Случайные соседи

Глава 4. Самоуверенность

Сама не знаю почему, но у меня горели огнем щеки. Я натянула через голову трикотажное платье с юбкой полу-солнцем до середины бедра, пригладила ладонью наэлектризовавшиеся волосы, обула белые кеды, и вышла в коридор.

Дверь соседской квартиры распахнулась, и мы встретились глазами с взволнованной Изольдой.

- Тётя, впредь запомни. Если я захочу женщину, то я ее найду!

У меня болезненно скрутило желудок. Кудрявая голова Давида показалась в проеме.

- Мириам… - Забормотала соседка, но ее прервал племянник.

- А Мириам – не женщина. Она абсолютно несамостоятельный ребенок. И твои слова просто доказали очевидное.

- Спасибо Леманн. Люблю честность и прямолинейность. – Я прошла мимо, придерживая лямки холщовой сумки с холстами. На лестнице я обернулась. – Но только в твоей оценке моей личности я не нуждаюсь. Мы абсолютно чужие и незнакомые друг другу люди.

Мои щеки, видимо ожидали чего-то подобного, от того и загорелись заранее. Даже если сосед и хотел что-то ответить на мою тираду, то не успел, потому что я уже сбегала вниз по ступенькам.

- Мириам! Куда ты идешь? – Изольда нагнала меня на втором этаже. Выглядела при этом крайне сконфужено. В глазах читалось сожаление.

- Я иду на работу.

- Но как же… - Развела она руки в стороны, намекая на то, что давненько этого за мной не замечалось. Я вообще редко покидала квартиру.

- Весна, Изольда Лазаревна! Душа требует перемен и впечатлений! – Глаза пощипывало. Слова Леманна меня задели, хотя и не должны были. – Думаю, вы все обо мне выложили вашему племяннику? Все подробности моей жизни? Как же у меня из головы то вылетело! В этой общине хранить секретики не умеют!

- Мири…

- Изочка! – На площадку выглянул восьмидесятилетний писатель – романист.

- Яков Моисеевич. Угостите уже Изочку чаем с бубликами. Ради Бога! – И я поспешила вырваться из своего персонального Геинома, усердно моргая глазами и прогоняя подступающие слезы.

А ведь было время, когда меня называли звездой всех студенческих квартирников. Я умела поддержать беседу на любую тему. Широко улыбалась и покоряла сердца долговязых парнишек из Политехнического Университета. Позировала для друзей скульпторов.

Были времена, когда у меня была другая жизнь, и были друзья. Я прошлась прямиком по газону с земляными проплешинами. Пикнула брелоком, открывая машину и, бросив сумку на заднее сидение, подняла голову вверх.

- Самодовольный придурок! – Зло процедила я, находя глазами высокую фигуру на балконе пятого этажа. Слух у него хороший. Надеюсь, услышал.

Я не ездила за рулем несколько месяцев. Об этом косвенно говорила пыль на приборной панели и кожаных сиденьях. Фактическим напоминанием, почему так вышло, служил прилично смятый капот.

Я тряхнула головой.

Художественный редактор Лидочка не даст мне еще одного шанса! Нужно ехать.

Ключ с жужжанием вошел в паз. Привычный звук. Такой знакомый. Я завела мотор.

Внедорожник фыркнул, но завелся. Слава яйцам Фаберже! Стрелочка показывала, что топлива еще много.

Питер только начинал просыпаться. Воздух был прохладным и до одури ароматным. Я открыла окно, потянула носом.

Английская набережная пустовала. Я заехала на мост, пересекла Неву, свернула на Университетскую набережную и прямиком поехала к Васильевскому острову, оборачиваясь на Меньшиковский дворец и Кунсткамеру.

Живя буквально в трех шагах, я не была здесь с того дня, когда умер отец. Воспоминаниям придаваться было совсем не время. Я не могла себе позволить снова скатиться на эмоциональное дно, и гнала всплывающие в голове картинки подальше.

Прохладный ветерок, треплющий мои волосы, помогал мне с этой непростой задачкой.

Редактор - Лида встретила меня с распростертыми объятиями, я ловко увернулась, и она проводила меня в кабинет. Отдав ей все, что так судорожно собирала по квартире утром, и, дождавшись одобрительного кивка, я облегченно выдохнула.

