Смертельные ошибки

Глава 3

Нарочито неспешными движениями Тайлер насадил средне изогнутую лопатку на рукоятку ларингоскопа. «Поспешишь — людей насмешишь», — напомнил он себе. Проверив, работает ли свет на конце лопатки, он подтянул хромированную тумбу к голове Ларри на каталке и сказал женщине-респирологу, которая пыталась поддержать дыхание мальчика кислородной маской:

— Откройте мне семь и пять десятых. Отсос готов? — бросил он медсестре.

— Да.

Тайлер еще раз глубоко вздохнул, стараясь прогнать тревогу, из-за которой у него дрожали руки. «У тебя одна попытка, приятель… Попробуй только задеть голосовые связки, спровоцировать спазм, и мозг Ларри раздавит ствол из-за нехватки кислорода».

Тайлер приподнял подбородок паренька, запрокинул ему голову назад и открыл рот. Держа в левой руке ларингоскоп, он всунул серебристую лопатку в рот над языком, протолкнул в горло почти всю изогнутую часть целиком и только после этого потянул ее вверх. Открылась бледно-розовая гортань. Обе голосовые связки ясно просматривались и поблескивали на свету. Держа ларингоскоп наготове, ни на минуту не теряя из виду связки, Тайлер протянул правую руку:

— Трубку.

И почувствовал пальцами гладкую пластиковую поверхность.

Очень бережно Тайлер ввел эндотрахеапьную трубку поверх стальной лопатки и протолкнул ее между голосовыми связками.

— Есть.

Он ощутил мощный выброс адреналина. Даже голова закружилась.

Надев стетоскоп, миниатюрная женщина-респиролог выслушала левое легкое Ларри, потом правое.

— Трубка работает хорошо, — заключила она с заметным облегчением.

Тайлер выдохнул воздух, запертый в легких с тех самых пор, как был введен ларингоскоп. Он просунул между челюстями Ларри мундштук и липкой лентой зафиксировал трубку.

Пока Тайлер снимал латексные перчатки, заговорила медсестра:

— Его мать ждет в палате. Поговорите с ней сейчас, или мне сказать ей, чтобы подождала?

Таким образом она перекладывала на Тайлера задачу сообщения неприятных новостей родственникам. Пусть лучше он, чем врач из «неотложки». Тайлер знал, что медсестры всегда горой стоят за своих. Отделение неотложной помощи ничем не отличается от остальных. Для них он чужой. Посторонний.

Он бросил взгляд на женщину-респиролога. Та кивнула:

— Я его покараулю, пока не придет анестезия.

— Где она? — обратился Тайлер к сестре.

— В шестой смотровой.

Тайлер вышел из тесного кабинета компьютерной томографии, с облегчением переводя дух, и принялся сочинять объяснение, которое мать Ларри могла бы понять.

«Радиационный некроз. Да, все дело в этом».

Он тщательно обдумал этот диагноз. Четыре месяца назад Ларри Чайлдс стал двенадцатым участником клинического исследования. Речь шла о применении строго сфокусированного облучения взамен традиционной хирургии для удаления мозговых тканей, вызывающих припадки судорог у эпилептических больных. Одноразовая процедура проводилась на радиационной установке третьего поколения «Зет-блэйд», разрекламированной как последнее слово науки.

На Тайлера напал приступ паники. Опять острая боль заворочалась в животе. «Неужели я допустил ошибку? Неужели я сделал это с Ларри?»

«Нет, — напомнил он себе, — система не дает возможности одному-единственному человеку принять решение». Мысленно Тайлер перебрал все необходимые этапы. Он сам определил объем облучения, достаточный для обработки пораженной ткани. Затем Ник Барбер, главный куратор проекта из Питсбургского университета, рассчитал необходимую дозу радиации и электронной почтой переслал указание о ней на медицинскую карту Ларри Чайлдса в Медицинский центр имени Мейнарда. Только после того как Тайлер подтвердил эту дозу, установка «Зет-блэйд» применила ее. И даже помимо всего этого компьютер был запрограммирован таким образом, чтобы отвергать дозу, выходящую за рамки разумного диапазона. Пробиться через компьютерную защиту можно было, только проведя громоздкую процедуру аннуляции запрета. Считалось, что такой порядок обеспечивает пуленепробиваемую защиту от любых ошибок.

