Мы поболтали еще немного с ребятами, и они разбежались каждый по своим делам. На мои барабанные перепонки сразу же начала давить тишина. Не было слышно топота ног по лестнице, на улице затихли автомобили. Уже привычные смех и громкие голоса со стороны парка Новая Голландия – единственное, что привлекало внимание.
Стены окружили меня, и поглощали большими глотками саму жизнь, еще пару минут назад бурлящую вокруг.
- Когда уже это закончится? – Начала хныкать я, обувая кроссовки, и закрывая на ключ дверь.
Как никогда, я скучала по беззаботным временам. Я редко болела. Еще реже – грустила. Почти никогда не унывала. Проблему, абсолютно любую, можно было решить просто поплакав! Мир был, как открытая книга, выбирай любую страничку и читай! Прохожие улыбались в ответ. Дом был средоточием тепла и уюта. И спокойствия… Стены тогда не казались агрессивными, а мебель - настроенной враждебно.
Люди не пугали.
Мне всегда было кому позвонить, послушать протяжные гудки, потом услышать по ту сторону экрана знакомый, тихий, немного с хрипотцой родной голос, и просто спросить «Как дела?».
«Как дела, папа? Что делаешь?»
Воздух на улице был влажным. Пахло дождем, мокрым асфальтом, зеленью, немного – горькими одуванчиками. Я несколько раз глубоко вдохнула и побежала, распробовав эту горечь на языке. На ходу уже начала распутывать проводки стареньких наушников, и воткнула штекер в разъем телефона.
Красное, с золотыми всполохами солнце начало катиться к закату, но вечер был по-весеннему светлым и теплым.
Ступни глухо бились о брусчатку, когда я перебежала через мост и углубилась в парк. Дорожек было не так уж и много, но зато я чувствовала каждый камушек сквозь подошву. Несколько раз я пыталась закрыть глаза и бежать, опираясь лишь на ощущения, но ничего не выходило. Я обязательно сбивалась и оказывалась на газоне, невольно улыбаясь.
В наушниках играл инди – рок. Приятные мужские голоса пели о том, что все мы «Солнечные создания», что мы «дети Дня».
«Нам не никогда не стоит останавливаться, и продолжать бежать, чтобы добраться до Солнца».
Звучало утопично, но очень уж здорово! На экране горело название группы «The Paper Kites» - Бумажные воздушные змеи.
Ноги больше не немели, я замедлялась и ускорялась. Пританцовывала в такт мелодии. Несколько раз хлопнула в ладоши и подпрыгнула.
Прохожие опять начали мне улыбаться.
Голову пьянило от свежего воздуха, а сердце громко и сильно стучало в груди, гоняя по венам кровь.
На клумбах плотными рядами выстроились тюльпаны с упругими, закрытыми бутонами. Я наклонилась, и дотронулась до цветка. Он был приятным на ощупь.
Когда сил больше не осталось, я упала на зеленую траву, вдали от отдыхающих, раскинула в стороны руки, и прикрыла глаза.
Кто-то поинтересовался, все ли со мной в порядке, я бодро отозвалась, что более чем!
- Рад это слышать. – Я резко раскрыла глаза, и обнаружила сидящего рядом на траве старшего Леманна. Я потерла лицо ладонями.
Как же я не заметила, когда он пришел?
На коленях у Давида лежала черная трость с серебряным набалдашником. Черная водолазка, обнимающая широкую шею. Коричневый легкий плащ. Голубые прозрачные глаза смотрели перед собой, потом посмотрели прямо на меня.
- Не знал, что ты любишь бегать. – Он улыбнулся одним уголком губ, и на его правой щеке появилась милая ямочка.
- И я не знала. – Я поднялась, опираясь на руки. – Как ты меня нашел, Шерлок?
- Ориентировался по смеху прохожих. И еще они громко обсуждали забавную девушку – блондинку, которая бегала и напевала себе под нос. Это очень на тебя похоже.
- Да ладно? – Я не сдержалась и засмеялась. Это было более чем смешно.
У него появилась вторая ямочка, теперь уже на левой щеке. Загорелая золотистая кожа натянулась и сложилась в аккуратные складочки вокруг рта.
