Случайные соседи

Глава 24. Заметки, сделанные про себя

Утро было пасмурным. Света едва ли хватало, что бы очертить находящиеся в спальне Леманна предметы. Дальний угол с книжным шкафом утопала в тенях. Была бы у меня под рукой моя старенькая лампа с гибкой и длинной шеей, то я бы воткнула вилку в розетку возле кровати, и осветила бы книги.

Джек Керуак «В дороге», «Бродяги Дхармы», «Биг Сур», «Погадай на ромашке»… Одним словом – целая полка, выделенная под «короля битников», полка ниже для других выскочек «бит - поколения». Люди, пытавшиеся избавиться от социальных шаблонов, писать легко и понятно, слиться с простыми смертными, но воспитанные далеко не улицами, а Университетами, по типу Колумбийского в Нью-Йорке. Хотя почему люди? Мужчины. Ни одной женщины.

Я прошлась по именам на корешках. Кен Кизи. Уильям Берроуз, Аллен Гинзберг.

Замечательная подборка для мальчиков, студентов, бунтующих двадцатилетних парней, готовых сорваться с места с одним лишь заплечным рюкзаком и окунуться с головой в новый мир. Для молодых людей, вдохновленных писателями - путешественниками, идеями буддизма, и всего в этом роде. Меня едва ли хватило на то, что бы прочесть половину из этих книг.

Интересно, в каком возрасте их читал Леманн? Как он читает их сейчас? Или это просто любимые истории, которые нет возможности прочесть, но можно беречь, как приятные воспоминая?

Говорят, по книгам в доме, можно понять характер хозяина. Давида легко можно было представить в вагоне товарного поезда, спящего на мешковине, подогревающего воду газовой зажигалкой, заваривающего суп из остатков тушенки прямо в жестяной банке. Не удивлюсь, если в восемнадцать он так и поступил, окончил школу, уехал в Швейцарию, а там… Там уже сотни тысяч дорог, открытых для того, что бы по ним ходили молодые ноги.

Вторая половина шкафа полностью разделяла мои читательские предпочтения. Если копнуть поглубже, то можно понять почему.

Писатели, вдохновляющие «хиппи», сменились навечно потерянными представителями «Génération perdue» (фр. Потерянное поколение). Авторы, рожденные до Первой Мировой, или во время нее: Эрнест Хемингуэй, Эрих Мария Ремарк, Луи Селин, Томас Вулф, Френсис Скотт Фитцджеральд.

Уже лучше! Все как я люблю! А точнее – неприспособленные к мирной жизни по прошествии войн. Спившиеся, сошедшие с ума и суицидники!

Романы о неизлечимо больных, о безнадежно влюбленных, о преданных или, наоборот, об изменщиках, или изменницах. Окопы, ружья, лодки, свадьбы, похороны…. Чума…

Превосходно!

«Ночь нежна» - подарочное издание. Долго у меня из головы не выходила эта история.

Я хотела подняться на ноги и взять затянутый в ткань томик, но горячая ладонь легла на мой живот, и потянула назад, накрепко припечатывая спиной к мужскому телу.

- Доброе утро. – Зашелестели простыни, я была готова поклясться, что слышала, как сминаются пушистые перья в подушках.

- Доброе… - Было что-то особенное в том, как крепко он прижимал меня к себе. Дождь стучал по крыше, просился внутрь, буквально требовал, что бы открыли хотя бы окошко, и он смог прошмыгнуть внутрь квартиры, но я лишь улыбнулась.

Мне было хорошо. Тепло. Спокойно.

Если вчера Леманн удивлялся, как это приятно, когда тебя ждут дома. То сегодня уже я была готова кричать в голос о том, что один человек залатал все дыры в моей душе. Одну за одной.

Как у него это вышло? Без ниток и иглы. Без кирпичей и штукатурки. Без единого гвоздя.

Сложно было поверить, да и страшновато, чего греха таить?!