«Нет, — заверил себя Тайлер, — не радиационный некроз, а что-то другое стало причиной опухоли мозга у Ларри».

Впрочем, сколько он себя ни успокаивал, ему никак не удавалось избавиться от тошноты, перекручивающей внутренности.

Мать Ларри напряженно застыла на самом краешке пластмассового кресла, сжимая в руке свернутый в трубку журнал, как дубинку. Глубокие морщины избороздили ее лицо. Она подняла взгляд на подошедшего Мэтьюса, и в ее глазах вспыхнула искра узнавания, тут же погасшая и сменившаяся страхом и безнадежностью. Не успел Тайлер слова сказать, как женщина заплакала.

— Он поправится? — прошептала она робко.

Тайлер замешкался.

— Пока не знаю, миссис Чайлдс, требуется дополнительная информация. — Он подтянул к себе такое же пластмассовое кресло темно-оранжевого цвета, сел и успокаивающим жестом положил ладонь ей на предплечье. — Мне пока известно только одно: левая сторона мозга Ларри отекла. Она давит на глубинные зоны мозга, контролирующие его сознание.

— Это все из-за радиации, верно? — Страх в глазах матери Ларри сменился горечью и гневом. — Господи! Я во всем виновата. Знала же, что нельзя давать ему радиацию!

Тайлер покачал головой:

— Давайте притормозим и не будем спешить с выводами, миссис Чайлдс. Мы этого не знаем.

Он удержался и не добавил «пока».

Уголки ее рта скорбно опустились, и Тайлеру стало совестно, что он не подтвердил ее догадки. Чувство вины заполнило ему рот горечью. Доктор сглотнул. Но стоит ли сейчас строить догадки по поводу диагноза, когда они точно не знают, с чем имеют дело? Может, это нечто совершенно неожиданное типа герпеса или другой подобной инфекции?

— Мэм, мне придется взять Ларри на операцию и удалить височную долю большого мозга, вызывающую припадки, чтобы снять давление с мозгового ствола. Операцию придется проводить срочно. Как только будет подготовлена операционная.

— Он умрет, да?

Опять Тайлеру пришлось сглотнуть.

— Нет, если это будет зависеть от меня.

Безнадежное выражение в ее глазах ясно говорило, что она не верит в силы нейрохирурга.

— Я сейчас вернусь. Принесу бланк. Вы должны дать согласие, миссис Чайлдс. Вы должны поставить свою подпись.

— Конец рабочего дня, люди домой собираются, а ты новое дело затеваешь?

Тайлер натянул верх операционного костюма. Высокий тенорок Билла Леунга он узнал не оборачиваясь. Билл был старшим хирургом в их группе и занимал в раздевалке соседний шкафчик.

— Ну, раз уж ты здесь, можешь заодно поделиться своим мнением кое о чем.

Тайлер затянул завязки шаровар, завязал бантики и запихнул их внутрь. Это была привычка, ставшая второй натурой: чтобы висящие концы завязок не попали ненароком в операционное поле. Покончив с одеванием, Тайлер сунул руку в узкий шкафчик и вынул коричневый конверте МРТ.[9]

— Вот. — Он протянул конверт старшему хирургу.

В свои пятьдесят семь лет Билл все еще выглядел как сержант-инструктор по боевой подготовке морской пехоты. Поджарый, ни грамма лишнего жира. «Это потому, что он каждый день бегает, — подумал Тайлер. — Это его пунктик».

Билл тоже был в зеленой робе хирурга и держал в руке прямоугольную дубовую шкатулку размером с ювелирную коробочку. Тайлер знал, что он туда спрячет. Контактные линзы. Большинство нейрохирургов ими пользовались.

— Дай мне сперва избавиться от них, — сказал Билл, набирая комбинацию кодового замка на своем шкафчике.

На рубахе Билла темнел влажный треугольник пота, доходивший ему до талии.

— Тяжелый случай?

Старший хирург испустил преувеличенно тяжелый вздох и открыл серую металлическую дверцу.