Вот так просто.

- Липовецки, не пропадаем! Держим хвост пистолетом и работаем! Накопилось за это время столько всего, что мне уже заранее тебя жаль! Не спим, не едим, а сдаем долги в кратчайшие сроки! Тебе же теперь очень нужны деньги. Я все понимаю.

Но ничегошеньки Лида не понимала.

Мои коллеги, были рады меня снова видеть, тоже тянули руки, норовили расцеловать в щеки.

Кураж последних часов начал таять во мне, как снег в тридцатиградусную жару. Лица мелькали так близко. Бесцеремонно, когда то знакомые мужчины и женщины, вторгались в мое личное пространство. Ворот платья душил мое горло. Грудь сдавливало.

Я нервно улыбалась, прощалась, обещала больше не пропадать. В общем, врала без зазрения совести, и сшибала стеклянные двери на своем пути. Сбегая с крыльца офисного здания, я подвернула ногу, рассыпала содержимое сумки по ступеням, но уже не стала собирать. Просто подняла ключи от машины и сотовый.

Двигатель завелся, заревел. Сидение подо мной завибрировало. У меня начинался старый добрый приступ паники.

Я доехала до дома, словно в бреду. Набережная реки Мойки. Дом 325.

Волосы облепили мою мокрую шею. Я считала секунды до того, как сумею припарковать машину на свое парковочное место. Три, два…

Я ударила по тормозам. И хоть скорость и была не больше двадцати километров в час, все равно меня ощутимо прижало ремнем безопасности. Он врезался между грудей, царапнул шею. Выбил последние капли воздуха из легких. Перед моим, и так смятым капотом стоял Леманн, но меня это больше не заботило. Стоял, так и пусть стоит. Я бросила машину прямо на подъездной дороге, не заботясь о том, что перекрыла проезд. Даже дверь не потрудилась закрыть за собой.

На негнущихся ногах я пересекла узкую парковку, обогнула скамейку, сделала пару шагов по плешивому газону, села на корточки, прижимая голову к коленям, и сжала пальцами икры.

- Тшшш… - Хриплый звук вырвался из груди, и напомнил мне, что я все еще в сознании.

Я называла эту позу – поза Желудя. Осенью, когда схватила первый приступ, я сидела точно также, раскачивалась, шипела сама себе под нос, а передо мной ветер катал идеально гладкий желудь. Тогда мне казалось, что мы очень с ним похожи. Маленькие, беспомощные, уязвимые и ведомые.

Очень важно в такие моменты зацепиться за что то глазами. Сконцентрироваться. Начать рассматривать. Тогда воспаленные и завязанные в узлы нервы начнет отпускать.

Вот и сейчас я сидела на корточках на газоне на набережной, вытирала слезы кулаком и всхлипывала. Даже не заметила, когда вообще начала плакать.

Зря я согласилась вообще выйти из дома. Нужно было просто послать Лиду куда подальше, и плюнуть на деньги. Не оставят же меня ей богу без наследства из-за того, что я не могу заплатить пока налог?

Мимо проходили люди, и они казались злыми, суровыми, настроенными враждебно. Все мое естество кричало, что от них нужно держаться подальше. Глаза щипало от потекшей туши. Еще немного, и паника затопит меня до краев, станет совсем нечем дышать, и ватные ноги не смогут поднять меня в мою квартиру на пятом этаже. Ноги вообще перестанут слушаться. Голос пропадет, и я не смогу вымолвить и слова.- Не могли бы вы подвинуться? - В мой бок ткнулась идеально отполированная черная трость, и я начала заваливаться влево. - Вы загораживаете мне солнце. - Пояснил мужчина. Мой грубый и высокомерный новый сосед. По своему обыкновению он не смотрел на меня, не замечал моего подавленного состояния. Он просто хотел насладиться теплом этого апрельского Питерского дня, с удобством разместившись на скамейке за моей спиной. А я ему мешала.

Я попыталась встать, но трость теперь легла на мое плечо, и надавила сверху.- А впрочем… Отсюда вид лучше. – И Леманн сел прямо за зеленую весеннюю травку рядом со мной.