Габриэлла стояла перед зеркалом, чуть склонив голову к плечу, и не могла не улыбаться, разглядывая результат. Её волосы легли в мягкие, лёгкие локоны, обрамляя лицо именно так, как она любила — просто и естественно. Казалось, что такая прическа настраивала её на нужный лад: она была готова принять восхищённые взгляды и, если потребуется, отразить любые трудности. Её глаза искрились весельем, а на лице был едва заметный румянец — такой эффект всегда добавляет не только косметика, но и абсолютное, безмерное счастье.
Да, сегодня она была красивее, чем когда-либо. Конечно, сияющий макияж тоже внёс свою лепту, но что действительно выделяло её из толпы — это то самое счастье, неподдельное и почти неприличное. Настолько радостной она себя не помнила даже в минуты лучших побед над заклятиями или сложнейшими рецептами зельеварения. Да и в конце концов, это был именно тот день, когда её ждал самый главный союз, на который она когда-либо решалась.
Подумав об этом, Габриэлла снова погрузилась в воспоминания о тех событиях, что вели её к этому дню, как ступени, одна за другой. Всё завершилось в тот момент, когда они с Арианом, измотанные, но наполненные невероятным чувством триумфа, вернулись к нему домой после победы над Мастером. Было уже почти утро, так как после поимки преступников дел оказалось даже больше, чем во время самого сражения. Бесконечный сбор улик, допросы, освидетельствования — казалось, конца и края этому не будет. В какой-то момент она просто устала считать, сколько раз видела злосчастную камеру, где удерживали пособников Мастера, и сколько лиц светилось в магическом свете, озаряя мрачные коридоры.
Но как только напряжение битвы сменилось сладким облегчением, они, наконец, телепортировались в его дом, усталые и разбитые, но удивительно спокойные. Ещё на пороге каждый держал свою броню: Габриэлла с её неприступной внешностью и Ариан с профессиональным самоконтролем. Они словно боялись расслабиться даже друг перед другом. Но как только их окружила тишина, их "брони" медленно начали трескаться.
— Габриэлла, — позвал он, и в его голосе не было той холодной уверенности, которая сопровождала его каждый день на службе. Он смотрел на неё серьёзно, и в глазах читалось какое-то неведомое напряжение. — Останься сегодня здесь. Пожалуйста.
Габриэлла поначалу опешила. Конечно, она не собиралась прямо сейчас возвращаться в свою кондитерскую и заниматься утренним открытием. Но в глубине души было и чувство, что Ариану нужно отдохнуть после всего пережитого. А она… что ж, оставаться здесь было одновременно волнительно и неизведанно. Ощущение, что что-то важное зависело от её ответа, заставило её сердце затрепетать. Но как только она посмотрела в его напряжённые глаза — такие, что, казалось, он умолял её своим взглядом — она поняла, что не может и не хочет ему отказать.
Её рука осторожно коснулась его руки, и одного этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы их молчание сменилось чем-то более глубоким. Поцелуй за поцелуем — каждый из которых был признанием, отпускающим напряжение последних дней. Вскоре, не отпуская друг друга, они оказались в ванной комнате, где стояла роскошная чаша, вырезанная из целого куска кварца. Вода уже была набрана, её аромат дополняли лепестки роз, и казалось, что экономка, как и отец Ариана, давно рассчитывали на пополнение в этом семействе.
Поцелуй за поцелуем, шепот признаний — в ту ночь они позволили себе стать кем-то большим друг для друга, чем просто союзники в борьбе.
После той ночи Ариан словно изменился. В его глазах теперь горел огонёк, который она не видела раньше: преданность, забота и… жгучее желание сделать её своей. Баррингтон, казалось, принялся за новую миссию — осаду бастиона по имени Габриэлла. Каждый день её кондитерская утопала в свежих букетах, старательно доставленных его помощниками, которые, казалось, не удивились бы, даже если бы им поручили устроить из лавки целый сад. В её любимом уголке ежедневно появлялась коробка свежей клубники в шоколаде — он знал её слабости, как никто.
Но на этом он не останавливался. Каждый вечер Ариан находил новый способ удивить её — упрямый, решительный, он словно хотел показать, что все заклинания романтики, известные в этом мире, предназначены именно для неё. То он водил её по вечернему городу, даря ощущение уединения посреди его обычной суеты, то устраивал пикники под звёздным небом, не забывая принести её любимое горячее какао. Или, например, неожиданно организовывал небольшие концерты прямо у неё под окном, где каждый аккорд был похож на обещание.
Однако цель у него была не просто впечатлить её — Ариан хотел заслужить её согласие на брак. И хотя она, по правде говоря, не возражала с самого начала, но как же было отказаться от удовольствия поиграть немного в эту игру. Пусть повредничает, пусть помучается в попытках добиться её «да». А вдруг на этом пути ей откроется ещё какой-нибудь сюрприз?