— А другие бывают? — ответил Билл вопросом на вопрос с циничной усмешкой. Задвинув шкатулку поглубже, он повернулся и протянул руку: — Давай посмотрим твои картинки.

Тайлер протянул конверт и последовал за Биллом в соседнюю с раздевалкой душевую. За неимением негатоскопа со специальной подсветкой наилучшим местом для просмотра снимков было одно из матовых окон. Билл быстро перебрал снимки и мгновенно нашел самый красноречивый. Прижимая левой рукой снимок к стеклу, он правой нацепил половинные очки для чтения, наклонился вперед и начал изучать изображение.

Потом покачал головой и присвистнул. Снял снимок с окна и повернулся к Тайлеру:

— Герпес?

— Это твоя первая гипотеза?

Билл посмотрел на него поверх черепаховой оправы очков, потом снова украдкой бросил взгляд на снимок.

— Здесь может быть все, что угодно… Глиобластома, инфекция, выбирай на вкус. Все, что я вижу, — это отек… — он постучал пальцем по снимку, — целая куча дерьма, неопределенная масса… Да, герпес — это первое, что приходит на ум. А что? Ты хочешь мне сказать, что это материал для конференции по клинической патологии?

Конференции проводились еженедельно, на них обсуждались трудные случаи.

Тайлер пересказал историю болезни Ларри Чайлдса.

Билл спрятал снимки обратно в конверт.

— Ну что ж… Похоже, у твоего пациента тяжелый случай радиационного некроза. — Он помолчал. — Нет, ты пойми меня правильно: ни один случай радиационного некроза нельзя назвать легким, просто этот кажется особенно тяжелым.

Тайлер взял протянутый Биллом конверт.

— Я боялся, что ты именно это и скажешь.

Нейрохирурги вернулись в раздевалку к своим шкафчикам. Тайлеру надо было надеть башмаки и взять свои собственные контактные линзы, перед тем как отправляться в операционную.

Билл стянул через голову рубаху в пятнах пота, скомкал ее и баскетбольным броском швырнул в корзину с грязным бельем.

— Хочешь совет?

Тайлер проследил за рубашкой. В корзину она не попала, приземлилась зеленой кучкой на полу. Наклонившись, Тайлер вынул из шкафчика пару мягких кроссовок «Найк» и опустился на деревянный табурет.

— Какой совет?

Он опасался, что Билл посоветует ему отказаться от операции. Интересно, из чего складывается такая консервативность старшего хирурга? Сколько в ней мудрости и сколько обыкновенной усталости после многих лет, проведенных в операционной?

— Я бы взял из этой праматери всех отеков материал для биопсии и больше ничего не предпринимал.

С этими словами Леунг бросил на Тайлера непроницаемо загадочный китайский взгляд, который мог означать все, что угодно.

— Я собирался удалить у него височную долю. — Тайлер начал завязывать шнурки.

Билл стянул с себя шаровары и на этот раз попробовал бросок через голову. Опять промазал по корзине.

— Это, друг мой, было бы большой ошибкой.

— Почему? — Тайлер начал шнуровать вторую кроссовку.

Лицо Билла стало совсем серьезным.

— Височная доля этого мальчика — не самая большая из твоих проблем. Черт, да, судя по этим снимкам, мальчишка скорее всего уже покойник. А проблема в том, — держу пари на что угодно! — что семья еще до захода солнца найдет какого-нибудь скользкого крючкотвора. Может, уже нашла. Может, такой уже где-то сидит и облизывается. Вскрой парня, и он поставит тебя раком так быстро, что ты и моргнуть не успеешь. И — попомни мои слова! — он церемониться не станет, даже вазелином не смажется тебе в угоду.

Тайлер вздохнул:

— Я это учту, но каждый из нас идет на риск, когда входит в операционную.

— А ты взгляни на проблему с другой стороны. Если биопсия покажет, что это герпес, ты сможешь лечить его ацикловиром. А если нет?.. Как я уже говорил, с такими снимками парень все равно покойник. И лучшее, что ты можешь сделать, — это держаться от него подальше. Как можно дальше. Черт, даже если это герпес, он обречен. Я просто не вижу ни одного довода в пользу операции.

