оторвала свое заплаканное лицо от плеча Криса и посмотрела на тетушку Грасию, а затем на меня. Ее голубые глаза, будто иголки, пронзили своим взглядом все мое лицо. Я подумал: «Она думает, что я убил отца», — и посмотрел на дедушку, который внимательно провожал ее взгляд. Наши с ним взгляды встретились. Его глаза не кололись, Джуди. Это было что-то худшее. Всего лишь одно мгновение, перед тем, как отвернуться, эти глаза допустили эту мысль, эти глаза сомневались. Ты скажешь, мне все это показалось. Ладно. Помнишь тот раз, когда мы пытались обмануть дедушку насчет санок Эвансов? Тогда нам этот взгляд не показался?

Скажи, Джуди, не правда ли было бы страшно, если бы кто-то совершил какой-то подлый поступок, а затем, из-за шока или чего-то такого, напрочь бы об этом забыл? Я имею в виду даже не знал, что натворил. Но Люси была в моей комнате не позже, чем через две минуты после выстрела.

Забудь. Надо переходить к истории Ирен. Полагаю, что все мы, кроме Криса, услышали тогда ее впервые. Поэтому я не сразу о ней написал. Если я хочу излагать свои мысли организованно, нужно фиксировать события друг за другом настолько точно, насколько могу.

Думаю, я еще раз выйду на улицу подышать свежим воздухом, прежде чем начать историю Ирен. Не знаю, насколько она важна или может быть важна. Но я хочу пересказать ее максимально дословно.