План у них простой, но лейтенант Бирнс за годы работы в полиции усвоил, что все выполнимые и реальные планы были простыми, именно были.
Хитрость заключалась в том, чтобы использовать эффект неожиданности: человек ждет одно, а сделать надо совершенно другое. План, конечно, был рассчитан на то, что Миранда чего-то ожидает. Казалось вполне резонным предположить: Миранда ожидает, что полиция, чтобы добраться до него, предпримет на его укрытие штурм. Если провести прямую атаку, через улицу, то, несомненно, Миранда это сразу заметит и сконцентрируется на защите входной двери. Значит, нападение надо совершать откуда-то еще. Вот такая была простая и очевидная хитрость. Иначе говоря, план полиции можно было охарактеризовать так: ударь по нему там, где его нет.
— Вам все ясно? — обратился Бирнс к коллегам.
— Я хочу взять на себя пожарный выход, — предложил Паркер.
— Мы подумаем.
— Хочу быть одним из тех, кто возьмет его, — пояснил Паркер. — Хочу разнести ему башку.
— Иногда, Паркер, у меня все кишки переворачиваются из-за тебя.
— Что?
— Ничего.
— Что ты вообще этим хочешь сказать?
— Ладно. Забудь, — отмахнулся Бирнс. — Ты понял план?
— Понял, — мрачно ответил Паркер.
— Фрэнки?
— Понял.
— Стив?
— Может, повторишь еще разок, Пит?
— Ладно. Вкратце. Я собираюсь объявить Миранде, что мы идем. Основная часть наших сил подбежит к крыльцу и откроет стрельбу. Миранда — я надеюсь — подумает, что мы берем квартиру штурмом с фронта. Но один из нас обойдет здание кругом.
— Это я, — вставил Паркер.
— Не важно, кто именно, но он проникнет на первый этаж по пожарной лестнице. Возможно, он сумеет добраться до Миранды из окна. Или же проберется в квартиру и достанет его прямо оттуда. Это рискованно, но я бы поставил на одного человека против дюжины.
— Давайте начинать, — встрепенулся нетерпеливый Паркер.
— Через минуту. Мне нужен доброволец, который пойдет через пожарную лестницу.
— У вас уже есть доброволец, лейтенант, — сказал Паркер.
— Два, — вставил Эрнандес.
— Не влезай, Фрэнки. Этот паренек мой.
— Это почему?
— Потому что я так хочу.
— Я сам решу, кто… — начал было Бирнс.
— Лейтенант, вы будете безумцем, если пошлете на это дело парня, который… — перебил его Паркер.
— Который — что? — спросил Эрнандес.
— Ладно. Хорошо. У которого есть в этом деле личные интересы, устроит?
— Личные? О чем это ты?
— Ты вырос с Мирандой!
— И что это меняет? Мы же хотим достать его из этой квартиры или нет?
— Мы хотим видеть его мертвым, — отрезал Паркер. — Он отморозок. Его надо было прикончить давным-давно. Он самый грязный и вонючий подонок.
— Да что ты, черт возьми, знаешь о вонючих подонках, Паркер? Ты…
— Я видел их полно. Я работал на этом участке…
— Ты рос, дыша постоянной вонью? И днем и ночью? Ты жил с этим каждый день своей жизни?
— И ты рассказываешь мне об этом участке? Да я знаю его, как свою собственную мать. Тебе нечего рассказать мне…
— Нечего! Для тебя этот район — одно крупное нарушение порядка, в котором преступление совершается раз в час. И ты боишься этого места! Боишься до умопомрачения!
— Боюсь? Кто…
— Вот именно, а для меня это люди! И они заслуживают того, чтобы беспредел прекратился! Они хотят, чтобы этого сукиного сына не стало, не меньше, чем ты!
— Да они хотят, чтобы он поимел весь город! — заорал Паркер. — И ты знаешь, что это правда!
— Они страстно хотят, чтобы пуэрториканец победил хоть раз для разнообразия. И прекрасно, если пойду я — пуэрториканец победит.
— Если пойду я…
— Если пойдешь ты, ты все испортишь. Ты думаешь, если ты убьешь его, тебе это поможет, Паркер? Ты думаешь, это ответ?
— Я не понимаю, о чем ты, черт возьми, говоришь!
— Если туда пойдешь ты, уверен, ничего не добьешься ни для себя, ни для города. Наоборот, Миранда станет героем. Я тебе точно говорю. Ты убиваешь его, и район получает мученика. Следующие шесть недель детишки будут играть в игру «Пепе Миранда и полицейские».