Захватив конверт со снимками и контактные линзы, Тайлер толкнул ногой дверцу шкафчика. Дверца захлопнулась. Он встретился глазами с вопросительным взглядом Билла Леунга.

— Вот как я вижу ситуацию. Если это радиационный некроз, что бы я ни делал, это никак не повлияет на мои шансы получить повестку в суд. Ни в ту, ни в другую сторону. Либо это случится, либо нет. Но если я не удалю этому мальчику височную долю, он умрет. Вот и все.

— Тайлер, позволь мне поставить вопрос по-другому. Чего, собственно, ты добьешься, вскрыв мальчику голову?

— Не начинай все сначала, Билл. Мы это уже обсудили. Это философский спор, а не медицинский. Все сводится к одному: мы с тобой рискуем по-разному. Разве дело не в этом?

— Окажи мне услугу и проделай это маленькое упражнение просто ради тренировки. Хорошо?

Тайлер не знал, как следовало бы назвать манеру Билла — отечески заботливой или покровительственной, — но решил истолковать сомнение в его пользу.

— Зачем? Я точно знаю, к чему это приведет, и мне, честно говоря, не хочется вступать в горячий научный спор прямо перед операцией.

— Насколько я понимаю, — заговорил старший хирург, — мозг этого парня уже сейчас годится только на помойку. Какая, к черту, разница, если даже ты пойдешь бить его по кумполу после небольшой дискуссии? — Леунг тяжело вздохнул. — Я пошел на огромный риск, когда взял тебя на работу, Тайлер…

Тайлер разрубил воздух ребром ладони.

— А ну-ка давай притормозим! По-моему, ты путаешь два разных вопроса, Билл. Я о тебе слишком высокого мнения и не хочу его менять. Особенно сейчас. Буду я оперировать этого мальчика или нет, это не имеет никакого отношения к тому, что было в прошлом.

— Прямого, может, и не имеет, — перебил его Леунг, — а вот опосредованное, безусловно, имеет.

Тайлер пристально взглянул в лицо Биллу и понял, что разговор сворачивает в совершенно неожиданную колею.

— Может, объяснишь, что ты имеешь в виду?

Билл прислонился спиной к ряду шкафчиков напротив своего собственного. Уголки его глаз устало опустились, щеки обвисли.

— Помнишь, ты мне рассказывал, почему тебе не дали стипендию в университете?

Тайлер тут же вспомнил, как школьный тренер по баскетболу предупреждал его: не надо класть в корзину рискованные мячи за несколько секунд до конца матча, это катастрофически снижает его средний балл.

— Вопрос риторический, как мне кажется. — Тайлер бросил взгляд на стенные часы. — Моего пациента уже с минуты на минуту вкатят в операционную.

— Дело в том, что ты не слушал своего тренера, верно? — Билл взмахнул рукой, предупреждая возражения. — Знаю, знаю. Ты скажешь: еще один риторический вопрос. Но конечный результат — ты не получил баскетбольной стипендии, хотя она была тебе нужна. А это, в свою очередь, повлияло на всю твою дальнейшую жизнь. Кто знает, может, ты стал бы разыгрывающим в НБА и вообще не попал бы на медицинский факультет.

— Послушай, Билл…

— Да не волнуйся, не опоздаешь ты в операционную. Времени полно. Советую выслушать меня внимательно. — Леунг переменил позу, но вновь оперся спиной о шкафчик. — Ты меня не слушаешь, Тайлер. — Он легонько стукнул Тайлера в плечо. — Вот представь, что я твой школьный тренер по баскетболу. Даю тебе ценный совет. Постарайся не совершить одну и ту же ошибку дважды.

Не успел Тайлер ответить, как Леунг продолжил:

— Ты кое-чего не знаешь. Квалификационная комиссия следит за твоими результатами, а они не очень-то впечатляют, Мэтьюс.

— Что ты хочешь сказать? — возмутился Тайлер. — Что я плохой хирург?

