Следы

I

20 октября 1900, суббота

Дорогая Джуди,

У меня есть новость, которая была бы хорошей для нас всех недели две назад. Дядя Финеас сегодня вернулся домой с 45 000$ в своей банковской книжке. То есть, пойми, он открыл счет в портлендском банке на 45 000$.

В прошлом июне, обследуя Малур-Кантри, он заехал в старый золотопромышленный район. Там он обнаружил кварцевую шахту. В августе дядя Финеас вернулся домой и сразу же поехал в Портленд, чтобы попытаться заинтересовать в ней каких-нибудь капиталистов из восточных штатов. У него получилось. И, наконец, в конце сентября, он взял с собой в разведочное путешествие в Малур-Кантри двух богатеев-энтузиастов, чтобы обследовать это место.

Они уже ехали обратно в Портленд подписывать бумаги и закрывать сделку, когда до дяди Финеаса дошло известие о том, что произошло в понедельник ночью восьмого октября. Как ты знаешь, он сразу приехал домой. Но он назначил встречу с теми двумя людьми в конце недели. Именно по этой причине он еще раз уезжал из дома. Все прошло без сучка, без задоринки. Дядя Финеас получил 45 000$.

Так что теперь у нас с делами все в порядке. С этими деньгами мы можем продолжать жить на нашем ранчо с развернутыми знаменами, или я совершеннейший дурак. Да, я знаю. Но я не дурак, когда речь идет о ведении хозяйства на ранчо. Правда когда я осознаю, что смог бы сделать отец даже с половиной такой удачи, мой энтузиазм утихает. А еще я очень обижаюсь за это на дядю Финеаса. Если бы не его чертова глупость, у меня был бы шанс что-то узнать. Как минимум, каким образом отец распланировал бы такой капитал: как бы тратил; хранил; какие залоги погасил. А сейчас я даже представить себе не могу, на что можно пустить столько денег.

Правда, Джуди, меня с самого начала бесила эта чертова скрытность дяди Финеаса. Когда я пришел домой прошлым летом, он рассказал мне о месторасположении шахты, исследовании руды, удаленности места от железной дороги и воды. Все это звучало так восхитительно, что вопреки самому себе, вопреки предыдущему опыту и даже вопреки дяде Финеасу я поверил в будущее этой затеи.

Я тут же собрался рассказать об этом всем остальным, ну или хотя бы некоторым. Но он сказал, что так не пойдет. Я для него стал личным предохранительным клапаном, потому что ему нужно было кому-то это рассказывать, иначе он мог просто взорваться; но никому больше об этом рассказывать было нельзя. Он прямо расписывал мне разницу между обнаружением золотой жилы и извлечением из нее хотя бы одного цента. Чтобы не строить лишних надежд, которые могут запросто развеяться, он совершенно справедливо решил хранить все это в секрете и требовать от меня молчания. Но мы с ним знали, что в любое другое время в истории ранчо К‑2 он бы с воплями вбежал в дом, рассказывая большую новость, и позволил бы нам наслаждаться радостью надежд и планов, — ты и сама знаешь, что всегда было именно так. Нет, сэр, отнюдь не страх разочаровать семью заставил дядю Финеаса взять с меня клятву держать это в тайне.

Убого, конечно, это говорить, но дядя Финеас ненавидел Ирен с первого дня, как она появилась в нашем доме. Он всегда любил Криса больше, чем кого-либо из нас, сама знаешь; даже смесь из мамы, Беатрис[22] и Гризельды[23] не смогла бы растрогать дядюшку так же, как его драгоценный мальчик. А всем известно, что у Ирен и близко нет подобного набора совершенств. Он был (и, думаю, до сих пор) убежден, что Ирен заарканила его приторно-невинного племянника каким-то нечестным способом. Он думал, что все, что ему нужно сделать, — это освободить Криса от этого лассо близости, и тогда его страстная одержимость сразу должна закончиться. Он пытался вытащить Криса в Ном. Когда понял, что с этим ничего не выйдет, он решил, что если Ирен поймет, что ей придется навсегда застрять на Ранчо К‑2, то она рано или поздно соберет вещи и уедет одна. Он никогда не верил, что Крис сможет продать наш дом. Все это время его целью было спасти Криса. А моей (как только я начал задумываться о подобных противных идеях) — спасти ранчо.