Бастион держался долго — почти полгода. Ариан был упорен, настойчив, и даже в плотном расписании служебных обязанностей находил время, чтобы штурмовать крепость под именем Габриэлла. Однако служебные будни Ариана не стояли на месте. На следующий день после победы над Мастером он едва успел вздохнуть, как началась череда допросов и расследований. Скоро выяснилось, что офицер Харл, человек, казавшийся надёжным и неподкупным, был замешан в заговоре. Он передавал Мастеру сведения, помогал ускользать и поддерживал его до последнего. Вскоре Харл и остальные заговорщики сидели под стражей и ждали приговора. В этот раз Ариан был беспощаден: каждый, кто замешан в предательстве, не избежал возмездия, и наказания были столь суровы, что даже его соратники удивлялись.
Когда допросы закончились и Кельн вернулся к привычной жизни, Габриэлла снова открыла двери своей кондитерской. Она ожидала привычного наплыва покупателей, но утро принесло ей несколько неожиданных встреч. На пороге лавки то и дело появлялись жители города, которые совсем недавно шептались за её спиной, раздувая скандальные слухи.
Первым явился мистер Крукли, который всегда приходил за её тарталетками с малиной. Он притащил с собой целую корзину яблок, надеясь, что этого хватит, чтобы замолить грех недавних подозрений. С видом неискренне раскаивающегося он провозгласил: «Я всегда в вас верил, Габриэлла!» Она мило улыбнулась, но в её взгляде читался немой ответ, куда более красноречивый, чем любые слова.
Какие же люди непостоянные — сначала клянут, потом преклоняются.
Следом пришёл мистер Грон, местный сапожник, который однажды вызвался стать её «другом и защитником». Смущённый и покрасневший, словно его вываляли в малиновом варенье, он старательно пробормотал: «Видите ли, газеты писали…» И, не дожидаясь ответа, поспешил скрыться за дверью.
Позже появилась миссис Хэмпиш с её вечно угрюмым котом на руках. Она протянула корзинку с джемами и шепнула заговорщицким тоном: «Ах, милая, мы-то всегда знали, что вы — честная девушка!». Кот, похоже, был совершенно другого мнения: он зло смотрел на Габриэллу, явно охраняя джемы, словно последние в доме. Габриэлла едва удержалась от смеха, принимая корзинку с наигранно серьёзным выражением, хотя по её лицу было видно, что весь этот «дружеский визит» её скорее развлекает, чем трогает.
Воспоминания о том утре вызвали лёгкую улыбку на её губах.
Габриэлла вернулась из своих воспоминаний и снова посмотрела в зеркало. Белое платье, лёгкое и утончённое, лежало на ней так естественно, будто было создано специально для неё — корсет мягко обхватывал талию, подчеркивая её тонкую фигуру, а открытая линия плечей придавала особое изящество. Подол струился каскадами, ниспадая лёгкой тканью, и казалось, что платье, переливаясь, оживает при каждом её движении. Сегодня всё было так, как она мечтала: простая красота и одновременно — лёгкая невесомость. И всё это вместе будто бы подчёркивало ту необыкновенную радость, что светилась в её глазах.
Она сделала глубокий вдох, на мгновение прикрыв глаза и чувствуя, как этот день обретает свою реальность, а все, что произошло прежде, становится позади.
Внезапно дверь резко распахнулась, и в комнату влетела Жанна, сияя от счастья и волнения так, словно это её собственная свадьба. Глаза её блестели, щеки раскраснелись, и на лице светилась радость.
— Ты всё-таки выходишь замуж, дорогая! — взволнованно выдохнула она, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться от счастья. Она бросилась к Габриэлле и, аккуратно взяв в руки края подола, стала поправлять его, будто бы даже дыхание её затаилось от того, как невероятно выглядела подруга в этот момент.
— Знаешь, я ведь всегда говорила, что тебе нужен кто-то особенный. Я ведь знала, что он тебя переубедит! Говорила же? — Она обняла Габриэллу, и они обе рассмеялись, почувствовав особое, ни с чем не сравнимое единение в этот важный день.
Жанна снова отступила на шаг, чтобы оглядеть Габриэллу с головы до ног, и на мгновение остановилась, по-настоящему растроганная. В её взгляде отражалась вся глубина чувств, вся радость за подругу, с которой она прошла через столько событий.
— Ты не представляешь, как я счастлива за тебя, — прошептала она, глаза её наполнились слезами. — Моя дорогая Габриэлла… — Жанна протянула к ней руку, и они снова улыбнулись друг другу, как только лучшие подруги могли бы улыбнуться в этот момент.