Леунг пожал плечами:

— Ты прекрасно знаешь, что я так не думаю. Я знаю, как качественно ты работаешь и за какие безнадежные случаи берешься. Черт, возьмем хотя бы этого. — Билл кивнул на конверт с МРТ в руке у Тайлера. — Но канцелярские крысы из этой комиссии не отличат трепанации черепа от пиццы со сладким перцем. В их глазах что нейрохирургическая операция, что полостная — все едино. Если у тебя осложнения и смертные случаи превысят среднестатистический уровень по желчным пузырям и геморрою, чинуши пропоют тебе «За упокой».

Тайлер презрительно усмехнулся:

— Что касается меня, квалификационная комиссия может рассмотреть любой из моих случаев с участием независимых экспертов. Но пока они не сумеют меня убедить, что мои решения ошибочны, я буду практиковать, как считаю нужным. А теперь извини, мне предстоит операция.

— Послушайся моего совета, Тайлер! — крикнул Леунг ему вслед. — Просверли дырочку, возьми материал на биопсию, а потом уноси ноги. Вскроешь мальчишке голову — считай, ты ухватил тигра за хвост. Видел фильм «Чужой»? Весь этот отечный мозг вытечет прямо в твою трудовую книжку. Сам пожалеешь, что взялся за это дело.

Мишель Лоуренс, анестезиолог, спросила:

— Есть подводные камни? О чем мне следует знать?

Они стояли возле операционного стола, сделанного из толстой стальной плиты, в ослепительно-жарком свете двух рядов параболических ламп высокого напряжения. Операционная сестра и две медсестры-помощницы сновали вокруг, распаковывая и раскладывая инструменты. Тайлер машинально поправил одну из ламп направленного света, сфокусировал ее прямо на обритой голове Ларри Чайлдса.

— Внутричерепное давление повышено, — ответил он. — Насколько — понятия не имею, но у него папилледема четыре с плюсом, уже по одному этому можно судить. А снимки выглядят так, будто его мозг — тот самый монстр, что съел Чикаго.

Повернувшись к негатоскопу на стене, Тайлер просунул края снимка под зажимы и закрепил их.

— Вот здесь, например.

Он постучал по особенно страшному месту на МРТ, чтобы пояснить свою мысль.

Мишель иронически присвистнула. Всего полгода назад она была Майком Лоуренсом. Операция по перемене пола превратила Майка в одну из самых непривлекательных, страдающих избыточным весом женщин из всех, кого Тайлеру когда-либо приходилось встречать. Эстрогенная терапия[10] устранила такие физические мужские признаки, как волосы на лице, но не смогла наделить Мишель грацией, присущей обычным женщинам с рождения. Мало того, ходили слухи, что она легла под нож, чтобы стать лесбиянкой. «Чего только на свете не бывает», — подумал Тайлер, провожая коллегу взглядом, когда она развалистой походкой двинулась к подносу с инструментами для анестезии. И плечи у нее были, как у защитника команды НХЛ. Другие анестезиологи за глаза прозвали ее Лоуренсом Алабийским.[11]

Тайлер второй раз проверил положение головы Чайлдса на операционном столе. Голова была надежно закреплена трехлапыми тисками, намертво привинченными к столу. Подбородок повернут к правому плечу, а под плечо во избежание излишнего напряжения шеи подложили скатанное в рулон полотенце. Только что обритый скальп слабо поблескивал в свете ярких бестеневых ламп.

Перед тем как идти мыться, Тайлер в последний раз окинул взглядом операционную, мысленно проверяя, на месте ли все, что могло ему понадобиться. В операционной было прохладно, он весь покрылся «гусиной кожей». Мозг нейрохирурга уже вытеснил в подсознание голоса медсестер, считавших пропитанные спиртом губки, и ритмичные хрипы дыхательного аппарата. Он полностью сосредоточился на предстоящей операции. Убедившись, что все в порядке, Тайлер повернулся и вышел через вращающиеся двери в умывалку.

Он вернулся через несколько минут. Операционная сестра, как матадор, развернула перед ним небесно-голубой одноразовый халат. Затем Тайлер всунул руки в латексные перчатки. Вторая сестра тем временем завязала пояс халата у него на спине. Тайлер повернулся на триста шестьдесят градусов, и операционная сестра обернула длинные концы пояса вокруг его талии, завязала их в последний раз.