Ну, дядя Финеас спас ранчо. Так что, думаю, мне не стоит придираться к его методам. Даже если он и совершил серьезную ошибку, то с лихвой ее перекрыл сегодняшним триумфом. Его объявление вместе с демонстрацией банковской книжки — самая эффектная победа, которую мне когда-либо доводилось лицезреть.

Все мы сентиментальные ребята, и с этим уж ничего не поделать. Когда дядя Финеас блеснул этими 45 000$, из нас не было никого (за исключением, наверное, Ирен), кто бы не думал о том, что эти деньги, или хотя бы десятая их часть, значили бы для отца в последние несколько лет.

Он выдал нам эту новость сразу, как мы сели за ужин. Мы восприняли ее так, будто бы он пришел с объявлением о том, что сфотографировался, и передавали его банковскую книжку из рук в руки, прямо как фото, правда намного тише.

Конечно, я этого более или менее ожидал. Но даже я не был готов к такой сумме. Он сказал мне, что собирается взять 45 000$, но у меня почему-то в голове засело число 15 000$ в качестве предела всяких мечтаний. Да ты и сама знаешь, что слова дяди Финеаса всегда надо делить на три. И все же, несмотря на важность события, я не знаю, почему я был таким молчаливым. Вроде бы я должен был издать несколько победных воплей, но я не смог.

Первой из нас заговорила Люси. Она сказала:

— Боже мой! Это невероятная сумма денег. Всех нас очень беспокоили деньги еще несколько недель назад, не так ли?

В ответ на это Крис отодвинулся от стола, встал и вышел из комнаты. Ирен побежала за ним. Олимпия по-настоящему разрыдалась. Тетушка Грасия подбежала к дедушке и обняла его за плечи.

— Видишь, отец, — сказала она, — дядя Финеас принес нам целое состояние! Все денежные заботы теперь позади. Ты должен быть рад, мой дорогой. Должен быть рад!

Вот такие вот «хорошие новости», Джуд. Мы все пока воспринимаем только аккуратные синие циферки в маленькой кожаной книжке, но думаю, что пока никто из нас до конца не осознал, что это значит. Кроме, — забавно, как частно мне приходится делать это исключение, — кроме Ирен. Она уже заставила Криса начать сборы, но это не веселый новый Крис; он резок и угрюм и говорит, что если ей так угодно, он, конечно, соберет ее вещи и отправит их в Нью-Йорк, но сам пока не собирается уезжать с К‑2.

Олимпии сейчас приходится тяжело. Она разрывается между раскаянием за то, что обвинила дядю Финеаса в несправедливом к ней отношении, пренебрежении и измене и злостью на него за то, что он так долго хранил от нее секрет.

Бедная тетушка Грасия будто погрузилась в транс. Когда думаешь о том, как сложно придумать оправдания и достойные мотивы простым смертным, можешь себе представить, как невыносимо тяжело должно быть бремя всемогущества. Понимаешь? Если отец должен был умереть в ту самую ночь восьмого октября, ему было бы гораздо легче уйти, зная, что он оставляет нас и К‑2 в безопасности. Так что пока вера тетушки Грасии не примирит эту кажущуюся безжалостность с какой-нибудь туманной справедливостью, боюсь ей придется пережить несколько тяжелых дней.

Дедушка воспринял радостную весть и тут же пошел спать. Тетушка Грасия была им очень обеспокоена. Но теперь я уже понимаю дедушку. После того, что он пережил за последние двенадцать дней, он просто не может позволить какой-то удаче сбить себя с ног.

Дядя Финеас оставил в банке мое имя, когда открывал счет. В будущем я буду выписывать чеки вместе со старшими. А мой первый чек я выпишу тебе и вложу его в это письмо. Слава Богу теперь ты можешь перестать думать о расходах. Если у вас с Грегом недостаточно места для Люси, найдите себе какой-нибудь дом побольше и поуютнее. Или если вообще есть в этом мире хоть что-нибудь, что может сделать тебя счастливее, возьми это себе.