- Я тебя именно такой и вижу. Не проголодалась? Я жутко голодный!
- Проголодалась… - Ответила я, не сводя глаз с его рта. Какой же он … необыкновенный. Я наклонилась и легонько коснулась губами. В животе проснулось знакомое тепло. Узелки напряжения, которые все еще оставались внутри меня, распустились. – Как ты смотришь на то, что бы купить уличной еды? Пара корн – догов и кола?
- Мне нравится. – И его ладони обхватили мое лицо. Большие пальцы прошлись по линии носа. А потом он поцеловал меня по-настоящему. Вбирая в себя мою верхнюю губу. Запуская горячий язык в мой рот. Щекоча нёбо. Обдавая меня мускусным ароматом своей кожи. С силой отпечатывая его на мне.
Его не было всего полдня, а ведь совсем скоро он уедет надолго. Что я буду делать?
Я рвано вздохнула в его губы, а потом прижалась к Давиду всем телом.
Трость покатилась по его коленям, и упала на мягкую траву. Краем глаза я заметила стоявшего в сторонке водителя Леманна. Он переминался с ноги на ноги, потом сделал шаг в сторону, смотря на нас, хмыкнул и ушел.
Загадка, как меня нашел Давид, была решена.
Он был теплый. Как и всегда.
По пути к фургончику с уличной едой, я грела заледеневшие руки у мужчины под водолазкой, соскользнув с упругого бока к тазовым косточкам. Давид как то сдавленно хохотнул.
- Мири… еще немного… и ты останешься без ужина.
- Это угроза? – Каким же забавно - растерянным он выглядел! Бежечки!
- Это предупреждение. Первое и последнее.
- Помни! Я быстро бегаю!
- Недостаточно быстро.
- Ладно – ладно! Все! – У меня в животе заурчало, и я отчетливо поняла, что без еды мне будет тяжко. Я вытащила руки из-под его водолазки, отскочила в сторону, и подняла их вверх, капитулируя, так и не начав войны.
- Эээ – нет! Иди обратно! – Давид поймал меня за запястье и наши тела столкнулись. Он напряженно сжал мою талию, и зашептал, куда-то в шею. – Я уже не хочу есть.
Мне не нужно было объяснять, что именно он под этим подразумевал, потому что я отчетливо ощущала все на себе. Колени начали подгибаться. Уставшие мышцы задрожали. Хотелось скрестить бедра, и хоть как то ослабить те желания, которые тоже во мне проснулись.
Воображение безжалостно подбрасывало картинки обнаженного Давида, с влажными и блестящими губами, смотрящего на меня снизу вверх… а я запускаю в его кудри свои пальцы, когда он целует самые чувствительные места.
Прохожие хихикали, проход мимо, а мы обнимались у всех на виду.
Возбуждение пришлось призывать к порядку, и проявлять, лишь стискивая ладони друг друга, до хруста в костяшках пальцев.
Чистое безумие.
- Два корн-дога пожалуйста, и колу в стакане! – Не успела я вытащить из кофты две помятые купюры, как Давид пикнул карточкой.
- Издеваешься надо мной… - Тихо заметил он. Я лишь усмехнулась. Такого деликатеса нет в доставке.
- Есть особая магия в уличной еде. Что-то беззаботное, и давно позабытое.
Давид подшучивал надо мной, но когда мои зубы впились в хрустящее тесто и самую обычную, но восхитительную сосиску, я перестала обращать на это внимание.
Мне было хорошо.
Я перепачкалась в кетчупе. Вытиралась салфеткой, а кожу приятно жгло от пряного соуса.
Парк был окружен каналами, мостиками. В самом центре был небольшой прудик с пирсом, и на нем выступала группа молодых музыкантов. В такт музыке забавно дергались детишки на детской площадке.
- Прогуляемся немного? – Я удивленно выгнула брови, и заерзала на скамейке. – Я же вижу, что тебе нравится.
Давид, очевидно, жертвовал собой.