— Черт с ними, с детьми. Ты думаешь, мне это интересно?..
— Что ты собираешься доказать им, Паркер? Ты хочешь, чтобы в течение десяти лет у тебя появилась еще сотня таких вот Миранд?
— А что ты собираешься доказать им? — саркастически спросил Паркер.
— Если его убью я, — спокойно ответил Эрнандес, — район не получит ничего, кроме мертвого бандита.
— За ним идешь ты, Фрэнки, — решил Бирнс.
— Спасибо.
— В машину, Паркер. Передай по рации людям в соседнем квартале, что пора начинать. Я хочу, чтобы по нему стреляли из тех окон.
— Вы посылаете туда Эрнандеса?
— Да. Есть предложения?
— Есть, черт побери, я…
— Оставьте их для мэра! — отрезал Бирнс, развернулся и зашагал к полицейскому, который держал мегафон.
Паркер, не отрываясь, смотрел ему в спину, потом в ярости сплюнул и пошел в другую сторону, к патрульной машине.
Репортер за заграждением схватил Эрнандеса за рукав:
— Эй, вы тут главный?
— Нет.
— А кто? Нельзя ли нам несколько ваших людей для фото?
— Полицейское управление пришлет вам фотографии, — ответил Эрнандес, оттолкнул репортера и направился в кафе. — Взгляни-ка на этих ребят, — обратился он к Луису. — Они сосут ярость и злобу из той же соски, что и Миранда. — Он удрученно покачал головой. — Он ждет смерти, Луис, понимаешь? Он ждет, чтобы мы пришли и убили его.
Луис кивнул.
— И знаешь что? Думаю, он хочет умереть. Думаю, он хочет покончить с этим раз и навсегда.
Две девушки повернули с авеню и остановились в начале улицы, очевидно больше заинтересованные в том, чтобы что-нибудь началось, нежели закончилось. Обе высокие, брюнетки. На одной было обтягивающее ярко-красное платье. На другой — почти такое же, только желтое. Платья довольно откровенные; они вовсе не предназначались для хранения секретов. Малейший вздох туже натягивал шелк, под которым четко вырисовывались каждый мускул, каждая выступающая косточка, каждый изгиб, каждая впадинка, каждая выпуклость, стараясь привлечь к себе взоры как можно большего числа зрителей. Девушки были определенно не робкого десятка. Они умудрялись двигать всем: бедрами, грудями, животом, всячески помогая платьям демонстрировать свои неотразимые прелести. Они были настолько по-голливудски глянцевыми, что казались ненастоящими. Если у районных проституток имелось общее качество, то это способность походить на кого угодно, только не на бедных уличных дешевок. Как правило, районная проститутка — наиболее хорошо одетая девушка на улице. Ее ухоженность больше, чем все другие черты, позволяет понять, каков именно род ее занятий.
Девушки подошли прямиком к заграждению и остановились. Та, что в красном, дотронулась до руки ближайшего к ней полицейского, который обернулся, уже готовый заорать, но тут же принял вид человека, к которому в спальню по ошибке забрела кинозвезда.
— Простите, офицер, — елейным голоском проговорила девушка в красном, — но не могли бы мы пройти здесь? Мы работаем через улицу.
— Где? — осведомился полицейский.
— В «Ла Галлине».
— А какого черта вы там делаете?
Девушка, казалось, не нашлась что ответить и повернулась к подружке.
Та улыбнулась полицейскому и проворковала:
— Мы… ах… связи с общественностью.
— Ну простите, девушки, — ответил полицейский. — У меня приказ: не пропускать никого за заграждение, кроме полиции и пожарных. Вы ведь не полицейские и не пожарные, а, крошки? — Он вежливо улыбнулся, подумав про себя, какой он остроумный и что надо будет повторить свою шутку приятелям в участке.
— Нет, конечно, — отозвалась красная.
Они отошли от заграждения.
— И что теперь, Марджи? — спросила подругу желтая.
Та пожала плечами:
— Давай попробуем обойти кругом. Может, там есть что-нибудь для нас, Мари.
Мари скептически взглянула на толпу. И они, покачивая бедрами, грудями, бросая по сторонам томные взгляды, направились на сближение с потенциальным клиентом. Мари выразительно приподняла бровь, и Марджи взглянула в указанном направлении.
Обе они смотрели на толстяка Фредерика Блока.