Стерильным фломастером Тайлер начертил на коже Ларри большой вопросительный знак, начинающийся на середине лба и заканчивающийся прямо возле уха. Вся голова Ларри, за исключением предполагаемого операционного поля, была обложена четырьмя голубыми хирургическими салфетками и покрыта клейкой пленкой, похожей на пищевую. Большая голубая бумажная простыня укрывала все тело подростка. Тайлер сделал точечные уколы местной анестезии вдоль всей линии надреза.

— Готовы?

Операционная сестра и Мишель хором ответили:

— Да.

Тайлер протянул руку:

— Номер десять.

Сестра подала ему скальпель.

Даже без ассистента Тайлер работал быстро, помещая зажимы вдоль вскрытого края кожи, чтобы устранить кровотечение.

— Хотите, я попробую найти вам ассистента? — предложила одна из вспомогательных сестер.

Час был поздний, операция экстренная, поэтому он даже не подумал вызвать для себя ассистента.

— Все в порядке. Сам справлюсь.

— Если кто и может справиться с трепанацией черепа самостоятельно, то это Тайлер, — заметила Мишель. — Но ты лучше поторопись, у него пульс слабеет.

Это означало, что внутричерепное давление увеличивается.

Сердце Тайлера беспокойно забилось. Ему вспомнилось предупреждение Билла Леунга.

— Можешь увеличить вентиляцию легких?

— На максимуме.

— Еще дозу маннитола?

— Он уже так сух, что писает опилками.

— Черт!

Тайлер отвел назад кожу и челюстную мышцу, обнажая белую черепную кость. Протянул руку:

— Перфоратор.

Операционная сестра подала ему пневматический инструмент. Тайлер просверлил в кости два отверстия диаметром в четвертак и обнажил твердую мембрану — защитную оболочку мозга.

Он вернул сестре перфоратор.

— Давайте краниотом.

Сестра подала ему кусачки-бокорезы.

С их помощью Тайлер соединил оба отверстия двумя полукруглыми разрезами, образовав костяной кружок, который аккуратно отделил от мембраны. Он провел кончиками пальцев по твердой, как камень, оболочке.

— Дерьмо.

— В чем дело? — Мишель заглянула поверх барьера — голубого бумажного листа, закрепленного между стойкой капельницы и пациентом, чтобы изолировать хирурга от анестезиолога.

— Это хуже, чем я ожидал.

— Это всегда бывает хуже, чем ожидаешь, Тайлер. Ты страдаешь проклятьем всех хороших хирургов — оптимизмом.

Тайлер повернулся к операционной сестре:

— Пятнадцатый. И когда же я поумнею? — добавил он, ни к кому не обращаясь. — Когда научусь не влипать в неприятности?

Вооружившись скальпелем номер пятнадцать, он сделал двухдюймовый разрез мозговой оболочки. При этом ему удалось не задеть артерии на поверхности мозга. Желеобразная белая мозговая ткань потекла из эллиптического отверстия, сначала медленно, потом Тайлер начал удалять ее отсосом. Как только последняя мембрана, защищающая кору головного мозга, была удалена, водянистая ткань брызнула фонтаном.

— Дайте мне герметичную банку и несколько тампонов для забора культур. Аэробных и анаэробных. Да, и заодно глютаральдегида для электронного микроскопа. — «Для проверки на бактериальную и вирусную инфекцию этого довольно», — решил Тайлер. — Да, и еще вызовите патолога, мне нужны замороженные и вирусные культуры.

Мысленно он перебрал весь заказанный список, проверяя, не забыл ли чего.

Собирая различные образцы, Тайлер не прерывал откачки выходящей ткани. Он сознательно не шел пока на расширение отверстия. Пусть внутреннее давление вытолкнет поврежденную, некротическую на вид ткань. Таким образом, декомпрессия будет происходить медленно и постепенно, с минимальным компенсаторным сдвигом мозгового ствола.

— Ну, и какой у нас план игры, умник? — спросила Мишель.

Глаза у нее округлились. Кожа на переносице была заметно раздражена от выщипывания волосков пинцетом.

— Пока просто снизим давление. Потом? Я собираюсь удалить височную долю… Пусть у него будет больше места.

— Есть идеи насчет диагноза? Ну, хоть приблизительно. С чем мы имеем дело? — спросила анестезиолог.