II

23 октября 1900, вторник

Дорогая Джуди,

Благослови Господь твою душу за то письмо, которое сегодня мне пришло. Никто из наших и не догадывается, что я имею к этому отношение. Несмотря на твои слова, они все немного обеспокоены и думают, что Грегу сейчас не очень хорошо. Но каждый из них чувствует невероятное облегчение от мысли о том, что Люси на время уедет к тебе из этой чертовой, пропитанной подозрениями дыры, которая когда-то была нашим ранчо К‑2.

Все это могло для Люси плохо кончиться. Твои слова о том, что она очень нужна своей Джуди-Пуди, заставили ее почти до потолка задрать свой подбородочек. За обедом она наконец-то снова пила молоко. Я знал почему — набирается сил, ведь теперь так много дел появилось. Она постоянно чем-то занята: приводит в порядок себя и свои вещи и готовит «подарки» для вас с Грегом.

Думаю, мы отправим ее к тебе в четверг. Я отправлю тебе телеграмму со всей информацией о расписании поездов в день ее отъезда. Только умоляю, Джуди, никаких задержек со встречей. Я злюсь от одной мысли о том, что позволяю этому ребенку ехать одной. Если бы только дедушке было лучше, я бы сам ее привез, ну или хотя бы тетушка Грасия. Если Ирен с Крисом уже наконец определятся с датой отъезда, мы подождем, чтобы Люси поехала с ними. Но поскольку Крис (и очень правильно) не собирается уезжать с К‑2, пока дедушка не встанет с постели, думаю, что лучше нам все-таки отправить Люси одну.

Но если, несмотря на пессимизм доктора Джо, дедушка встанет к четвергу, а я думаю, что это вполне возможно, я все-таки съезжу с Люси до Денвера. Или если он придет в себя, например, завтра или послезавтра, то мы скорее всего немного подождем и отправим Люси с Крисом и Ирен. Не беспокойся, если мне придется написать тебе, что она едет одна. Я пообщаюсь с кондуктором и обеспечу ей надзор проводника.

Спасибо, милая, что так помогаешь.

III

24 октября 1900, среда

Дорогая Джуди,

Если бы я не был уверен, что это только усугубит ситуацию, я бы посвятил первую страницу этого письма перечислению в алфавитном порядке качеств Нила Квилтера, начиная с амеба, брехун, вредина — все достаточно просто — и заканчивая юродивым и яйцеголовым.

Все это, конечно, результат твоего письма на десять страниц, которое пришло мне в ответ на мое изложение коронерского расследования. Вся эта идея написать тебе так, как это сделал я, могла прийти в голову только сущему идиоту — и ответная ярость это лишь еще больше подтверждает.

Твое отношение единственно разумное. Я заслуживаю каждой частицы сочувствия, убеждения и утешения от старшей сестренки, которые ты так желаешь на меня вылить. Я всего этого заслуживаю; но боюсь, что больше я такого не вынесу. Джуди, нам нужно расставить все точки над i.

Я никогда не подозревал ни тетушку Грасию, ни Криса. Какие бы идеи ни заполоняли мой мозг, они уже ушли. Я знаю и без дальнейших убеждений, что я невинный парниша. Джуди, ради Бога, прекрати это! Я не настолько дурак, чтобы просить тебя забыть о том, что написал; но если можешь, забудь, просто игнорируй.

В ответ на твой вопрос о том, нужно ли говорить Люси, что рассказал тебе правду. У меня нет никакого права и даже желания обременять тебя хранением очередного секрета от Люси. Но я определенно советую вам, девочкам, думать обо всем произошедшем как можно меньше и ни в коем случае не пытаться вместе разгадать эту тайну. Это чертовски нездоровое занятие, даже для мужчины. Чем меньше вы, детки, думаете и говорите об этом, тем лучше.