Но мысли уплывали прочь от рациональности. Далеко – далеко. В те минуты, когда мы горячо целовались на диване, разбрасывая во все стороны одежду. Потом как было глубоко, остро, жадно…

Мы скатились с дивана на пол. Давид сильно оцарапал руку о край журнального столика, но не обратил на это внимания.

Мои пальцы нащупали широкую борозду на предплечье.

Путаясь в ногах, мы то приподнимались, то снова падали, сшибали стены, и, подворачивающуюся под руку мебель.

Безумие какое то!

Я усмехнулась и потянула ладонь Давида вверх, переплетая наши пальцы, и касаясь их губами.

- Надо же! Вчера утром не хотела вставать, а сегодня так быстро вскочила, и почти сбежала! – Проворчал Леманн, начиная щекотать мою голую спину колючей щетиной.

- Сегодня я просто выспалась! – Бодро оправдывалась я, смыкая лопатки, и изгибаясь дугой, в попытке избежать щекотки.

- Выспалась? – Давид замер, и можно было затылком почувствовать, как удивленно у него поднимаются брови. Он ослабил хватку и пальцем стукнул по экрану телефона на тумбочке. – Когда ты успела выспаться?

- Первое мая, воскресенье. 8:24 утра. Погода в городе Санкт-Петербурге и Ленинградской области на сегодня… - Давид прервал мелодичный женский голос еще одним движением пальца, не дав дослушать прогноз погоды. Тяжелая трель дождевых капель о черепичную крышу намекала на то, что солнышка не будет.

- Четыре часа было достаточно, что бы выспаться? – Леманн поднялся с кровати, размял шею, и потянулся за мной.

- Конечно! Я никогда еще не чувствовала такого прилива сил! – У меня даже в животе заурчало!

Грудью я проехалась по мускулистой спине, руки сцепились вокруг шеи, и меня, словно мешок с картошкой, понесли в сторону ванной.

- Справа лежит кверху ножками стул, обходи! Потом ты отодвинул столик! Твои джинсы, переступай!

- Чёрт…

Дэви наступил на пряжку ремня, так как я слишком поздно предупредила его. В пятку врезалась железная вставка.

- Больно?

- Приятно.

- Мазохист? Дальше все «чисто»! – Довольно выдохнула я, а потом, уже в ванной, открыла вентиль с водой. Давид благородно уступил мне центральное место под широкой лейкой, сам же мерз чуть в сторонке, взбивая мыльную пену мочалкой. Я беззастенчиво его рассматривала, бегая глазами вверх и вниз, и испытывала неприкрытое удовольствие от того, что могу остановить взгляд на чем угодно, на любой детали его хорошо сложенной фигуры и это останется незамеченным!

- Я могу покрутиться вокруг своей оси. Для полноты картины. Хочешь? – Я рассмеялась, признавая, что попалась, и отобрала у Леманна мочалку. Он шутливо покружился на месте!

Он действительно это сделал! Потом шагнул навстречу. Мы стояли так близко, что намыливая себя, я невольно проходилась губкой и по его телу.

Крылья плеч и шея раздулись, и стали еще массивней, когда он запрокинул голову, и подставил лицо под струйки теплой воды.

Вау. Эстетическое наслаждение.

Волосы намокли, и пружинки его кудрей распрямились, в длинных ресницах путались редкие капельки. На ощупь Давид выдавил немного шампуня на руку, намылил голову. Потом по векам, носу, губам и подбородку заскользила пена.

Я зажала мочалку между коленей, и потянула руки, что бы помочь.

Такие мягкие волосы!

Потом я смыла пену с его глаз, испугавшись, что будет щипать, и, буквально, впечатавшись в его грудь.

Мы бы не скоро вышли из этого проклятого душа, но температурный скачок воды решил все за нас!

Ледяная водичка выгнала нас из душевой кабинки. Давид принялся растирать меня огромным полотенцем, и обещать завтрак.

Воскресенье началось просто прекрасно!