-Я помню эту песню. – В моих наушниках, обвивающих шею, и лежащих на груди, продолжала играть музыка, и Давид наклонился ближе. – Ты включала ее на полную громкость по утрам, когда злилась на меня. Я ведь будил тебя слишком рано. А мою музыку будешь включать, когда я уеду в Швейцарию? Будешь скучать?
- Уже скучаю! – Шутливо ответила я, пряча за улыбкой истинный смысл. – Обещаю скачать пару треков с твоей музыкой и включать на повторе по утрам!
- Успокоила… - Давид тоже выпачкался, и я аккуратно вытерла уголок его рта, а потом облизнула палец. – Можно было бы тебя упаковать в чемодан, я бы забрал тебя с собой.
Мне показалось, или он тоже не хочет уезжать? Похоже на правду. Слишком желанную.
Как жаль, что я действительно не вмещусь в чемодан, и открытой визы у меня нет.
Рука Леманна проехалась по скамейке, забралась на мое бедро, скользнула на внутреннюю сторону и сжалась. По всему моему телу пробежали мурашки, дышать стало тяжелее.
- Пойдем уже прогуляемся по быстрому! – Я накрыла его руку своей, потянула вверх со скамейки, и выбросила салфетки в урну.
Мы гуляли, обнимая друг друга. Дорожки уводили нас то дальше от воды, то вновь возвращались к набережной.
Знакомые старые улицы и дома, но, наврятле я могла запомнить их из детства, лишком мала я была. Давид выглядел задумчивым. Таким же, как и я. Взгляд зацепился за окна нашего дома через реку. Мы остановились у полукруглого парапета. По Мойке проплыли ручейком три катера с туристами. Я помахала им в ответ рукой.
Такие счастливые.
- Я мало что помню с того времени, когда жила здесь с родителями. – Мой голос был не поход сам на себя. Я прокашлялась. - Тогда была еще жива мама. Она тоже играла на фортепиано. Прямо как ты. Утром, вечером… Ребенком, мне казалось, что музыка вообще никогда не умолкала. Помню свет… всю ее фигуру, как она сидела спиной ко мне, залитая солнечными лучами. Когда я звала ее, то она оборачивалась. Сейчас я часто пытаюсь вспомнить ее лицо в тот момент. Не опираясь на фотографии, просто копаясь в собственной памяти, но ничего не выходит. Год она болела, но я этого не знала. Носилась вокруг и требовала, что бы она со мной поиграла. Несмышлёный ребенок. В тот год на фортепиано упала ёлка, которую я выпросила со слезами. Лампочки разбились и разлетелись по полу в гостиной… Последнее воспоминание, это та глупая падающая ёлка… Когда мне было шесть, мы уже переехали с папой к заливу, и никогда сюда не возвращались. Знаешь, он не вписался в местное общество. Или, по крайней мере, ему так казалось. Я просто приняла его сторону и точку зрения. Мне долго казалось, что мама не умерла, а осталась в этой квартире, и стоит сюда приехать, и я найду ее. Снова за фортепиано. Окликну ее… увижу, наконец, ее лицо, и уж на этот раз, точно его запомню! Но когда я вернулась, папы уже не было, а в этом месте не играла музыка. Ничего не осталось от мамы. Только стены, с облупившейся краской и обрывки детских воспоминаний. На место, где стояло фортепиано, я бросила матрас. Легла сверху. Сил не было встать. Знала, что это слабость, но ничего не могла с этим поделать. Плыла по течению, больше не пытаясь что-то менять. – Какое то время я молчала. Потом продолжила. - Что, если я приеду на дачу, в домик отца. А там тоже будет пусто? Не знаю, что тяжелее, перебирать старые, пропитанные воспоминаниями вещи, или не иметь их вовсе, и просто жить дальше? Столько вопросов… и ответов на них у меня нет…
- Мне жаль. – Давид прижал меня посильнее к своему боку, и коснулся губами виска.
- Ничего. Я хотела с кем то поделиться.
Я надеялась, что все, что я сказала, обнажив свои мысли и душу, не выглядело жалким… Эти слова крутились у меня на языке уже много месяцев. И ждали того самого слушателя.