Затем Жанна понизила голос, как будто собиралась поведать тайну, и бросила вокруг себя заговорщицкий взгляд.
— Ты и не представляешь, какие чудеса случаются, — начала она, её глаза сверкнули с намёком. — Я, например, уже и не думала, что сама встречу кого-то, кто привлечёт моё внимание, но… — она чуть прищурилась и лукаво подмигнула, — Джонатон, друг твоего жениха, очень даже ничего… Но, — она рассмеялась и весело фыркнула, — я ему сразу сказала: «Так просто, милый мой, ты меня не получишь!»
Габриэлла, улыбаясь, посмотрела на Жанну, и ей стало тепло от мысли, что её подруга тоже встретила кого-то, кто мог бы сделать её счастливой. В этот момент она поняла, что Жанна была не менее упрямой, чем она сама, и что бедному Джонатону предстоит немало испытаний, чтобы завоевать сердце этой дерзкой и смелой девушки.
Обсудив последние детали и наслушавшись весёлых шуток подруги, Габриэлла вернулась к своим мыслям, пытаясь собраться перед церемонией. Она сделала глубокий вдох и почувствовала, как её сердце бьётся чуть быстрее в ожидании того, что вот-вот должно было произойти.
Габриэлла ещё раз посмотрела на своё отражение, собираясь с мыслями, и вот в этот момент раздался негромкий стук в дверь. Жанна, не дожидаясь ответа, улыбнулась, отворила её и вернулась к Габриэлле. На пороге стоял Джонатон — он был одет в строгий костюм, который подчёркивал его военную выправку и серьёзность. Увидев Жанну, он попытался сохранить строгое выражение лица, но едва сдержал улыбку, когда их взгляды встретились.
— Я хотел бы забрать подружку невесты, — с серьёзностью произнёс он, но глаза его сверкнули.
Жанна отозвалась с игривой непринуждённостью:
— Забрать меня? Ты с ума сошёл, Джонатон, я тут на важной миссии! Габриэллу готовлю к самому важному дню! — Она лукаво посмотрела на него и подмигнула, прежде чем ещё раз крепко обнять подругу.
— Запомни, — прошептала она на прощание, касаясь плеча Габриэллы. — Этот день — это только начало. Ты заслужила его. И заслуживаешь быть счастливой, — её глаза сверкнули, и, коснувшись её руки, она с лёгким поклоном скрылась за дверью вместе с Джонатоном.
Оставшись одна, Габриэлла сделала глубокий вдох и ещё раз посмотрела на своё отражение. Этот момент словно застыл во времени. Всё, что она прошла, все переживания, борьба и преодоление, привели её к этой двери, за которой её ждал Ариан.
Церемония проходила в древнем храме, с высокими сводами и витражами, через которые светился мягкий, цветной свет. Когда Габриэлла вошла, все взгляды обратились к ней, но для неё в этот момент существовал только один человек. Ариан стоял у алтаря, и его взгляд выражал всё: и любовь, и гордость, и непреклонную преданность. Одетый в формальный наряд, он смотрел на неё так, словно видел её впервые, и на его лице отразилось благоговение перед моментом.
Жанна, подружка невесты, стояла рядом, едва сдерживая улыбку, а Джонатон, друг жениха, сдержанно, но по-доброму улыбался, как будто был частью этого единого, наполненного счастьем момента. Среди гостей были и король, и родители Ариана — все те, кто стал частью этой истории. Король, сдержанный, но с выражением глубокого уважения, обменялся с Габриэллой едва заметным кивком, будто бы благословляя её на этот новый путь. Отец Ариана, слегка улыбнувшись, держал мать за руку, и в его глазах читалась гордость за сына.
Тишина заполнила храм, когда священник начал церемонию. Слова его звучали, словно древнее заклинание, как будто каждый звук благословлял этот союз, обещая вечную верность и счастье. Габриэлла едва дышала, поглощённая торжественностью момента, её сердце билось в такт каждому слову, и она чувствовала, как её охватывает волнение, смешанное с невероятным чувством счастья.
Когда священник завершил свою речь, Ариан обнял её, его руки мягко обвились вокруг её талии, и, улыбнувшись, он наклонился и тихо прошептал ей:
— Видишь, радость моя, все обещания сдержал. И всю жизнь буду. — он откинул прядь ее волос с лица и добавил лукаво: — Мне ведь ещё тебя на детей уговаривать, с твоей женской сутью договариваться.
Она улыбнулась сквозь слёзы счастья, и в тот момент все сомнения исчезли, оставив только уверенность и любовь, которые связывали их с этого дня навечно. Его губы накрыли ее в счастливом, нежном поцелуе, а вокруг раздались аплодисменты.
Больше книг на сайте — Knigoed.net