В субботу к нам снова приехал доктор Джо — хотел переговорить с мистером Уордом на тему того, что страховщики решили рьяно противостоять нашему заявлению о несчастном случае. Они твердят, что Квилтеры, не желающие признавать факт суицида в своей семье и жаждущие незаконно получить большую сумму денег, объединились, чтобы избавиться от оружия и обставить все так, будто это было убийство. Мистер Уорд намерен воевать с ними до последнего. Он говорит, что все они гнилые человекоподобные безродные дельцы, которых надо разоблачить и выжать из этого бизнеса. Еще говорит, что отсутствие пепла окончательно подтверждает, что выстрел был произведен с расстояния не менее пяти-шести футов. И снова все эти веревки, красные маски, керосин… Я знаю, что отец не стал бы себя убивать. Я не знаю, как они могли понять, был ли пепел, если вся кровать была залита кровью… ох, опять я за свое. Прости.

Я хотел сказать, что решение этой страховой компании ставит нас в ужасное положение. Позволить им уйти с их грязными заявлениями, а еще пытаться тащить все это дело через суды делает смерть отца просто каким-то выгодным предложением.

Мы не будем ничего делать, пока дедушка не даст нам совет. В настоящее время доктор Джо и дядя Финеас настаивают на том, чтобы довести дело до конца. Крис вместе с Олимпией и Ирен пока еще не решили; тетушка Грасия выступает за то, чтобы бросить эту идею здесь и сейчас.

Дедушка не так хорошо справляется, как я надеялся. Думаю, что это общий упадок сил и расслабленность после шока. Эти деньги дали ему что-то вроде возможности наконец-то отдохнуть. Однако дедушку очень задело то, что дядя Финеас ничего не рассказывал ему о шахте и даже не попросил никакого совета насчет того, как вести сделки.

Дядя Финеас пытался выкрутиться и объяснил, что боялся, как бы Ирен и Крис не поспешили воплотить в жизнь и свои мечты. Если бы они знали, что золото уже совсем близко, нам бы срочно пришлось отправить их в Нью-Йорк — заставили бы.

Но это совсем не помогло. Дедушка спросил, почему дядя Финеас так уверен, что ему нужно было пойти прямо к Ирен с Кристофером и все им рассказать. И добавил, что за всю свою жизнь не выдал еще ни одного секрета. Его голос дрожал, когда он говорил эту простую и очевидную вещь, которую знал каждый из нас. Он сказал, что к восьмидесяти годам обнаружить, что родной брат посмел не доверить тебе какой-то маленький секрет — это потрясающе болезненное открытие. Громко, разумно, справедливо; но в этот раз от дедушки это звучало слишком страшно.

Все, кроме него, кажется, неплохо справляются. Во многом деньги облегчают жизнь. А еще мысль о том, что мы наконец-то можем вывезти Люси из этого кошмара. Согласно сегодняшним планам, она должна уехать завтра. Но моя телеграмма дойдет до тебя намного раньше этого письма.

IV

25 октября 1900, четверг

Дорогая Джуди,

Надеюсь, ты не подумаешь, что у меня очередной приступ мозгового штурма, когда получишь от меня две практически идентичные телеграммы по поводу отъезда и приезда Люси. После отправки первой мне почему-то вспомнился случай, как однажды телеграмма, которую мы высылали Крису, до него не дошла. Так что я решил перестраховаться и послал еще одну.

Все это тошнотворно и убого, отправлять Люси совершенно одну на поезде. Единственное, что сдерживает меня и не дает бросить все и помчаться к ней на поезд, — это дедушка, все еще не встающий с постели.

Дедушка идет на поправку не так быстро, как я ожидал. Сегодня утром мне удалось с ним немного поговорить, но доктор Джо жестко ограничивает время «посещения». Дедушка прямо спросил меня по поводу страховки. Я рассказал ему, как обстоят дела. Он настоятельно рекомендует нам бросить это дело. Он сказал, что сейчас уже никто, даже эти люди из страховой компании, не верят в то, что смерть отца была самоубийством. Но к тому времени, как мы передадим это дело в суд и позволим этим мерзавцам предоставить свои мошеннические показания, никто не сможет сказать, кто и что на самом деле думает. Он сказал, что честь отца не требует защиты, так что мы и не сможем ее предоставить. Он добавил, что никакой придуманный нами ответ не сможет сравниться с достоинством молчания.