— Вряд ли диагноз связан со СПИДом или гепатитом, если именно это тебя смущает.

— Конечно, нет! Господи, да как тебе только в голову взбрело? — возмутилась Мишель. — Я об этом даже не думала.

— Это может быть все, что угодно. Но я поставлю на радиационный некроз. — Тайлер рассказал Мишель об истории болезни Ларри, о его эпилепсии и о клинической программе по уничтожению тканей, вызывающих приступы, направленным облучением.

— Доктор Мэтьюс.

Тайлер перевел взгляд на операционную сестру. Та кивком указала куда-то ему за плечо. Тайлер обернулся и увидел незнакомца в зеленом трикотажном костюме, в хирургической шапочке и маске, следившего за его работой.

— Вы патолог? — спросил Тайлер.

— Верно. Как я понял, у вас есть для меня образцы? — Он говорил с заметным австралийским акцентом.

Тайлер снова пересказал историю болезни Ларри, одновременно приняв у операционной сестры банку и щипчики для взятия образцов на биопсию. Не прерывая разговора, он всунул щипчики внутрь мембраны, на ощупь нашел мозг и сомкнул кончики. Эту операцию Тайлер проделал несколько раз, вытаскивая кусочки ткани величиной с фасолину и стряхивая их со щипчиков в стерильный пластиковый контейнер. Потом закрыл крышку и передал контейнер патологу.

Подняв прозрачный контейнер к операционным лампам, патолог прищурился, повертел коробку направо и налево. Он пристально разглядывал маленькие серые кусочки ткани. Потом кивнул:

— Вряд ли по замороженным образцам смогу сказать вам больше, чем вы сами знаете, но мы все-таки посмотрим. Может, что и разглядим.

Тайлер протянул руку к операционной сестре:

— Ножницы.

Он начал расширять отверстие в оболочке мозга, готовясь к удалению височной доли.

— Но ведь это может быть и герпес? — снова начала Мишель.

— Может, — согласился Тайлер.

Он заметил, что мозговое вещество вытекает с еще большей силой, чем раньше, и опять его пронзила стрела тревоги.

Пока он копался в омертвевших мозговых тканях, обрывки недавних разговоров с Биллом Леунгом и с Мишель крутились в мозгу с навязчивостью рекламного ролика. «Тяжелый случай?» — «А другие бывают?» — «Это всегда бывает хуже, чем ожидаешь».

— Эй, Тайлер!

Не отрывая глаз от операционного поля, он спросил:

— Что?

— Я только спросила, каковы его шансы.

Тайлер выпрямился, повернул голову, чтобы размять затекшие в неудобном положении мышцы шеи.

— Все зависит от диагноза. Но, что бы там ни было, если все левое полушарие выглядит как то дерьмо, что я отсюда выгребаю, его дело — хана.

— Но если это радиационный некроз, как ты считаешь…

Тайлер вновь принялся за работу. Он вытягивал из нижней части височной доли серую бесформенную кашицу, пытаясь найти более упругое вещество, которое не стало бы крошиться или кровоточить. Он решил не останавливаться, пока не дойдет до оболочки у основания мозга. По крайней мере это дало бы ему надежный ориентир. Кровотечение тканей усилилось, мелкие сосуды, пораженные, как и мозговая ткань, не поддавались коагуляции. Теперь кровотечение стало для Тайлера главной причиной беспокойства. Как же остановить кровь?

— Радиационный некроз иногда прекращается, если вовремя и, главное, полностью удалить изначально пораженный участок, подвергшийся прицельному облучению. Вот почему я решил оперировать височную долю. Если удастся ее удалить, я потом пару дней покормлю его стероидами, и тогда, возможно, у него появится шанс.

— Оптимист, как всегда, не так ли, друг мой? Что ж, в любом случае это приятно слышать.

Тайлер опять повернулся к операционной сестре:

— Сургисель.[12]

Сестра протянула ему сложенное полотенце, на котором лежали квадратики серебристой сеточки со стороной в полдюйма. Тайлер взял пинцетом сразу несколько квадратиков и наложил их по одному поверх мозговой ткани. Кровь продолжала сочиться с прежней силой, как будто и не было никакого сургиселя.

