Слухи

25

— От кого записка?

Диана, сидевшая слишком близко к камину в гостиной, подняла глаза, словно очнувшись от сна. Несколько минут она еще пребывала в другом месте — в оранжерее, где однажды провела ночь. Ее веки затрепетали, и она почувствовала, что бок, обращенный к огню, стал горячим. Поспешно сложив записку, она спрятала ее в карман платья цвета медвяной росы, которое надевала неделю назад. И теперь, и тогда она надела его по решению матери. Но сколь различны были чувства Дианы теперь и тогда!

— О, ничего важного, — ответила она Сноудену, сидевшему напротив нее. — Что вы говорили?

— Я сказал, что готов помочь вашей семье не в порядке благотворительности…

Сноуден был собой доволен. Он зациклился на этой теме, и Диане приходилось терпеливо слушать — иначе Эдит, сидевшая поблизости и делавшая вид, что читает молитвенник, могла ее одернуть. Ведь он купил еще дров — столько дров, что им хватит на всю зиму, и набил снедью кладовую, и установил в углу комнаты рождественскую елку которая создала праздничную атмосферу в доме Холландов, где это было бы немыслимо еще вчера.

— Деловые интересы вашего отца и мои переплелись, и трудно было разделить наши доходы в Клондайке…

Диана туманно улыбнулась и сосредоточила свой взгляд на коричневом воротнике рубашки Сноудена, чтобы казалось, что она слушает.

Мысли ее были далеко, и она пребывала в волнении с самого прибытия их гостя. Стараясь не показаться грубой, она неспособна была, тем не менее, хотя бы минуту не думать о Генри. Конечно, когда он не явился ни в среду, ни в четверг, как обещал во вторник ночью, она не могла есть и сейчас совсем ослабела. Однако на этот раз она поверила Генри, и его записка, доставленная с наступлением темноты и переданная ей Клэр, наконец-то ее успокоила. Даже хорошо, что Сноуден здесь: его проекты по благоустройству их дома отвлекают ее — правда, ей не хотелось отвлекаться.

— Что за времена были у нас в Клондайке… — продолжал Сноуден.

Она не спрашивала себя, отчего это отец Генри посадил его под домашний арест. Наверное, он мучается так же, как она, и все его мысли и желания устремлены к оранжерее с простой железной кроватью. В этом чудесном месте со стеклянным куполом она была так близко к Генри, что чувствовала аромат его чистой, слегка надушенной одеколоном кожи. Записка, спрятанная у нее в кармане, так взволновала Диану, что она чувствовала нежное прикосновение пальцев Генри к своей руке.

— Конечно, это лишь одно из наших приключений. Мы искали счастья и в Южной Африке, и в Калифорнии.

Диана так же ясно видела лицо Генри, как каминную полку, на которую оперся Сноуден. Она видела, какого цвета у него глаза — но не смогла бы сейчас сказать, какие глаза у Сноудена — голубые, зеленые или карие. Она нечетко видела предметы в этой комнате, где бывала ежедневно, зато очень четко представляла себе маршрут, который приведет ее к Генри. Она думала о том, что наденет на это свидание.

— Диана, вы хорошо себя чувствуете?

— Да, — ответила Диана, вздрогнув. — Очень хорошо.

— Чудесно. Вы неважно выглядели, но, если вы хорошо себя чувствуете, я скажу о том, что мы обсуждали с вашей матушкой. Мы говорили о том, как хорошо я знал вашего отца, знал о его надеждах, которые он возлагал на своих дочерей, — теперь уже на вас одну. Мы обсуждали то, что мистер Холланд считал правильным, и мы решили, что сейчас было бы разумно показать свету, как вы красивы и что у вас все в порядке. Мы опровергнем слухи о том, что Холланды живут в бедности. Поэтому мы с вами будем сегодня вечером обедать в «Шерри» с вашей тетушкой Эдит в качестве дуэньи. Свет увидит, как вы хороши, — между прочим, говорил ли я, как вам идет это платье?

Сноуден достал из-за пазухи маленькую продолговатую коробочку.

— Это очень подойдет к платью, как вы думаете?

Диана наблюдала, как он открывает черную бархатную крышку. Там оказалось нежное жемчужное колье, и в любое другое время Диана бы охотно согласилась, что оно идеально подходит к ее платью.

— Но — сегодня вечером? — начала она, и щеки ее вспыхнули.

Она внезапно вернулась в гостиную с темной мебелью и стенами оливкового цвета. Это было ужасно. Она задрожала от разочарования. Сегодня вечером ей нужно в оранжерею, к Генри, а у нее нет далее времени, чтобы послать ему записку, объясняющую, почему она не пришла. Если Сноуден и заметил что-то, он не подал виду.

— Да разве можно лучше выбрать время? Столик заказан на девять часов, — сказал он и, подойдя к Диане, застегнул у нее на шее двойную нить жемчуга.

Стоя к нему спиной, Диана скорчила недовольную гримасу. Жемчуг холодил ее шею, и застежка защелкнулась со звуком, означавшим безысходность и крушение надежд.