Сложно выразить, как я благодарен дедушке за эти слова. Вой и выплясывания ради страховых денег мне кажутся последним поганым бредом. Слава Богу дядя Финеас дал нам возможность бросить эту затею. Или, лучше сказать, Крис дал нам такую возможность.

После нашего утреннего разговора дедушка потребовал днем побеседовать с Крисом. Крис (странно, а может по наивности) сам мне все это рассказал. Дедушка дал ему право выбора, бороться нам за эти страховые деньги или нет. Он сказал, что пока Крис не даст ему торжественное обещание никогда и ни при каких обстоятельствах больше даже не думать о продаже ранчо, мы будем сражаться за страховые деньги. Дедушка объяснил это тем, что хотя мы сейчас и катаемся как сыр в масле, если каждые несколько лет нам придется сталкиваться с этим сумасшествием по поводу продажи, нам нужно сейчас разжиться максимально возможным количеством денег. Крис согласился без лишних раздумий. Судя по рассказу Криса, дедушка провел очень впечатляющую, чуть ли не библейскую церемонию обещания.

Так что одной проблемой меньше. Крис никогда не нарушит обещание. Он мог бы позволить себе сломать нас, продав наш дом; но он ни за что не предаст свою щепетильность. И я чертовски этому рад. Не знаю, почему я все об этом талдычу.

Скромный чек, что я высылаю в приложении к этому письму, должен быть потрачен исключительно на приятные мелочи для тебя и Люси. Кажется, я по беспечности все время забывал передавать Грегу привет; но я уверен, что ты говорила ему все те приятные слова и пожелания, которые я должен был сказать сам. Я лучше, чем кажется. Уверен, Грег знает, что я имел их в виду, не важно, писал я об этом или нет. Я поступил по-хамски, но ты знаешь, как я на самом деле отношусь к Грегу.

V

27 октября 1900, суббота

Дорогая Джуди,

Спасибо за сегодняшнюю телеграмму. Я приехал в Квилтервилль к пяти часам вечера и добрых три часа слонялся по городу в ожидании твоего ответа. Если бы людская способность к сопереживанию развивалась пропорционально любопытству, жизнь была бы намного более сносным проектом. Видит Бог, я не претендую на сострадание и не желаю этого — по крайней мере до тех пор, пока его нельзя будет выразить достойным молчанием.

Забудь. Просто замечательно знать, что Люси в безопасности у тебя. Это, да еще и вкупе с новостью об улучшении самочувствия Грега, лучшая для меня новость за очень долгое время.

С дедушкой пока что все так же. Я знаю, что он все переживет и поправится, но доктор Джо переживает. То, что он от нас не уезжает, говорит об этом лучше всяких слов.

Передай Люси, чтобы писала мне много длинных-длинных писем, и я обещаю не относиться к ним критически. Без вас, девочки, наш дом похож на день без утра. Ну, как я сказал?

VI

12 ноября 1900, понедельник

Дорогие Джуди и Люси,

Тетушка Грасия говорит, что вы обе беспокоитесь, потому что я ни разу не писал вам со дня смерти дедушки. Мне жаль, что я заставил вас волноваться. Я должен был написать.

Мы живем сейчас очень неплохо. Погода холодная, но все время светит солнце. Крис с Ирен завтра уезжают в Нью-Йорк.

Если у меня получится уговорить Стива Рофтуса взяться за наше ранчо на год-два, то думаю в феврале начать обучение в орегонском сельскохозяйственном колледже. Мы знаем, что Стив сейчас ищет работу, ведь Джастин продал свою землю. Но не знаю, сможем ли мы его нанять за те деньги, которые можем платить. Мы собираемся на это потратиться, ведь он лучший во всем округе; и сейчас, как никогда раньше, я чувствую острую необходимость в адекватных, систематизированных знаниях.

Нанять Стива было дедушкиной идеей. Я был последним, с кем он говорил. Два часа в ночь тридцатого октября. Думаю, вам уже сказали, что в эту ночь дедушки не стало. С наилучшими пожеланиями Грегу.