— Я тебя правильно поняла? — продолжала Мишель. — Ты сказал, что этого несчастного мальчика никогда раньше не облучали? Это его первая доза?

— Еще сургисель. — Потом Тайлер обратился к Мишель: — Слушай, Шелли, не могли бы мы поговорить об этом позже? А сейчас у меня проблема. Не могу остановить кровь.

— О Боже!

Приглушенный разговор между главной операционной сестрой и остальными внезапно смолк. В наступившей тишине раздавалось лишь ритмичное попискивание кардиомонитора да тяжелые всхлипывания респираторного аппарата. Обе сестры смотрели на Тайлера с тревогой. Он решил не обращать на них внимания.

Тайлер закрыл кровоточащий участок новыми квадратиками сургиселя, сверху положил полоски бинта, шириной в полдюйма и длиной в дюйм. Он прижимал полоски пальцами, а в желудке тем временем работала циркулярная пила. «Может, мне следовало попросить помощи? Господи, надо было послушать Билла!»

— Черт! — выругался Тайлер сквозь зубы.

Сердце у него сдавило тисками, ладони вспотели. Он вдруг заметил, что задыхается. Маска намокла и прилипала к губам при каждом вздохе.

Через тридцать секунд Тайлер ослабил давление на полоски бинтов в надежде, что они приклеятся к сургиселю, а это будет означать свертывание крови. Но они не прилипли к сургиселю. Они упали, а кровь с прежней силой начала сочиться из рыхлого, распадающегося мозга.

— Сколько у нас крови под рукой? — спросил он у Мишель.

— Боюсь, ничего. Я не определяла группу.

— Прекрасно! Орошение, — приказал Тайлер операционной сестре.

Она протянула ему синюю резиновую грушу. Из таких хозяйки поливают соусом запекающуюся в духовке индейку. Тайлер начал бережно смывать из этой груши стерильным физраствором бесполезные кусочки сургиселя.

— Давайте новый запас, только на этот раз нарежьте с почтовую марку. — Тайлер опять повертел головой, разминая затекшую шею. — Губку.

Он прижал смоченную раствором губку к краю разреза, а операционная сестра принялась нарезать новые квадратики кровоостанавливающего средства.

— Что ты собираешься делать? — спросила Мишель.

Ответа Тайлер не знал, но признаваться в этом в присутствии медсестер не собирался.

— Взять под контроль кровотечение.

— Да, но как?

Он бросил на нее взгляд:

— Черт бы тебя побрал, Шелли…

Операционная сестра снова протянула ему сложенное хирургическое полотенце с квадратиками сургиселя. Они были размещены ровными параллельными рядами. Один за другим Тайлер накладывал их на вытекающий мозг. Когда все отверстие величиной с лимон было таким образом закрыто, Тайлер плотно заткнул его ватными тампонами и отошел от стола. Обе сестры старались не встречаться с ним взглядом.

— Ровно пять минут по часам, — скомандовал Мэтьюс. — Время пошло.

Он бросил взгляд на круглые часы, висевшие на стене над блестящим автоклавом из нержавеющей стали, и решил дать на свертывание ровно пять минут. Ни секундой меньше.

Мишель подобралась к нему насколько возможно близко, но так, чтобы не касаться стерильного халата, и прошептала:

— А может, просто зашить его, да и убраться отсюда к чертовой матери?

Тайлер покосился на нее:

— Ты хочешь сказать: не дожидаясь, пока остановится кровотечение?

— Сдается мне, что оно вообще не остановится. И потом, ты что же, заночевать здесь собрался?

— Боже милостивый, Мишель, но это его убьет! — прошептал Тайлер, вглядываясь в нее с изумлением.

— А мне кажется, он так и так покойник, с какой стороны ни посмотри, — отрезала Мишель. — Не ты первый, не ты последний сигаешь с парашютом из горящего самолета. Видела я, и не раз, твоих уважаемых коллег… как они сворачивали палатки и грузили верблюдов… сбегали от случаев куда проще твоего.

Тайлер не ответил, и она добавила:

— Как говорится в рекламе «Найк»: «Просто сделай это».